Текст книги "Сэйдж"

Автор книги: Нора Хесс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Оленина, сэр, – ответил мальчик еле слышно. – Я вчера подстрелил молодого олененка. Мясо очень нежное.

– Это я сам решу, – прохрипел Миланд. – Наложи-ка мне миску.

Пока мужчина жадно поглощал еду, чавкая и глотая огромные куски мяса, ни один из мальчиков не проронил ни слова. Они, едва дыша, стояли у стены, молча наблюдая за тем, как пища исчезает во рту отца. Наконец, тот утолил свой голод и, подняв голову, вперил ледяной взгляд в Лайшу.

– У вас кто-нибудь был, пока я отсутствовал?

– Только трое мужчин, которые уже были тут раньше.

– Что им было нужно?

– Тот, с рыжими волосами, страшно разозлился, когда узнал, что вас нет дома. Он приказал передать вам, что они вернутся.

– Ха, готов поспорить, что так и будет, – пробормотал Миланд, отодвигая лавку и вставая из за стола. Потом он подошел к кровати и, как был, в сапогах, рухнул на нее, приказав сыновьям привязать и накормить лошадь.

Мальчикам показалось, что не прошло и нескольких секунд, как с кровати послышался громкий храп. Они смотрели с ненавистью на распростертое перед ними тело и гадали, сколько времени собирается это чудовище пробыть дома. И оба молились духам своей матери и предков, чтобы он уехал сразу, как только проснется.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Бармен прервал разговор с тремя завсегдатаями, сидевшими возле стойки, выпрямился во весь свой огромный рост и улыбнулся вошедшему Джиму.

– О тебе спрашивала Реби. А когда я сказал ей, что ты пошел в церковь, она обозвала меня подлым обманщиком и другими словами. Она шибко хотела забраться наверх в свою прежнюю комнату и там дождаться тебя. После того как я ей сказал не рыпаться и сидеть внизу, мне пришлось узнать о себе массу интересного. Она сказала, что пожалуется тебе, и ты мне задашь по первое число.

– Ну, а ты? – хмуро посмотрел на своего работника Джим.

– …А я сказал, что посоветую тебе плюнуть на это дело. Бедняжка так разозлилась, что вымелась отсюда в ту же секунду.

– Так, кажется, пришло время поговорить с ней, – нахмурился Латур. – Ей уже было сказано, не соваться наверх, пока не позовут.

Вслед за этим он сразу перевел разговор на другое:

– А где ключ от кладовой?

Джейк полез под стойку бара, вытащил длинную отмычку и протянул хозяину.

– Там изрядный кавардак, будь осторожен, ноги не переломай!

Джим молча подошел к тяжелой двери позади бара, открыл ее и переступил порог. Некоторое время он постоял, давая глазам привыкнуть к темноте, и, когда, наконец, стало видно, куда идти, направился к окошку в глубине комнаты. Как только жалюзи поднялись кверху, в запыленную кладовую ворвались потоки дневного света, а на губах хозяина салуна появилась гримаса, как от зубной боли. «Изрядный кавардак» – это лишь наполовину подходило для описания того, что открылось его взору.

Всевозможные вещи, среди которых многие вообще не имели отношения к тому, чем занимался Джим, были развешаны, рассованы, растолканы во все углы. Джим даже удивился, каким образом ему еще удалось добраться до окна. И только то, что требовалось в баре – напитки, бокалы – хранилось в порядке под прикрытием крепкой двери.

А еще там было огромное множество седел, ружей, револьверов в кобурах и без; там же стоял стеклянный прилавок, закрытый на висячий замок и доверху набитый кольцами и карманными часами. Все это принадлежало тем бедолагам, которые иногда до такой степени засиживались в «Кончике Хвоста», что вынуждены были отдавать вещи из за отсутствия звонкой наличности.

Тяжело вздохнув, Джим начал рыться в этом громадном, первобытном хаосе, перекладывая и отбрасывая в стороны все эти седла, попоны и всевозможные виды оружия. Ему в руки попалась даже пара обуви. Эти предметы до единого, были снабжены специальными ярлычками и находились здесь в ожидании, когда их выкупят хозяева.

Джим почти уже потерял надежду найти то, что ему было нужно, когда, наконец, обнаружил в углу гитару, почти прикрытую огромной картиной с изображением обнаженной женщины, лежащей на софе. Эта картина висела в баре в те времена, когда он еще только осматривал салун, раздумывая, покупать его или нет.

Гитара пылилась тут уже около года. Ее бывший владелец, молодой ковбой, погиб однажды ночью: во время бури животные в панике затоптали его, испугавшись близкого удара грома. Гитара был единственной ценностью паренька, но родственников у него не было, и некому теперь было выкупить ее у Джима.

