Текст книги "Докричаться до мира"

Автор книги: Оксана Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Он все испортил! Это слышали и свои, наверняка, до второго уровня, а то и глубже, – они откликнулись и попытались облегчить боль, – и хозяева. Глухие бы услышали, как он вообще умудрился так крикнуть? И что теперь делать?

Йялл резко сорвался с места. Первый здесь, ну почему он сразу не обратился к вожаку! Первый умеет слышать, он понимает все и способен разделять самую большую боль братьев.

Потому и не обратился. Боль оказалась такой огромной, что ею страшно грузить чужой загривок, а уж самый родной и уважаемый… Потерю семьи он не мог разделить. Это его семья, никто вообще не представляет, что такое иметь семью, растить ребенка. Никто даже не знает, почему у его сына голубые глаза. То ли это – мамино наследство, то ли позже пожелтеют. Теперь и он не узнает.

Первый сидел у самого свода купола, круто падающего в пыль пустыни. Очень давно волки пробовали копать, искали выход. Хозяева не мешали, даже приезжали смотреть и смеялись. Купол везде, его не преодолеть. Вожак чуть повернул крупную голову, блеснул глазами. У Первого они светлые и с легким оттенком зелени. Ясные и очень печальные сегодня.

«Я виноват», – показал Третий. Под наблюдением говорить нельзя, да и не для волчьей пасти речь. И не в пустыне… Он лег и ткнулся носом в лапу старшего.

«Нет. Они все подстроили, ты просто угодил в ловушку», – сердито фыркнул Первый и коснулся сознания младшего. Мысленно погладил глупую голову и обнял, принимая боль. Тяжело вздохнул, бессильно уронил морду в пыль. Теперь оба заново переживали Крик, и Третий снова подумал, как невыносимо трудно приходится вожаку. Сам Йялл не сумел бы понять, но Первый – понял. На душе стало чуть легче, он даже не сочтен предателем стаи, хоть и не может снять с себя вины. Предателем Третий жить не стал бы.

Они лежали долго. Луны угасли, дышать сделалось трудно и больно, холод пронизал тела насквозь. Идти к воротам не хотелось, оба ждали беды. Но идти надо, они должны все делать в точности, как обычно. Вдруг хозяева глуше самых глухих?

Их никто не ждал. Поели, подышали, разошлись в недоумении. Третий чуть отбился от стаи и бродил в одиночку, но постепенно поведение его стало более привычным. Йялл даже сделал над собой усилие и начал задирать Шестого, оттирая от вожака. Вяло, но все же достаточно убедительно.

Прошел еще один день. Еще, и еще…

Он мучительно и безуспешно пытался гнать мысли о Сидде. Как она, где? Жива ли, и что за уколы ей сделали? Укол – всегда боль, а она такая маленькая и слабая! И еще она мерзнет. Когда нервничает, то очень сильно, и ее надо греть, а кто станет заботиться о синеглазой? Она для глупых хозяев – всего лишь «перспективная самка». Если приведут Первому, хоть можно будет ее видеть иногда, к тому же вожак не обидит девочку.

Третий отчаянно мучился, понимая, что не готов отдать жену и самому уважаемому и достойному из стаи. И не сможет смотреть, как другой окружает ее плечи руками, гладит волосы, ласкает кожу. Потому что ей тоже будет плохо. Или хорошо? Чего тогда он боится?

Под красной луной пятого дня он признал свое отчаяние, готовое вцепиться в горло вожака из-за жены. Ни волк Третий, ни волвек Йялл не желали терять ее, делить и отдавать. И тогда он снова ушел из стаи и лег в дальнем краю купола, под стеной. Он будет дышать, все равно заставят. Он станет есть, Вечные неизбежно найдут способ управиться с упрямым. Но будет ждать. Потому что сердце уверено – она еще жива.

Первого забрали вниз в положенный срок.

Почти сразу увели и его, прихватив за загривок. Пихнули в отдельную клетку, напоили соком утра, и привычная боль не заглушила отчаяние. Сомнений больше нет: Крик слышали. Они знают и будут что-то делать. Хорошо если с ним, сам виноват – тут все понятно. Но вдруг и прочие пострадают? А сын?

