Текст книги "Боец Великого Похода"

Автор книги: Оксана Аболина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Увы, до Орла они не доехали совсем чуть-чуть. В каких-то жалких тридцати километрах от города выяснилось, что бензобак пуст. Ни встречных, ни попуток… Впрочем, не было видно не только машин, но и вообще ни зги – дорога фонарями не освещалась. Хорошо ещё, джип застрял не посреди поля, как давеча танк, а на подступах к деревне Татинки. В Татинках света тоже не было – то ли народ вымер, то ли жители рано ложились спать. Впрочем, собаки лаяли, и путники понадеялись, что кого-нибудь им застать удастся. Военкор и бойцы, проваливаясь по пояс в снег, разбрелись по дворам в надежде раздобыть бензин, но дверь отворилась только в одной избе.

На пороге стояла румяная крепкая баба лет сорока с керосиновой лампой в руке. Она по очереди окинула взглядом путников и крикнула вглубь дома:

– Солдатики тут… подзастряли… впустим, что ли? – и после этого быстро и ободряюще кивнула. – Проходите, только шустро, не выстужайте избу.

В доме жила бездетная семейная пара. Бензина у них не было, и хозяин, тощий жилистый мужик, заверил их, что до рассвета никто другой не отопрёт им и помощи не окажет. Придётся заночевать здесь. Консервы – за ночлег. По рукам?

– Но вы ведь открыли? – спросил военкор.

Мужик хмыкнул.

– А мы, дорогой, не местные. Сами тут пару лет назад подзастряли зимой. Так опосля и не выбрались. Топкий Ржавец – место вязкое: засосёт – не выпустит.

– Да какой-такой Ржавец? – возмутился Кукушкин. – На карте ясно обозначено – «Татинки».

– А ты больше верь картам, – захохотал мужик. – Искони эта деревня – Топкий Ржавец. И уж поверьте – хорошее место так не назовут. И, между прочим, если хотите свои вещи найти утром целыми-невредимыми, забирайте-ка их из машины. А то народ у нас лихой…

Багажник джипа откапывали лопатами. Забрали походные рюкзаки и перенесли в дом. Хозяин оказался прав. Если бы этого не сделали, остались бы и вовсе ни с чем. Ибо утром джипа на дороге не оказалось. Военкор в отчаянии кидался с лопатой к каждому сугробу, но увы! Машину увели. И следы, разумеется, успело замести снегом. Неподалёку стояла злодейка-судьба и покатывалась со смеху. Какие бы дела её ни отвлекли в топях Оршинского Мха, теперь она снова была рядом, неотступно преследовала Кукушкина, словно ревнивая любовница.

– Где у вас правление? – кричал военкор. – Вы – что, не понимаете: джип – это армейская собственность? Ваш начальник района ответит за то, что здесь творится!

– Голубчик, успокойся, – заворковала над ним баба. – Да что ты так разгорячился? Не переживай. В Топком Ржавце если что пропадёт – не найдётся. И концов не сыщешь. Такая у нас деревня. Не трать, сокол мой ясноглазый, понапрасну нервные клетки.

– Да, – поддакнул хозяин. – Наших петухов слышно в трёх районах. В Мценском, Орловском и Болховском. И у деревни, стал быть, три хозяина. А значит, если что пропало, отвечать некому. Каждый будет валить на соседа.

Бойцы устроили короткое совещание. Военкор клялся, что пока не разберётся с джипом, он из Татинок – ни ногой. Военкор – человек почти вольный, ему можно. А Кукушкину и его товарищам пора было двигать дальше. Они и так только-только чудом миновали трибунала. Однако, как идти в армейских берцах по снежному бездорожью? Ни одна машина с утра не проехала мимо деревни. Значит, надо пешком? Или как?

– Три пары лыж у нас, конечно, найдётся, – солидно произнёс хозяин, – Но даром я их не отдам.

Бойцы порылись в рюкзаках, но ничего ценного, чем можно было бы расплатиться, не обнаружили. Всё имущество было казённым. Путники развели руками, и тогда Кукушкин понял, что ему предстоит расстаться с дорогой для него вещью. Сердце его сжало тоской.

