355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Нора Лофтс » Телец для Венеры » Текст книги (страница 1)
Телец для Венеры
  • Текст добавлен: 14 сентября 2016, 23:47

Текст книги "Телец для Венеры"


Автор книги: Нора Лофтс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Нора Лофтс
Телец для Венеры

В конце 1800 года Венера посмотрела вниз с Олимпа и увидела, что Век Разума собирается уступить место Веку Стали. Опечалившись, она сказала Юпитеру, что ее алтари пусты и холодны уже сто лет и, если она правильно поняла увиденное, будут оставаться такими же еще сотню лет, хотя на алтари Бахуса и Марса жертвы приносят ежедневно. Юпитер сжалился над ней и сказал: «Я пошлю тебе тельца».

Итак, в ноябре 1800 года…

Глава 1

В Ньюмаркете дилижанс простоял пятнадцать минут, и почти все пассажиры, охваченные нетерпением заключенных, которым внезапно выпал шанс получить свободу, устремились в гостиницу, где огонь в камине сулил тепло для замерзших пальцев и носов, а стол, уставленный блюдами и напитками, специально приготовленными, чтобы перекусить на скорую руку, гарантировал избавление от голода и жажды на весь остаток пути.

Только двое путешественников устояли перед чарами гостиницы, столь притягательными в этот промозглый ноябрьский день: съежившаяся на сиденье кареты девушка, с лицом настолько отрешенным, что казалось, будто она не сознает происходящего вокруг, и более оживленный молодой человек, который сошел вместе с остальными, но принялся ходить взад-вперед по гостиничному двору, притопывая и хлопая руками по груди. Время от времени он отрывал взгляд от завернутого в белую бумагу пакета, что держал в руке, и посматривал на сидящую в дилижансе девушку. Длинные сильные руки и ноги молодого человека выглядели по-юношески неловкими, а черты лица, обещавшие со временем застыть в суровой красоте, – несколько нерешительными. На первый взгляд он казался сельским жителем, однако этому противоречили его манера одеваться, изящные нервные руки, красивый, четко очерченный нос и живые глаза. Едва он прекратил согревать руки и ноги, его осанка обрела Излишне нарочитое достоинство: пока все это выглядело довольно нелепо, но со временем могло придать ему весьма впечатляющий вид. По облику молодого человека нетрудно было угадать некоторые факты его биографии. Родился он на ферме площадью акров сорок, и его мать, распознав в своем отпрыске незаурядные способности, терпела лишения и трудилась в поте лица, чтобы дать ему надлежащее образование. Месяца два назад юноше исполнился двадцать один год, и если будущим летом он выдержит экзамены, что казалось несомненным, то станет квалифицированным медиком. Пока же молодой человек был учеником врача, но жители городка, где он проживал, уже называли его «молодой доктор» или «доктор Шедболт». Сейчас он возвращался домой из Кембриджа, где в течение двух прошедших лет слушал курс лекций по медицине. Эту необычную привилегию даровал ему хозяин, который не только придерживался высокого мнения о талантах своего помощника, но еще и понимал, что его собственные теоретические познания весьма устарели за сорок лет практики.

Сидящую в дилижансе девушку, четырьмя годами моложе юноши, звали Петиция Роуэн. Молодые люди ехали вместе от Кембриджа до Ньюмаркета – и, хотя им было суждено привлечь внимание друг друга, еще не перемолвились ни единым словом.

Хамфри Шедболт заприметил девушку, как только примостился на свободном месте рядом с ней, и его первая мысль имела профессиональный оттенок. Ему еще не приходилось встречать человека, показавшегося бы таким бледным, хрупким и неприспособленным для длительного путешествия в холодный день, как она. Тем не менее девушка переносила холод и тряску без видимых признаков усталости – когда очередной толчок кидал ее то к стенке экипажа, то к плечу Хамфри, она молча и спокойно выпрямлялась, придерживая небрежно завернутый пакет, лежащий у нее на коленях. Хамфри решил, что девушка страдает анемией, и несколько, минут, со свойственным студенту интересом к избранной профессии, воображал, будто сидящая рядом попутчица – его пациентка, и он прописывает ей тонизирующее.

Внезапно, без всякой на то причины, ибо он часто забавлялся подобным образом, Хамфри почувствовал, что в игре его воображения есть нечто недостойное. Девушка вовсе не была его пациенткой и имела такое же право на уединение, как и остальные пассажиры. Поэтому он, стараясь отвлечься, принялся размышлять о различиях между врачами и представителями прочих профессий. Какое чувство превосходства можно, к примеру, испытать, видя в кипящем от гнева человеке не внушающую робость силу, а всего лишь тело, срочно нуждающееся в кровопускании!

