Текст книги "Ночь разбитых сердец"
Автор книги: Нора Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 7
Нэтан прихватил с собой фотоаппарат. Он считал необходимым пройти по следам, оставленным отцом на острове… Или, может быть, стереть их? Он выбрал старый тяжелый «Пентакс» – один из любимых аппаратов отца, тот самый, что был у Дейвида Делали на острове в то лето.
Отец привез тогда целую фотолабораторию: и громоздкую камеру для съемки пейзажей, и удобный «Никон», и набор объективов и светофильтров, и гору пленок. Но когда он отправлялся на охоту за редким снимком, то обычно брал с собой этот «Пентакс».
Нэтан решил пойти к дальнему пляжу, куда еще не добрались отдыхающие. Тропинка петляла между дюнами, покрытыми травой и стелющимися растениями. Ветер трепал его волосы, солнце било в глаза, и он надел темные очки. Поднявшись на самую высокую точку тропы, Нэтан остановился, прислушиваясь к грохоту волн и самодовольному пронзительному крику чаек, метавшихся над водой.
Раковины, оставленные приливом, валялись на песке, как красивые игрушки. Ветер уже намел за ними крохотные холмики. Деловитые песчанки сновали туда-сюда в морской пене, как бизнесмены, спешащие на важное заседание. А дальше, за первыми бурунами, трио пеликанов кружилось в небе, как военные самолеты. Время от времени один из них вдруг с головокружительной скоростью срывался вниз, остальные следовали за ним. Тройной бросок, тройной всплеск – и они снова взмывали вверх с добычей в клювах.
С ловкостью опытного мастера Нэтан поднял камеру, открыл диафрагму, увеличил выдержку, чтобы поймать движение, и нацелил объектив на пеликанов, взлетающих к небу. Ему удалось поймать их следующий стремительный рывок.
Он опустил камеру и улыбнулся. В последнее время он редко баловал себя любимым занятием, но теперь собирался наверстать упущенное.
О лучшем начале и мечтать было нельзя. Пляж был населен лишь птицами и раковинами, только его следы нарушали девственную чистоту песка. Это само по себе чудо, подумал он. Где еще возможно такое абсолютное одиночество, где еще можно насладиться такой красотой, покоем и уединением? А именно это ему сейчас необходимо.
Придерживая камеру, Нэтан спустился по склону и побрел по чистому влажному песку пляжа. Иногда он садился на корточки, чтобы рассмотреть раковину, обвести кончиком пальца контуры морской звезды.
Но он оставлял их там, где находил: запечатленные на пленку, они все равно теперь будут с ним.
Прогулка на свежем воздухе помогла ему успокоиться после встряски в «Приюте». Так она фотограф, думал Нэтан, рассматривая красивый серебристый коттедж, выглядывавший из-за дюн. Знал ли его отец, что маленькая девочка, которую он как-то летом учил фотографировать, пошла по его стопам? А если бы узнал, был бы тронут и горд? Или бы это его просто позабавило?
Он помнил тот день, когда отец впервые показал ему, как работает фотокамера. Большие ладони накрывали его маленькие руки ласково, терпеливо. Он помнил запах лосьона на отцовских щеках, резкий запах. Как же он назывался? Ах да, «Брут». Маме больше всего нравился этот лосьон после бритья. Отцовская щека, гладко выбритая, прижималась к его щеке. Темные волосы, всегда аккуратно причесанные, поднимались надо лбом легкими волнами. Ясные серые глаза смотрели серьезно.
Всегда относись с уважением к своему фотооборудованию, Нейт. Возможно, когда-нибудь ты захочешь зарабатывать на жизнь фотографией, путешествовать по миру. Учись смотреть и видеть больше, чем все остальные. Даже если ты выберешь другую профессию, все равно сможешь пользоваться камерой для того, чтобы сохранять мгновения жизни, дорогие и важные для тебя. Уважайсвое оборудование, учись правильно пользоваться им, и тогда эти драгоценные мгновения всегда будут с тобой.
– А сколько я уже потерял? – спросил вслух Нейт. – И сколько спрятал в тайниках души такого, что лучше было бы потерять?
– Простите?
Нэтан вздрогнул от звука голоса, ворвавшегося в его воспоминания, и резко обернулся, решив, что встретился с еще одним призраком. Но увидел красивую, изящную блондинку, пристально наблюдавшую за ним из-за янтарных стекол солнечных очков.