– У меня есть золотые часы, – сумрачно произнёс он. – Но хотелось бы выкупить их, когда мы выберемся. Заплачу две стоимости.

– Пять, – прижимисто предложил хозяин.

– Три, – сказал Кукушкин.

– По рукам.

Кукушкин немного повеселел. Хорошо бы удалось вернуть реликвию без особых проблем. Хочется надеяться, что мужик не болтун, а человек слова. Часы были одной из немногих вещей, доставшихся ему в наследство от отца. Не то, что б они были памятны… Но при выходе из детского дома, когда ему вручили их, заставив перед этим расписаться в специальной ведомости, он почувствовал, что часы не просто дорогая вещь – это артефакт. То, что связывает его с давно позабытыми, чуть брезжащими в памяти, но всё-таки родными, единственными на всём белом свете людьми.

Родители Кукушкина погибли, когда ему было пять лет. Он, к счастью, не был свидетелем их гибели – находился в детском саду. Ему рассказывали страшную и душещипательную историю про то, как мать и отец его шли, взявшись, словно дети, за руки, по улице (они всегда так ходили), и водитель грузовика на бешеной скорости наехал на них. Просто был вдребезги пьян, не справился с управлением, и машину выбросило на тротуар. А что было дальше – про это Кукушкину уже никто ничего не говорил.

Он никогда об этом не думал, но где-то в глубине души чувствовал, что именно эта застарелая, застрявшая в глубине сознания история заставила его пойти работать автоинспектором. Всю свою сознательную жизнь он мстил. Мстил пьяному мужику, отнявшему его детство. Мстил каждому человеку за рулём, потому что любой из них так или иначе хоть раз нарушал правила. И ставил под угрозу жизнь и счастье других людей.

Вырученные за часы три пары лыж оказались самыми примитивными, домашней выделки снегоступами. Изогнутая дюралевая трубка служила каркасом, на который натягивалась ПВХ-ткань. Крепления представляли собой сомнительного вида обрывки резины, напоминающие медицинские жгуты. Однако, после небольшой тренировки бойцы приспособились довольно споро передвигаться на этих самодельных подпорках и даже перед выходом популяли друг в друга снежками, резво скатываясь с сугробов и уклоняясь от ударов. С приподнятым настроением они отправились в путь. Только оставшийся в Татинках-Топком Ржавце военкор был мрачен. Ему предстояло объездить три райцентра, чтобы заставить шевелиться местную администрацию.

– Идите прямо на юг, – напутствовал бойцов приютивший их на ночь мужик. – Срежьте лесом. Через четыре километра будут Полозовские дворы. Там вам дорогу укажут. Да и машину наверняка словите. Но ежели что – ещё через 15 километров Неполодь. А там и Орёл недалече. В общем, ступайте с Богом.

Кукушкина аж передёрнуло. Вот только присутствия Белого Бога им и не хватало на остатке пути к родному батальону. Но делать нечего. Пора отправляться в путь.

Бойцы двигались по заснеженному лесу на снегоступах. Прошло уже шесть часов, как они вышли из Татинок, но до сих пор им не встретилось никакого жилья. Всё замерло в природе, лишь то и дело тревожно перекрикивались вороны да потрескивала от мороза кора деревьев. Было ясно, что Полозовские дворы остались далеко позади. Да и с Неполодью они, похоже, разминулись.

– Может, привал? – крикнул товарищам еле поспевающий за ними Кукушкин.

– Ещё немного, – пообещал командир отделения. – Может, показалось, но вроде, впереди огонь блеснул. В такую хренотень ни черта не разберёшь. Если за опушкой ничего нет – отдохнём.

Они прошли ещё пару сотен метров, и тут увидели одинокую избу. Никаких других строений рядом не было. Вокруг белел лес, и ни души. Снег вокруг избы был неутоптан и не убран. Но в окошке теплился свет. Здесь кто-то жил.

– Наверное, дом лесника, – предположил командир отделения. – Попросим его проводить нас до жилья.

Они взобрались на крыльцо и постучали.

– Кто там? – раздался из-за двери дребезжащий старческий голос.

– Впусти, бабушка. Мы заблудились, – взмолился Кукушкин.

– А много ваш там? – прошамкали в ответ.

