Текст книги "Монолог Джона"
Автор книги: Оксана Башушкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
***
Старенький Бьюик, выкрашенный в ярко-желтый цвет, не спеша проехал по узкой, укрытой зеленью, улице и остановился у его нового дома. Знакомый семьи, в которую он прибыл, любезно согласился помочь с переездом. И вот, спустя недолгих тридцать минут пути, его первые маленькие шаги усыпали незнакомую землю. Он аккуратно вошёл во двор, стараясь всем своим худощавым, хрупким телом не выдать весь страх и переживания. Покрутив черной, словно уголь, головой, он принялся вдыхать свежесть, которой ему так не хватало в приюте. И вот теперь Джон почувствовал свободу. А ещё через секунду – дом. Навстречу ему вышла женщина лет тридцати. Ее худощавое тело обтягивало сверху и давало свободу движениям снизу белое платье с красными маками и шелковой лентой на талии; на лице не было ни одной видимой морщины, а губы расплывались в широкой улыбке.
– Джон! – она ринулась к нему навстречу, – Джон.
В этот миг он испытал два чувства, о совместимости которых раньше и не догадывался. Настоящий страх он впервые испытал оставшись без матери. Это было солнечное летнее утро. Его небольшое тельце нежно щекотала насыщенная цветом и жизнью трава, в карих глазах отблескивало солнце. В нескольких метрах от него расслаблено лежала мать с братом. Близился вечер и вот его красивая, такая молодая мать бережно, заботливо, но и со строгостью во взгляде, приводила в опрятный вид, как две капли похожего на Джона, Стюарта. Пестрые бабочки летали над готовящимися ко сну цветами, трудолюбивые пчёлы суетились около ульев, усердные муравьи тоже куда-то торопились. Эту музыку природы дополняло журчание холодного ручья, из которого они так любили пить взахлеб после салок. Но вдруг эту идиллию, момент единения с природой прервал несносный шум. Вокруг стемнело и землю начали атаковать снаряды ледяного, не щадящего ни одно живое существо, града. Поднялся сильный ветер. Ему некуда было бежать, а мать с братом потерялись из виду. Несколько секунд Джон метался со стороны в сторону, но безжалостный лёд всё же попал по его крохотной голове, и он разразился плачем. Казалось, еще один удар и не сможет больше извиваться замерзшее тельце, упадет и останется здесь, один на один с произволом природы. Но на его всхлипывания откликнулась мать. Она так же громко рыдала от страха и боли внутри. Её силуэт мелькнул в нескольких метрах от него, в нескольких шагах и вот она уже совсем рядом, дергает его за шиворот, давая знак держаться рядом. От дерева к дереву, перебежками, они старались добраться до ближайшего городского киоска. Недалеко от поля, где они отдыхали от духоты, расположилась небольшая пекарня с ароматными и сочными булочками. Джон со Стюартом любили там, жадно вдыхая аромат, поедать свежую выпечку с вишней, яблоком и абрикосом. Получая свою порцию, каждый из них походил на дикого зверя; не оставляя и крошки, они могли потом подолгу спокойно сидеть, наблюдая за проезжающими мимо машинами и пешими туристами, которые стремительно шли покорять местные горы.
До этого самого киоска оставалось около десяти метров, когда стена града ослепила Джона и тому, сбившись с пути, пришлось бежать, пока ноги его не подвели. Он упал. Он не слышал больше ни матери, ни брата, ни злобный шум ветра и барабанную музыку льда. Ничего. Его спину, голову, ноги больше не старались загнать, как можно глубже в землю, настроения природы. Он со страхом открыл глаза. Дорога. Вокруг высоченные дома, в которых в разброс загораются окна. И вот он – под навесом одного из них. Тогда Джон ощущал каждой клеточкой тела, необъятный страх. Но он был спасен. Хотя легче от этого не становилось. Где мать, с которой они еще никогда не расставались? Где вечно озорной и неусидчивый Стюарт?
