Текст книги "Глаза цвета шоколада (СИ)"

Автор книги: Оксана Чекменёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Калеб, что ты тут делаешь? – слышит он её чудесный, слегка сонный голос.

Облегчение накатывает волной слабости, заставляющей упасть на колени, потому что ноги больше не держат. Она спала, она всего лишь спала! Рядом раздаётся гуканье – переведя взгляд, Калеб видит, как его сын радостно улыбается ему своим беззубым ротиком, дрыгает ручками и ножками, разбрасывая укрывающие его цветы. Но глаза сына, цвета шоколада, большие и странно знакомые, слишком взрослые для такого крохи, удивительно серьёзно смотрят на него с улыбающегося личика.

Калеб протягивает руки, чтобы прикоснуться к сыну, но вдруг понимает, что склоняется над глубокой могилой, на дне которой стоят два открытых гроба, на которые начинает сыпаться земля. Словно не замечая этого, Пруденс и сын продолжают улыбаться Калебу, глядя при этом на него с удивительной серьёзностью.

– Нет! – кричит Калеб, кидаясь в могилу, чтобы спасти, вытащить дорогих ему людей, которых пытаются схоронить заживо. Но на пути у него встаёт толстое стекло, отгораживающее его от того, что происходит там, внизу. И Калеб бьётся о стекло, кидается на него всем телом, но не в состоянии пробить его, и может лишь бессильно наблюдать, как комья земли падают и падают в могилу, погребая под собой два гроба.

– Нет, – уже не кричит, а в отчаянии стонет Калеб. – Не надо! Не покидайте меня! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

– Тшш… Тише, тише, я здесь, с тобой, – слышит он тихий голос. Тёплые ладошки гладят его лицо, стирая текущие по щекам слёзы, мягкие губы нежно целуют лоб и веки. – Всё хорошо. Я здесь. Я тебя не брошу.

– Ты здесь! – Калеб крепко прижимает к себе хрупкое женское тело. Он пытается рассмотреть ту, что находится в его объятиях, живую, тёплую, родную, но вокруг темно, и всё, что ему удаётся увидеть – это большие глаза цвета шоколада, пристально вглядывающиеся в его лицо. – Ты со мной! Моя, моя! Не уходи!

– Нет-нет, я не уйду! Всё хорошо, успокойся, всё хорошо. Это просто сон.

Да, это сон. Но пусть это сон – Калеб не хочет просыпаться. Он крепче прижимает к себе изящное тело и начинает покрывать поцелуями лицо, везде, где может дотянуться. Тонкие пальчики сначала нерешительно, потом всё смелее порхают по его лицу. В какой-то момент губы Калеба натыкаются на её губы и уже больше не хотят отпускать свою находку. Он целует их, сначала нежно, потом – более страстно. Мелькает удивление – ответная реакция слишком робкая, неуверенная, почему? Он напугал её? Калеб чуть убавляет пыл – он не хочет её пугать, только не сейчас, когда в его руках та, что для него дороже жизни. И, понемногу, её ответные поцелуи становятся смелее, нежный язычок начинает повторять его движения, борясь с его языком. Он слышит лёгкий стон и совершенно теряет голову.

Его руки стараются быть везде. Они гладят изящную спину, запутываются в коротких кудрях, щекочущих ладони, ласкают небольшую, упругую грудь. Одежда, разделяющая их, мешает, Калеб быстро расправляется с ней, и вот уже два полностью обнажённых тела катаются по простыням, целуя, лаская, изучая друг друга. Теперь уже она отвечает ему с неменьшим пылом. А он уже с трудом может уловить ход событий. В мозгу – словно вспышки магниевого порошка у фотографа. И как при тех вспышках остаётся изображение на бумаге, так и в его мозгу запечатляются эти моменты, только не зрительные, а осязательные.

Вспышка – он слегка прикусывает мочку её уха, зарывшись руками в короткие кудряшки.

Вспышка – его губы на её груди, ласкают напрягшийся сосок.

