355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Оганес Мартиросян » Кубок войны и танца » Текст книги (страница 4)
Кубок войны и танца
  • Текст добавлен: 8 декабря 2020, 20:30

Текст книги "Кубок войны и танца"


Автор книги: Оганес Мартиросян



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

«Книга должна быть такой, чтобы её читать всю жизнь. Она должна сопротивляться, не даваться, кусаться».

Народ бушевал, кружился, нападал, настигал, чёрные сгустки сходились, образуя чёрные облака, обещающие чёрные дожди, громы и молнии, двигающиеся на Русь, чтобы её покрыть, заластать, всех разогнать по домам, а самим царствовать, пировать, громить и рождать. Новые небеса.

«Когда у тебя нет ничего, кроме слов, они становятся всем. Но сначала – деньгами».

Зашагал до гостиницы, не глядя на лица, бросающиеся остротой, жгучим перцем, роющие тоннели в глазах встречного человека, доходя до души, выхватывая её из постели, давая пять минут на сборы, сажая в машину и увозя на расстрел.

«Это когда футбольная команда ложится спать и умирает от остановки сердца, общего, одного, настолько игроки стали единым организмом, сыгрались, громя врага. Так они стали целым. При жизни и вне её».

Люди, вспаханные и возделанные Муцураевым, исчезали, оставляя после себя листву, тяжёлую, как бетон. Вокруг темнело, становилось мрачно, легко, возвышенно. Летели гудки, сигналы, шумы, рёвы, всплески и Рахманинов, бьющий по пианино, падающий огнём. Жизнь кипела ввиду отсутствия живого, только машины и железо по имени Человек окружали меня. Я рвал, и метал, и жёг. Дымился, шагая в полночь. Дворцом и хибарой шёл.

«В больших мегаполисах жизнь не затихает и ночью. Так и смерть должна отступить. Уступить своё место. Если подвинут сон».

В номере стоял запах порошка. Я включил свет и бросился на кровать. Закрыл тяжёлые вежды. Будто море кукушат окружало меня, несло к берегам Австралии, шумя и требуя есть. Разевая клювы, пища. Меня поднимало и опускало, я плыл, говорил, молчал, втыкая в розетки спички, чтобы они вспыхивали маяками, ведущими корабли из золота в серебро.

«Солнце освещает землю батончиками. Баунти, сникерс, марс летают в воздухе, не даются в руки, дарят тепло и свет».

Так я уснул, не раздеваясь, под стук копыт, несущий Цоя из воздуха в океан, из степей на Таймыр, убивая, рожая, ломая и строя, как Синяя Борода открывает банку тушенки, ковыряется в ней ножом, берёт в руки вилку и ест, работая челюстями, как рабочие на стройке мешают раствор и умирают каждую секунду, предвкушая Ташкент. Видел во сне Кобейна, кричащего в мегафон:

– Документы должны проверять священники, а никак не полиция.

Проснулся, отлил, сполоснул лицо, почувствовал себя словно озеро по весне, очнувшееся от мороза и льда. Пошёл на ресепшн.

– Человек или говорит, или пишет. Только что-то одно.

– Можно петь.

– Никогда.

Двинулся погулять, побродить, помечтать. Купил газету, в которой значились убийства, открытки, конфеты, столы, огурцы, Македонский, революция, Африка, Магадан. Сунул её под мышку. Перешёл дорогу, чуть не попав под машину, задымил сигаретой, думая о вине, красном, крепком, большом. Ударяющем в голову, унося человека в Гренландию, на снега, на мороз, к белым медведям, несущим ему свои шкуры, чтобы он не замёрз, и убегающим массивами мяса, льющими в небо кровь.

«Истинный христианин делает себя жертвой, умирает или садится в тюрьму, чтобы кайфовать над злодеем, наблюдать мучения своего врага, который попадает в ловушку, радуясь и смеясь».

Обратил внимание на чеченца, играющего в теннис со стеной, в руках у него был айфон, им он бил мяч, кружащийся и летящий, как ядро в стан врага, сея смерть, боль и ужас, разбрасывая вокруг себя солёные грибы, огурцы, помидоры, брызжущие маринадом, крича о невыносимости человеческого бытия, лишённого войны, радости, секса, несущих людям покой, «Тошноту» и «Стену», о которую бьётся мяч, плача, рыдая, ржа и упиваясь фильмом «Небо над Берлином», показывающим дырявый сапог, которым старик вычерпывает из своей лодки море.

«Я переписал всего Маяковского, от первых стихов до самоубийства. Оно заняло сто страниц».

Повернул на улицу Хампаши Нурадилова, пошёл, разглядывая окрестности, похожие на мотылька и танк, врезавшиеся друг в друга, как Первая мировая война во Вторую, чтобы Хемингуэй лечился электрическим током и разнёс свое тело выстрелом из ружья, оставив нетронутой голову, сотканную творцом.

«Безумие – когда голова превращается в сахарную вату, граничащую с космосом, то есть не видящую разницы между ним и собой».