С того времени он больше не испытывал столько страха; в его мыслях не было столько растерянности и непонимания. Всю его сущность охватило это жуткое происшествие, поэтому ему трудно вспоминались неравнодушные люди, которые спасли его от беспризорности, все документы, объявления и бумаги, которые могли бы его вернуть домой. Он не знает, но около трёх недель его жизнь решалась и развивалась без него и его близких людей. Джон только спал и отъедался, неохотно купался и терпел походы к врачу, чтобы залечить все раны, которые оставил летний град. Приходить в себя он начал уже в приюте. Страх ослаб, и Джон снова начал замечать все происходящее вокруг.
И вот теперь его страх смешался с облегчением. Второе чувство он испытывал чаще. Каждый раз, когда на пороге приюта, в котором он очутился, появлялись красивые молодые пары, серьезные женщины-трудоголики, мужчины, состоящие в однополом браке или одинокие дамы в возрасте, Джон молился, чтобы они не увидели его. К счастью, там были те, чьи милые лица и жизнерадостность привлекала людей больше, чем его задумчивость, молчаливость и еще сочащиеся раны. Поэтому после того, как посетители скрывались в сером коридоре, его душу наполняла легкость. Ведь он верил, что когда-то мама придет за ним именно сюда.
Но время шло; лето уже давно закончилось. А вместо матери с братом к нему пришли совершенно незнакомые люди. Они не казались ему такими безразличными, угрюмыми, наполненными горем и печалью, как те, которые приходили до этого. Ему даже нравилось проводить с ними время. Рыжеволосая женщина всегда так искренне улыбалась и разговаривала с ним, как с родным. Джону безумно нравилось слышать из её уст свое имя и прикосновения её небольших белых и холодных рук к его щекам. От неё, Роузи, часто пахло цветами и какими-то вкусными пряностями, иногда пирогами. Он еще помнил тот пьянящий запах выпечки из булочной у дороги. С ней всегда приходил крупный, мускулистый и заросший мужчина. Его голова была усыпана чёрными кудрями, блестящими на солнце, словно жужалка на дорогах шахтных городков; Эти черные волны плавно переходили в густую бороду, которая почему-то поблескивала рыжими и даже желтыми цветами. В карих глазах этого большого и доброго великана, Ро́мана, Джон видел свое отражение, и ему нравилось, что их волос, цвет глаз и характер так похожи. А еще, сидя около него, Джон слышал запах травы и смолистой коры; закрывал глаза и снова видел бабочек, поле, цветы; представлял журчание ручья.
Вскоре посещения Роузи и Ро́мана прекратились. Джону с трудом удавалось уснуть по ночам и днем влиться в компанию соседей: Норы, Лады, Пи и Сэма. Его мысли заполняли эти незнакомые люди, которые почему-то оставили его тут, в этом бездушном приюте, где он не мог найти себе ни спокойного места, ни друзей. Он только рассматривал их, находясь мыслями где-то в прошлом или неизвестном будущем. Из-за своих же мечтаний и отрешенности, Джон часто оставался без обеда или угощений от посетителей. Крупный Сэм и его товарищ Пи за считанные минуты поглощали все съедобное, что появлялось около них. И вот снова Джон летал в своих мечтах, четверо соседей хрустели и пожевывали какой-то новый фаст-фуд, привезенный меценатами, когда дверь распахнул высокий светловолосый мужчина. Он спокойно подошел к Джону, не сказав ни слова, подхватил его на руки и понес прочь. На выходе он забрал какие-то бумаги и справки у заведующей приюта. Та в свою очередь легонько стукнула Джона по носу и пожелала удачи в новой семье.
Дорога оказалась такой увлекательной, что ему совсем не было страшно. У Джона не было вопросов о том, куда он попадет после этой поездки. Наконец-то он чувствовал свободу!
«Деревья! Деревья! Какие зеленые поля! Высокие и низкие дома. Как я скучал по этому всему…» – думал Джон, смотря в окно на заднем сидении.
И этот высокий незнакомый человек совсем не пугал его. Он молча вез крохотного Джона в новую семью, где он снова и увидел невысокую молодую рыжеволосую Роузи с распростертыми объятиями.
– Джон, малыш, я так рада! Ты, кажется, подрос, – она собрала длинную юбку платья и присела так, чтобы дотянуться до его удивленного лица.
Роузи аккуратно приподняла уже радующегося Джона и прижала к себе. От неё пахло чистотой и ещё чем-то, чего раньше ему еще не приходилось слышать.
– Теперь это все твоё. У нас, конечно, не замок усаженный именитыми цветами и газоном, но обещаю, с нами тебе будет намного лучше, чем в твоём прошлом доме.
***
И в словах, произнесенных месяцем раннее, она была абсолютно права. Джону нравилась загородная тишина и милость природы. Он больше ни разу не видел страшных туч, не слышал грома и даже дыхания сильного ветра в спину. Они часто гуляли по террасам природы, собирая цветы, узорчатые палки, просто красивые и лечебные травы. После чего забирались как можно выше, удобно усаживались и смотрели куда-то вдаль. Роузи была полностью погружена в свои мысли, а Джон немного передохнув, спешил ловить бабочек или гонять, пасущихся неподалеку, овец и коз.
Осень не спеша вступала в свои права. Джон уже совсем освоился и чувствовал себя настоящим повелителем природы. Порой, сидя в беседке, он затихал, прислушивался несколько минут и резко начинал бежать. Шёл Ро́ман. Джон любил его возвращения с работы, поэтому не жалея сил бежал ему навстречу. Глаза блестят, не видят никого вокруг. Весь взъерошенный он добегал до Ро́мана и оказывался на руках. Потом они не спеша доходили до своего двора, садились рядом в беседке, как будто они кровная родня и ждали теплой встречи Роузи, которая всегда выходила с улыбкой. Вечерами Джон предпочитал сидеть на старом, уже освободившемся от коры, пне березы и думать о чём-то своём: планировать утренние прогулки, вслушиваться в шум насекомых и смотреть на суетящихся перед сном Роузи с Ро́маном.
Теперь уже для Джона не был загадкой запах, который он услышал от Роузи по прибытию. Это были ароматные травы, что она собирала и сушила, а потом замачивала в кипятке, подготавливая для изготовления домашнего мыла. Он мог подолгу с интересом наблюдать за уже знакомым процессом: подбор масла для формирования мыльной основы и эфирных масел собственной работы, трав личного сбора; Роузи аккуратно измельчала их. Острым ножом она отрезала тонкие дольки фруктов и погружала их в тот же горячий чан со всеми премудростями для создания мыла; после всего доставала свои любимые формочки в виде треугольников, пирамид, шаров и осиных сот. Мылу осталось теперь только застыть в них. Потом Джон тихо вставал, чтобы не отвлекать её от дела, и уходил в амбар, где пахло инструментами и маслом. Еще по приезду, знакомясь с местностями, он приглядел в этом самом стареньком деревянном амбаре, стог сена, который едва-едва не доходил до закругления на крышу. Первое время он тяжело и по несколько раз повторял попытки взобраться на него. Сено рассыпалось, и он снова оказывался внизу, весь усыпанный мелкими желтыми веточками льна. Но Джон никогда не сдавался и вот он уже довольный лежит на самом верху и разглядывает морщинистую крышу, видя в ее узорах изображения то людей, то зверей, а порой и целые картины.
Ро́ман в выходные дни активно подготавливался к зиме, запасаясь в поле хворостом, в лесу неподалеку – дровами. И освобождал место под дрова в амбаре. Однажды, он даже брал Джона с собой в лес. Но чем он – маленький, хрупкий, бессильный мальчик, может помочь в огромном сыром лесу? Он то и дело, что прыгал по упавшим деревьям, прислушивался к шороху и пытался побороть дрожь, которая предательски выдавала его панику. Другое дело амбар! Там он был хозяином. Помогая Ро́ману убирать налетевший за весну и лето пух, траву, листья, он поднимал по несколько травинок и весело бежал куда-то в сторону огорода, а сделав несколько кругов по двору, подносил то, что осталось к горящему костру.
Пока парни делали все для того, чтобы удалось пережить наступающую зиму, которая в этом году должна быть достаточно холодной, Роузи собирала последний поздний урожай или варила ароматные супы и каши, стараясь все сделать до темноты.
– Какая чудесная погода! Джон, мы успели поймать последние солнечные дни! – радовалась Роузи при одной из дневных прогулок по пожелтевшему и мягкому от постоянных дождей, полю.