– Извините, что напугала вас. – Блондинка наклонила голову, но ее глаза, не мигая, продолжали изучать его лицо. – С вами все в порядке?
– Да. – Нэтан провел рукой по волосам, игнорируя противную дрожь в коленях. Но сложнее было отмахнуться от собственного смущения. Женщина смотрела на него как на чужеродное пятно на стекле микроскопа. – Я не знал, что рядом кто-то есть.
– Просто заканчиваю утреннюю пробежку, – сообщила она, и он только сейчас заметил, что на ней серая футболка с пятнами пота и красные обтягивающие велосипедные шорты. – Это на мой коттедж вы смотрели. Вернее – сквозь него.
– О… – Нэтан приказал себе сосредоточиться и разглядел стены из серебристого кедра, наклонную коричневую крышу, открытую выступающую веранду. – Оттуда, наверное, открывается отличный вид.
– Да, особенно на рассвете. Но вы уверены, что хорошо себя чувствуете? Простите мое любопытство, но когда я вижу, как человек одиноко стоит на пляже с таким видом, будто его огрели дубинкой, и разговаривает сам с собой, то не могу пройти мимо. Это моя работа.
– Пляжная полиция? – сухо спросил он.
– Нет. – Женщина дружелюбно улыбнулась и протянула руку: – Врач. Доктор Фитцсиммонс. Можно просто Керби. Я собираюсь открыть здесь клинику, а пока практикую в своем коттедже.
– Нэтан Делани. Практически здоров. Кажется, там раньше жила старая женщина? Крохотная женщина с седым пучком.
– Моя бабушка. Вы знали ее? Ведь вы, по-моему, не местный.
– Вы правы, но как-то мальчишкой я провел здесь лето. Воспоминания преследуют меня. Вы только что вошли в одно из них.
– О… – Глаза за янтарными стеклами потеряли профессиональную проницательность и потеплели. – Теперь понятно. Я знаю, что вы имеете в виду. Я тоже в детстве несколько раз приезжала сюда. И воспоминания настигают меня повсюду. Вот почему, когда бабушка умерла, я решила обосноваться на острове. Мне всегда здесь очень нравилось.
Она рассеянно обхватила рукой носок кроссовки и подняла назад ногу, коснувшись пяткой ягодицы.
– Должно быть, вы тот самый янки, который поселился на полгода в коттедже «Маленькая мечта»?
– Поразительно, как быстро распространяются новости.
– Конечно. Особенно когда расстояние невелико. У нас здесь не так-то много одиноких мужчин. А уж если такой мужчина собирается остаться на полгода… Некоторые дамы уже заинтригованы. – Керби повторила упражнение с другой ногой. – Вы знаете, мне кажется, я вас припоминаю. Это не вы и ваш брат слонялись повсюду с Брайаном Хэтуэем? Я помню, как бабушка говорила, что мальчишек Делани и Брайана водой не разольешь.
– У вас хорошая память. Вы были здесь в то лето?
– Да. Это было мое первое лето на острове. Наверное, поэтому и запомнилось лучше всего. Вы уже видели Брайана? – небрежно спросила она.
– Он только что накормил меня завтраком.
– Из яиц он творит чудеса. – Теперь настала очередь Керби смотреть на коттедж, не видя его. – Я слышала, что Джо вернулась. Собираюсь заглянуть в большой дом сегодня после приема больных. – Она взглянула на часы. – А поскольку прием начинается через двадцать минут, мне пора бежать, чтобы привести себя в порядок. Приятно было снова увидеться, Нэтан.
– Мне тоже, док, – откликнулся он, когда она уже побежала к дюнам.
Керби со смехом повернулась, побежала спиной вперед и крикнула:
– Учтите, я терапевт и у меня практика самого широкого профиля. Приходите, если что-то будет вас беспокоить.
– Я запомню.
Она отвернулась, и Нэтан с улыбкой смотрел, как дерзко болтается из стороны в сторону ее «конский хвост».
Девятнадцать минут спустя Керби надела поверх футболки и джинсов белый халат. Она считала халат необходимой деталью, предназначенной убеждать недоверчивых пациентов в том, что она действительно врач. Халат и торчащий из кармана фонендоскоп давали многим островитянам некий визуальный толчок, без которого они не решались позволять маленькой внучке бабушки Фитцсиммонс копаться в своих внутренностях.