Зашёл в парикмахерскую, где никого не было, попросил остричь мои волосы, коротко, просто так, чтобы они сыпались на пол, происходящий на костях бывших людей, ставших тленом и прахом, ничем, другими словами, телефоном Lenovo, принадлежащим Ричарду Бротигану и рассылающим тысячи SMS в секунду, будоража умы поклонников писателя, читающих его всегда, в любую погоду, похрустывая свежими яблоками, данными им змеем из библии, написанной обезьяной, в которую вселился человеческий дух, зашептав ей слова, распрямляя её тело, надувая её душу, делая её большой и ранимой и стремящейся в небо.

«Надо постоянно говорить, иначе место речи займут, и из твоих уст будут вылетать только „му“ и „гы“».

На улице вытер платком лицо, поправил кепку, прошёл мимо пацана, отрабатывающего удары по воздуху, стонущему и рыдающему от них, грозящему позвонить некому Рамзану Ахмедову, который приедет и поставит обидчика на место, пустое, согласно песне Queen, как и другие места, задающие один и тот же вопрос:

– Кто убил Куприна?

Задымил папиросой, связывая увиденное воедино, лепя тесто из бетона и камня, из людей и машин, чтобы приготовить из него оладьи, начинённые бытием, кусками его, фрагментами, читающими нараспев тексты Розанова, пляшущие над костром, будто тени и дым, идущие над страной, покрывающие её, исходя из величия и замыслов Русастана, коих нет, а есть пенсионеры, получающие в месяц гроши, восемь тысяч рублей, и гоняюшие на «Мазерати» и «Бентли».

«Жизнь коротка только по одной причине: потому что она длинна».

Возникло желание рубить Анастасию Кислицыну топором, не давать ей жить и распространять себя, свой уклад и еду на весь мир, то есть Страну Советов, брызжущую на планету перегаром и табаком, их запахом, плотью, сутью, похожими на БелАЗ.

«Чемпионат мира по футболу в 2018 году проходил в США, так как он был в России».

Я зашёл в книжный, начал листать всё подряд, Бунина, Рассела, Кафку, везде было одно, дважды два – четыре, а не сто, тысяча, миллион, миллиард, всюду была простота, ясность, логичность, но не было картин Дали, напечатанных в прозе и изданных, вбитых в стихи, пробившихся через них, растущих, шумя листвой. Поезд, пущенный на странице пять, доходил до страницы десять, не поднимался в воздух и не уносил на Сатурн.

«Чечня – это фронтмен Кавказа, врезающегося, вгрызающегося, врубающегося в двадцать первый век, выпирающий у него из штанов».

Приблизилась продавщица:

– Если вы возьмёте две книги, то на третью будет скидка.

– Какая?

– Наполовину.

Я начал думать, как собирать с пола деньги, рассыпанные не мной.

«А надо подбирать звёзды с небес».

В итоге вышел, ничего не купив, а унося с собой аромат свежих книг, запах Ахматовой, то есть месячных, льющихся рекой, падающих с высоты, будто бы водопад.

«О, я способен создать текст из мусора, возвести памятник и скульптуру, увековечить миг, который сейчас наполняет меня, упав раскалённой каплей на мою голову, безумие, силу, – так пытали в Крестах и в Бутырке, делая из человека героя, горы и небеса».

Думал о литературе, о себе и о них.

«Я сдираю кожу со своих предложений. Мои мысли обнажены. Мускулы, мясо, кровь».

Двигался, уходил, настигал невидимый образ, являющийся взрывом домов в Москве, пеплом, убитым людом, превратившимся в точки в конце предложений, написанных рукой учительницы в дневнике первоклассника, съевшего два яйца.

«Церковь, синагога и мечеть берутся за руки и ведут хоровод только в одном случае: если в центре них атеист».

Представил на секунду дерево, на ветках которого висело мясо: баранина, свинина, говядина. Огромные куски, созревающие под солнцем, ждущие рук, рвущих их и складывающих в корзины, несомые на базар. Так в моей голове кончились страдания домашних животных, остался только их срок службы, данный заводом-производителем, расположенным в КНР.

«Рембо – первый реалист, он описал мир таким, каким видел, а видел он его всегда через призму Харрара, сквозь будущее, глядя на всё двумя золотыми монетами, вставленными в глаза».

По противоположной стороне улицы прошёл гигантский Вейнингер, окружённый чернокожими, женщинами и евреями, они бежали вокруг него, хватали за рукава, за штанины, кричали, вопили, требовали шоколадных конфет, Торы, соития, вуду, а он отмахивался от них, кривил края губ, смотрелся живым Маяковским, размахивал книгой, громко трубил в африканский рог и прибавлял скорость, впадающую в него, как река в океан.

«Этого не может быть, я сплю, я во сне, Чечня мне только привиделась, она – нож, вскрывающий консервную банку, или моё сознание, чтобы извлечь и съесть».

Отто увидел меня и закричал:

– Иудаизм – женское начало! Я был прав.

Я смутился, после чего вспомнил свою книгу «Первые дни империи», предшествующую дурке, когда я написал то же самое, после момента, вспышки, мгновения, озаривших мой мозг и направивших его в сторону прошлого, на огромной скорости, ведя к крушению и падению, то есть повторению мировой истории, если брать её начало, схождение, приземление, взрыв, расколовший сознание на две части – на весь мир и Кавказ.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю