Текст книги "После заката (СИ)"

Автор книги: Обри Питерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

After the sunset

После заката

Вот опять. Снова  я бегу из дома, из этого чертового ада, переполненного цинизмом и злобой. Я бегу от всех этих проблем, всех ссор, которые поджидают меня. Каждый раз этот бег напоминает мне сцену из фильма «Форест Гамп». Он бежал от задир, которые доставали его, от злобных парней, которые бросались камнями. Так же бегу и я. Правда, бегу я от своей жизни. От всех ублюдков, которые ее переполняют. Как бы грубо это не звучало. Да. Я бегу. Я Мэрил Льюс, которая будет бежать вечно.

…

– Где моя куртка?! Я же просила ее не трогать! – обозленная в последнее время на весь мир кричала я. Не знаю, почему я все время ору. Почему не могу задать обычный вопрос без злости в голосе, без возмущения.

– Если бы ты не бросала свои вещи, где тебе вздумается, таких вопросов бы не возникало.

Да. Ничего другого ты не можешь сказать. Никогда не мог. Хоть бы попытался выдавить из себя одно милое словечко, одну похвалу в мой адрес.  Но нет. Ты всегда, всегда всем не доволен. Моим внешним видом, моими словами, тем, что я делаю, куда хожу. Ты не доволен моей личностью. Ты не доволен мной.

– Вернись пораньше сегодня.

– Не думаю, что это хорошая идея.

–Это не просьба.

–Мне плевать. – С этими словами я захлопнула дверь. Я старалась сделать это с такой силой, с таким мастерством, чтобы он навсегда запомнил этот момент. Момент, когда его дочь ушла. Ушла с мыслью, что никогда больше не вернется в эту дыру. И он должен был в это поверить.

…

Я бегу. Снова. И опять чувствую себя свободной, независимой. Нет. Я чувствую себя покинутой, озлобленной на весь мир. Снова. Когда это перестанет приносить мне удовольствие. Когда я перестану чувствовать это наслаждение. Какое наслаждение?! Что ты несешь?! Я одинока…Я свободна..Что происходит?

Нет. Дом. Я возле него. Что я тут делаю. Опять навернула круг. Когда это прекратиться. Когда он заметит меня? Почему это так волнует. Почему мысли лишь о том, чтобы он меня заметил, чтобы до него дошло, что я кто-то, что я есть. Чтобы все заметили, что я существую, что я не просто декорация на сцене какого-то дерьмового театра. Я кто-то.

…

Вечер. Я сижу на кресле и наблюдаю заход солнца.

Солнце. Почему я не могу быть им. Почему я не могу быть такой необходимой, почему я не могу быть такой нужной, почему я не могу быть тем, без чего не выживет Вселенная, без чего не выживет ни одна живность этого ничтожного мира.

Солнце. Никогда не устану любоваться, как оно нежно, постепенно и так изящно покидает горизонт, скрывается за ним. И каждый раз это столь обыденное явление показывает себя с другой стороны, открывает свои новые черты, каких мы до сих пор не знали. Или просто не замечали. Как он не замечает меня. И каждый раз оно напоминает о себе, старается привлечь наше внимание, старается сделать так, чтобы мы, наконец, уловили то, что раньше ускользало от нашего взгляда. А когда заметим – восхищение одолевает нами. Может, я должна привлечь его внимание? Как солнце привлекает миллиарды взглядов. Постараться сделать так, чтобы он разглядел во мне нечто особенное.…  Нет! Это просто вздор! Глупые мысли! Перестань думать об этом! Перестань!

–Мэрил, кексы готовы, можешь спускаться! –  откуда-то с первого этажа крикнул Юджин, мой давний приятель. Я приходила к нему время от времени. Он всегда был не особо разговорчив, не задавал лишних вопросов, но готовил отменную выпечку. Мы познакомились, когда мне было лет 12. Я разлила на него сок и расплакалась от стыда. Странно. Но с того момента, я перестала плакать.