Третьего спустили на жилой ярус, провели в незнакомый загон. Он слышал, как разводят по углам остальных, вернувшихся сверху. Закончили. В тишине ночи, задушенной блеклым отливом потолка, он издали разобрал звук идущей снизу повозки. Шаги трех пар ног. Ближе. К его загону.

Задержались в дверях, внимательно разглядывая, как нечто новое и необычное. Он поднял голову и тоже стал смотреть. Двое незнакомые, их он прежде на жилом уровне не видел, и запах чужой; третий – низкий и вечно потеющий наблюдатель от ворот. Тот, что любит делать укол в ствол спины, вынуждая корчиться от боли. Прежде Йялл считал его одним из худших хозяев. Но холодные глаза новых еще неприятнее.

Ему знаком приказали снять рубаху и встать. Обошли кругом, ткнули хлыстом боли в спину, заставляя поднять руки, повернуться, потом встать на колени. Придирчиво осмотрели обруч. Прежде он не знал, что значит быть голым, но теперь смутно понял ужас Сидды. Бедная девочка! Стояла вот так же, и они смотрели, вынудив опустить руки вдоль боков, почтительно склонить голову и терпеть страх. Трогали, дергали, обсуждали. Он прежде не думал над тем, интересны ли хозяевам самки, считают ли Вечные его Сидду красивой. Они ведь знают, что жена разумна, и про ее ужас знают. Такая вещь им особенно любопытна. Наверняка, смеялись и снова трогали, гладили тонкую кожу, забавляясь дрожью и слезами. А если пробовала закрыться, отстраниться – били. Когда она попала в загон Третьего, синяков было более чем достаточно.

Вот его бить неинтересно. Он сильный и привык.

Один из новых достал тонкий ремень и надел на шею, шипами внутрь. Дернул вверх, понуждая подняться, шипы впились в кожу и ударили резкой болью. Так же обжигает хлыст. Он знал, это для удобства. Волк – глупый и должен следовать за Вечными, поворачивая в указанные коридоры. Правда, есть и второе объяснение, более занятное. Йялл выше самого рослого из них почти на голову, гораздо шире в плечах. И много сильнее. Им стоять рядом очень страшно! Поэтому всегда потеет наблюдатель, дающий боль, потому и новые двое так скованы в движениях. Интересно, кого боятся: волка или обнаруженного в его шкуре человека? Последнего, судя по грустной истории давно сгинувшего Пятого. И это означает, что теперь наверх уже и не выйти. Жаль, из Шестого можно сделать разведчика, но он будет хуже прежнего. Не так чуток, не так везуч. И вообще – он другой, хороший вожак для своих волков, но не разведчик.

Йялл шел коридорами, впереди хозяев. Так они решили, необычно, как все, что происходит сегодня. Перед каждым поворотом ошейник глубоко впивался в кожу и заставлял выбрать нужное направление. Пустые загоны кончились, теперь они шли через пространство, отведенное волвекам. Третий быстро уловил рядом вожака и совсем тихонько, самым краешком сознания, попрощался. Повозка ухнула вниз, пролетев знакомый второй ярус и однажды посещенный третий. На четвертом по счету створки дверей разошлись. Хлыст посоветовал выходить. Тут было гораздо теплее, воздух казался совсем затхлым и застоявшимся. Остро пахло болью, совсем как в комнатах наблюдателей, где стоят столы и волков режут для опыта.

Его провели в огромный гулкий загон, заполненный какими-то незнакомыми предметами. «Приборами», – решил Йялл. Поставили на колени в самом углу и пристегнули за ошейник к кольцу в стене, сразу же рывком оттянули это самое кольцо вверх, так, что пришлось чуть привстать, ослабляя боль от шипов ошейника. Отошли, и сверху упали прутья, создавая две недостающие стороны клетки.

– Завтра займешься по обычной программе, – впервые заговорил один из новых, самый рослый, адресуясь к наблюдателю. – И без твоих любимых игр, разбирать его будут внизу.

– Что, совсем без забав? – неохотно уточнил тот. – Скажи еще шкуру не портить.

