Текст книги "Немного страха в холодной воде"

Автор книги: Оксана Обухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Сережа, ни одного жадину страх не заставит от дармового угощения отказаться! До Матрениного дома только улицу перейти!

– А это мы сейчас проверим, – задетый за душу поведением односельчан, произнес Фельдмаршал. Достал из кармана сотовый телефон, набрал номер и, дожидаясь ответа, быстро пояснил бабе Наде: – Сейчас мы сделаем «контрольный выстрел»… Алло! Дениска, это Суворов, привет!.. Слушай, я сегодня вечером шашлыки делаю, ответный визит Матрене, так сказать, – приходите ко мне!.. Да, да, всей семьей – у меня наливочка настоялась как раз… Ага, ага… Жду! – Убрав мобильник, хмыкнул: – Придут. Дениска родственников за уши притащит, он мою наливку шибко жалует, забористая она у меня, на медицинском спирте, на смородиновом листе с апельсиновой коркой…

Зеленый «запорожец» прытко несся по ухабистой дороге через поле. Позади машины клубилась желтая пыль. Сергей Карпович посвящал Надежду Прохоровну в хитросплетения парамоновской генеалогии:

– Андрюха Кузнецов какой-то дальний родственник Дениски. Через двоюродную сестру, вышедшую замуж за кузнецовского зятя, породнились. Шибко тогда гуляли, на три деревни… Два забора поломали, троих в районную поликлинику свезли… Гармонь у бывшего агронома пропала, нашлась, правда, через неделю в камышах у Синявки… – «Запорожец» подпрыгнул на ухабе, бывший завпочтой стукнулся макушкой о потолок. – Ух, дьявол! Хорошо, хоть лужи высохли…

Стоял когда-то на главной улице большой деревни Сельцо обычный домик в три окошка. Стоял себе, стоял, пока не попал в хозяйственные руки участкового Андрюхи. Пристроил Кузнецов к домишке пару комнат и кухню из силикатного кирпича, веранду с тылу смастерил, гараж воткнул к воротам… Обустроился на славу. Сегодня над просторным свинарником жужжали жирные мухи, из коровника навозом потягивало, толстые куры деловито по двору бродили… Крыша новой черепицей крыта, спутниковая тарелке косо в небо смотрит, у распахнутых во всю ширь ворот ковыряется в моторе мотоцикла широкоплечий подросток в запачканной машинным маслом майке…

Зеленый «запорожец» лихо затормозил на выкошенном пятачке перед домом. Карпыч вылез из машины:

– Привет, Мишаня!

Подросток протер руку ветошью, солидно протянул ладонь для рукопожатия.

– А я смотрю – Дениска у вас?! – громко воскликнул Фельдмаршал. – Его мотоцикл!

Парнишка собрался что-то ответить, довольно хмыкнул, но его речь оборвалась на корню при появлении в воротах высокого пузатого мужика в форменной синей рубахе, с висящим на заколке полуснятым галстуком.

– А тебе какое дело?! – неожиданно прорычал участковый. – Какой тебе тут Дениска?!

Фельдмаршал аж присел от неожиданности – такого рыка после пустякового вопроса он никак не ожидал.

– Ты чего, Власич?.. – пробормотал растерянно. – На солнце перегрелся, а? Я ж вижу – Денискины номера…

– Покататься Мишке дал, – сурово оборвал участковый и так зыркнул на заикнувшегося было парня, что тот моментально сник, отбросил грязную тряпку и потопал за ворота, бубня под нос что-то нечленораздельное, но горькое. – Чего приперся? – проводив отпрыска глазами, немного сбавил обороты Кузнецов. – Я на работу тороплюсь.

– Дак это, Власич, я по делу, рассказать кое-что хочу…

– Рассказывай и поторапливайся, – приказал участковый, демонстративно застегивая рубаху и приладил галстук под воротничок – стал официальным. – Ну?

– Я тут это… – забормотал сбитый с толку странным приемом Карпыч, – Матвеича встретил, бывшего агронома…

Проглатывая слова и сбиваясь под тяжелым взглядом участкового, Суворов поведал о застрявшей в грязи у моста через Синявку «Ниве», о ночевке рыбаков, о чуткой сигнализации автомобиля… Кузнецов слушал невнимательно, все время поглядывая на двор через раскрытые ворота, явно сторожа возвращение сына.

– Ну? – сказал в итоге. – И что?

– Так это! – воодушевился Суворов. – Никто со стороны Красного Знамени прийти не мог!

– А со стороны завода – мог. Или, – прищурился участковый, – ты и там какую-нибудь «Ниву» разыскал?

– Нет, но…

– Андрей Власович, – вступила в разговор Надежда Прохоровна, – вы выяснили, почему Мухин в ночь с пятницы на субботу отсутствовал на работе? Насколько мне известно…

– Насколько мне известно, это не ваше дело, – хамски перебил старший лейтенант Кузнецов.

– Андрей Власович! – негодующе воскликнул бывший начальник почты. – Что вы себе позволяете?! Надежда Прохоровна…

– Да знаю я все про Надежду Прохоровну, – опять перебивая, отмахнулся участковый. – Что мне теперь – сплясать от радости, что к нам столичная знаменитость пожаловала?

– Ну вы… – задохнулся от возмущения Суворов и погрозил пальцем. – Ты, Андрюшка, не того! Не этого…

Как руководил Сергей Карпович почтой, Надежда Прохоровна не знала. Наверное, хорошо руководил, раз столько лет на службе продержался. Впрочем, в деревнях почтальонами сплошь тетки – народ беспрекословный…

Но вот как Карпыч разбирался с недовольными работой почтой клиентами?!. Уму непостижимо. Чуть что – тушуется, что-то лепечет, в крайнем, самом смелом случае пальчиком грозит…

Уму непостижимо.

Или… поотвык Сережа от начальственного кресла? Ушел на пенсию, в кроликах погряз – не коренная номенклатура, поди, и даже не на комсомольских дрожжах взращенная, слетела спесь с пенсионера, как последние волосы с лысой макушки…

Жалко стало бабе Наде «неноменклатурного» Карпыча. Стоял перед хамом в форменной рубашке, как подвыпивший правонарушитель, неумело пыжился, малиновым цветом на глазах наливался – сейчас удар беднягу хватит!

Надежда Прохоровна сделала шаг вперед, воткнула глаза в переносицу грубияна и жестко произнесла:

– Андрей Власович, насколько мне известно, обязанности участкового уполномоченного прежде всего заключаются в доброжелательной работе с населением. Если вы не способны спокойно выслушать критику по своему адресу, если вы не готовы принять помощь от законопослушных граждан, может быть, вам стоит сменить место работы? Отдохнуть немного от стрессов на ниве сельского хозяйства. Думаю, мне следует донести эту мысль до вашего руководства.

Не зря последние два года Надежда Прохоровна (бывшая заводская крановщица, привыкшая и к более забористому лаю) провела в теснейшем общении с профессором Соловьевым, к его жене – любимой подруге Сонечке – начала больше прислушиваться, культуры набираться: отбрила грубияна – футы-нуты! Ни разику не сбилась, ударения нигде не перепутала – от души культурно вмазала.

Теперь уже побагровел Андрюша Кузнецов. Налился свекольным цветом, выпучил глаза – Надежда Прохоровна встретила сей взгляд не моргнув – и засипел:

– Чего вы лезете, а?! Какое ваше дело?! Мы тут без вас наши дела решали и дальше обойдемся!

– Это вряд ли, – спокойно произнесла баба Надя, повернувшись к сипящему участковому несгибаемой спиной. – Поедемте, Сергей Карпович, нам здесь больше нечего делать.

Воспрянувший духом Суворов гордо расправил плечи и, не попрощавшись, двинулся к машине.

– Ей, Карпыч, стой! Погодь! – догнал его старлей, дернул за рукав. – Ты это… не торопись… – И зашептал: – Не вози ее в Знамя, не надо никуда жаловаться. Я это… вспылил… С женой поцапался, теща с утра ворчит, как заведенная… Постой! Я счас, – И, уже забегая в ворота, проорал: – Погодь! Я счас тебе моркови принесу! У меня бабы сегодня прорежали!

Сергей Карпович сел на водительское место, потрогал рычажки машины, но заводить мотор и закрывать дверцу не стал. Надул щеки, побарабанил пальцами по рулю… Надежда Прохоровна повернулась к нему:

– Ну? Поехали?