– Я не знал, что лучше, шоколадная или ванильная начинка, так что сейчас перед тобой оба варианта. Пробуй, запивай и наслаждайся.

И вот первый кекс направился в мой рот. Каждый кусочек был вкуснее предыдущего. У этого парня был талант, настоящий дар. Случалось, что я наблюдала за тем, как он готовит, и это поистине не передаваемое зрелище. У него была страсть к этому делу, и он знал об этом.

– Я нашел одно место, в переулке Уилидж. Думаю, оно идеально подойдет для моей первой пекарни.

Он не думал, он знал об этом. Это можно было увидеть, лишь мельком взглянув на него. Искры в этих сумасшедших глазах так и выпрыгивали наружу, так и кричали: «О да! Это то, что нужно!  Это то, что действительно мне подходит!».

– Нужно договориться с человеком, чтобы это место придержали еще на пару дней.

– У тебя уже достаточно денег?

– Да. И это еще больше продвигает меня к задуманному. А ты? Все еще не выбрала колледж? Хотя знаешь, это твое дело, лишняя информация моему мозгу не требуется, – сказал он, сделав последний глоток кофе. И сделал он это с неописуемой грациозностью, резкостью. Именно это мне в нем и нравилось. Он не лез ко мне, не пытался пробраться через потайные лабиринты, выстроившиеся во мне за все время. Но, не смотря на это,  он всегда был готов. Готов выслушать все, что я скажу. За мной стоял лишь выбор: говорить или нет.

Этот человек вызывал у меня интерес, и то же самое у него было по отношению ко мне. По крайней мере, мне так казалось. Может это и стало связующим звеном нашей дружбы.

Вечер. Чертовски мягкое кресло и друг, который не промолвил больше ни слова. Идиллия царила в атмосфере, окружавшей нас.

Прошло еще около часа, перед тем как я ушла. На прощание он лишь сказал:

– Эм, твое солнце еще взойдет, обещаю.

Эти слова я запомнила на всю жизнь.

…

– Она все еще закрытая книга для меня. Как бы я не пытался привлечь ее внимание, как бы ни пытался заговорить, ничего не выходит. Она лишь еще больше отдаляется от меня. У меня такое чувство, будто она переполнена ненавистью, и с каждым днем эта ненависть усиливается в тысячи раз…

– Мистер Льюс, вы должны понять, что для нее сейчас все слишком трудно. Она подросток и в ее сознании все утрировано в десятки раз. Воображение начинает идти против нее, все эмоции усиленны, а мысли лишь о том, чтобы быть кем-то, чтобы стать чем-то большим.

– С чего вы взяли, что это так?

– Одного сеанса с ней было достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы. Хоть он и продлился от силы минут пятнадцать. Ей нужен отец, ей нужно внимание. Ваше внимание.

–Но я пытаюсь сделать все, что только можно. Ничего не выходит.

– Для этого нужно время. Пока она сама не поймет, что причина всего этого гнева в ней, а не в окружающем ее мире и людях, которые рядом, она не откроется. Ее должно что-то поразить, удивить. Это что-то должно настолько глубоко пробраться в ее душу, что все ее мнимые убеждения улетучатся, и она поймет, насколько была слепа и невнимательна. Насколько была жестока в первую очередь по отношению к себе.

Роберт вышел из кабинета психолога. Еще немного помявшись у двери, он взглянул на часы. Было двадцать пять минут шестого. Его отдало жаром, все тело покрылось мурашками. Ему опять придется возвращаться домой к своей дочери. Придется опять смотреть на ее кудрявые темно-каштановые волосы, снова пытаться сказать хоть что-то дельное, сказать хоть что-то, что могло бы растопить тот холод, который исходил от нее. Он вернется домой с полным пакетом продуктов, сделает лазанью, а Мэрил к ней даже не притронется. Она лишь немного посидит за обеденным столом, как всегда опустив голову. А он, как всегда, не сможет заглянуть ей в глаза, не сможет ей улыбнуться. И тут она встанет, возьмет вещи и уйдет,  хлопнув дверью. И этот хлопок отдастся в сердце Роберта с такой силой, с такой мощью, гневом, что ему покажется, будто она больше не вернется.