– Трое.

– А вы не иж налоговой?

– Да нет, из какой налоговой, бабушка? Военные мы. От своих отстали. Хотели через лес срезать и заблудились.

– Ну так и быть, жаходите-жаходите. Шкоро обед.

Дверь отворилась. На пороге стояла горбатая тощая старуха с крючковатым носом и большой бородавкой на щеке, из которой торчал пучок волос. Старуха опиралась на изогнутую клюку.

– Бабушка, ты тут одна живёшь? Это дом лесника?

– А што? – подозрительно встрепенулась старуха. – Вы, шлучаем, не лихие люди? У меня грабить нечего.

– Да нет же, бабушка, мы тебя не обидим. Мы надеялись, кто-нибудь нас до жилья выведет.

– Шкоро обед, – повторила старуха, – Поешьте шперва. А лешник помер. Некому ваш вывешти. Но я пацкажу дорогу.

Изнутри старухина изба была страшной и грязной. По углам свисала со стропил паутина. Пол зарос слоем грязи. Из щелей в стенах торчали клочки измочаленной маслянистой пакли. Повсюду валялся мусор. Помойка да и только.

– Никакой гигиены, – внутренне содрогнулся Кукушкин и, несмотря на то, что страшно проголодался, решил, что и куска хлеба здесь не съест. Хоть и детдомовский, но брезгливый.

Но как бы ни было в горнице старухи грязно, тут не выл ветер, не хлестал в лицо снег и было тепло. Кукушкин присел на край незастеленного топчана, покрытого бурого цвета тряпьём, и почувствовал, что вот-вот размякнет. «Только бы не заснуть», – подумал он и усилием воли заставил себя встряхнуться. Он даже выскочил за порог как бы по нужде и умыл лицо снегом. Это освежило его.

Тем временем старуха накрыла на стол и позвала бойцов обедать. Кукушкин отказался, прикинувшись сытым. Товарищи его были не так разборчивы и дружно начали уплетать из грязных тарелок дымящееся варево, запивая его пьяной брагой. Они даже подсмеивались над ним. А ему было совсем не смешно. Он чувствовал опасность, исходящую от старухи. Хотя, если подумать, что плохого может сделать трём здоровым мужикам древняя бабка?

К концу обеда бойцы склонили головы на стол и ровно, и глубоко засопели.

– Эй, братва! Не вздумайте спать! Пора идти дальше! – затеребил он товарищей. В ответ донеслось нечленораздельное мычание.

«Не подмешала ли старая перечница им чего в брагу?» – забеспокоился боец.

– А ты, кашатик, так и не шадешь жа штол? – прошамкала старуха.

– Нет, бабушка, я не хочу есть, – отказался в очередной раз Кукушкин.

– А бражки не выпьешь?

– И бражку не буду.

– А водочки?

– И водку. Ничего не хочу. Уж извини, бабуля.

– А я бы выпила штопошку, – печально покачала головой старуха.

– Да кто ж тебе не даёт?

– Ножки мои ражболелиш, ишь непогода, – вздохнула бабка. – Не шпуштица в погреб, не набрать шоленьев…

– Каких ещё поленьев? У тебя в сенях целый штабель дров…

– Издеваишца? Не поленьев, а шоленьев. Огурчика б кто принёш, капуштки квашеной…

– А-а-а-а, ты о соленьях говоришь? Ну давай посудину, куда начерпать – без проблем, принесу тебе квашню.

Старуха отвела Кукушкина в заднюю комнату, ещё более тёмную и страшную, и указала клюкой на крышку погреба:

– Раж обещал – отпирай, полежай.

Кукушкин приподнял крышку и глянул в открывшееся чёрное отверстие.

– Ты бы огоньку дала, что ли? Не видать же ни хрена.

– Швечек не напашошца, – пробухтела бабка, но протянула Кукушкину свечу. – Иди в шамый конец. Там штоит бочка. Нахлебай в ней капуштки.

Кукушкин вздохнул и полез в чёрный подпол. Огонёк свечи еле теплился и боец, прикрыв его ладонью, почти вслепую побрёл в дальний угол погреба. Вдруг острая боль пронзила ему ногу. Он громко вскрикнул, но свечу удержался – не выронил.

– Жабыла шкажать, у меня там крышолофка, – радостно сообщила сверху старуха, злобно хохотнула и захлопнула дверцу.

– Ох, не жить тебе, старая швабра! – торжественно поклялся ей вслед Кукушкин, а затем наклонился посмотреть, что с ногой. – Ну и ну! Однако ж, громадные у ведьмы в подполе крысы водятся. Капкан поставила размером никак не меньше, чем на волка.

Бойцу повезло, что челюсти капкана не порвали ему ступню. Армейские берцы были сделаны из крепкой телячьей кожи, но это едва ли спасло бы ногу от острых зубьев, если бы в берцы не были вмонтированы защитные стальные пластины. Старуха об этом не знала и, вероятно, думала, что Кукушкин пострадал гораздо сильнее, чем было на самом деле. Тем не менее, удар был сильным, и если не размозжил вдребезги косточки, то покалечил их изрядно.

Кукушкин покряхтел и стащил с ноги зверский механизм. Боль его охватила адская, но думать о ней было не время. Надо выбираться из погреба. Со свечой в руке, сильно хромая, боец начал обследовать подпол. Никаких бочек с соленьями, как он и думал, тут не было. Зато валялось много всякого хлама. Однако, ничего похожего на топор или фомку не виднелось. Всё, чем можно было бы открыть дверцу изнутри, старуха унесла заранее. Похоже, танкисты были далеко не первыми её постояльцами, а подвал служил ловушкой для тех, кого не удавалось усыпить. Кукушкин убедился в этом, когда заметил вделанную в стену тяжёлую ржавую цепь, на конце которой были прикреплены старинные кандалы.

– Видать, старая карга грабит случайных прохожих, попавших в беду, – подумал боец. – И ведь наверняка убивает их. Надо выбираться.

Кукушкин взобрался по лестнице наверх и выстрелил из пистолета в то место, где как он помнил, находился засов крышки. Ему наконец-то повезло, дверца отскочила. Боец вылез наружу и, прокравшись к горнице, заглянул в неё.

Двое его товарищей по-прежнему находились за столом, обмякнув на него телами и не подавая признаков жизни. Бабка точила о брусок нож и дребезжаще ворчала:

– Штреляют-штреляют, а чаво штреляют и шами не жнают.

Похоже, она совсем выжила из ума – услышав подозрительный звук, даже не пошла проверить, как там Кукушкин.

– Ножки мои ражболелиш. В подвал не шпуштица, – злобно передразнил старуху Кукушкин, заходя в горницу с пистолетом в руках. – Што, старая, не ожидала? Сейчас ты у меня получишь, ведьма!

Бабка испугалась и стала что-то невнятно и нервно шепелявить. Кукушкину страсть как хотелось размозжить ей голову. Но он сдержал себя, мужик ведь, а она, хоть и сволочь, и убийца, но баба.

– Вот что, хрычовка, – велел он. – Хочешь жить, делай, что скажу. У тебя там оковы в погребе, гони мне ключ от них. А не дашь – жалеть не стану. Убью.

Он приковал старуху к стене подпола и пообещал ей, что как доберётся до Орла, пришлёт ментов. В тюрьму такую рухлядь, конечно, не посадят, но психушка по старой ведьме плачет горькими слезами. И психушка не такой уж скверный вариант для неё. Всё лучше, чем в дремучем лесу одной.

Разобравшись со старухой, Кукушкин занялся своими товарищами. Они выглядели, словно мёртвые, пугая его остекленевшими взглядами. Руки и ноги у них были холодны. Однако, у обоих прощупывался еле слышный пульс. Кукушкин и кричал на них, и обливал водой, и бил по щекам – танкисты никак не реагировали. Тогда он решил, что утро вечера мудренее, всё равно за окном уже темень, авось к утру проснутся сами. Но и утром его товарищи выглядели бездыханными трупами.

«Что же мне делать с вами?» – в отчаянии спросил Кукушкин. И решил оставить танкистов в старухиной избе. Не зная, сколько времени будет добираться подмога, он от души протопил печь – так, что в горнице стало жарко. Затем решил, что этого мало – в такой мороз избу выстудит за день. Надо спрятать ребят в спальники. Однако, спальный мешок командира отделения оказался с сорванной молнией, и Кукушкин забрал его себе, а в свой засунул товарища, прикрыв сверху старухиным тряпьём.

И уже в одиночку, опираясь на две суковатые палки, потащился с покалеченной ногой в Орёл. И повсюду мела метель, белел снег, и, казалось, в мире больше ничего не осталось, кроме огромного зимнего леса. Не таким он себе представлял Великий Поход в земли обетованные. Он всё шёл и шёл к югу, двигался уже два дня и, и не надеялся, что доберётся живым до людей. Но на третье утро, когда боец, совсем изнемогший, собирался просто рухнуть в снег и больше не вставать, впереди забрезжил неясный свет. И он потащился за этим светом, который всё время отодвигался-отодвигался, пока не привёл его уже под вечер к едва заметной пещере.

Кукушкин лежал у костра в наморднике-респираторе, думал о прошлом. И не заметил, как уснул.

Проснулся он внезапно, от внутреннего толчка, как бывает, когда чувствуешь опасность не сознанием, а нутром. Он сразу понял, что в пещере находится кто-то посторонний. Для этого даже не надо было вертеть головой.

– Доброе утро, Саша! – поприветствовал его незнакомый мелодичный юношеский голос. – Я знаю, что ты не спишь. Можешь не притворяться.

Кукушкин сел и поморгал глазами. Стёкла респиратора запотели, и он сквозь них ничего не видел.

– И дыма больше нет, можешь снять с себя эту штуку.

С великим облегчением Кукушкин стянул с себя намордник. Он сразу заметил, что в пещере стало намного светлее, хотя выход по-прежнему был по самую верхушку засыпан снегом.

«Будь я неладен! – простонал он про себя. – Ведь знал же, что нельзя засыпать, оставив эту чёртову дыру открытой!»

– А я не из дыры появился, – между тем заметил голос. – Почему ты такой подозрительный?

Только сейчас Кукушкин заметил, что костёр продолжает гореть, но дым от огня не поднимается. По ту сторону костра на полу пещеры сидел, скрестив ноги, совершенно голый, мускулистый парень и разглядывал его. Лицо у парня было красивое, с тонкими чертами. Украшала его небольшая окладистая бородка. На бронзовые мощные плечи спадали волнистые кудри.

«Дикарь из Рая», – едва бросив на него взгляд, догадался Кукушкин и внутренне ощетинился.

– Меня зовут Авель, – радостным голосом сообщил парень и улыбнулся. – Я пришёл за тобой. И я не дикарь.

«Он читает мысли, – запаниковал Кукушкин. – Я не смогу с ним справиться, если он будет знать всё, что я думаю!»

Он вспомнил, как на занятиях по психзащите, им объясняли, что в подобных случаях необходимо начать повторять какой-нибудь детский стишок. Но как он ни напрягался, именно сейчас ни одна строчка не всплывала в голове.

И тогда Кукушкин стал молча материться. Всю свою душу он вложил в ругань. Всю усталость и боль последних дней. Отчаяние и страх.

Авель поморщился.

– Почему ты так пугаешься того, что я вижу твои мысли? Если это тебе неприятно, я постараюсь поставить заслон между нами. Только не ругайся, ладно? – покладисто предложил он.

– Что тебе от меня надо? – выдавил наконец из себя Кукушкин. Перед ним сидел враг. Могучий и коварный. Ловкий и неуязвимый. Нянька говорил, что у райцев есть слабина, но так и не поведал бойцам, как с ними бороться. Обещал, что им всё расскажут потом, когда они прибудут в Рай. И вот теперь – ни Рая, ни знаний, как справиться с противником, ни души, способной подсказать, что же ему, Кукушкину, при таких обстоятельствах следует делать.

– Мне от тебя ничего не надо, – миролюбиво заверил Авель. – Я пришёл, чтобы забрать тебя в Рай. Ты ведь хотел к нам попасть?

– В каком смысле – «забрать»? – спросил Кукушкин. – Ты берёшь меня в плен?

– В плен берут против воли человека, этим нарушается его свобода воли, – объяснил дикарь и покачал головой. – А ты пойдёшь сам, хорошо?