Сегодня, впервые за несколько недель, с самого утра светило солнце. Но земля не спешила просыхать. Целая неделя дождей и первых ночных заморозков давала о себе знать.
– Перед обедом нужно нагулять хороший аппетит. Потом немного отдохнешь и пойдем, встречать Ро́мана с работы, если хочешь. На сегодня я покончила с делами. Вот что значит бессонница! Ты представляешь, с трёх часов не могла уснуть. Хотя кому я говорю, ты и сам всё слышал! – Роузи усмехнулась и добавила товарищеским тоном, – Я старалась не шуметь.
Они снова и снова взбирались на самую вершину холма. И чем ближе они были к солнцу, тем жарче становилось и Роузи, и Джону. Спокойный шаг они сменяли пробежками, потом останавливались около лисьих нор и прислушивались, нет ли там, внутри, каких-то движений. И снова отправлялись бежать наперегонки.
Роузи сбавила темп от усталости, а Джон и совсем замедлился, потом упал в мокрую золотистую траву и с мыслями о воде, закатил глаза, но через минуту снова открыл их, когда услышал где-то недалеко от себя запах озера. Он резко встал, оглядел все сверху до низу и …
«О чудо! Озеро! Прозрачное! Вода. Как же я хочу пить. До него около сорока метров. И пусть!».
Он бросился со всех ног к манящей воде, забыв о Роузи, о норах и колючих ветках. Роузи бросилась вдогонку, но что может её тридцатилетнее тело по сравнению с его молодыми мышцами?!
Вот оно. Совсем близко. Джон слышал его шум и, утомившись от жары, не задумываясь, прыгнул в озеро. Под его молодым разгоряченным телом что-то захрустело и затрещало. Ночные морозы оковали берег небольшого озера ледяной коркой, которая сейчас рушилась под ногами и грудью Джона.
– Джон, Джон! Что ты делаешь, маленький чертенок? Неужели совсем не хочется жить? – взмолилась уставшая Роузи, вытаскивая из воды испуганного Джона.
Она расстегнула старую, пропахшую костром и сыростью летней кухоньки, коричневую куртку по колено и прижала к себе замерзшего Джона. Холодная вода пропитывала её гольф и не спеша стекала с ушей, пальчиков и покрасневшего носа малыша. Роузи торопилась домой, не замечая вытоптанных людьми дорожек, ступала прямо в грязь и лужи. Какой-то неразборчивый шёпот не доходил до сознания Джона, ему было уж слишком холодно и стыдно. Он закрыл глаза:
–Зачем я вам? Зачем? Я напугал тебя своей глупостью, – он заплакал.
До дома оставалось около пяти минут, но она уже не могла торопиться. Одна нога подбивала другую. Обычно удобная куртка сейчас казалась тяжелыми оковами и замедляла её темп. Но стараясь не сдаваться, крепко прижимая к себе дрожащего Джона, Роузи продолжала идти.
Добравшись, она укутала его в плед и принялась растапливать печь. Её руки тоже замерзли, пока она спешила уберечь малыша от болезни или переохлаждения. Стрый чайничек в красный горох уже трещал на огне. Она насыпала в чашку душистых трав: ромашку, мяту, мелису, чабрец и цветы чайной розы, присела около Джона и заглянула в его глаза, нащупывая репейник, жадно вцепившейся практически во весь его рост.
-Не пугай меня так больше.
-Я провинился, мне стыдно смотреть тебе в глаза. Я еще не видел тебя без улыбки, – он всхлипнул, – Прости, прости. Если бы я только мог тебе это всё сказать, но я… Я нем.
И он действительно не мог говорить. Именно поэтому его никогда не подводил ни слух, ни нюх. Джону удавалось даже услышать незнакомые запахи, приближающиеся к их двору и предупредить Ро́мана или Роузи о приходе гостя. Слушая песни природы, он мог словить тяжелые шаги, идущие еще в поле и точно знать, что возвращается их работящий отец.
Но говорить он не мог.
Ещё при первой встрече Роузи с Ро́маном знали обо всём.
«Почему не испугались? Зачем вам я?» – часто, смотря на свою новую семью, думал Джон.
И действительно, они знали обо всех трудностях воспитания и общения. Но он им был важен. Наверное, эти двое нуждались в нём больше, чем он в них.