…

Еще один день. День, наполненный жестокими, грязными подонками. Почему я говорю так? Почему всегда с таким ожесточением? Люди. Возможно, они не так плохи, как мне кажется. Вот снова я вижу это милую женщину, которая читает в парке своему ребенку. Но она не вызывает у меня тех чувств, которые бы сумели перевернуть все, перевернуть мое отношение к этому миру. Возможно, я сама не пытаюсь делать что либо для этого…

Каждую неделю, во вторник, примерно в 5 вечера она здесь со своим ребенком. Вокруг деревья, трава, то возникающие, то скрывающиеся в кроне деревьев белки, парень, продающий хотдоги или работягам, которые спешат с работы, или одиноким парням и девушкам, которые по какой-то причине не слишком торопятся попасть домой. А она все сидит и читает, а ребенок лежит на покрывале из разноцветных лоскутков и смотрит на свою маму такими большими глазами, будто она рассказывает ему что-то неземное, то от чего дух захватывает. Скорее всего,  так оно и было.

Хотела бы я узнать, почему она здесь, почему ей не надоедает приходить сюда? Что особенное есть в этом месте?

И я прошла мимо. Как и каждый предыдущий вторник.

Ноги шагали по недавно залитому асфальту, и с каждой минутой темп замедлялся. Все мое тело сопротивлялось возвращению в ад.

Я пришла к остановке. Автобус будет через 3 минуты. Не так долго ждать. На этот раз мой медленный шаг либо подвел меня, либо наоборот оказал услугу. Я находилась в районе проспекта Броулс. Недалеко отсюда был построен дом  для престарелых, а рядом больница, и теперь на остановке, день изо дня, топчутся ворчливые старики. Они либо одни, либо в сопровождении своих взрослых детей, которые решили избавиться от них, поместив в некую кутузку с «милейшим» названием «Все для вас, дорогие». Кто придумал этот бред?! Ну вот. Одна мадам уже начала жаловаться на свои больные ноги и кривые пальцы. Другая проклинает невесту сына, которая за 10 лет ни разу не навестила бедную старушку. Банда престарелых мужичков обсуждает улов прошлого года. Более  нормальная тема для разговора, чем «Как она посмела оскорбить меня перед Люси».

Вот  и приехал автобус. Сейчас начнется обыкновенная, всем знакомая картина: разные дамы, разного возраста, как только откроются двери, помчатся в автобус, сметая все и всех на своем пути, только для того, чтобы усадить свои тела на сиденья. Они помчатся туда, будто черви, выползающие из земли после дождя, дабы не задохнуться. Ну, неужели вам не все равно, успеете вы занять место, или нет. Неужели ваша жизнь потеряет смысл от того, что вы не смогли занять этот величественный трон в автобусе. Началось. Я стою с краю, пережидая нахлынувшую бурю. Меня толкают, наступают мне на ноги. Какая-то женщина, лет 45, ударила меня сумкой по голове. Казалось, чаша моего терпения скоро опрокинется. Я была настолько возмущена и удивлена, что готова была догнать эту барышню, и вывихнуть ей этак пару десятков костей.

Тут меня резко откинуло в бок и придавило к двери. Еще чуть-чуть и я бы упала под автобус…

– Вставай, милая, – ласково сказал мне какой-то совершенно не знакомый старик, посмотрев на меня своими морщинистыми, полными доброты, глазами, –  Проходи.