– По возможности. Кстати: переведи на половинный рацион, этот «йялл-2/7» слишком опасен. Я отсмотрел данные по физическим кондициям. Здоровый зверь, прямо на редкость… Но завтра – без игр. Сегодня мы посмотрим иную забаву. Тебе понравится. Этот к утру и так на ноги не встанет, проверено. Тест на выносливость. Простенький, но результативный. Иные задыхались до утра, но этот – едва ли. Зато станет куда смирнее и спокойнее.

И они ушли.

Третий оценил «тест». Ошейник душил и тянул к стене, вынуждая принимать на редкость неудобное положение. До утра он и правда вымотается. Вряд ли так, чтобы не встать, но подустанет прилично. Что у них за забава? Ох, ничего хорошего. Двери на этом уровне такие толстые, что гасят любой звук. Ушли – словно сгинули.

Ночь по капле вливает боль в шею, когтит спину, выкручивает плечо.

Сколько до утра? В темном холодном загоне время лежит старой пылью, и не думая двигаться. Да и чем его может порадовать утро?

Мимо загона сейчас поведут волка! Йялл отчетливо осознал его и даже опознал – «дирт-1/5», самый примитивный из стаи. Жалкое создание, не способное менять облик без волчьего сока. Его, помнится, Второй требовал исключить из числа живущих.

Этот огрызок, без ошейника, скулящий от радости и азарта, косолапый в походке и чуть сутулый, – он буквально стоит перед внутренним взором. Хорошо! Знакомое легко отследить: вот «дирт-1/5» уверенно движется по здешним коридорам, внюхиваясь и подтявкивая.

Йялл, единственный кроме Первого, давно научился ловко и неприметно «цепляться» за сознание братьев и следовать за ними, ощущая большую часть их восприятия. «Дирт» прост, его мысли коротки, следить легко. К тому же он рядом. Вот идет мимо, с ним тот наблюдатель, что завтра будет проводить опыты с Йяллом. «Дирт» пригибается, взвизгивает и пытается льнуть к боку, настаивая на своей полезности и праве на подачку. Получил корм, залаял благодарно, трется о ладонь, брезгливо отводящую слюнявую морду. Прошли, дальше – правее – еще поворот, опять правее… То есть там соседний коридор, и теперь волка ведут в обратную сторону? Да, точно, и вот уже дверь.

Еще хозяева, их «дирт-1/5» знает, уже встречал, радуется вниманию. Вечные говорят, он лает в ответ – коротко, зло, убого. Мысли полностью слышать Йялл не мог, но эти образы знал – сплошное «хочу»: быть Первым, порвать горло Второму, загрызть Третьего, вынудить Четвертого ползти на брюхе.

Хозяйская рука треплет загривок, обещая дать запрошенное. Не все, но многое. Очень многое.

Йялл разом забыл про боль и ошейник, потому что туда, в комнату хозяев, ввели его Сидду. Как можно было так глубоко влезть в сознание глупого волка, чтобы не расслышать ее? Впрочем, он давно слышал, но не думал, что так близко.

Он увидел ее глазами «дирта-1/5» – сладкую чужую самку, добычу, бывшую собственность ненавистного врага из первого восьмика вожаков. Остро пахнущую страхом, слабую, дозволенную Вечными. Те уже расселись вдоль стены и настраивали свои приборы. А «дирт-1/5» у их ног визжал и рвался, прихваченный за загривок хозяйской рукой, деловито крепящей что-то на обруче.

Пальцы разжались, и «дирт» прыгнул, разом сбивая женщину с ног, сдирая с нее рубаху. Сидда сжалась на полу, закрывая голову руками, и он ударил снова, в живот. Рывком поднял и кинул к стене, чтобы встала, и можно было начать бить снова, ему так удобнее.

Йялл глухо зарычал, впервые до конца понимая, насколько же он не готов делить ее, тем более – отдавать этому зверю. Ошейник больше не причинял боли. Корчилось сознание, а шипы – всего лишь шипы. Цепь тонкая, слишком тонкая, чтобы удержать. Он уже стоял, быстро и уверенно пробуя прутья. Добротные, толстые, упругие. Будь он в своем уме, и пытаться бы не стал. Вроде один чуть дышит, поскрипывая далеко вверху. А внизу? Просто стоит на гладком полу. Так только зверей огораживать. Хуже, если они смотрят. Но нет, они все теперь заняты. У них забава.

Третий прощупал прут до самого пола, удобно уперся ногами в два соседних и резко рванул. Потом еще и еще. Длинный стержень загудел, едва ощутимо подался и упруго вернулся на прежнее место. Сидда снова на полу и ей плохо. Очень плохо. Попробовал тянуть непрерывно, срывая спину и хрустя… нет, это пол. Йялл даже не сразу поверил, что прут царапнул пол и подался, не стремясь более вернуться в свою отметину – проплешину на тонком слое пыли В глазах было совсем темно от прилива крови, но он не отвлекался и тянул.

Если бы «дирт-1/5» попытался приласкать и получить чужую самку, это было бы хоть как-то понятно. Красивая, сладкая, притягательная. Но он просто убивал ее, топтал и уродовал. Любой щенок понял бы хрип «дирта», требующий лечь и ползти на брюхе. Но она человек, и звериного обычая не знает, как и наречия.

Иногда руки чуть вздрагивали и увеличивали нажим. Потому что там, за соседним коридором, светлые волосы опять мели пол. Лицо у нее разбито, и сознание младшего щенка пьянит запах крови. «Дирт-1/5» был в стае слабым, но сегодня он нашел существо намного слабее себя и получил над ним власть. И теперь вот так эту власть утверждал, наслаждаясь каждым мгновением.

Почему? Первый не позволял не то что рвать – обижать слабых, они жили совершенно так, как остальные. Говорил Второй: «дирт-1/5» не руками слаб, а душой. Второй умел видеть, старший тоже, но все надеялся исправить… теперь попробует Йялл. Одно короткое движение, и все станет окончательно правильно. Если он доберется, то очень постарается успеть прежде, чем хозяева очнутся и вспомнят про обруч контроля.

В какой-то момент Третий, кажется, потерял сознание, поплыл и очнулся на коленях, лбом в зазоре меж прутьев. Судорожно ощупал выгнутый, недоверчиво охнул. Получилось? Щель оказалась узкой и неудобной, прут спружинил, острая грань впилась в шею, срывая шкуру. Стесала до кости плечо, хрустко сосчитала ребра.

Дверь. Он очень надеялся – не запертая, раз его дважды огородили, ошейником и клеткой.

Не запертая!

Хоть раз в жизни хозяева смогли сделать ему настоящий подарок! Йялл мягко потек по коридору, беззвучный, напружиненный и быстрый. Никого? Правый поворот, запах «дирта». Еще раз поворот. Сидду привели оттуда, из дальнего коридора. Дверь. Он замер, отчетливо зная, что в комнате ему не дадут ни мгновения. Трое смотрят, они левее и в стороне. «Дирт-1/5» спиной, почти в противоположном от двери углу, куда он ударами загнал свою добычу. Удобно, – движение по прямой.

Дверь мягко пошла вбок, никому не интересная. Мало ли на этом уровне любителей забав? Еще один вот нашелся. Отчетливо расслышался холодный и чуть скучающий голос рослого, недавно указывавшего наблюдателю на пользу ночного «теста».

– Как видите, доминантность для данного самца ведет к неконтролируемой агрессии, самая примитивная реакция нестабильного. Полностью ошибочно было выбирать его на роль вожака. Как и сохранять линию в целом, я давно это говорил. Даже в отсутствие старших и более сильных, которое мы, возможно, обеспечим до конца цикла, его или загрызут всей стаей щенки, или он их при нашей поддержке передавит. Скука, а не забава. У нас слишком мало человеческих самок, чтобы дать ему добить эту. Она молода и годится для дела.

– Ставишь на старого, Шинойт? – недовольно буркнул наблюдатель. – Дозволь отметить, он у нас вызывает сомнения и возраст уже не самый оптимальный…

Йялл прыгнул наверняка, из последних сил выждав, пока открылась широкая щель, достаточная для его плеч. Тело послушно распласталось, одним движением давая руке достать «дирта», удобно захватить пальцами под челюсть и рвануть, выдергивая подбородок вверх и вбок. Третий услышал замечательно сочный хруст, голова безвольно и неестественно завалилась назад, следуя за замахом руки Йялла и жутко выкручиваясь. Он даже увидел стеклянный глаз «дирта-1/5», когда оба волвека начали оседать. Колени Третьего резко смяли сутулую спину врага, направляя движение мимо лежащей рядом женщины. Ребра – под левым коленом, стволовая кость – под правым, и тоже не выдержала. В падении, странно замедленном и ощущаемом очень подробно, он счастливо выдохнул, с низким рычанием впечатывая в пол тело первого в их породе предателя. Все-таки успел! И даже хватило времени увидеть, как распахнулись удивленно синие глаза жены.