Она вошла в кабинет – бывшую бабушкину кладовку за кухней. Одну стену с полками Керби не тронула. Теперь здесь стояли книги, папки с документами и маленький факс с копировальным аппаратом, позволявший ей связываться с материком. Остальные полки она убрала, поскольку не собиралась следовать бабушкиному примеру и заготовлять дары природы – от тушеных помидоров до маринованных арбузов.
Она сама втащила в эту комнату маленький, любовно начищенный стол из вишневого дерева. Он путешествовал с ней из Коннектикута – один из немногих предметов мебели, которые она привезла на юг. На столе красовалась книга предварительной записи в кожаном переплете с золотыми инициалами «К.Ф.» на обложке – прощальный подарок озадаченных родителей.
Ее отец вырос на острове, но довольно рано сбежал отсюда и считал себя счастливчиком.
Родители с восторгом восприняли ее решение последовать примеру отца и стать врачом. Они считали, что если Керби пойдет по отцовскому пути и дальше – займется кардиохирургией, обзаведется большой практикой, – то будет жить красивой и безбедной жизнью.
А вместо этого она выбрала профессию семейного врача, старый бабушкин коттедж, простоту существования на острове.
И не могла бы быть счастливее.
Рядом с книгой предварительной записи стояла шикарная радиотелефонная система с двусторонней оперативной связью – на тот невероятный случай, если ей вдруг понадобится помощь, – и стаканчик с остро отточенными карандашами.
Первые несколько недель своей практики Керби в основном точила карандаши и часами постукивала ими по журналу в тщетном ожидании посетителей. Но она держалась и постепенно начала использовать свои карандаши для записи пациентов. Младенец с крупом, старушка с артритом, ребенок с высокой температурой. Поначалу только очень маленькие или очень старые доверяли ей. Но затем стали приходить и другие: кому-то нужно было наложить швы, кого-то избавить от разных болей или расстройства желудка. Теперь ее называли «доктор Керби», и маленькая домашняя клиника стала себя окупать.
Керби просмотрела список пациентов. Ежегодный гинекологический осмотр, долечивание вяло текущего синусита, очередной отит у мальчика Мэтьюсов и прививка ребенку Симмонсов. Что ж, ее приемная не будет переполнена, но по крайней мере не придется скучать. И кто знает, подумала она, посмеиваясь, может, парочка непредвиденных случаев оживит день.
Поскольку на десять часов была назначена Джинни Пендлтон, Керби решила, что у нее есть еще минут десять. Джинни неизменно всюду опаздывала. Вытащив медицинскую карту Джинни, Керби прошла в кухню, вылила из кофейника остатки сваренного утром кофе и с кружкой в руках отправилась в смотровую.
Комната, в которой она когда-то спала, теперь сияла чистотой и свежестью. Керби развесила на белых стенах репродукции с полевыми цветами. Она полагала, что плакаты с изображениями нервной системы и ушных каналов, которыми врачи обычно украшают стены, нервируют пациентов.
Сунув карту в висевший на двери ящичек, Керби достала ситцевую рубашку с разрезом на спине – она считала бумажные рубашки унизительными – и положила ее в изножье стола для обследований. Затем она включила стереомагнитофон и замурлыкала под тихую сонату Моцарта, расслаблявшую, как оказалось, даже тех, кто сторонился классической музыки.
Когда раздался негромкий перезвон колокольчика на входной двери, она уже приготовила все к обследованию и допила кофе.
– Извини, извини! – воскликнула Джинни, вбегая в гостиную, служившую приемной. – Телефон зазвонил, как раз когда я выходила.
Джинни было под тридцать, и Керби не переставала твердить ей, что излишняя любовь к солнцу непременно аукнется в следующие десять лет. Ее безжалостно завитые волосы были почти белыми, а темные корни просто кричали о необходимости новой окраски.
Джинни родилась в семье рыбаков и, хотя могла управлять лодкой, как пират, чистить рыбу, как хирург, и вынимать устриц из раковин с головокружительной скоростью, предпочитала работать в кемпинге «Ночная цапля», помогая новичкам устанавливать палатки, убирая площадки, ведя бухгалтерские книги.