Что это было? Что произошло?! Этот взгляд! Он отпечатался в моей памяти, как фотография на листе бумаги. Он был таким ярким, четким. Я никогда в жизни не видела, чтобы незнакомец смотрел на меня такими добрыми глазами. Я увидела в них искренность, какой не видела так давно. Или…Возможно я ее просто не замечала. Не замечала так же, как люди не замечают закат, как люди не замечают большинство обычных, но до умопомрачения прекрасных  явлений…Во мне что-то перевернулось, стены моего лабиринта изменили свое положение, они начали двигаться. Я это почувствовала! Что сделал это старый мужчина?! Что он сделал?! Как у него получилось в какую-то долю секунды изменить мои мысли, мои чувство, изменить мое видение? Он сказал лишь: «Вставай, милая. Проходи». Ничего больше. Лишь «вставай, милая. Проходи» . Три слова, которые дали мне возможность увидеть все иначе, думать иначе. Почему того не произошло раньше? Почему сейчас?! Вставай, милая. Проходи… Вставай, милая, проходи… Три слова! Три слова перевернули во мне все.

Я не могла прекратить рассматривать этого старика. Почему он так отнесся ко мне? Почему он это сделал? Он просто добрый? Нет..Это глупо. В мире нет таких людей. Это сказка. Это все до безумия нереально.

…

Так я ехала еще три остановки. И тут меня поразила еще одна, вроде бы совершенно ни чем не примечательная вещь. И я больше, чем уверенна, что никто ее даже и не заметил. Но для меня она сыграла заключающую роль.

Дверь в автобус закрывалась. Женщина в сером пальто, с красным шарфом, так нелепо развивающемся на ее шее, бежала что есть сил, только чтобы успеть.  Успеть на этот возможно последний путь добраться до дома,  или ей просто не хотелось ждать другой транспорт. Я не знаю, что именно было у нее в мыслях в тот момент. Она была на месте. Двери были закрыты. Кажется, шанс упущен. Но нет. Дверь открылась. Она открылась, чтобы впустить эту женщину. Именно для нее. Та зашла, держа в руках телефон и говоря с кем-то. И тут я услышала редкие слова:

– Ой, какое чудо, что водитель открыл мне дверь! Подожди минутку, я пойду, скажу ему спасибо.

Спасибо! Незнакомцу!

Ранее я не видела подобного. Водители просто уезжали. Им было все равно: бежит кто-то, торопится ли. У них было какое-то непонятное отвращение, безразличие к пассажирам. А люди. Люди. Ими никогда не овладевало мысль пойти и сказать спасибо. Сказать спасибо водителю. Или мне так казалось?

Сейчас я не могу ответить однозначно. Мои мысли переворачиваются с ног на голову, лабиринты во мне меняют направление, внутренние карты переписываются. Я меняюсь, и чувствую это. Как если бы земля чувствовала, как по ней ходят, как в ней что-то роют, пытаются до чего-то докопаться. Как если бы незрячий увидел, или услышал глухой.

…

Дорога домой казалась бесконечной. Но на этот раз я не делала ее таковой сама. Я не пыталась идти медленнее, не останавливалась после каждого пройденного метра. Сейчас я думала. Я наблюдала. Я замечала какие-то вещи, которых раньше будто бы и не существовало. Но они были! Они всегда были здесь! Это кафе всегда находилось на этом повороте. Деревья, скамейки – все это тут было. Разрисованные стены, ровный асфальт. А кирпичные дома! Их то я почему не видела?!

«Нет. Это уж совсем вогнало меня в тупик». Этим вечером я не чувствовала той злости и гнева, которые всегда преследовали меня, которые всегда одерживали надо мной победу. Я не сопротивлялась возвращению в.… Почему-то мне стало трудно назвать дом адом, или дырой, или скопищем безразличия. Что-то в этот момент екнуло. Правда я не поняла что.

Что это черт возьми было?!

Дом. Я опять стою на том месте, что и всегда. Правда, другая. С другими ощущениями, с другими мыслями. Стоит машина. Горит свет в окнах.

«Отец», – слово, которое резко промелькнуло в моей голове. «Как он? Что я ему скажу?» – подумала я. Стоп, стоп!  «Скажу?! Да что мне ему говорить? Он, он...»