Из ворот выбежал Кузнецов с толстым мешком в руках.

– Открывай багажник, Карпыч! – заорал. – Отвезешь своим кролям гостинец!

Суворов равнодушно пожал плечами, дернул за ручку под щитком…

Участковый забросил в раскрывшийся спереди багажник мешок, захлопнул крышку, ударил по ней широкой ладонью:

– Покеда, Карпыч! В следующую пятницу заглядывай – у тестя именины! Водочки попьем. – Кузнецов подмигнул Надежде Прохоровне и, видимо считая инцидент исчерпанным, довольно распрямился, упирая кулаки в могучие бока.

«Запорожец» рысил обратно в Парамоново. Надежда Прохоровна сидела прямо и молча смотрела на поля в ветровое стекло. Сцена, разыгравшаяся возле мотоцикла, выглядела настолько возмутительной и явной, что, как ей казалось, не требовала разъяснений.

– Мне еще шашлык мариновать, – невпопад ее мыслям и настроению, сказал Фельдмаршал.

Надежда Прохоровна покосилась на скорчившегося за рулем Суворова – неужто намекает, что не повезет в участок жаловаться?

Так она и не собиралась. Пусть сами разбираются… Сталкивать между собой соседей в крохотной деревне – последнее дело. У Карпыча, кроме Сычей, и подмоги-то никакой серьезной… Зимой, поди, со скуки волком воет…

– Я шейку свиную разморозил… Как думаете – Павлова позвать?

– Зови, – пожала плечами баба Надя и подумала: исключать Карпыча из расследования надо. Сегодня он на ее глазах взятку в виде мешка морковки пополам с ботвой получил, а завтра, когда до серьезного дойдет, в кустах укроется? Местечковые интересы блюсти начнет?

Эх, если бы не просьба Матрены и не испуганные глаза парамоновцев, вообще бы в это дело не сунулась! Деревня – почище Востока дело тонкое. Тут только слово брось, деревенские кумушки его такими фантастическими подробностями обвешают – сама не разберешь, откуда ноги растут, откуда уши торчат…

* * *

Шашлык Суворов замариновал толково. С капелькой уксуса, лимонного сока и разными приятными специями. Стол накрыл на свежем воздухе за домом, застелив его нарядной клееночкой, и долго томил двух женщин ожиданием остальных гостей. Шашлыки уже остывать начинали, Надежда Прохоровна не выдержала и буркнула:

– Да не придут они, Карпыч! Давай уж есть.

– А может, позвонить? Может, дела какие задержали…

Глаза пенсионера смотрели на пожилую московскую сыщицу с такой чистейшей детской непосредственностью, что у той появились сомнения – неужто не понял ничего в Сельце Суворов?! Неужто принял все за чистую монету?! Ведь все так явно было!..

Представить трудно. Вот и суди о людях по себе…

– Не придут они, Сережа, – повторила баба Надя и, пожалев Фельдмаршала, немного соврала: – Тесть Дениску, поди, не пускает, а сам не идет, чтоб тому не обидно было. Завтра ж зятю на работу…

Огорченный Суворов наполнил совершенно потерявшие блеск хрустальные стопки наливкой, Надежда Прохоровна, подняв свою, чтобы произнести тост, ненароком бросила взгляд на озеро – вид от дома Карпыча открывался совершенно изумительный! – и замерла с полуоткрытым ртом: за забитыми досками окнами санатория мелькнул неяркий огонек. Мелькнул и сразу же исчез, Надежда Прохоровна даже сказать никому не успела. Прослушав проникновенную речь хозяина застолья, на ее взгляд длинноватую и витиеватую, выпила душистой настойки и принялась за поостывшее мясо.