Вспышка – он ласкает нежную пуговку у неё между ног и губами ловит её стоны.

Вспышка – он уже над ней, между её раскинутых ног, ищет вход, понимая, что она уже готова для него.

Вспышка – он внутри, не в силах сдержать стон удовольствия, погружаясь сразу, на полную глубину.

Вспышка – её вскрик, её зубы, вцепившиеся в его плечо, её тело, сжавшееся, словно от боли.

Он не понимает, в чём дело. Почему она реагирует так, словно он причинил ей боль? Он не хотел этого. Она же была готова для него, он это почувствовал. И он сцеловывает слёзы с её лица, шепчет какие-то успокаивающие нежности, но он не может, не может, не может остановиться. Он должен двигаться в её чудесной тёплой влажности, крепко обхватившей его, сводящей с ума. Он старается быть нежным, он ласкает её, сумев добиться того, что она расслабляется, и её тело уже не сопротивляется ему. Он ласкает её всем, чем только может – губами, руками, всем своим телом, и улавливает тот миг, когда она начинает двигаться ему навстречу, подстраиваясь, подхватывая, встречая на полпути. Калеб изо всех сил оттягивает завершение, хотя уже едва сдерживался – он хочет, чтобы и она тоже получила удовольствие.

Он опускает руку между их телами и снова начинает ласкать крошечный комочек плоти, вызывая у неё стоны наслаждения, звучащие музыкой в его ушах. И в какой-то момент он чувствует, как её мышцы, обхватившие его, сжимаются, а всё тело напрягается и выгибается дугой, едва не приподняв его над собой. Тонкий вскрик – и её тело обмякает, безвольно упав на простыни. Это служит ему знаком, и, сделав ещё пару движений, Калеб изливается в нежное, сладкое и такое желанное тело под ним.

Зарычав, он падает без сил, едва успев подставить руку, чтобы не придавить своим большим крепким телом её – стройное и изящное. Чуть отдышавшись, он переворачивается на спину и тут же, чувствуя потерю, сгребает её в охапку, затягивает на себя и прижимает крепко-крепко, стараясь при этом не раздавить. Буквально исходя нежностью, он целует её мокрые щёки, влажные ресницы, ловит чуть припухшие губы, в которые шепчет:

– Не уходи! Не оставляй меня.

И слышит в ответ:

– Не оставлю.

Удовлетворённый этим ответом, он закутывает их обоих в одеяло и проваливается в темноту, успев подумать:

«Какой прекрасный сон!»

Часть третья

Проснувшись от того, что солнечный луч бродил по его лицу, согревая, Фолкнер лежал с закрытыми глазами и улыбался, вспоминая свой сон. Обычно он просыпался после кошмара, весь дрожа, в холодном поту и с колотящимся сердцем. В этот раз всё было иначе. Неизвестно почему, но кошмар вдруг перерос в прекрасный эротический сон, невероятно реалистичный, оставивший Фолкнера расслабленным и удовлетворённым.

Фолкнер лежал, прислушиваясь к ровному постукиванию колёс, и вспоминал подробности этого сна. Пруденс, случалось, снилась ему и раньше, и не только в кошмарах, но никогда ещё он так явственно не ощущал её кожу под своими губами, её хрупкое тело под своим, её короткие кудряшки, путающиеся в его пальцах.

СТОП!!!

Короткие кудряшки? Хрупкое тело?

Глаза Фолкнера в шоке распахнулись, уставившись в чуть покачивающийся потолок. Он пытался собрать разбегающиеся мысли, осознать, что же пошло не так? Пруденс была высокой и статной девушкой приятной полноты, с длинными, прямыми волосами. Её пышные груди не помещались в ладони Фолкнера. А во сне он обнимал хрупкое, стройное и явно невысокое тело. Небольшие груди идеально умещались в его ладонях. И эти короткие, неровно постриженные волосы…

Фолкнер вновь зажмурился и с трудом сдержался, чтобы не застонать от отчаяния и ужаса. Во сне он занимался любовью не с Пруденс, а с Сэмми! С мальчиком! Неужели он дошёл до того, что стал вожделеть парнишку? Какой кошмар!