– Для чего я вам нужен? – не понял Кукушкин.

– Ни для чего, – рассмеялся парень. – Ты хотел иметь два гектара райской земли. Бери, пожалуйста, нам не жалко. Строй себе дом, мы поможем, забирай отсюда жену и сына. И будьте счастливы вечность.

– А как же война? – растерялся Кукушкин.

– Далась вам эта война, – улыбнулся Авель. – Райцы всё равно победят. У нас слишком неравные силы. – он запнулся, подбирая слова. – Вы такие упёртые… и не всегда умные… Не понимаете, что вам вовсе необязательно проигрывать. И если придёте к нам с любовью, мы примем вас, – он помолчал и печально добавил. – Но вы не придёте. Надеюсь, хоть тебя удастся уговорить.

– Почему это меня? – насторожился Кукушкин.

– А за тебя попросили хорошие люди, – объяснил Авель. – Они в тебя верят.

– Ты врёшь! – яростно крикнул боец. – У меня нет знакомых в Раю, я не предатель!

– Конечно, ты не предатель, – улыбнулся дикарь. – Будешь помогать землянам. Мы всегда старались что-нибудь сделать для них, ведь ваша земля такая бедная и суровая. Мы посылали вам райский гумус…

– И продавали стограммовые пакетики за бешеные бабки! – возмутился Кукушкин.

Парень, похоже, расстроился.

– Это не мы, – заверил он. – Я в курсе, что райский гумус продавался у вас на чёрном рынке. Но мы тут ни при чём. Мы просто проносили его на вашу территорию и оставляли недалеко от выхода. А торговали им ваши люди. Так ты идёшь? – спросил Авель.

– Нет, – мотнул головой Кукушкин. – Погоди. Я ничего не понял. Вы так поодиночке всю нашу армию переманиваете?

– К глубочайшему сожалению, далеко не всех, – печально вздохнул раец. – Когда есть за что зацепиться, тех вытаскиваем. Но у большинства ваших никаких зацепок.

– И чем же я такой… – Кукушкин замялся. – гад и подлец, что за мной послали?

– Ты не гад и не подлец, – заверил его Авель. – К примеру, мог убить ту старуху, а не стал этого делать, пожалел. Не знал, как выберешься из леса, но целый спальник оставил другу. А себе взял неисправный. Часы отдал, чтобы спасти товарищей. Хотя они тебе дороги. Ты хороший, Саша. И я тебе говорил уже, за тебя заступились. Попросили Белого Бога, чтобы ты спасся. А Он добрый. Стоит только искренне попросить, и он поможет. Зря вы верите не Ему, а Каину.

– Не верю я никакому Каину, – возмутился Кукушкин. – Кто это вообще такой?

– Мой брат, – ответил Авель. – Утекло много воды с тех пор, как Каин со своей женой съели плод запретного дерева, после чего были вынуждены покинуть пределы Рая. Понятно, что среди вас, смертных, людей с коротким отрезком жизни, память о том событии подзабылась и серьёзно искажена. Тем более, что Каин не очень любит, когда эта история рассказывается достоверно. Он вообще любит приврать. И, придя в новый мир, он взял себе прозвище, что было дано ему ещё в Раю – Люцифер. Но настоящее его имя – Каин. Он скрывает его… У него есть на то свои причины. Райцам больно, что дети Каина живут в тяжёлых условиях, мы хотим, чтобы вы все вернулись.

– Это я уже слышал, – нетерпеливо прервал Авеля Кукушкин. – Но как ты ни поймёшь… Если бы вы там, наверху, договорились, я бы не против. Но я не могу предать своих. Мой батальон воюет с Раем. Что же, я буду стрелять по своим?

– Тебе не придётся, – ответил раец. – Твой батальон не дойдёт до Рая. Никто, кроме тех, кого позовут, не сможет до него добраться. Большая волна в Средиземном море потопила несколько ваших судов. А те, кто смогли высадиться в Сирии, уже воюют с американцами. Они так и перебьют друг друга в надежде завоевать Рай.