А потом хозяева наконец осознали его действия и торопливо погасили мир.

Ненадолго.

Он очнулся в приятном состоянии удачного завершения трудного, рискованного дела. Боль была платой, и вполне посильной. Хозяева его предсказуемо и ожидаемо обездвижили, обруч дает им такую возможность.

Тот же загон. Замечательный запах мертвого «дирта». И Сидда, которую все в суматохе забыли в углу. Украдкой гладит ставшую чужой и непослушной руку, всхлипывает и боится шевельнуться. Правильно, вспомнят – уведут. Он усмехнулся. Уже второй подарок хозяев за день! Дали побыть с ней рядом.

«Глупая моя, ну почему она ничего не боится, когда рядом?» – счастливо подумал Йялл. И услышал сверху голос рослого, сказавший совсем уже невозможное: «Бросьте обоих тут до утра. Хоть какая-то уверенность, что найдем на том же месте. От своей самки этот странный волк, похоже, никуда, а нам еще предстоит разбираться, как он сюда вообще попал, и надо делать все очень быстро».

Они ушли, замок запечатал дверь, в тело начали одна за другой медленно вползать длинные, витые и острые иглы боли. Так всегда бывает после удара обруча по сознанию. Пройдет. Потом мышцы станут мягкими и бессильными, но к утру он будет почти в норме.

Сидда уже не плакала. Она, оказывается, нашла разлитую одним из хозяев воду. Хочет собрать на рваную ткань своей рубахи и вытереть ему лицо. Глупая, ну зачем так тратить время? Йялл охнул, подзывая ее, с огромным трудом оторвал тряпичную руку от пола, накрыл прижавшуюся к груди лохматую голову. Кости целы, убедился он с облегчением. Уже хорошо. Такие прозрачные, тонкие, а ведь выдержали! Все считали наверху, что Третий играет с женой, бросаясь на нее и вынуждая к защите. Он учил, и Сидда все правильно запомнила. Как закрывать голову, беречь живот, перекатываться, смягчая удар. Йялл всегда боялся, что ее обидят.

– Говорил, ничего для меня не сможешь… – шептала она одними губами. – Ты их всех перепугал. Ты меня от зверя спас. Мой единственный, замечательный.

Он молча слушал. У нее славный голос, ясный и звонкий. Даже теперь, когда звук ему лишь мерещится – шутка сознания. Жена умудряется не картинки передавать, а совсем нормальные слова, и даже с их звучанием. И слышит его, вот ведь как хорошо.

Она вся такая легкая и маленькая…

Что бы ни было, Сидду больше не обидят. Отдадут в стаю, наверх. Внутри росла странная уверенность, что так и станет. Кому-то из первого восьмика вожаков, наверняка. Второму, про которого, скорее всего, и говорил рослый. Это особенно хорошо. Старый немножко знает язык Сидды, а еще он знает, что она сильно мерзнет и обязательно будет греть, это дает надежду. Йялл с ужасом вспоминал время, когда его жена совсем застыла, пока он был наверху, в пустыне. Стала кашлять, опасно задыхалась, горячая и бессознательная. Он надел на нее обе рубахи, завернул в подстилки и грел, а она дрожала и бессвязно лепетала непонятное. Потом целый цикл почти не могла ходить, качалась от слабости.

Душа успокоилась. Глупо он удумал, не желая ее отдать другим. В куполе слабый нуждается в помощи, и наверху ей помогут. Привыкнет ко Второму, он добрый. Главное – чтобы жила и была здорова.

А его смешная и снова беззаботная жена устроила на своем плече вторую коричневую руку, совершенно безвольную, изуродованную. Довольно вздохнула и продолжила твердить свои замечательные глупости. Он, оказывается, вообще все может, и, значит, их обязательно спасет. И ее, и сына, и остальных волвеков. Она обещает быть сильной и терпеливо ждать. Что бы ни случилось – всегда.