И как теперь он взглянет в глаза невинному ребёнку, которого поклялся защищать? Зная, что видел во сне, как занимается с ним любовью? С мальчиком!

Так, стоп, остановись! Ты не занимался любовью с мальчиком, во сне ты обнимал девушку, определённо девушку. Пусть у неё были волосы Сэмми и его хрупкая фигурка, но ты, Калеб Фолкнер, ничего не попутал и ориентацию не сменил! Выдохни и успокойся, ты вовсе не превратился в содомита, ты всё ещё нормальный мужчина.

Тогда к чему этот сон? Теперь, успокоившись, можно попытаться рассуждать здраво. Если вдуматься, то Сэмми оказался первым человеком за долгие годы, рядом с которым Фолкнеру было удивительно легко находиться. Исчезло внутреннее напряжение, тот барьер, который он невольно ставил, общаясь с людьми. С Сэмми было не так, Фолкнер словно бы раскрылся перед ним, вылез из скорлупы, сам себе удивляясь. Прошлым вечером он смеялся, шутил, насвистывал. Он словно бы сбросил с плеч лет десять, снова став молодым.

И если вдуматься… Именно такой Фолкнер хотел бы видеть свою семейную жизнь. На подсознательном уровне он понимал, что именно этого ему не хватало в общении с Марджери. Поэтому-то он и не расстроился от срыва своих матримониальных планов – где-то в глубине души он хотел совсем другого.

Вот откуда этот сон. Он нашёл в этом мальчике то, что так и не смог найти среди всех своих знакомых женщин. Какая ирония судьбы – он нашёл, наконец-то, родственную душу, но заключена она была в совершенно неподходящую оболочку. И во сне он невольно «подкорректировал» эту ошибку судьбы. Эх, был бы Сэмми девушкой… С другой стороны – окажись он девушкой, вряд ли произошло бы их знакомство при столь необычных обстоятельствах. А встреться они в другой ситуации – Фолкнер даже не заговорил бы с ним… с ней… Он сознательно избегал знакомства с невинными девушками, уверенный, что не сможет дать им того, чего они заслуживали – любви. Отсюда и Марджери, которая была вдовой и ничего от Фолкнера не ждала в романтическом плане, прекрасно всё понимая и принимая правила игры.

Вновь открыв глаза, Фолкнер скосил их на соседнюю «кровать», проверяя, проснулся ли мальчик. Сэмми проснулся. Вновь одетый в костюм Патрика, только без ботинок, он сидел на неубранной постели, обхватив руками прижатые к груди колени и, положив на них подбородок, задумчиво глядел в окно, на пробегающие мимо поля и деревья. Лицо его было грустным, и Фолкнер, в который уже раз, пожалел паренька, на которого в столь юном возрасте свалилось столько бед. И гибель единственного родственника, и мерзкие, алчные опекуны, а потом его и вовсе хотели убить. Да уж, если бы не тот взрыв…

Увы, подобное сейчас не такая уж и редкость. Эти паровые двигатели такие ненадёжные, взрываются сплошь и рядом. И гибнут люди. Да чего далеко за примером ходить – деловой партнёр Фолкнера из Миннеаполиса, Брайс Винслоу, тоже погиб несколько месяцев назад при схожих обстоятельствах. Фолкнер хорошо запомнил ту трагедию, он в то время был по делам в Нью-Йорке, но об этом написали даже в «Нью-Йорк Геральд». Брайс Винслоу погиб вместе с двумя своими друзьями, бизнесменами из Сиэтла, Уильямом Кавендишем и Гаррисоном Лесли.

Уильям… Гаррисон… Дядя Билли и дядя Гарри!

Фолкнер резко сел и во все глаза уставился на Сэмми, который настолько погрузился в свои мысли, что даже этого не заметил. Выходит, именно эту трагедию он описывал, и значит, Брайс Винслоу и есть его дедушка?

Но у Винслоу не было внука по имени Сэмми, у него была лишь внучка, Саманта. Фолкнер знал это абсолютно точно, поскольку как-то раз, незадолго до гибели, Брайс предложил познакомить их. Он был уверен, что Фолкнер и его внучка просто созданы друг для друга, но в то время Фолкнер отговорился от этой встречи под каким-то надуманным предлогом. Он так и не увидел девушку, не знал, как она выглядит, но в то время ей было шестнадцать, значит, теперь – около семнадцати.

И у Брайса были точно такие же глаза, как у Сэмми.

Думай, Фолкнер, думай. Что ещё рассказал тебе Сэмми? Он назвал имена опекунов. Маркус и Хайди. Фолкнер как-то раз столкнулся с опекуном Саманты, тот заявился на деловую встречу Фолкнера с адвокатами, управляющими предприятиями Винслоу до совершеннолетия его внучки. Как же его звали? У Фолкнера была прекрасная память на имена, и он довольно быстро вспомнил – Маркус Джеймсон. Его быстренько выставили за дверь, поскольку никакого права присутствовать на деловом совещании он не имел, но у Фолкнера надолго осталось чувство гадливости при воспоминании об этом сладко улыбающемся всем вокруг человеке. Он тогда ещё притащил с собой своего жирного, прыщавого сыночка, которого звали Деметрий…

Всё сходится. Невероятное чувство облегчения накатило на Фолкнера, а потом его затопило чистейшее, незамутнённое счастье.

Его Сэмми – да, именно ЕГО, – вовсе не мальчик. Это девушка, юная и прекрасная, несмотря на жутко обкромсанные волосы, но это ерунда, волосы отрастут, и вообще – он уже практически привык к её причёске. Каким же он был дураком, отказавшись от предложения Брайса, мог бы уже целый год быть счастлив. Ну, ничего, найдя свою Саманту, Фолкнер её больше не упустит. Главное теперь – завоевать её любовь, но он это сделает, обязательно сделает. Не может эта встреча быть случайной, судьбы неплохо постаралась, сводя их, и в этот раз от своего шанса на счастье Фолкнер не откажется.

Ладно, последняя проверка.

– Саманта? – окликнул он, и когда Сэмми, вздрогнув, виновато посмотрел на Фолкнера, тот, уже в полной уверенности, повторил: – Саманта Винслоу.

Огромные глаза цвета шоколада растерянно и чуть испуганно смотрели на него, потом девушка уткнулась лбом в колени, от чего её голос был едва слышен.

– Ты догадался…

– Это был лишь вопрос времени. Я ведь знал твоего деда, мы были деловыми партнёрами, так что… Удивительно, что я не сообразил ещё вчера… – И он пробормотал себе под нос: – Где были мои глаза?

Саманта чуть повернула голову, настороженный глаз опасливо взглянул на Фолкнера из-под густой чёлки.

– Ты сердишься?

– Не на тебя. Хотя и не совсем понимаю, почему ты не призналась мне. Пусть не сразу, но позже, когда я пообещал, что помогу тебе?

– Мне было стыдно. – Глаз снова спрятался, словно бы не в силах больше смотреть Фолкнеру в лицо. – Сначала я не могла признаться, потому что не знала, как ты отреагируешь. Ты же мог вернуть меня назад.

– Ни за что!

– Но они – мои законные опекуны. Большинство людей вернули бы меня, считая, что действуют во благо и по закону.

– Я – не большинство.

– Знаю. Я это быстро поняла. Но всё равно – не могла. Я же обманывала тебя, и мне было стыдно признаться в этом.

Голос девушки звучал всё тише, пока совсем не затих. Не в силах и дальше смотреть на это, Фолкнер спустил ноги на пол, собираясь подойти, обнять, успокоить. И тут обнаружил, что полностью обнажён.