На этот раз я ничего не придумала. Ничего грубого, жестокого, ничего плохого. Я не накручивала себя. Вот. Вот что я делала все это время! Я сочиняла то, чего на самом деле не было.

Почему я не видела стольких вещей, но в голове сделала столько неверных выводов?! Решила, что живу в какой-то злобной и бесчувственной сказке, где обитают только злые персонажи. Я отрицала весь мир, всех людей, все то, доброе, что они делали для меня. Они делали добро! Я и этого не замечала до сегодняшнего дня!

Этот старик, эта женщина – они открыли мне глаза. Заставили снять темные очки, через которые ничего не видно. А нам дано увидеть тысячи неповторимых вещей. Нужно всего лишь присмотреться. Всего лишь окинуть взглядом улицу, по которой ты идешь, и перед тобой престанет многое.

А потом  ты осознаешь, что об этом многом даже и не подозревал.

…

«Как мне вынести еще один вечер полный молчания? Как мне до нее достучаться? Лазанья. Ха. Роберт, мог бы придумать что-нибудь получше, пооригинальнее. Хотя какая разница. Твоя дочь все равно не оценит.  Что ты делаешь…» – думал Роберт, размешивая соус.

Он не знал, зачем повторяет череду этих бессмысленных действий каждый раз. Зачем всегда ждет, ждет того момента, когда Мэрил отнесется к нему как к отцу, а не как к последнему негодяю, кретину и поддонку. Каждый день он пытался понять, почему она именно так его видит, почему придумывает себе эти образы. Он допускал вероятность, что делает что-то не так, но до сих пор не смог найти достойной причины полагать, что вина в нем.

Это как день сурка: утром она уходит, вечером возвращается, не смотрит в глаза, не здоровается, не прощается. Каждый день одно и то же. Сколько мучений это приносит отцовскому сердцу, сколько рушится надежд.

Он слышит ее голос буквально два-три раза в день. И это буквально две-три фразы. Два-три слова.

«Скоро она не вернется. Придет момент, когда она просто сбежит, и я никогда больше не увижу свою малышку. А она может это сделать. Она сделает все, чтобы ее иллюзии продолжались, она никогда не захочет сделать антракт, не говоря уже и о конце представления».

Роберт ходил взад вперед по комнате, не переставая думать о всем происходящем. Он все еще искал эту лазейку, эту страницу неведомой ему книги, которая раскроет все, которая скажет, что сделать, как все исправить. Ковер под ногами, диван, картины на стенах, даже ваза у входа – казалось, все это пропиталось альянсом чувств, которые испытал Роберт.

Поблуждав еще минут 5, он решил взять трубку и набрать номер психотерапевта: « Может на этот раз получится достигнуть больших результатов, чем в прошлый, А если нет, то, по крайней мере, будет с кем выпить кофе» – но тут отворилась дверь и вошла Мэрил. Роберт стоял в смятении, глядел на нее, из телефона были слышны гудки.

В голове у этого мужчины извергся вулкан, пронесся самый мощный ураган. Череда самых мощных катастроф окинула его.

«Что ей говорить?! Что? Черт, она же моя дочь, всего лишь моя дочь. А я отец. Почему я не могу поговорить с ней. Она же уйдет. Нет. Нет. Она уходит. Проклятье. Она…».

–Привет, пап. Лазанья сегодня будет?

…

Обычный вечер. Не совсем обычный закат. Буйство красок, переплетение форм, смешение оттенков. Постепенное погружение за горизонт. Еще один незабываемый закат. Но теперь он будет иметь особенное значение. Этот закат станет символом сегодняшнего вечера.

Именно в этот вечер Мэрил поняла, какая вкусная лазанья у ее отца. Узнала его ближе. Скорее просто узнала. Она не задумывалась о его чувствах, эмоциях, о том, что ему не все равно. Все эти глупые мысли были порождены ее фантазией. Она сделала их своим фундаментом. Основой, которая день изо дня рушилась под ее ногами, давая упасть еще глубже.