Йялл лежал, вдыхая ее родной запах, снова без примеси страха, теплый и домашний. Отрешенно пытался вспомнить, как управился с шеей «дирта». Правой рукой? Но она ведь явно не работает, еще прутом клетки мышцы срезаны до кости, к утру уйдет много крови, хотя Сидда и перевязала его, как умела – и довольно удачно. Ничего, на волках раны закрываются легко. С этой он быстро справится.

Хозяева вернулись, едва посветлел потолок, и застали волка в прежней позе.

Рослый рванул Сидду вверх, поднимая на ноги. Резко прихватил за волосы, вздергивая лицо… И сразу отпустил, чуть отодвинулся, наткнувшись на спокойный взгляд желтых глаз с вертикальными узкими зрачками. Теперь Йялл отчетливо осознал страх хозяина. Тот не был уверен, успеет ли убить зверя прежде, чем лишится головы. Третий и сам наверняка не знал. Но готов был провести такой… «тест».

– Ты еще наверху говорил, что этот самец неагрессивен, – недовольно отчитал рослый наблюдателя.

– По всем записям – да, о старейший. Не забывайте, позволю себе отметить, он из вожаков, за место загрызет, а за единственную в стае самку – тем более. Что вы на нее смотрите, позволю себе спросить?

– Так… больно уж страшненькая. Тощая, плоская, грязная, блеклая, уже не девочка по годам, сутулится. Волосы облезли… Морду ей вчера разбили, пара шрамов останется. После родов брюхо вон не утянулось толком. За таких уж точно не умирают и горло не рвут. А поди ж ты, клетку испортил.

– Может, в чем другом хороша? – усмехнулся наблюдатель.

– Станешь проверять?

– После волка? Я брезгливый.

– А я предпочитаю молоденьких. Возможно, впрочем, было бы занятно, но слишком уж тоща… и воняет. Этот Йялл ее наверху часто бил?

– По записям – никогда, о моэ. Мы затеяли опыт, чтоб проверить, будет ли поведение сходно волчьему или человечьему. Так смешно вышло, он на брюхе ползал, жрать ей лучшее отдавал, только что хвостом не вилял, слюнями исходил, пока она его не выбрала. Более того, это она его била, и сильно, но никогда не получала в ответ.

– Пришли мне записи из загона, весь набор шаров, начиная с первого дня. Хочу глянуть, как приручал. Значит, стабильная пара… занятно. Я показал прут клетки инженеру, он говорит, так выгнуть руками невозможно. Мы для проверки дали задание слагу, и тот не согнул.

– Слаг не согнул? Выходит, волчара и дверь может снести…

– В состоянии аффекта может. И заметь – стандартные тесты ничего не выявили. Не выходит пока поменять всех вожаков… значит, повторим опыт. Под полное наблюдение самку, все отчеты мне.

– Кому, поясните недостойному?

– Да ясное дело, старому, нет там остальных. Сперва тащи эту рухлядь наверх, на си-восьмой. Прогони через тесты – и ярусом ниже, к самцу. Вымой обязательно, а то запахов почует слишком много. Полы нагрей и проследи: если станет бить, сообщишь.

Сидду увели, и тело, отвечая приказу обруча, снова почти отказалось слушаться. Оставшись с Третьим в загоне один на один, рослый явно запаниковал. Йялл же наоборот, на него пока не обращал внимания, внимательно проследив сознание жены до повозки, поднявшей ее наверх. Хорошо.

Пришел второй хозяин, неприятно жирный и пахнущий незнакомо, принес широкие кольца, в которые уложили и закрыли запястья, стянув их вместе за спиной. В этом положении порванное плечо болело нещадно, но кого подобное интересует? Еще на Третьего надели новый ошейник, двойной, с куда более длинными шипами, постоянно впивающимися в горло, сбивающими дыхание. Рослый приметил это и довольно рассмеялся, резко дернув поводок. Пришлось вставать, отрывая от пола непослушное, непривычно вялое и тяжелое тело.

– Стандартные тесты, моэ? – деловито уточнил жирный.