К приему врача она нарядилась в одну из своих самых любимых ковбойских рубашек цвета дикой сливы с белой бахромой и в такие тесные джинсы, что Керби только оставалось прикидывать, сколько внутренних органов задыхается от нехватки кислорода.
– Я всегда опаздываю, – озадаченно сказала Джинни, расплываясь в такой ослепительной улыбке, что Керби не выдержала и расхохоталась.
– И все это знают. Отправляйся в смотровую. Все сними и надень рубашку разрезом вперед. Позовешь, когда будешь готова.
– Хорошо. Это Лекси звонила! – крикнула Джинни, захлопывая дверь и громко топая ковбойскими сапогами по коридору. – Она вся как на иголках.
– Как всегда, – заметила Керби.
Переодеваясь, Джинни продолжала кричать из смотровой:
– Лекси приедет в кемпинг сегодня вечером около девяти. – Раздался удар первого сапога об пол. – Двенадцатая площадка свободна. Это одна из моих любимых. Разведем костер, прикончим парочку упаковок пива. Хочешь присоединиться?
– Спасибо за приглашение. – Раздался второй удар. – Я подумаю. Если решу приехать, привезу еще шесть банок.
– Я хотела, чтобы Лекси пригласила Джо, но ты же знаешь, какая она стала нервная, – голос Джинни сделался прерывистым, видимо, она пыталась стянуть джинсы. – Ты еще не видела Джо?
– Нет. Собиралась поймать ее сегодня.
– Послушай, окажи им услугу, попробуй помирить их. Не знаю, почему Лекси так злится на Джо. Правда, похоже, она злится на весь мир. И на Джифа. Если бы такой классный парень, как Джиф, смотрел на меня так, как он смотрит на нее, я бы ни на кого не злилась. И я говорю это не потому, что мы кузены. Если бы мы не были кровными родственниками, я бы, не задумываясь, набросилась на него! Можешь заходить.
– Готова держать пари, Джиф добьется своего, – заметила Керби, входя в смотровую и беря карту. – У него упрямства не меньше, чем у Лекси. Давай проверим твой вес. Есть какие-нибудь жалобы?
– Нет, я прекрасно себя чувствую. – Джинни ступила на весы и зажмурилась. – Только не говори мне, сколько там.
Посмеиваясь, Керби начала подталкивать грузик. Сто десять фунтов, сто двадцать… Ух, сто тридцать!
– Джинни, ты регулярно делала зарядку? Не открывая глаз, Джинни пожала плечами:
– В некотором роде.
– Аэробика, три раза в неделю двадцать минут минимум. И перестань есть шоколадные батончики. – Будучи не только врачом, но и женщиной, Керби вернула грузик на ноль, прежде чем Джинни открыла глаза. – Залезай на стол, измерим давление.
– Я все собиралась купить кассету Джейн Фонды, – сокрушенно пробормотала Джинни. – Что ты думаешь о липоксации? Керби затянула манжет измерителя давления.
– Я думаю, тебе надо просто бегать по утрам и заменить батончики морковкой. Ты потеряешь эти лишние шесть фунтов без всякой операции. Давление в норме. Когда была последняя менструация?
– Две недели назад. Правда, с недельной задержкой. Я перепугалась до смерти.
– Ты пользуешься колпачком?
Джинни сложила руки на животе, забарабанила по нему пальцами, унизанными кольцами.
– Ну, по большей части. Ты же знаешь, это не всегда удобно.
– А беременность удобна?
– Я всегда заставляю мужчину пользоваться презервативом. Никаких исключений. Кстати, сейчас на шестой площадке живут два классных парня.
Вздохнув, Керби натянула перчатки.
– Беспорядочные связи ведут к опасным осложнениям.
– Да, но это так весело. – Джинни мечтательно улыбнулась репродукции Моне, которую Керби прикрепила кнопками к потолку. – И я всегда в них немножко влюбляюсь. Вот увидишь, рано или поздно я встречу настоящего. Единственного. А пока мне просто нравится собирать образцы цветов с поля.
– С минного поля, – пробормотала Керби. – По-моему, ты недооцениваешь себя.
– Не знаю. – Пытаясь представить себя гуляющей среди подернутых дымкой цветов на картине, Джинни снова похлопала пальцами по животу. – Разве тебе не случалось, увидев какого-то парня, захотеть его так сильно, что все внутри сжимается и дрожит?
Керби подумала о Брайане, но успела подавить невольный вздох.
– Случалось.
– Я это обожаю! Ни с чем не сравнимое чувство. Какое-то первобытное, правда?
– Наверное. Но я все же настаиваю на колпачке. Джинни закатила глаза.
– Слушаюсь, доктор. Да, раз уж мы вспомнили о мужчинах и сексе, Лекси сказала, что видела этого нового янки и что у него первоклассная мускулатура.
– Я сама его видела, – ответила Керби.
– Лекси права?
– Он очень привлекателен.
Керби отвела руку Джинни ей за голову и начала обследовать грудь.
– Представляешь, оказалось, что он старый друг Бри! Провел здесь как-то лето с родителями. Его отец – гот фотограф, что давным-давно выпустил альбом фотографий «Острова». У мамы сохранился экземпляр.
– Да, точно. Фотограф. Я и забыла. Он фотографировал бабушку, а потом прислал ей одну фотографию. Она до сих пор висит в моей спальне.
– Когда я сказала маме, она нашла тот альбом. Действительно здорово, – добавила Джинни, когда Керби помогла ей сесть. – Там есть фотография Аннабелл Хэтуэй и Джо в саду «Приюта». Мама вспомнила, что он сделал ее как раз в то лето, когда исчезла Аннабелл. Я предположила, что Аннабелл сбежала с фотографом, но мама говорит, что он с женой и детьми оставался на острове после ее побега.
– Джинни, прошло двадцать лет. Давно пора перестать говорить об этом.
– Ты не понимаешь. Пендлтоны и остров – это почти одно и то же. А Аннабелл была Пендлтон. Кроме того, здесь никто ничего не забывает. Она действительно была очень красива, – добавила Джинни, соскакивая со стола. – Я не очень хорошо ее помню, но, судя по фотографии, Джо, если бы постаралась, была бы точной копией матери.
– Думаю, Джо предпочитает выглядеть как Джо. Ты здорова, Джинни, можешь одеваться. Я подожду тебя в кабинете.
– Спасибо. Да, Керби, постарайся все-таки приехать в кемпинг. Устроим настоящий девичник на всю ночь. Площадка номер двенадцать.
– Посмотрим.
В четыре часа Керби закончила прием. Единственным непредвиденным пациентом оказался обгоревший отдыхающий, нечаянно заснувший на пляже.
Она потратила пятнадцать минут, чтобы подновить макияж, причесаться, надушиться. Прихорашиваясь, Керби говорила себе, что делает это для собственного удовольствия, но, поскольку собиралась отправиться в «Приют», прекрасно понимала, что это ложь. Она хотела хорошо выглядеть и приятно пахнуть, чтобы заставить страдать Брайана Хэтуэя.
Керби вышла из коттеджа через дверь, ведущую на пляж. Она обожала волнение, каждый раз охватывающее ее при виде океана, плескавшегося у самого дома. Узкий дощатый настил, сооруженный для нее Джифом, вился вокруг дома и уводил от дюн. Из песка поднимались кипарисы, искривленные ветром, который и сейчас поднимал песок и кружил его вокруг ее лодыжек. На пляже почти не было следов, отдыхающие редко забредали сюда.
Она обошла дюны, уважая их хрупкость, как любой островитянин, и через несколько секунд попала из жаркого, ослепительного царства воды и песка в сумрачную прохладу леса.
Керби шла быстро, но не оттого, что спешила: просто ее мысли были сосредоточены на определенной цели. Она привыкла к шорохам: и скрипам леса, изменениям звуков и света, поэтому с недоумением обнаружила, что остановилась и напряженно вслушивается в быстрое биение собственного сердца, словно прыгнувшего к горлу.
Керби медленно повернулась кругом, вглядываясь в тени. Ей показалось, будто она услышала какой-то посторонний звук. Мурашки побежали по ее коже, как бывает, когда за тобой наблюдают.
– Эй! – крикнула она и рассердилась на себя, услышав дрожащее гулкое эхо собственного голоса. – Здесь кто-то есть?
В ответ раздался шелест папоротников – это мог быть олень или кролик, – и мрачная тишина сгустилась в воздухе. Идиотка, обозвала она себя. Конечно же, там никого нет. А если и есть, какое это имеет значение? Она приказала себе не ускорять шага и снова двинулась по хорошо знакомой тропинке.
И все-таки она чувствовала, что пот холодной струйкой зазмеился по спине, а дыхание стало судорожным. Керби постаралась подавить нарастающий страх и снова огляделась. Ничего. Только сплетенные ветви деревьев и клочья лишайника.
Черт побери, подумала она, растирая ладонью грудь. Там точно кто-то есть. Спрятался за деревом, затаился в тени, следит за ней. Это просто дети, попыталась она успокоить себя. Просто пара трусливых мальчишек, решивших пошутить.
Керби пошла спиной вперед, стреляя глазами по сторонам. И услышала это снова – слабый звук крадущихся шагов. Она хотела снова крикнуть, отпустить какое-нибудь едкое замечание, но ужас крепко сжимал ее горло. Уже не раздумывая, забыв о гордости, Керби повернулась и бросилась бежать.
А тот, кто следил за ней, не сдержался и захихикал, прикрывая рукой рот, затем послал ее удаляющейся спине воздушный поцелуй.
Тяжело дыша, отбивая кроссовками бешеную дробь, Керби мчалась через лес и чуть не разрыдалась, вырвавшись на свет. Она оглянулась через плечо, ожидая, что вот-вот на нее прыгнет чудовище.
И завизжала, налетев на чью-то твердую грудь
– Что с тобой? Что случилось? – Брайан подхватил ее, и она обвила его руками, прижалась к нему, спрятала лицо на его груди. – Ты ушиблась? Дай я посмотрю.
– Нет, нет, не ушиблась. Сейчас. Подожди минутку.
– Ладно. Все хорошо, – сказал он, поглаживая ее волосы.
Брайан выдергивал сорняки на краю сада, когда услышал, что кто-то со всех ног бежит по тропинке. Он успел сделать лишь пару шагов, чтобы выяснить, в чем дело, и Керби пулей вылетела из леса прямо на него.
Теперь ее сердце колотилось ему в грудь, и его собственное билось в том же бешеном ритме. Она испугала его до смерти, когда затравленно оглянулась, словно ожидая нападения сзади.
– Я перепугалась, – выдавила наконец Керби, цепляясь за него, как репей. – Мне показалось, что за мной следят, охотятся на меня. Но я уверена, что это были просто дети. Они решили пошутить, а я… Я совершенно напрасно так испугалась.
– Теперь все хорошо. Отдышись.
Какая она хрупкая, подумал Брайан. Узкая спина, тоненькая талия, шелковистые волосы. Неосознанно он теснее прижал ее к себе и почувствовал, что его руки словно специально созданы, чтобы обнимать Керби. Странно, как точно она подходит ему и в то же время такая маленькая, что, кажется, можно сунуть ее в карман.
И, боже, как же хорошо она пахнет! Он на мгновение прижался щекой к ее волосам, вдыхая их аромат, и погладил ее шею, чтобы снять напряжение.
– Не знаю, почему я так испугалась. Я вообще-то никогда не паникую.
Страх медленно покидал ее, и она постепенно начала осознавать, что он обнимает ее. Очень крепко, что его губы прижаты к ее волосам очень нежно.
Ее сердце снова заколотилось, но теперь это не имело никакого отношения к панике.
– Брайан, – прошептала она, поднимая голову, скользя руками по его Спине.
И не успел он понять, что делает, как его губы оказались на ее губах.
Брайану показалось, будто его ударили в солнечное сплетение. Остановилось дыхание, закружилась голова, подогнулись колени. Ее губы раскрылись, такие теплые и нежные, обольстительные тихие стоны срывались с них прямо ему в рот. Он целовал ее все отчаяннее, покусывая и лаская язык, вдыхая ее стоны. Его руки скользнули вниз, обхватили ее обтянутые джинсами ягодицы, прижали к разгоревшемуся телу.
Керби перестала соображать, как только его губы коснулись ее рта, потрясенная новизной нахлынувших ощущений. Прежде ей всегда удавалось отделить разум от чувств, как бы отдалиться, направляя и контролируя происходящее. Но сейчас ее словно захватил бешеный водоворот.
Его рот был жарким и голодным, тело – твердым, руки – сильными и требовательными. В первый раз в жизни она почувствовала себя страшно хрупкой, как будто могла сломаться пополам.
Керби не понимала почему, но это ощущение было невыносимо возбуждающим. Шепча его имя, она вцепилась руками в его плечи. Ее голова безвольно откинулась назад. Впервые она балансировала на грани полной и безусловной капитуляции перед мужчиной.
И именно эта перемена в ней – неожиданная податливость, полная беспомощность – привела Брайана в чувство. Он оторвал ее от себя, и единственное, что отпечаталось в его памяти, – тот момент, когда он поставил Керби на землю.
Господи, в саду его матери. Средь бела дня. В тени собственного дома. Негодуя на нее и на себя, Брайан отстранил ее на длину вытянутой руки.
– Добилась своего? – гневно спросил он. – Доказала, что я так же слаб, как все? Ты хорошо потрудилась. Яркие вспышки еще мелькали перед ее глазами.
– Что? – Она замигала, стараясь сфокусировать взгляд. – Что?
– Можешь поздравить себя: коронный номер «Женщина в беде» сработал. Один – ноль в твою пользу.
Потрясение вернуло Керби к действительности. Его глаза были сейчас такими же обжигающими и безжалостными, как пару секунд назад его губы, только от страсти совсем другого рода. Когда его слова и их значение дошли до нее, ее собственные глаза расширились от изумления и возмущения.
– Ты действительно думаешь, что я все это подстроила? Притворилась перепуганной только для того, чтобы ты поцеловал меня? Самонадеянный сукин сын! – Оскорбленная до глубины души, она оттолкнула его. – Я никогда не придумываю никаких номеров, и не обольщайся, что твои поцелуи являются главной целью моей жизни. – Она откинула спутанные волосы и расправила плечи. – Я пришла к Джо, а не к тебе. Ты просто попался мне на дороге.
– Полагаю, именно поэтому ты прыгнула на меня и обвила, как змея.
Керби сделала глубокий вдох, полная решимости сохранить невозмутимость.
– Брайан, дело в том, что ты сам хотел поцеловать меня и тебе это очень понравилось. Теперь ты обвиняешь меня в смехотворных женских уловках – и все потому, что хочешь снова поцеловать меня. Тебе хотелось бы опять обнять меня, как только что обнимал, и по какой-то загадочной причине тебя это бесит. Но это твоя проблема. Я пришла сюда повидать Джо.
– Ее нет, – сквозь зубы, процедил Брайан. – Куда-то ушла со своими камерами.
– Тогда просто передай ей от меня: кемпинг «Ночная цапля», девять часов, двенадцатая площадка. Девичник на всю ночь. Ты запомнишь или записать?
– Я ей передам. Что-нибудь еще?
– Нет, больше ничего.
Керби с достоинством отвернулась, но тут же заколебалась. К черту гордость. Она просто не могла вернуться в лес одна. Сейчас не могла. Она повернула к дорожке, посыпанной битыми ракушками. Пусть это удвоит расстояние до дома, но хорошая прогулка поможет ей успокоиться.
Брайан хмуро посмотрел на ее спину, затем на лес. Его вдруг охватила уверенность, что Керби не притворялась, а следовательно, он не только дурак, но и мерзавец.
– Постой, Керби. Я подвезу тебя.
– Спасибо, не надо.
– Черт побери, я сказал, подожди, – он схватил ее за руку и отшатнулся: такая ярость пылала в ее глазах.
– Брайан, я дам тебе знать, если захочу, чтобы ты когда-нибудь еще прикоснулся ко мне, и дам тебе знать, если вообще чего-нибудь от тебя захочу. А пока… – Она выдернула руку. – Я сама о себе позабочусь.
– Прости меня.
Еще произнося эти слова, он уже клял себя. Он не собирался извиняться. И взгляд ее широко раскрывшихся глаз, ее поднятые брови заставили его пожалеть, что сначала он не откусил себе язык.
– Ты, кажется, что-то сказал?
Отступать уже поздно, подумал он, придется проглотить эту горькую пилюлю.
– Я попросил прощения за то, что сорвался. Позволь мне отвезти тебя домой.
Она царственно наклонила голову и самодовольно улыбнулась:
– Спасибо. Я буду тебе очень признательна.