Он хорошо помнил, что лёг спать в кальсонах, которые теперь, почему-то валялись на полу у двери, выходящей в коридор. И когда только он успел их снять? Неужели раздеваясь во сне, он стащил с себя одежду и наяву тоже? Чтобы хоть как-то прикрыться, добираясь до чемодана с одеждой, Фолкнер потянул одеяло, чтобы обмотаться им, и замер, в ужасе глядя на небольшое пятно крови, резко выделяющееся на белой простыне.

Какое-то время он пытался осмыслить происходящее, пока осознание не навалилось, ударив, словно обухом по голове. Это был не сон! Он действительно этой ночью занимался любовью с Самантой и лишил её девственности. Господи, она же пришла его успокоить, а он! Что же он натворил? Затащил в постель невинную девушку. И ведь чувствовал же эту робость, неумелость…

Да, но он же считал, что это просто сон. Невероятно яркий, реалистичный, но всё же сон. Почему она позволила ему? Почему не ударила, не закричала на него, не дёрнула за волосы, в конце-то концов? Он бы остановился. Наверное… В тот момент он плохо соображал, действовал скорее на инстинктах… И он даже толком не подготовил её, а она же была девственницей…

– Я сделал тебе очень больно? – выдавил он, с ужасом ожидая ответа.

Девушка вскинула голову, проследила за его взглядом и, увидев пятно, залилась румянцем так, что запылали даже уши.

– Саманта? – чуть более требовательно спросил Фолкнер.

– Нет, – прошептала она, но взглянув в недоверчивое лицо мужчины, поправилась. – Немножко. В самом начале. А потом прошло. И стало приятно. Очень.

– Хорошо, – выдохнул Фолкнер, обернул одеяло вокруг талии и, пересев на постель Саманты – к чёрту приличия, они уже практически женаты, хотя она об этом ещё не знает, – взял её за руки.

– Саманта…

– Сэмми, – поправила она. – Меня все зовут Сэмми. Кроме… опекунов.

– Сэмми. – Фолкнер улыбнулся и легонько коснулся щеки пальцами. – Моя красавица.

– Красавица, ага, – вздохнула девушка, теребя неровно обрезанные кудряшки.

– Красавица! – подтвердил Фолкнер, ни капли не кривя душой. Удивительно, что вчера он этого не заметил, точнее – заметил, но не придал значения. Мало ли на свете симпатичных мальчиков? Но теперь он видел всё – и нежный овал лица, и изящный рисунок губ, и аккуратный носик, и светлую, чистую кожу лица, на которой так легко появлялся румянец. Даже слегка оттопыренные ушки казались ему очаровательными. Но самое прекрасное – это глаза. Огромные, цвета шоколада, осенённые длинными густыми ресницами, сейчас они смотрели на него вопросительно, чуть испуганно и при этом с какой-то затаённой надеждой.

– Сэмми, почему ты не помешала мне? Почему не остановила?

– Потому что я не хотела тебя останавливать, – чуть слышно призналась девушка.

– Но… но я же был для тебя практически незнакомцем! – То, что сам он встретил Сэмми-Саманту менее суток назад, было неважно, Фолкнер знал твёрдо и окончательно, что любит эту девушку, и это навсегда.

– Нет, – покачала она головой. – Я знала тебя. Ты же приходил к дедушке.

– Но мы не встречались! Я бы тебя обязательно запомнил.

– Нет, не встречались. Но я тебя видела. Каждый раз, когда ты приходил, я наблюдала за тобой. Сквозь перила галереи. Или из окна. Дедушка как-то сказал, что когда мне исполнится семнадцать, то он устроит бал, пригласит тебя и познакомит нас официально. А пока, он говорил, рано. Но он так и не успел…

Надежда, зародившаяся в душе Фолкнера, росла с каждым словом девушки. И он решил пойти ва-банк. Приподняв её лицо за подбородок и глядя в огромные глаза цвета шоколада, он торжественно произнёс.

– Саманта Винслоу, я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой. Клянусь любить, почитать и лелеять тебя до конца моих дней. Скажи, есть ли у меня хоть какой-то шанс на взаимность? Могу ли я надеяться на ответное чувство? Если понадобится, я готов ждать сколь угодно долго, только бы ты стала моей.