Больше в тот день о расследовании убийства и всяческих пропажах никто не говорил. Хозяин смешил анекдотами, Матрена про житье-бытье рассказывала, попели, разумеется. Надежда Прохоровна решила, что никакими умозаключениями делиться с парамоновцами не будет – сырыми были умозаключения, запутанными. Сегодня вечером, выглянув в окошко, Надежда Прохоровна увидела подъехавшего на машине к дому напротив Сычова зятя, тот привез откуда-то тестя и старую Сычиху… Плечистым и коренастым парень оказался, под стать жене Маринке и ее родне. Все умозаключения сыщицы вдрызг разбила эта троица в окне…

И пока из города не вернулась отъехавшая к зубодеру Терентьевна, никаких выводов делать нельзя. Вначале надо поговорить с Глафирой, узнать, чего ей на соседнем участке в ночь убийства понадобилось…

Утром Надежда Прохоровна проснулась без малейшей тяжести: наливки вечером отпили самую малость, больше анекдоты слушали да песни пели. Прошлась по пустому дому и, углядев Матрену в огороде, почувствовала себя неловко: лежебока-белоручка городская, золовка с ранней зорьки в грядках копошится, сорняки выдергивает, а Надежда свет Прохоровна на перинах бока давить изволит!

– Эй, Мотя! – гаркнула зычно в окошко. – Чем помочь?

Сестрица мужа разогнулась тяжело, поглядела по сторонам:

– А ничего не надо. Сама управлюсь тут, – вышла на тропинку между грядками, обтерла лицо уголком платка. – Вот если только… Нарви-ка ты мне, Надя, зверобою… Сама все собрать не удосужусь, а скоро отцветет, чего зимой в простуду заваривать буду?

– Нарву, конечно. Где его растет побольше?

– А вдоль дороги на бетонку полянки есть. Сходи туда, возле деревни давно все оборвали.

Надежда Прохоровна умылась, выпила чаю на скорую руку и, надев немаркое платье, отправилась, по совести сказать, гулять. Поскольку нарвать охапку невесомых цветочков и работой-то назвать совестно.

Карман оттягивали небольшие острые ножницы, что Матрена с огорода вынесла, хорошая дорога и облачка на небе настроению соответствовали, впереди вставал тенистой стеной сосновый бор. Собрать на полянках зверобой – не работа, удовольствие сплошное! Минут за десять нарезала Надежда Прохоровна пушистую охапку, обвязала ее бечевкой и решила пройтись до самого забора санатория, где когда-то собирали с Васей землянику, и заодно проверить – действительно ли пустует бывшая барская усадьба? Ведь дважды ей померещились отсюда огоньки…

Припрятала баба Надя большущий букет из зверобоя под кустом, обошла густую придорожную поросль и, почти выйдя на берег озера, присела на пенечке.

Красота! Настоянный на травах и смолах воздух. В лесу наступил месяц тишины, когда пичужки тихохонько сидят на гнездах, вокруг только пчелы и мухи негромко жужжат… Лишенный подлеска бор почти прозрачен…

Красота! Сюда бы Софочку. И Настю. И Алешу… Кот Аврелий по травке бы побегал, лягушек погонял…

Издалека донесся громкий хохот. Надежда Прохоровна вздрогнула, прислушалась. Смех раздавался со стороны санатория. Сыщице показалось, что смеется молодой мужчина, заливается, ему вторят еще несколько звонких голосов. Надежда Прохоровна поднялась с пенька и, прислушиваясь к звукам, пошла от берега в глубь леса…

Забор из железной сетки показался метров через двести. Почти не покосившийся за годы забвения, он густо зарос крапивой и пробивающимся малинником, юркая тропочка огибала санаторий по периметру…

Компания из четырех парней устроилась неподалеку от въезда на территорию заброшенного «объекта». Обшарпанный, далеко не новый серый джип стоял почти впритык к воротам, подальше расположились две туристические палатки, стол из досок и две длинные лавки. На костерке закипала вода в прокопченном котелке, одежда на веревочке сушилась. Компания, по всей видимости, обосновалась давненько, стол и скамьи парни сами срубили и вкопали, кострище основательно угольями заросло…

Надежда Прохоровна на цыпочках прошуршала до самой ограды, боязливо присела в крапиву и, раздвинув ветки малины, присмотрелась к бивуаку.

Четыре бритоголовых парня в шортах, с голыми торсами вольготно разместились за столом. Один – высокорослый, рыжеватый – выстругивал острую палку из свежей лесины, двое лениво за ним наблюдали, четвертый выудил из тазика пятнистые портки, отжал и пошел развешивать их на веревке. Беседовали между делом.

– Ты, примат, когда-нибудь нарвешься, – недовольно басил тот, что с ножиком. – Академик тебе яйца оборвет… Чего ты в деревне выступал?

– А у меня условный рефлекс на длинноногих телок! – довольно заржал верзила с бельевым тазиком. – Куда они, туда и я!

– Сказали же – сидим тихо до поры. Мало тебе…

Чего там мало верзиле с постирушками, Надежда Прохоровна не разобрала, хотя очень хотела. Вытягивая вперед ухо, прокралась немного вдоль забора поближе к подозрительной компании – «приматы», «академики», наверное, блатные клички, подумала она, – под ногой громко хрустнула сухая ветка…

– Тихо! – настороженно прикрикнул уже знакомый басок бритоголового парня с ножиком.

Надежда Прохоровна так и села в крапиву. Боясь пошевельнуться, смотрела сквозь ветки на ощетинившихся парней и чувствовала, как под платье забирается муравей, а в самое ухо упирается острый обломок ветки малинника – неудачно приземлилась. На муравьиную тропу, под единственный старый куст с ломкими ветками.

Крапивы еще… море непролазное…

Сидела не шевелясь секунд тридцать. Но рыжеволосый парень не поверил тишине. Медленно, прислушиваясь, поднялся с лавочки. Обвел глазами лес и, ловко перекинув нож лезвием вперед, вылез из-за стола. Шепнул что-то приятелям, и те, отбросив утреннюю лень, все подобрались, как пружины, один взял недоструганную палку…

С Надежды Прохоровны было и ножа довольно. Перевернувшись крайне ловко на карачки, она поползла вдоль кустов, ускоряясь не хуже пограничного Трезора. По лицу хлестали упругие ветки, под ладони попадался исключительно сухой и колкий мусор, в колени впивались колючие веточки!! Хоть вой на всю округу от жалости к себе.

«Мало тебе, Надька, мало! – причитали мысли в голове. – Мало! Чего ты везде лезешь?! Чего спокойно не живешь?! Напорешься на нож, прикопают в лесочке, и могилки не останется!»

Впереди показалась глубокая канава. Одним движением коленей Надежда Прохоровна торпедировала себя под уклон, кубарем скатилась на дно и, мгновенно прикинув варианты, забилась в высохшую водосточную трубу подходящего диаметра, проложенную под забором.

Пожалуй, и могилы не понадобится – тут оставят, мусором припорошат. Расправила руками сметенные с нижней части трубы иголки и листья – следочки припорошила; подогнула колени, скорчилась – может, не убьют ребятки любопытную старушку?.. Может, сжалятся над сединами?..

А чего тогда подслушивать поползла седенькая бабушка?! Чего бежала, когда застукали?! Поднялась бы из крапивы во весь рост, улыбнулась во все протезы, поздоровалась приветливо…

Ага, поднимешься тут. Когда один с палкой, другой с ножом… А в деревне на той неделе алкоголика прирезали…

Ох! Страшно-то как!! Мамочки родные… В лесу, как шелудивой собаке, ни проститься, ни причаститься…

Обратное логике направление горе-сыщица выбрала не зря: тихие, скользящие шаги прошелестели в сторону озера – парни шли молча, как взявшая след волчья стая, еще не увидавшая добычи. Надежда Прохоровна осторожненько высунулась из трубы – одним глазком посмотрела на берег: парни исследовали плотно утрамбованный песок, советовались…

Сейчас поймут, что нет следов, посовещаются и повернут назад, догадалась Надежда Прохоровна. Юркой змейкой выбралась с противоположной стороны трубы, проникла на «объект» и шустро спряталась за углом неказистого сарайчика.

В голове почему-то циркулировали слова моряка из «Полосатого рейса», захлопнувшего дверцу клетки перед самым носом тигра: «А-а-а, ничтожная тварь! Ты еще не знаешь, что такое боцман!! Меня так просто, без хрена не сожре-о-о-о-шь!!»

Похоже, получилось. Особенно если принять сетку забора за прутья тигриной клетки. Глядя на трубу, Надежда Прохоровна никак не могла понять, почему она там не застряла? Из-за угла сарайчика труба казалась катастрофически узкой.

Парни дотопали до канавы, любитель длинноногих девочек спрыгнул вниз, исследовал высохшее русло и почему-то принял неправильное решение – молча и кратко махнул ладонью в сторону дороги на бетонку, показал два пальца, и пара ленивых приятелей, отделившись, пошуршала в обход бивуака.

В клещи взять хотят, усмехнулась баба Надя. Обтерла мокрющее лицо воротничком платья и ходко порысила к берегу, где, подобрав подол, перебралась через притопленный конец сетки на прилежащую территорию.

На сноп зверобоя в кустах, разумеется, плюнула. Не до лечебных трав, ноги бы унести. Вдоль камыша по берегу выбралась на тропинку к баням, оглядываясь и поминутно приседая в высокую траву, добралась до Парамонова и очень удивила Матрену Пантелеевну своим появлением со стороны тылов деревни.

Матрена сидела в тенечке под яблоней, разбирала на кучки какие-то корявые корешки и бабу Надю вначале не узнала. Распаренная и всклокоченная тетка прошмыгнула в заднюю калитку испуганной кошкой, стряхнула с перепачканного платья налипшие листики и травинки, поглядела пристально вдаль через забор и, повернувшись, спросила голосом Надежды Прохоровны:

– Я в душ пройду?

Матрена машинально кивнула.

Больше всего на свете хотелось в тот момент Надежде Прохоровне смыть липкий страх с тела!

Все платье со спины намокло, когда казалось, что в эту спину нож вот-вот воткнется!

Но недоуменные глаза Матрены требовали отчета. Надежда Прохоровна прокрутила в голове примерные варианты ответа – заблудилась в трех соснах, наткнулась на дохлого медведя и с перепугу зверобой потеряла… Сочинила микс и отрапортовала:

– Заблудилась маленько, перепугалась и зверобой потеряла. Ничего, если завтра по новой схожу? – рассказывать и без того изнервничавшейся золовке о парнях в лесу – с кольями и ножиками! – разумеется, не стала. С Матрены мыслей об убиенном Мухине достаточно.

Крайне удивленная родственница безмолвно покивала и проводила мокрую бабы-Надину спину задумчивым взглядом – ох, не спокойно что-то в Парамонове, неладно. Надежда только-только приехала, в лес нос разочек сунула, а уже как очумелая ходит… В перепачканном платье.

Неспокойно в Парамонове нынче, боязно, надо старую дедову двустволку, что на чердаке припрятана, вытащить, почистить да в уголок в избе поставить…

Полоскание под теплыми струями воды из прогретой под солнцем бочки на крыше летнего душа пошло Надежде Прохоровне на пользу.

Вспоминая недавний страх и ужас, бабушка даже всплакнула немного, пожаловалась сама себе на неполадки – содранные ладони, исцарапанные колени… В волосах сплошной мусор… Хорошо, хоть никого из парамоновцев на задах не встретила, не опозорилась!

Ох, горюшко ты горькое, мамочки родные!..

В этом месте следует заметить, что слезы на Надежду Прохоровну отродясь имели нетипичное воздействие – она от них не размокала, не раскисала, а начинала злиться на эдакую мокроту под носом, на личную слабонервность и малодушие. Ярилась просто! Сама себя за слабость презирала! Встреться ей в тот момент при выходе из душа любой из бритоголовых малолеток – летел бы до забора вверх тормашками! Казалось, возле родимых Васиных стен она б и двух мерзавцев раскидала!

«Ишь! Моду взяли – стариков в лесу пугать! – (О том, что парни никакой старушки в малиннике в глаза не видели, естественно, забыла. Припоминала только униженное ползание по кустам, прыжок в канаву, узкий желоб водостока… Гневом равновесие душевное восстанавливала – это уж, господа, у кого как получается, кто как привык…) – Ну я вам покажу, вы у меня попляшите, я вам пропишу по первое число!»

Разозленная и дивно чистая, надела Надежда Прохоровна самое нарядное платье, ажурные носочки, шляпку, мазнула по губам помадой и при полном параде вышла в огород:

– Матрена. Я в Красное Знамя. Как думаешь, Карпыч подбросит?

– Завтра, может, и подбросит, – задумчиво проговорила Мотя. – А нынче он в райцентр подался, какую-то справку в собесе выколачивать. Заходил предупредить, когда ты за зверобоем отправилась…

– Ну надо же… – пробормотала баба Надя и в первую очередь подумала совсем не о цели визита в ближайший поселок, а об ажурных беленьких носочках, которые через триста метров пыли наглотаются и в серые тряпочки превратятся, а жаль. Хотелось бы явиться в поселковое отделение милиции при всем столичном параде, в чистоте и свежести, так сказать, как истинная знаменитость. Карпыч бы об этом обязательно не преминул покудахтать – сделал бы рекламу в лучшем виде…

Пожевав губами, Надежда Прохоровна опустилась на лавочку в тенечке, сняла носки и снова натянула босоножки – их от пыли можно и лопушком перед крыльцом милиции протереть, коли запачкаются. Носочки прибрала в светленькую городскую сумочку и кивнула невестке:

– Пешком пойду, Матрена. – Золовка оглядывала ее очень странным взглядом, и баба Надя решила немного объясниться. Соврать маленько то есть. – Хочу в сельмаг наведаться. Колбаски свежей прикупить, сырку, хлебца мягкого…

– Так есть, – не скрывая недоумения, подняла вверх остренькие плечи Матрена. – Полный холодильник набит.

– Ну надо мне, Мотя, надо! – почти крикнула Надежда Прохоровна и про себя решила так – следует в поселке Матрене гостинец купить. Для отмазки. Утюг, например, а то пользуется тяжеленным доисторическим чудовищем с обмотанным изолентой проводом. Так и до пожара недалеко… Увидит Матрена утюг, подумает – сюрприз готовила родственница, смущать не хотела, а то бы обязательно от подарка отказываться начала…

Надежда Прохоровна пристально поглядела на золовку… Навряд ли. Навряд ли удастся провести Матрену, но делать нечего, утюг хоть каким-то объяснением будет. Пробормотала: «Я быстро, Мотя, туда и обратно». Получила рекомендацию: «Задерживаться будешь, позвони». И ходко поковыляла к калитке: колени содранные гудели – просто жуть! На каждое прикосновение подола зудом отзывались!

Но валяться на диване и лелеять свои болячки Надежда Прохоровна не умела. Натура не та. Отродясь Надежда Губкина перед трудностями в виде двух километров по жаре не пасовала – в сумочке лежали бинт и скляночка с перекисью водорода, а это все, что слегка раненой старушке надо. Воодушевленная собственной стойкостью, Надежда Прохоровна без проблем проскочила пятисотметровый отрезок дороги через парамоновские поля, добралась до леска, по которому Синявка протекала, и там уселась на пенечке – отдышаться. На парамоновские прелести с опушки глянуть.

Красота! Не такая, как в сосновом бору, тут больше перепутанные кусты вдоль дороги встали, но тоже есть на что поглядеть: по полю бабочки порхают, деревня вся как на ладошке, пичужки по кустам шуршат…

Красота!

Еще бы не было так жарко. И мысли бы злокозненные душу не смущали.

Совсем не так мечталась бабе Наде в Москве эта поездка. В мечтах она представляла себя крутой помощницей на огороде, как несгибаемо будет окучивать картошку и сорняки полоть…

В реальности же сидит на пне в шляпке и готовит вступительную речь для поселковой милиции. Жаловаться на участкового Андрюху, разумеется, не станет – пусть селяне сами между собой разбираются. А вот попросить милиционеров проверить документы у парней в лесу и заодно узнать, что новенького в расследовании убийства Мухина появилось – это дело. Андрюша-олух даже на простейший вопрос «Почему Федька в рабочее время дома отирался?» ответить не пожелал.

Надежда Прохоровна встала с пня, отряхнула сзади платье и ходко отправилась дальше по почти заросшим автомобильным колеям до неширокого моста через Синявку.

Лес обступал дорогу прогретой душной стеной, колеи бугрились в местах подсохших луж, босоножки на влажных ступнях то и дело подворачивались на подлых бугорках – совсем неприветливой стала короткая дорога на Парамоново.

Шляпка еще эта – футы-нуты! – на глаза сползает. Вырядилась, дурища городская! Еще бы очки от солнца на нос нацепила! Ползи теперь, ремешками босоножек за сухостой цепляйся…

Когда через Синявку по полуразрушенному мосту пробиралась, чуть сумочку в реку не уронила. Щели в том мосту – Андрюха-участковый пролетит, пуговицей не зацепится!

Совсем разучилась баба Надя жару переносить. От каждого шага по разбитой дороге настроение начинало портиться, философский настрой неумолимо исчезал. Зато во множестве появлялись мухи и слепни.

Зачем пошла пешком?! Неужто не могла Фельдмаршала дождаться и с удобством на «запорожце» к отделению подкатить?!

…Метров через восемьсот лесистый участок закончился, колеи пошли по полю, за которым виднелся поселок. С открытого участка дул жаркий, но ощутимый ветерок, Надежда Прохоровна сказала себе – полкилометра, Надя, осталось, и добавила ходу.

На главной площади поселка шла вялая торговля сельхозпродуктами. Три бабушки разложили на прилавке возле продмага пупырчатые огурчики, баночки с медом и сметаной, пучки зелени и кабачки. Надежда Прохоровна устало проплелась мимо торговок, перешла площадь и поднялась на крыльцо отделения милиции.

Закрыто.

Точнее сказать – заперто. На двери с облупившейся голубой краской висел внушительный амбарный замок. Надежда Прохоровна зачем-то подергала дверную ручку – всякие чудеса случаются, бывает, висит замок, а на самом деле без толку болтается…

Но не в этом случае. Дверь отделения поселковой милиции была закрыта на совесть.

Надежда Прохоровна посновала по крыльцу, заслонив глаза ладошкой, поглядела в окно… За ним стоял обычный письменный стол, на лавке в узенькой клетке «обезьяннике» во всю длину растянулся патлатый мужик в коротких оборванных портках и одном тапке. Мужик крепко спал без всякого надзора власти.

Надежда Прохоровна спустилась с крыльца, подошла к бабушкам, расцветшим всеми красками любопытства и, поздоровавшись, спросила:

– Надолго там закрыто?

– А кто ж его знает, – словоохотливо поддержала разговор ее ровесница в пестром платочке. – Коляня минуты три назад пробёг… Небось домой обедать поскакал. Михалыч, поди, тоже дома. Щи гоняет.

– А Коля и Михалыч – это кто?

– Коляня – сержант, Дмитрий Михалыч – старший. Капитан. Еще Володька есть – без лычек на погонах, но его с самого утра не видать было. Санька-лейтенант вроде бы в отпуску…

– И долго ваши милиционеры обычно обедают?

Селянки переглянулись, дружно пожали плечами. И Надежда Прохоровна порадовалась за спокойную жизнь местных милиционеров – в столице Алешке, случается, некогда и чаю попить. А тут… Патриархальная тишина и благость. Посадили единственного нарушителя покоя под замок и – щи хлебать всем отделением милиции.

– А вам зачем в милицию-то? – прищурилась бабушка в широкополой панамке.

– Да кое-что спросить, – вильнула Надежда Прохоровна и в свою очередь поинтересовалась: – А где тут у вас утюг можно купить?

Бабульки слаженно мотнули головами за спины в сторону главного поселкового супермаркета в два застекленных этажа, одна из них тихонько добавила:

– Но лучше на тот конец сходите, к автостраде. Там Золотниковы новый магазин открыли, у них и товару больше, и цены лучше. А тут… по старинке все, возят новое от случая к случаю. Сходите наискосок, через «марксистов» недалёко будет.

Надежда Прохоровна припомнила поселковую географию – дорога от въезда в Знамя до площади полукругом идет, огибает несколько трехэтажных блочных домов, построенных для работников птицефабрики имени Карла Маркса и Фридриха Энгельса, – и, поблагодарив селянок, отправилась к домам так называемых «марксистов». Именно в новом магазине Золотниковых и работал, кстати сказать, убиенный Федор Мухин. По рассказам Суворова, был Федька каким-то дальним родственником хозяину магазина и как-то даже спас малолетнего Золотникова на рыбалке, из воды за шкирку вытащив.

Потому и имел вороватый Мухин работу и некоторые на ней послабления…

Надежда Прохоровна свернула за угол универмага – на замусоренном пятачке у хозяйственных пристроек магазина шумно гомонила компания подростков. Несколько парней на мотоциклах пили газировку из баночек – один сопливый мотоциклист шустро сунул за спину бутылку с пивом! – грызли семечки, плевались шелухой.