Роузи и Ро́ман Бойкот совсем не коренные жители этого небольшого посёлка, скрывающегося в тени чешской столицы. Около трёх лет назад их привела сюда судьба из Румынии, а туда они переехали из Польши. Кстати говоря, они и поляками не были; их соседями – прибывшей на заработки молодой парой с центральной Украины. Их путь начался ещё шесть лет назад: постоянные переезды, съемные квартиры и смена работы. Все события их жизни были связаны с работой Ро́мана. Начиная еще с детских лет, он посвятил свою жизнь восточным боевым искусствам, которые и принесли свой плод – он – самый известный тренер на родине, отправившийся осваивать новые пространства. Его дела в небольшой Польше сначала шли не достаточно хорошо, но со временем, тратя все силы и деньги, он всё же смог набрать несколько юношеских групп. Через год жизни за границей, он написал Роузи, что хочет забрать её к себе. Прибыв на стареньком автобусе в Катовице, в середине жаркого июня, она бросила все силы на поиски работы. Но её умения и знания в работающей руками Польше никому не пригодились. Тогда их молодость кричала о путешествиях и бредила славой, приведя их в Румынию, где Ро́ман завел несколько удачных знакомств.
Огромный спа-центр курортного отеля приютил украинцев в домике для персонала. Им приходилось вставать в пять утра для того, чтобы позавтракать вместе и поговорить о вчерашнем дне. Потом около шести он шёл проводить тренировку для гостей отеля, после учил детей основам и духовным принципам борьбы, и уже под вечер отдыхал от общения, подрабатывая спасателем искусственного пляжа с ярким подсвечивающимся бассейном. Рабочий день Романа кончался около двенадцати ночи, когда он уставший возвращался в их домик, и даже не сбрасывая одежду, укладывался спать.
Её рабочие дни всегда были однообразные и скучные. Небольшой ресторанчик при отеле – «Ле Вата», открывался в восемь утра и работал до последнего клиента. Роузи, проводя Романа на его утреннюю тренировку для богатеньких дам и престарелых мужичков, заваривала себе чашку чая и ещё около часу занималась своим любимым делом – писала стихотворения; потом быстро натягивала надоевшую бледную форму официанта, собирала, тогда еще короткий, волос в затянутый пучок, одевала неудобные черные старушечьи туфли на толстом высоком каблуке и брела в ресторанчик. С восьми утра до восьми вечера она обслуживала гостей и пыталась угодить их маленьким капризным детям. А когда темнело, ей было позволено снять белый фартук и устроиться на ближайшие семь часов за барной стойкой, разливая выпивку тем, кому не спиться на отдыхе в Румынии.
Такой ритм приезжим рабочим приносил немалые деньги и обеспечивал жильем, но не давал ни одного выходного, и даже возможности побыть вместе. Стоит ли говорить, что еще после переезда в польский городок с иллюзиями об удачно сложившейся жизни, Роузи задумалась о детях? Но её избранник всячески отговаривал её от этой мысли, ссылаясь на отсутствие квартиры, финансов и других возможностей. Ей казалось, что переезд в Румынию всё исправит, но им удавалось находиться рядом только во сне, около трех часов в сутки. О совместных прогулках и близостях уже давно оба позабыли.
На тот момент близился двадцать шестой день рождения Роузи, а Ро́ман уже как несколько месяцев находился в этом возрасте. И только в свои именины, сотруднику отеля давался выходной. В феврале Ро́ман посвятил свой выходной Роузи. Он весь день сидел у бара ресторана и заказывал сок. Медленно потягивая его, он с улыбкой наблюдал за нею. Целый день любования невысокой, худощавой и загоревшей, под солнцем курорта, Роузи, вечером сменился приятным общением. Они без умолку говорили о происходящем вокруг, смеялись над шутками сидящих рядом клиентов и часто говорили, как они друг друга любят. В свой крохотный домик из комнаты, кухоньки и уборной, они возвращались, когда уже светало, крепко держась за руки. Им осталось спать какие-то два-три часа, но они не спешили, молча наслаждаясь компанией друг друга. Потом Роузи резко остановилась, радостно обняла Романа и всунула в его руку маленький серебряный свёрток, поцеловав его.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