Спустя некоторое время Хамфри вновь обратил мысли к девушке, на сей раз с твердой решимостью ограничить свой интерес ее внешностью. Она была на редкость хорошенькой. Даже зеленоватая бледность и впалые щеки не могли лишить ее лицо своеобразной печальной красоты. Девушка казалась нежной и ранимой. Мягкие каштановые волосы без рыжеватых или золотистых нитей выбивались из-под поношенной шляпки. Маленький курносый нос походил на детский. Полные губы слегка выступали над покатым подбородком. Лицо, если не брать в расчет выражения глаз, могло бы принадлежать двенадцатилетней девочке. Брови и ресницы имели тот же каштановый оттенок, как и волосы, – причем ресницы были настолько длинными, что при движении век сплетались и расплетались. В какой-то момент их глаза встретились, и Хамфри мгновенно отвел взгляд, смутившись, словно пойманный на месте преступления, однако успел заметить, что глаза его соседки вовсе не были по-детски беззаботными. В них застыла отнюдь не детская печаль, которая встревожила Хамфри. Этот взгляд не свидетельствовал ни о перенесенной утрате – знакомый с такими вещами Хамфри не стал делать поспешного вывода, что девушка едет на похороны, – ни о переживаемой беде. Возможно, на более зрелом лице подобное выражение отстраненного разочарования осталось бы незамеченным, но на маленьком и бледном детском личике этот взгляд колол в самое сердце.

Одежда не оставляла сомнений в бедности ее обладательницы. Черные накидка и платье порыжели от старости и казались слишком легкими для путешествия поздней осенью. Белые хлопчатобумажные чулки латаны-перелатаны, а туфли – совсем стоптаны. Девушка не носила перчаток, и время от времени меняла руки, пряча одну из них под накидку и придерживая другой пакет на коленях. Руки ее с миниатюрными пальцами и просвечивающими сквозь кожу голубоватыми венами выглядели более тонкими и белыми, чем можно было встретить у бедной девушки; указательный палец левой руки объяснял причину – его верхняя фаланга загрубела от иголочных уколов. Очевидно, юная путешественница была швеей.

Узнав о своей попутчице все, что могли поведать его глаза, Хамфри тем не менее продолжал смотреть на нее словно зачарованный. Его беспокоило, не голодна ли девушка, не являются ли ее бледность и апатия результатом длительного недоедания? Он был хорошо знаком с бедностью во всех ее проявлениях и знал немало случаев, когда тарелка крепкого бульона или гоголь-моголь, приготовленные экономкой его хозяина, оказывались эффективнее любого лекарства.

Хамфри и сам успел изрядно проголодаться, так как, желая поспеть на дилижанс, пропустил обед, но добрая женщина, в чьем доме он останавливался, наведываясь в Кембридж, щедро снабдила его провизией на дорогу – завернутая в чистую салфетку, она лежала в саквояже. Хамфри намеревался перекусить во время остановки в Ньюмаркете, что вошло у него в привычку.

Когда они подъезжали к городу, мысли Хамфри были сосредоточены на свертке с едой. Он надеялся, что во время остановки, девушка сойдет вместе с остальными, и направится в гостиницу, дабы получить свою долю пирога, окорока и сыра, приготовленных для тех, кто в состоянии за них уплатить. Однако она оставалась на своем месте, не проявляя ни малейших признаков интереса, и Хамфри вышел во двор понаблюдать, не запаслась ли его попутчица едой на дорогу, испытывая, подобно ему, недостаток в карманных деньгах. Он дважды обошел двор, держа сверток в руке; его пульс частил от предчувствия неловкой ситуации. У девушки не было еды. Она сидела все в той же позе, одной рукой придерживая сверток на коленях, а другую, пряча под накидкой; ее неподвижный взгляд был печальным.

Мысль обратиться к молодой женщине при подобных обстоятельствах, а тем более предложить ей пищу, не вызывала у Хамфри восторга. Ему самому слишком часто приходилось подвергать испытанию свою весьма уязвимую гордость бедняка. С другой стороны, он знал, что если поест сам и не предложит спутнице составить ему компанию, то мысль об одинокой голодной девушке, сидевшей в карете, покуда остальные закусывали, долго не даст ему покоя. Уж лучше оказаться в неловком положении. Хамфри решительно вернулся к дилижансу и спросил:

– Вы не собираетесь сойти?

Казалось, девушка возвратилась издалека, чтобы ответить:

– Это Ньюмаркет, не так ли?

– Я слышала, как возница объявил, что это Ньюмаркет. Я схожу не здесь.

Ее голос оказался не слишком приятным – тихий, хриплый и слегка гнусавый. Он, однако, не был резким, а в словах ощущалась трогательная простота.

– Разумеется, вы можете оставаться в карете. Однако большинство пассажиров вышли. Дело в том, что до Бери еще два часа.

– Знаю. Именно туда я и еду.

– Я имею в виду… Большинство пассажиров вышли, чтобы перекусить.

– Разве вы не голодны?

На лице девушки промелькнуло слабое подобие интереса. Потом она покорно пожала плечами:

– Со мной все в порядке – не беспокойтесь.

Это решило все. Хамфри быстро поднялся в карету и сел рядом с девушкой.

– Я не могу позволить себе питаться в гостиницах, – сказал он, развертывая салфетку и раскладывая ее содержимое, – но меня хорошо снабдили в дорогу – еды куда больше, чем мне требуется. Не разделите ли вы со мной мои запасы?

Хамфри понял, что оказался прав. Девушка была голодна. При виде пищи ее глаза прояснились, а губы стали влажными.

– Если вы в самом деле можете поделиться, – неуверенно промолвила она.

– Мне не хочется выглядеть прожорливой, но я не завтракала.

– Не завтракали? – изумленно переспросил Хамфри, глядя на еду, которой его снабдили, потому что он не обедал, и думая об ожидающем его ужине.

– Должно быть, вы ужасно голодны! Возьмите пирог с мясом. Я сытно позавтракал – мне хватит окорока.

– Ну, тогда большое спасибо. – Голос девушки звучал все еще неуверенно, но, взяв пирог, она жадно впилась в него зубами. Крошка упала ей на губку, и она быстро слизнула ее розовым кончиком языка. Съев добрую половину внушительного куска пирога, она заговорила снова:

– Понимаете, я не смогла уехать в Бери вчера вечером и была вынуждена где-то остановиться. Ночлег стоил шесть пенсов, а завтрак еще шесть, но у меня после платы за проезд оставалось только девять пенсов.

Откровение ее было настолько душераздирающим, что Хамфри постарался над этим не задумываться.

– Значит, вы едете в Бери?

– Да. Я переезжаю к моей тете.

Слова были произнесены вполне обыденно, но у Хамфри сложилось впечатление, что план этот не являлся добровольным выбором его собеседницы. Поэтому он промолчал, а девушка вновь занялась пирогом. Хамфри редко приходилось видеть, чтобы такие большие куски еды исчезали столь быстро. Стараясь действовать по возможности незаметно, он отломил половинку мясного рулета и положил на салфетку рядом с ломтиком сыра. Съев свою половинку, Хамфри промолвил:

– Съешьте все это. Честное слово, я сыт.

Девушка снова посмотрела на него, и теперь ее взгляд не был ни безразличным, ни печальным. Длинные ресницы расплелись, обнаружив взгляд, преисполненный признательности, граничащей с восхищением. Хамфри испытал абсурдное ощущение, как будто внутри у него что-то перевернулось – словно сердце или диафрагма сдвинулись с места, отчего его кровь возбужденно закипела. В то же время его не покидало чувство ответственности. Эта девушка больше не должна страдать от голода!

Если бы он мог этого добиться… Как будто сотни людей не испытывают голод каждый день!

Тем временем стали возвращаться другие пассажиры – они вытирали рты и пальцы, дожевывали последние кусочки и даже несли с собой остатки еды. Когда дилижанс выехал со двора и загромыхал по дороге, молодой человек устроился на своем месте и стал разглядывать унылый сельский пейзаж, над которым, уже нависла угроза ранних зимних сумерек. Внезапную близость между ним и его соседкой не следовало ни афишировать, ни обращать себе на пользу. Хамфри смирился с мыслью, что девушка вряд ли заговорит с ним снова, а в конце путешествия исчезнет в каком-нибудь бедном районе города, и, по всей вероятности, они больше никогда не увидятся. Однако, когда им осталось проехать несколько миль, девушка повернулась к нему и спросила:

– Вы знаете место, куда я еду?

– Бери? Да, конечно. Я и сам там живу – вернее, жил с промежутками в течение последних восьми лет.

– Что оно собой представляет?

– Приятное местечко – пожалуй, самоё приятное из всех, какие мне довелось видеть. Но так как видел я очень мало, то вряд ли могу судить. Хотя думаю, что многие согласились бы со мной.

– Я два года противилась приезду в Бери. Вовсе не потому, что мне не нравится город.

Девушка помедлила и затем продолжала, словно решив довериться собеседнику:

– В конце концов, обстоятельства одержали верх. Я заболела, а когда встала с постели, то у меня оставались только две возможности: Нью-Кат или Бери. Поэтому я выбрала Бери.

Хамфри никогда не слышал о Нью-Кате и жалких, потерявших здоровье женщинах, которые там обитают, поэтому он не представлял себе степени оказанного ему доверия и трудности выбора, с которым столкнулась его спутница.

– Мне показалось, что вы выглядите больной, – заметил он.

Девушка удивленно на него посмотрела:

– О, теперь-то со мной все в порядке. Правда, я едва не умерла. Но кое-кто позаботился о том, чтобы поставить меня на ноги. Полагаю, мне следует быть благодарной.

Она невесело усмехнулась.

– Если Бери маленький городок, то, возможно, вы знаете мою тетю, миссис Роуэн? Она говорила, что содержит кафе в самом центре города.

Хамфри оставалось только надеяться, что его лицо не выдало испуга, который пробудила в нем услышанная новость. Он напомнил себе, что его профессия требует жесткого самоконтроля. Ему следует вести себя так, словно его пациент упомянул некий зловещий симптом. В голосе и поведении Хамфри тотчас же проявилась присущая ему сердечность.

– Миссис Роуэн? Конечно, я ее знаю. Все в Бери знают миссис Роуэн и ее кафе. Правда, сам я никогда там не был – времени не хватало. Но заведение это хорошо известно.

– И как оно выглядит?

– Ну, кафе как кафе… Похожее на все остальные. Но так как я там не бывал, то не могу почти ничего о нем рассказать.

Развитое шестое чувство подсказало Хамфри, что девушка рядом с ним еле сдерживается, чтобы не задать еще один вопрос, понимая его важность, но опасаясь смысла.

– По-вашему, это… респектабельное место?

Природный инстинкт побуждал крикнуть: «Нет, и вы ни в коем случае не должны там появляться!» Но Хамфри понимал, что у него нет ни малейших доказательств в поддержку этого заявления. Люди годами сплетничали о миссис Роуэн, ее дочерях, других молодых женщинах, которые появлялись и исчезали, однако каждый, кто пытался принять эти сплетни всерьез, неминуемо оказывался в тупике. Около года назад, вспомнилось Хамфри, слухи стали такими настойчивыми, что светские и церковные власти города попытались закрыть кафе. Было даже предпринято неофициальное расследование. Доктор Коппард, как ближайший сосед и уважаемый горожанин, посетил несколько собраний, однако безрезультатно. Никаких доказательств, что заведение не является таким, каким выглядит внешне, обнаружить не удалось. Все слухи, по-видимому, основывались на злобных сплетнях, и миссис Роуэн, когда очередь дошла до нее, предоставила свидетельства многих респектабельных горожан, подтвердивших, что они частенько заходят в кафе пропустить рюмочку-другую, встретиться с приятелями, почитать газеты и журналы. «Естественно, – сухо заметил доктор Коппард, – никто не признается, будто ходил в кафе с другой целью. Боюсь, что если преподобный мистер Поллинджер не отправится туда сам, то он никогда не получит нужных доказательств».

Однако обо всем этом едва ли следовало сообщать племяннице миссис Роуэн в переполненном дилижансе. К тому же, реши девушка внять его предостережению, куда бы она могла отправиться? По ее же собственному признанию, она была вынуждена обратиться к тете, спасаясь от нищеты, и Хамфри при всем желании не мог предложить ей иного выхода.

– Выглядит кафе, во всяком случае, очень симпатично, – сказал он, прекрасно понимая, что слова его ничего не значат, и вопрос спутницы остался без ответа.

– Хотя, возможно, это и не так?

– Тетя присылала мне такие милые письма, – продолжала девушка с ноткой вызова в голосе.

– Я не всегда отвечала, но она писала снова и снова, приглашая приехать в любое время.

Хамфри припомнил, что о другой племяннице миссис Роуэн тоже судачили, но, так как его не слишком интересовали сплетни, которые пересказывал ему за обеденным столом доктор Коппард, он толком и не понял, в чем там суть. Теперь он жалел, что не прислушался повнимательнее. Единственный факт, пришедший ему на ум, – это история о звонаре церкви Святого Иакова, который одно время снимал комнату у миссис Роуэн.

Так как колокольня примыкала к дому, он проделал в стене дыру и протянул сквозь нее веревку от колокола, дабы звонить не вставая с кровати. Этот случай весьма опечалил мистера Поллинджера, но, как отметил доктор Коппард, ни в коей мере не бросал тень на моральный облик миссис Роуэн.

Конечно, уклончивый ответ Хамфри не удовлетворил интереса девушки. Но кто бы решился дать на ее вопрос абсолютно честный ответ?

Хамфри нашел выход в замечании, которое демонстрировало его интерес и ни к чему не обязывало.

– Кажется, у миссис Роуэн есть дочери? Я не раз видел их, так как живу напротив.

– Да. Кэти и Сузан.

Хамфри почувствовал, что теперь его собеседницу интересует нечто иное, и увидел, что она сокрушенно разглядывает кайму своей юбки и высовывающиеся из-под нее стоптанные туфли.

– Значит, вы их знаете, – промолвила девушка, – я имею в виду, в лицо? Они очень хороши собой?

Хамфри вновь ощутил жалость – очевидно, девушка побаивалась встречи с кузинами.

– Выглядят они неплохо, хотя и не такие хорошенькие, как вы.

Девушка одарила его благодарным взглядом, впрочем, начисто лишенным признаков кокетства.

– Я и в самом деле была хорошенькой до болезни, – сказала она.

– Впрочем, внешность не очень-то меня заботила. Какой толк девушке быть хорошенькой, если она бедна и одинока?

Откровенность собеседницы обескуражила Хамфри. Ей, похоже, немало тягот пришлось перенести, если она в столь юном возрасте обладает нарядным жизненным опытом?

Они хранили молчание, покуда дилижанс не свернул во двор гостиницы «Ангел» и не остановился. Хамфри спрыгнул на землю и помог сойти девушке.

– У вас есть какой-нибудь багаж?

– Да, вон тот узел. Спасибо. Еще раз благодарю вас за угощение и за беседу. Она меня немного отвлекла.

– Возможно, вас кто-нибудь встречает? – спросил Хамфри, оглядываясь в поисках миссис Роуэн, одной из ее дочерей или старого горбуна, выполнявшего в кафе поденную работу.

– Если нет, то могу показать вам дорогу. Это совсем рядом.

– Нет, меня никто не встречает. Моя тетя приглашала меня на протяжении последних двух лет, с тех пор как умер отец. Она писала, чтобы я приезжала в любое время, и вот вчера я подумала: «Теперь или никогда», взяла да и села в дилижанс до Кембриджа. Надеюсь, все будет в порядке.

– Уверен, все будет в порядке. Я провожу вас.

Они пошли наискось между гостиницей и старыми воротами в бывшее аббатство. Поодаль темнела церковь, а чуть ближе, между нею и высокой серой башней, еще одним реликтом прошлого, примостился аккуратный дом с массивной вывеской над дверью. Окна слева от двери освещены, но сквозь задернутые занавески проникал только тусклый розоватый отсвет. Выглядело здание несколько таинственно.

Молодые люди остановились между окном и дверью, и Хамфри внезапно охватила паника. Если хотя бы один-единственный факт из того, что он слышал об этом доме, оказался правдой, то это последнее место из тех, где можно оставить молодую и невинную девушку. Но что ему было делать? Куда еще он мог посоветовать ей пойти? Полноте, да какое право он имел вмешиваться?

– Ну, – сказал Хамфри, – вот мы и пришли.

Девушка посмотрела на дом в сгущающихся сумерках:

– Признаться, я совсем не то ожидала увидеть. Опустив узел на землю, она шагнула к двери, но так неохотно и неуверенно, что Хамфри решил воспользоваться моментом и сказать… Впрочем, он сам толком не знал, что именно должен сказать.

– Послушайте, – сбивчиво заговорил он, – меня зовут Хамфри Шедболт. Я живу вон там, видите, большой красный дом в том месте, где остановилась карета? Если вы… Если вам что-нибудь понадобится, приходите ко мне. Я имею в виду, если что-нибудь пойдет не так, как вам хотелось бы, или вам потребуется дружеское участие. Вы меня поняли? Моя фамилия Шедболт, и я живу на другой стороне дороги. Запомнили?

– Да-да, – ответила девушка. – Благодарю, вы очень любезны. Никогда не думала, что встречу кого-нибудь, кто будет так добр ко мне. Еще раз благодарю вас.

– Ее поведение внезапно изменилось.

– Пожалуй, мне лучше позвонить, не так ли?

Она протянула руку и дернула железную ручку звонка. Повернувшись, чтобы удалиться, Хамфри услышал, как в доме прозвенел колокольчик. И звон этот – очевидно, вследствие невысказанных подозрений, ощущения полного бессилия и неожиданно появившегося чувства ответственности – показался молодому человеку голосом рока.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю