Текст книги "Фантомная иллюзия"

Автор книги: Оксана Швец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Кхм, кхм, – тонкие пальцы Профессора постукивают по микрофону, привлекая наше внимание. – Здравствуйте. – Его улыбка – звериный оскал. И он дарит ее всему залу. – Как вы понимаете ситуация чрезвычайная. Я не поверю, если у вас при пожарах и наводнениях не погибло ни одного родственника. Всё человечество ха-ха, считай, исчезло и мы вынуждены пойти на крайние меры.

Его слова зависают в воздухе. Все в недоумении включая меня. Крайние меры? Какие еще крайние меры? Саймон кажется понимает ситуацию лучше, чем я, и нахмурив брови решительно смотрит на сцену. Брэд улыбается, в предвкушении чего-то невероятного, а я хватаюсь за виски, стараясь уменьшить головную боль.

– Сколько здесь женщин?

Уголок моего рта безвластно взметывается вверх. Еще секунда и я истерически засмеюсь, а затем убегу отсюда.

  Несколько женщин уже подняли руки, если я не подниму руку, мне конец. Если я буду противиться мне конец.

И я делаю это.

  Моя рука в воздухе. Профессор улыбается. На уголках его глаз появляются глубокие морщины. Он путешествует взглядом по комнате, как и я.

Насчитывается восемь. Восемь женщин из всего зала. Восемь выживших женщин.

– Итак, – подытожил мужчина. – Восемь. Мало, но достаточно для продолжения рода.

Весь зал одновременно охнул, издалека послышались перешёптывания. Они перерастали в массовый гул.

– Саймон... – Я сама того не замечаю, как мои глаза, расширившиеся до размеров планет готовы просто выкатиться, а рука теребит край его куртки. – О чем он? Что он имеет в виду? – Мне нужно удостовериться в том, что мои мысли – это только мои мысли, и они ну никак не могут стать реальностью.

– Я не знаю.

А я знаю. Они спасли нас чтобы еще раз уничтожить.

Шепот все еще не прекращается, атмосфера накаляется, так много лиц мелькают перед глазами, что начинается кружиться голова.

– Каждой женщине нужно родить не меньше десяти детей, иначе...

  Потная рука, за которую я секунду назад держалась быстро ускользает из-под моих пальцев. Еще секунда, и Саймон единственный из всего зала высказывает свое недовольство напрямую.

– Да вы с ума сошли! Вы вообще понимаете, что несете???  Мы пришли сюда, чтобы спастись, а вы призываете нас насиловать бедных девушек!

Впервые за все это время мне становится страшно за него. Я тяну его вниз,,парень отбивает мою руку, пытаюсь встать, но Саймон крепко прижимает мое плечо к спинке кресла.

– Я хочу уйти, – молю я, ерзая на стуле.

– Мы обязательно уйдем отсюда. – Шепчет он.

В зале возникает хаос. В ответ слышаться другие отклики после парня.

Профессор в миг хватает микрофон, ужасный звон расходится по всей комнате, люди закрывают уши руками, но все еще недовольно брызжут слюной.

Сначала мужчину это забавляет, но потом он включает динамики на полную.

– Каждый, кто будет противиться законам бункера будет отдан под общий суд и казнен, ясно? – Но толпа все-равно его уже не слышит. – Расходитесь.

Он спускается со сцены и гасит свет, весь зал переглядывается, зажимая рты руками. Три женщины плачут, никто не подходит к ним, чтобы их успокоить. Профессор проходит между рядами, зажигает сигарету, стрясает пепел на пол. И как только он скрывается за дверьми, Саймон сразу же хватает меня за руку и тащит сквозь весь зал к выходу.

_________________________________________________________________________________________

 

Глава 5

 

Моя голова-бомба замедленного действия. Она уже вот-вот начнет готовиться ко взрыву.

Удивленные застывшие взгляды. Засохшие дорожки слез на лицах женщин. Чистые прямые волосы и глубокие морщины, по которым прокладывают свой путь частички давно забытого моря. Глубоко посаженными заплаканными глазами они смотрят, как мои ноги, давно избитые в кровь, несут меня по коридору.

Я бегу вниз по лестнице, чуть ли, не задевая подвешенную над головой желтую лампочку, подвешенную на веревке к потолку. Она постоянно мигает из-за протяжного женского всхлипа. Скоро ревущая женщина опустит голову вниз и не сможет различить ничего, кроме огромного пуза. Затем она касается живота, приветствуя своего нового жителя, горячими слезами. Но ребенок ни в чем не будет виноват, ни одному из нас не предоставили сделать выбор.

Отматываю пленку назад, и картинка застывает на паузе. Костлявые руки профессора, освещаемые слабыми прожекторами. Его рот открывается и закрывается, губы застывают в прекрасном ожидании и снова бесконечное количество раз повторяют «Как вы понимаете ситуация чрезвычайная. Мы вынуждены пойти на крайние меры».

Эти слова стальными пулями прорезают воздух, мчатся сквозь весь зал, путешествуют по коридорам и со всей силы врезаются мне грудь. Но вместо крови, по моей майке скатываются только слезы. Не разочарования и не горечи, а обиды. Мы прошли такой долгий путь, искали в этом месте успокоение и спасение, но нашли лишь очередную фальшивую маску безопасности.

Я сгибаюсь пополам и рыдаю. До крови кусаю губу и впиваюсь ногтями в плечо Саймона, который смахивая пот рукой, резко заносит нас обоих в пустую комнатку. Парень перемещается со скоростью света. Он плотно закрывает двери, вытягивает помятый рюкзак из тумбочки. Бросает его на кровать и в спешке неуклюже сворачивает одеяло.

Его ресницы дрожат, но он спокоен и сосредоточен. Никакой злости, гнева или ненависти. Только решимость и серьезность.

Пока он запихивает вещи в рюкзак, я бегу в ванную, и засунув грязную одежду под мышку, хватаю с пола пустую двухлитровую пластиковую бутылку для воды. Кипяток из крана уже хлещет во все стороны, а я даже не помню того, как открыла воду. Каждое мгновение ускользает из моей памяти, оставляя после себя пустоту. Только кипяток красными пятнами остается на моей коже, пока бутылка постепенно наполняется до краев. Согревшийся изнутри пластик обжигает мои руки, но я бережно засовываю бутыль в щель между одеждой и спальником.

Подхожу к кровати и обессиленно сажусь на матрас. Крепко сжимаю в руках простыню. Я готова сорваться и поведать эту историю всему миру, бежать прочь из этого чёртово города, пока ноги не решаться мне отказать. Но слова последней песни, которую я услышала до землетрясения, темными лучами света расползаются по всему воздуху.

Come morning light

You and I'll be safe and sound. *

И я всхлипываю, спрашивая у Бога: «Зачем ты так снами?»

И на секунду мне кажется, что это он подсаживается ко мне на кровать и обнимает за плечи. Но нет. Если бы Бог был одним из нас он давно бы разделил участь умерших. Наших родителей, друзей и близких.

Их мечты о нашем светлом будущем, теперь лишь кучка слов, прошенных на произвол ветру.

Корабли тысяч семей, которых уже давно не стало, только что потерпели крушение об острые скалы.

Люди и время сброшены в пустоту.

А мы учимся летать вместе с ними.

***

Куски меня разбросаны по всей комнате.

Саймон прижимает мое тело к себе, пока все то, что я неделями держала внутри, выливается наружу.

Мой мир разламывается пополам и я стою на его руинах.

Увидеть все это своими глазами, не то же самое, что смотреть по телевизору. Когда ты сидишь напротив экрана и разноцветные точечки разъедают твои глаза изнутри, показывая очередную картинку трупа или последствия землетрясения. Ты терпеливо выслушиваешь очередной рассказ репортерши и также торопливо переключаешь каналы.

Но когда-нибудь, где бы ты ни был в твоей голове проскользнёт та же ужасающая картинка. Ты будешь лежать на дороге, как тот парень из передачи. Твоя голова облокачивается на бетонную стену, заляпанную собственной рвотой, какая-то жидкость стекает по ранке на твоей руке, из которой выглядывает железная игла. А люди, схватив фотоаппарат в руки, будут озарять твое перекошенное лицо яркими вспышками.

Ты взмахнешь головой, и секундная история чьей-то жизни проскользнет к другому человеку.

И подумаешь: «Черт побери, как люди могли так низко пасть? И почему же никто даже не против?»

  Ответ до безобразия прост.

Людям нравится терзать себя муками. Кто-то делает это во имя Всевышнего. Мучения во имя освобождения своей грешной души. Для подростков это давно стало мейнстримом. А взрослые, измученные обычной рутиной, так просто пытаются забыться.

Я видела нескольких наркоманов. Двое молодых парней умерло прямо на пороге соседского дома. Родители закрывали мне глаза, молча проводили в школу озираясь на людей с пожелтевшей кожей. Они прошептали:

– Вот только посмотри...

– Как так можно...

– Молодые же совсем парнишки были...

А на следующий день их фотографии разместили в газете и написали: «Двое молодых парней покончили жизнь самоубийством путем передозировки морфином».

Они не хотели жить, и сейчас я с радостью обменяла бы их жизнь на вторую попытку начать все сначала. Даже не для себя. Для детей и всех тех, кто любил жизнь и хотел жить.

И я лечу со скоростью света, обивая временные пороги.

Пять, семь, десять, тринадцать, пятнадцать, семнадцать. Стрелки будильника замирают так и не начав отсчета.

Сердцебиение учащается, оно бьется в унисон с плавающим во времени голосом. Он преследует меня везде и не дает мне заснуть по ночам. Голос человека, которого я вижу каждый день и на которого возлагаю большие надежды. Он сидит рядом со мной, и в очередной раз обманув мое сознание, помогает мне выкарабкаться из этой ямы.

Саймон смотрит на меня, как на Элисон два часа назад. Я таю на его глазах, а он ничем не может мне помочь. Сначала я плачу, но успокоившись, собираю себя по частям. Слез больше нет. Ладони крепко сжаты в кулаки. В глазах все пылает.

– Как можно их отвлечь, – говорю я почти не заикаясь.

Саймон старается улыбнуться. Половину его лица освещает лампа, но даже она, не выдержав напряжения, потухает, оставляя нас наедине друг с другом.

Я шумно вздыхаю, как только две наших тени соприкасаясь друг о друга искоркой загораются на полу, и просочившись сквозь толстые стены, обреченные на вечное скитание, воспаряют вверх. Там, где миллионы душ уже нашли себе вечное пристанище. Они видятся с теми, кого я каждый ночь встречаю у себя во снах.

Саймон же никогда не спит. Каждый раз я засыпаю и просыпаюсь позже его.

«Я просто не могу заснуть», – всегда говорил он. Сегодня – лишь маленькое исключение из череды бесконечных повторяющихся дней имена которых бессонница.

Но вчера, в один момент все это осталось позади, как и кошмары. Я поняла это, сидя на полу в ванной. Я узнала, что если убрать весь людской шум, щелканье пальцев по клавиатуре, гудение воды в трубах и бесконечный соседский гам, если только заставить все звуки, наполняющие нашу повседневную жизнь исчезнуть, то можно услышать, как несколько голосов в твоей голове ведут между собой разговоры.

Саймон не слышит, как кричит мое подсознание от всего того, что мы пережили за несколько дней. И он продолжает, продолжает голыми руками отрывать от меня целые куски.

– Я не знаю. – Шепчет он, поглаживая рукой мою голову. – Может ещё одним суицидом? Мне кажется сейчас их пойдет целая масса.

И снова не выдержав я начинаю бешено мотать головой в разные стороны, лишь бы не разреветься.

Парень затихает, и помимо биения двух сердец, в мертвой тишине, я слышу шорохи собственных мыслей. Они впиваются в мою черепную коробку, готовые ускользнуть наружу. И я шепчу:

– Нам нужен план... план...может быть нам удастся это делать, мы просто обязаны...

– Мы выберемся, – прерывает он меня. – Может мы просто накручиваем, может тебя и не тронут.

– Ты же слышал их! – Восклицаю я, ударяя кулаком по кровати, оставляя на ней мокрый отпечаток своей ладони. Но Саймон продолжает говорить, не обращая на это внимания.

– Ночью нельзя. Сигнализация. Скорее всего, она сработает.

Парень ногой подбивает к кровати рюкзак и забрасывает его себе на спину. Желтая заплатка начинает слабо светиться, отражая лучи света, играющие прямо под нашей дверью. Я жмурюсь, непроизвольно потирают опухшие глаза. И все еще жду ответа, пока Саймон задумчиво качает головой.

– Среди бела дня они её, вероятно, отключают. Охранники же на посту. Нужно только отвлечь их.

– Как? – Хриплю я.

– Я же сказал, что сейчас начнется паника. Но мы прорвёмся.

Последние слова сказаны, и разноцветные призраки, появившиеся от искорок ламп, врываются в комнату. Саймон приоткрывает дверь, и выглянув в коридор, быстро захлопывает ее.

  – Они уже тут, да? – Я немного трясусь от страха и смеюсь одновременно, но парень не отвечает на мои вопросы. Саймон решается, касается моей руки, и распахивая дверь0 бежит вперед. Ослепленный ярким светом парень постоянно оборачивается назад, чтобы убедиться, что я не отстала.

  Ступеньки, ступеньки, ступеньки.

  Голова идет кругом, ноги почти отказывают. Слова профессора пляшут у меня в голове. Его улыбка фотографией всплывает перед глазами. Он сказал, что противники лишаться жизни. Тогда, мы уже трупы. Два трупа, которые бежат вверх по лестнице, цепляясь пальцами за перила и падающие на резких поворотах. Два мертвеца напротив которых стоит охранник, направивший на них пистолет.

Мы встречаем охранника на первом этаже. Сначала он следит за двумя молодыми парнями, которые по очереди заходят в каждую комнату, держа в руках огромную белую коробку, почти касающуюся их подбородков, а затем замечает нас. Он медленно разворачивается, также медленно достает из кобуры, скрытой под серым жилетом, начищенный пистолет. Его третий глаз смотрит на меня сквозь весь коридор, медленно приближается к нам на крайне опасное расстояние. Дуло пистолета решительно направлено мне в лоб, мускулы на лице охранника подергиваются, палец нерешительно давит на курок.

– Ты. – Слова отпечатками остаются на стенах.

Я смотрю на охранника словно сквозь запотевшее стекло. Разум отказывается воспринимать тот факт, что сейчас моя жизнь может оборваться. Я умру. И когда-нибудь обо мне напишут в газете, как о тех наркоманах, околачивающихся около чужих домов.

Я хочу что-нибудь сказать ему, но не слышу звучания слов. Лишь тихий всхлип, безвольное мычание, отчаявшегося человека.

– Да, – киваю я и охранник опускает пистолет. Он отступает в сторону и Саймон сразу же встает между мной и мужчиной, минуту назад, чуть не отправившим меня в могилу.

– Нам разрешили выйти на свежий воздух. Пропусти, – Парень пытается оттолкнуть мужчину в сторону, но тот только хмуриться, вновь сжав в руке рукоятку пистолета.

– Незачем. Вам и тут хорошо, – бубнит он, перекрывая нам дорогу.

– Да пошел ты! –  Саймон толкает его в сторону, пинает ногой в живот так, что охранник падает на колени. Он бьет его еще раз, пока изо рта мужчины не начинают вырываться неразборчивые ужасно-громкие хрипы. Он сворачивается калачиком, и выпустив оружие из рук, охватывает ладонями живот. Пули с грохотом раскатываются по коридору. Саймон подбирает пистолет, быстро зарядив его, уже держит в руках.

Раздается оглушительный выстрел.

Ручка главной до ужаса толстой железной двери с окошком для глаз летит в сторону.

Саймон доламывает дверь ногой и под чьи-то яростные выкрики выбегает наружу.

Бетонная комната. Четыре угла и видеокамера на потолке.

Бесконечная лестница, и дневной свет, пробивающийся сквозь облака.

Серое солнце, скрытое за черными занавесами облаков.

Идут дни, а ничего не меняется. Листья сгнивают, прикрывая горки костей, разбросанных по всей дороге, снег медленно осыпает мимо проходящие дома.

Земля все так же продолжает вертеться вокруг солнца, но в этом нет никакого смысла, потому что мир, который мы знали, бесследно исчез.

* taylor swift-safe and sound