– Смысл? Он их проходит. И это наводит на интересные соображения… Тащи вниз, на второй уровень. Сегодня не до него, завтра тоже, у нас ведь большая охота. Жаль, я занят на контроле и не пойду с наблюдателями. Еще день отведем на просмотр записей, я с этим зверем хочу повнимательнее познакомиться. Пусть пока посидит в клетке, пожрет досыта и отдохнет. Вымой его, воняет. И не забудь – прутья под ток.

Так Йялл узнал, что хозяева ведут счет уровням снизу и всего их – без одного двавосьмь.

Второй уровень был напоен невнятной жутью. Тихий, очень чистый, со стертыми старыми запахами, пустой и нежилой. Неприятно холодный. Но ужас не в холоде, а в боли, ощутимо для сознания пропитавшей стены. Третий не мог представить, чем способно так глубоко впечатать боль. С бегущим по спине холодком догадывался, что скоро узнает. И добавит свою к прочим, оставшимся тут навсегда.

Новая клетка оказалась просторной, лежак широким, подстилка – толстой. Еды дали необыкновенно много и очень сытной. Йялл отчетливо понимал, что уже не поднимется наверх, но, удивляясь себе, усердно ел. Старался окрепнуть и залечить раны. Будто собирался выжить. Усмехнулся: это все глупости Сидды, наслушался и поверил. Не сознанием, а чем-то более глубоким и древним. Каждый живой умирать не желает и цепляется за надежду, сколь угодно малую и нелепую. Вот хоть повязка на руке – ее рубахи клок, пахнет так знакомо и приятно.

Три дня в загон не входили хозяева. Странные неживые, именуемые «слаг», приносили еду. Он усердно вычищал миски, отчего заметно поправился. Раны затянулись и почти не беспокоили. Хуже оказалось со сном. В жизни своей волвек не знал, что бывают кошмары, а теперь маялся, не в силах их избежать. Чужая боль рвалась в пустую ночную тьму, расцветала смутными видениями, непонятными, но пугающими.

Чье-то прошлое, оборвавшееся здесь. Его будущее, которое однажды тоже станет мешать отдыхать новому обитателю загона.

Рослый хозяин пришел, едва разгорелся потолок. Он выглядел осунувшимся, встревоженным и тоже – невыспавшимся. А еще очень сосредоточенным, последнее Йяллу не понравилось особенно. Остановился совсем рядом, отделенный прутьями, внимательно рассмотрел с ног до головы. Щелкнул пальцами, подзывая слага, отключил способность двигаться. Осторожный.

Холодный неживой слаг переместил волвека на наклонную лежанку, опутанную тонкими нитями, надежно зажал в обручи руки и ноги, корпус, шею. Хозяин присматривал. Довольно кивнул, подошел и принялся крепить к обручу нити. Затем резать кожу и устраивать новые датчики, некоторые глубоко и больно, прочие сверху. Отошел, повозился с незнакомыми устройствами. Слаг принес кресло, так его назвал хозяин, когда запросил. Вот и еще одно слово получило смысл.

Кресло было установлено так, чтобы хозяин сидел рядом с волвеком, лицом к нему. Рослый устроился удобно, вразвалку и явно надолго. Помолчал, снова разглядывая жертву.

– Ну, начнем? Я вчера истратил на тебя весь день. И не зря! Ты дурил нам головы очень давно и ловко. Теперь уже не выйдет. Пока я никому не говорил, такое требует проверки, полноценного опыта и доказательств, но сомнений нет, а прочее я получу сегодня. Или завтра.

Он потер руки от удовольствия, даже раскраснелся, глаза заблестели азартом. Чуть шевельнул пальцами, оживляя большой квадрат, показывающий нездешнее. Йялл сразу узнал обжитой загон, себя и Сидду. Их первое утро, когда девочка назвала имя и хотела услышать ответ. Потом сразу – вспышкой – сменился рисунок, и стало годом позже, они сидят и ворчат в углу. И снова смена, они опять сидят, обнявшись и шурша почти беззвучно. А вот Сидда его окликает, и он оборачивается. И еще – когда уже был сын и они сидели втроем.

Свет истаял, хозяин обернулся к волку.