– Но Гришин…

– Нянька был обманут, – грустно усмехнулся Авель. – Когда ваше командование узнало об истинных мотивах американцев на Ближнем Востоке, оно тут же снарядило армию, даже понятия не имея, как вы до нас доберётесь. Наверное, надеялось, что эти сведения удастся перехватить у американцев. Но всё пошло не так, как думали ваши начальники. И много людей погибло зазря, – райец покачал головой. – Саша, нам торопиться особо некуда, но я чувствую, как у тебя болит нога и ломит тело. Пойдём, мы вылечим тебя, как только ты окажешься в Раю. Подумай хорошенько, ты ведь хочешь, чтобы твоя семья была счастлива?

– Один момент, – остановил райца Кукушкин. – А мой взвод? Старший сержант Петров? Ребята из моего отделения? – боец махнул рукой в сторону забитого снегом выхода из пещеры. – Что будет с ними?

– Увы, твои друзья не попадут в Рай, – ответил Авель. – Им предстоить умереть. И сейчас они не там, где ты думаешь. – раец кивнул в сторону чёрного лаза. – К ним теперь только одна дорога.

– Понятно, – выдавил боец и в пещере воцарилось тяжёлое молчание.

Кукушкин никогда не считал себя храбрым человеком. В глубине души он знал, что трусоват и слаб. Конечно же, он это знание от всех скрывал. Особенно в армии. И втихую завидовал героям, способным вынести пытки врага или лечь на амбразуру дзота. Он бы этого никогда не сумел. Не только ради товарищей по оружию. Наверное, даже ради Маши и Лёшки он не нашёл бы сил пойти на муки или смерть. Нет, он очень любил свою семью, и если бы не было времени думать, спонтанно, может быть, он и справился бы. Случайно. Но он не был героем. И скорее всего, бросил бы их на произвол судьбы, спасая свою шкуру и кляня себя впоследствии всю жизнь.

Теперь перед Кукушкиным был странный выбор. Ему не надо было рисковать жизнью ради Маши и Лёшки. Мало того, противник предлагал им райскую жизнь. И боец не понимал, отчего он медлит. Надо было всего лишь согласиться.

– Ну что же, – мрачно сказал он. – Приятно было с тобой познакомиться, Авель. Ты неплохой мужик. И я искренне рад, что райцы не такие тупые и неразвитые, как про вас рассказывали. Но, – он чуть-чуть помолчал, – мы враги, и мне пора идти.

– Куда? – изумлённо спросил дикарь. – Там пурга, и ты не найдёшь дороги. Сгинешь зазря. И остатки твоего батальона уже в Сирии. А ты считаешься без вести пропавшим. Оно того не стоит, не ходи.

– Ты же сказал, к нашим проход через этот чёртов лаз, – угрюмо произнёс Кукушкин. – Значит, мне туда.

Боец молча стал собирать снаряжение. А голый дикарь сидел у костра и ласково смотрел на него. В его взгляде было столько сострадания, что у Кукушкина запершило в горле.

– Ну, я пошёл, – скупо попрощался он и полез в дыру.

Сначала лаз был узким и тесным, так что боец то и дело боялся застрять в нём, но вскоре отверстие стало расширяться, и через несколько минут Кукушкин уже смог подняться на ноги, хотя и вынужден был идти, склонившись в три погибели. Вскоре он сумел и вовсе выпрямиться. Странно, что несмотря на отсутствие света, боец ясно видел расширяющиеся стены и потолок лаза. Вдруг он услышал сзади какой-то шорох. Кукушкин резко оглянулся. За его спиной стоял улыбающийся Авель.

– Что ты здесь делаешь? Зачем идёшь за мной? – глухо спросил Кукушкин.

– Я обещал кое-кому, что не оставлю тебя. И вернусь только с тобой. И я не собираюсь нарушить данное слово, – объяснил дикарь.

– Да ты меня с кем-то путаешь! – с досадой воскликнул боец. – У меня и вправду нет в Раю знакомых! – он подумал и добавил. – Не было. До сегодняшнего дня.

– Это не так, – мягко возразил Авель. – Ты был маленьким, когда твои мать и отец появились в Раю. Ты их просто забыл. Но они тебя помнят.

– Они умерли, – обиженно сказал Кукушкин. – Если бы мои родители были живы, они не оставили бы меня в детском доме.

– Они очень переживают за тебя, – тихо пояснил раец. – И хоть ты всегда был далеко не самым лучшим человеком, они просили Белого Бога о тебе. А я говорил тебе, Он всегда помогает, когда искренне просят. Но сперва ты должен был пройти этот путь, чтобы знать, что никогда не захочешь сюда вернуться. Те, кто попадают в Рай прежде времени, рискуют повторить ошибку Каина. А ведь не только он пострадал за своё зло…

– Где мои товарищи? – спросил Кукушкин.

– Пойдём, – ответил Авель.

И они пошли по расширившемуся лазу вдвоём. Боец по-прежнему видел стены и потолок пещеры, несмотря на сгустившуюся кромешную тьму. Впрочем, спустя некоторое время, впереди и по бокам забрезжили красные отблески огня. Вокруг раздавался то ли шорох, то ли шёпот – не разобрать. Затем Кукушкин увидел, как кто-то маленький, вертлявый и чёрный пробежал прямо у него перед ногами. Потом ещё и ещё. Что-то шевелилось вокруг, шипело, свистело. Авель, казалось, ничего этого не замечал и уверенно шёл вперёд. А вокруг стали возникать страшные картины. Какие-то неведомые существа терзали незнакомых Кукушкину людей, и те стонали, рыдали, кричали. Их было очень много. Неужели танкисты попали сюда, и тоже мучаются среди этой толпы? Уродливые чудовища кровожадно скалились на Кукушкина и его спутника, но пропускали их вперёд.

– Стой! Кто идёт?! – внезапно вырос перед ними высокий, одетый в старинные доспехи, человек.

– Это я, Авель, – ответил дикарь. – Здравствуй, брат.

– А ты совсем не изменился, – ухмыльнулся человек. – Зачем пришёл?

– Сопровождаю друга, – тихо ответил раец. – Он учится быть Хранителем. И здесь в первый раз. Я прикреплён к нему Наставником.

Человек в доспехах громко засмеялся.

– Лукавишь, брат. Всё надеешься вытащить по одному всех обитателей ада? Да если бы твой Господин захотел…

– Я не уполномочен обсуждать с тобой это, – отрезал Авель. – Давай ты не будешь и дальше усложнять всем жизнь. Ты подскажешь мне, где находятся бойцы третьего танкового взвода пятого мотострелкового батальона или нам самим искать?

Каин ещё громче расхохотался.

– Иди по этой тропе, – сказал он. – Там, за поворотом…

За поворотом Кукушкин увидел своих, оставленных в лесной избе, товарищей. Они были раздеты почти догола, лишь чресла опоясывали какие-то лохмотья. Перед танкистами на костре стоял здоровый дымящийся котёл, из которого раздавались визг и вопли. Бойцы подбрасывали в костёр дрова и топили батогами в котле старуху-ведьму. Заставив её погрузиться в кипяток с головой, они начинали радостно ржать.

– Ребята, оставьте её, – громко попросил Кукушкин. – Иначе вам отсюда не выбраться.

Его товарищи даже не оглянулись.

– Они не слышат тебя, – сказал Авель. – Как громко их ни зови, они не услышат. Я говорил тебе, не надо сюда идти. Ты только расстроился зря. Ты ведь не хочешь остаться с ними?

Кукушкин смотрел на своих ржущих друзей, топящих в котле убившую их старуху, и скорбь охватывала его. Его товарищи своим видом вызывали жалость, отвращение и страх. Остаться с ними? Да никогда! Бросить их?

– Что можно сделать? – взмолился Кукушкин. – Как вытащить их?

Авель пожал плечами.

– Если ты хочешь помочь им, то должен сам догадаться.

– Мне попросить Его?

– Да.

– А Он услышит?

Авель улыбнулся.

И тогда Кукушкин не выдержал и заплакал. И обратился всем сердцем к Неведомому Белому Богу. И было ему больно. И было ему страшно. И было ему горько и сладко одновременно. А потом он услышал ответ. Но тут мы остановимся. Ибо в этот миг закончилась история бойца Великого Похода Кукушкина и началась другая – житие Хранителя Александра.

декабрь 2010