– Не понадобится, – ответила Саманта, и на её лице появилась счастливая улыбка. – Ждать не понадобится. Ах, Калеб, неужели ты думаешь, что я осталась бы с тобой, – она кивнула на его постель с недвусмысленным пятном, – если бы уже не любила тебя? Но я не думала, что у меня есть какая-то надежда, поэтому хотела хоть раз испытать…

– Сэмми, моя Сэмми! – не дав ей договорить, Фолкнер крепко прижал её к себе, а потом коснулся её губ, узнавая их вкус, их форму, их мягкость, то, что он уже испытывал этой ночью, даже не осознавая, какое сокровище держал в руках, но уже тогда, инстинктивно, боясь её потерять. И в этот раз её губы ответили сначала робко, но уже спустя несколько секунд целовали его с не меньшей страстью.

Нескоро они смогли оторваться друг от друга. В какой-то момент Фолкнер перетащил Саманту к себе на колени, и сейчас она сидела, прижавшись щекой к его плечу и стараясь отдышаться. А он был готов сидеть вот так, держа в объятиях своё сокровище, вечно.

– А ты помнишь, какое сегодня число? – спросил он.

– Четырнадцатое февраля.

– День Святого Валентина. День всех влюблённых. А значит – и наш с тобой тоже. Кажется, Святой Валентин очень постарался, сводя нас вместе. Погоди-ка минутку.

И аккуратно ссадив Саманту с колен, хотя ему совсем не хотелось этого делать, Фолкнер встал, поправил одеяло, чтобы не свалилось, а потом залез в саквояж и вынул оттуда валентинку. Не ту, которую Саманта уже видела, а другую. Мама не обидится, особенно учитывая, что она вообще не в курсе, какая из валентинок предназначалась ей.

– Помнишь, когда ты нашла ту валентинку, я задал тебе вопрос?

– Для чего нам этот праздник?

– Да. Теперь я знаю ответ. Когда или Господь, или чёрт, или оба сразу, оставляют нас в одиночестве, в дело вмешивается Святой Валентин, и всё исправляет. Он подарил мне тебя. Ты примешь от меня эту валентинку?

– Конечно, – со слезами на глазах ответила Саманта, прижимая валентинку к груди. Фолкнер уселся рядом, снова усадил её к себе на колени и прижался губами к её макушке.

– Нет, я не повезу тебя к своему парикмахеру. Думаю, мама что-нибудь придумает, у неё в таких делах огромный опыт.

– Ой, Калеб, твоя мама! Что ты ей скажешь?

– Правду. Она ведь ждёт, что я представлю ей свою невесту. Она её получит.

– Но… Но я же… – не подобрав слов, Саманта просто показала на свою одежду и волосы.

– Это не важно, Сэмми. Моя мама будет счастлива тебя видеть хотя бы только потому, что счастлив я. Она так давно об этом мечтала. А когда она узнает тебя получше, она тебя полюбит, так же как и я. Обещаю!

– Ладно… – девушка доверчиво уткнулась носом в его обнажённое плечо, даже не догадываясь, какую бурю чувств вызвало в нём это невинное прикосновение. – Но я всё равно волнуюсь.

– Кажется, я знаю, как развеять твоё волнение. Вот только… Скажи мне Сэмми, только честно, ты себя хорошо чувствуешь? Ничего не болит?

– Нет, – она потрясла головой, в очередной раз заливаясь краской до ушей. – Я в порядке. Честно.

– Ну, тогда… – задумчиво протянул Фолкнер. – До Чикаго нам ехать ещё около четырёх часов. Завтрак и сборы – это час, максимум – полтора. Знаешь, как мы убьём оставшееся время?

– Сыграем в покер? – глядя на него невинными глазами цвета шоколада, предположила Саманта. Слишком невинными глазами, в глубине которых плясали смешинки.

– Сыграем, но не в покер, – усмехнулся Фолкнер. – И эта игра тебе понравится гораздо больше, обещаю!

И он вновь припал к её губам.