– Я знаю, что ты понимаешь многое в моей речи, отпираться бесполезно. Обруч отслеживает сложные реакции, и я отлично знаю, что вы разговаривали, а не ворчали. Это непонятно – вне того, что называют обществом, любая тварь, не способная к мысленной речи, должна оставаться дикой. Ты всю жизнь исключительно жрал, спал и дрался за место в стае, как положено зверю. Но ты не дик. И я хочу знать, велико ли ваше… общество, кто тебя таким сделал и как. Вот мое предложение. Ты соглашаешься по доброй воле помогать, – говорить и рассказывать, участвовать в опытах. Все, что я спрошу и велю, волк! Я за это верну тебе твою тощую самку, щенка, дам большой загон наверху и место вожака. Время, когда нам была нужна глупая стая, кончилось. Сейчас стоят другие задачи, вы просто обязаны поумнеть и дать нам наконец завершить нашу работу. Мы возьмем свое и так, но с глупой стаей это отнимет лишнее время и окажется гораздо сложнее, – он усмехнулся. – И ты мне все скажешь, даже не желая того. И потом – поможешь. Просто будет больнее и дольше. Ненамного дольше и намного больнее. Это честное предложение, думай, раз умеешь. А я пока позабочусь о втором варианте. Чтоб не терять времени, поскольку сразу ты наверняка не согласишься.

Йялл прикрыл глаза. Он ожидал чего-то подобного.

Хозяева странные. Неужели они полагают, что хоть один волк, кроме подобных «дирту» нестабильных зверей-уродов, поверит в предложенное? Вообще-то подобных ему и нет в стае, он был такой один, вроде очередного опыта. А прочие? Да даже получив все обещанное разом, еще до своего первого слова, кто же согласится предать стаю? За всех сказать трудно, но вожаков отбирал старший, в них сомневаться глупо. Никаких общих планов и дел у волка и хозяина не может быть. Их связывает только обруч, мешающий свернуть тощую вечную шею.

Третий лежал и неспешно думал, что так встревожило хозяина, и почему здесь, в загоне, он единственный волвек. Где Первый, которого должны были спросить еще раньше? Вторым они поначалу не заинтересуются, щенков пока отдать некому, его оставят напоследок. Но Четвертый, любимый «враг», с которым так приятно грызться, потому что силы почти равны, он-то где? Чутье упорно твердило: на всем ярусе пусто, никаких волвеков. Можно предположить, что стая погибла. Но он сразу исключил этот вариант, твердо зная, как безразлична смерть волков хозяину. А произошло нечто очень небезразличное, полнящее устроившегося в кресле страхом и сомнением. У него даже руки временами вздрагивают!

Рослый закончил свои непонятные приготовления. Обернулся, чтобы коротко убедиться в молчании волка. Йялл отчетливо сознавал, как Вечный желает получить ответы не сразу, а после многих отказов. У хозяев это и называется – забава. Вечный улыбнулся почти нежно, не обнаружив в «собеседнике» намерения общаться.

Забава началась.

Йялл не предполагал, что боль может быть настолько мучительной и разнообразной. И что она может так остро бить, а потом мучительно длиться, не гася мир, словно теперь и его сознание целиком принадлежит Вечному. Бесконечный день. И нудно-спокойный методичный хозяин, деловито объясняющий, что будет дальше и время от времени спрашивающий, не передумал ли волк. Нет? Точно нет? Пару раз Третий чуть не попался, готовый словами или движением подтвердить отказ.

Хозяин вообще оказался многословен. Например, он охотно и подробно разъяснил, что это помещение зовется ла-бо-ра-то-ри-я. Дважды повторил, понимая, что слово трудное. Здесь делают опыты и работают с сознанием. Потому что очень важно понимать, как волк реагирует на угрозу, каковы его возможности по скорости, четкости восприятия, способности прогнозировать ситуацию. И как это самое сознание контролировать. Говорил рослый явно для себя, любуясь красотой фраз и тренируя голос для других слушателей. Хотя едва ли они будут внимательнее Йялла: разведчик запоминал дословно, привычно впитывая новое. Вечный деловито пояснил, что, когда наберет достаточный материал по реакциям волка на слова и фразы, будет знать, насколько понят, и без ответа. А еще будет со временем угадывать ответ, невысказанный Третьим.