Латур осторожно прикоснулся ладонью к поверхности инструмента. Даже под толстым слоем пыли благородным блеском мерцала гладкая, прекрасно отполированная поверхность дерева, напоминавшая на ощупь темную нежную кожу женщины. К тонкому, стройному грифу был привязан медиатор из слоновой кости. «Дорогая вещица», – подумал Джим и провел по струнам. Раздался тихий звон, словно гитара вздохнула, просыпаясь от долгого сна…

Сэйдж проснулась с чувством, что в ее жизни должно произойти что-то приятное. Из за двери комнаты доносились запахи приготавливаемой пищи и негромкие голоса. За окном дневной свет приобрел тот неповторимый оттенок, который придает ему приближающийся вечер, когда еще светло, но уже на всем лежит печать наступающей ночи. Итак, она проспала весь обед.

Сэйдж лениво потянулась, повернулась набок и посмотрела в окно. «Интересно, что делает сейчас Дэнни? – подумала она. – Скучает ли он по ней так же, как она скучает по племяннику? Может быть, и нет. У него на ранчо такая напряженная жизнь, ему так там нравится, что, может, он не имеет и минуты свободной, чтобы вспомнить о тете!»

«ВОТ ЕЩЕ И ПОЭТОМУ Я ДОЛЖНА КАК МОЖНО СКОРЕЕ СОЗДАТЬ ДОМ ДЛЯ НАС ОБОИХ» – эта мысль пришла ей в голову внезапно. А вслед за этим Сэйдж вдруг ощутила беспокойство – что же все-таки придумал для нее Джим? Кажется, он сказал, что она сможет зарабатывать каким-то образом.

Спустя минуту, словно в ответ на ее мысли, в кухне послышался голос ее благодетеля, и женщина торопливо вскочила с кровати. Она лихорадочно оправила юбку, привела в порядок волосы и торопливо подошла к двери, чтобы идти в кухню, где Джим разговаривал с Тилли. Он мог в любую минуту постучать в дверь и попросить разрешения войти, а ей в последнее время все меньше и меньше хотелось оставаться с ним наедине.

Скольжение его голубых глаз по ее фигуре и внимательный, как бы оценивающий прищур, вызывали в ней ощущения, которые она не понимала и которых боялась.

«Нет, – поправила себя Сэйдж, уже взявшись за дверную ручку. – Она очень хорошо понимает, какие ощущения вызывают в ней его взгляды. Это те самые чувства, которые не должна испытывать к мужчинам вдова, чей муж погиб менее месяца назад. Особенно к такому мужчине, как Джим Латур. Любая женщина, если у нее есть хоть капля ума, не должна питать никаких иллюзий в отношении этого человека. Во всяком случае, иллюзии, если и появятся, то очень скоро исчезнут. И не только потому, что Джиму Латуру есть из кого выбирать себе подружку, но еще и потому, что, по словам Тилли, он все еще любит умершую женщину».

Сэйдж открыла дверь и шагнула за порог, улыбаясь кухарке и ее хозяину.

– Тилли, как здорово пахнет!

– Мясо жарилось.

Тилли показала на большую сковороду, которую она только что достала из духовки.

– Как только бисквиты будут готовы, мы сядем есть.

– Может, тебе чем-нибудь помочь? Я себя чувствую такой лентяйкой, когда сплю днем. Я, вообще-то, этого никогда не делала раньше – на ферме всегда столько работы!

– Спасибо, дорогая, но все уже готово, кроме бисквитов, – Тилли жестом предложила Сэйдж присоединиться к сидящему за столом хозяину. – Ты же знаешь, что сказал доктор Стюарт. Он сказал, что тебе нужно как следует отдыхать и хорошо питаться, чтобы восстановить здоровье и силы.

– Это когда же он такое сказал? – Джим подозрительно прищурился.

– Ну, вчера он забегал на минутку, чтобы проведать Сэйдж, – Тилли с трудом удалось скрыть удовольствие, которое она испытала при виде того, какое впечатление произвели ее слова на босса. «Давай, давай! Может, небольшое соперничество тебя немного возбудит!»

Однако, лицо Джима осталось непроницаемым, ему только пришлось прикрыть ресницы, чтобы скрыть ревнивые искорки, загоревшиеся в глазах.

«Неужели доктор решил поухаживать за своей очаровательной пациенткой? – спросил себя Джим и вынужден был ответить. – А почему бы и нет? Они с Сэйдж отлично подходят друг к другу. Примерно одного возраста; Джон – настоящий джентльмен, а Сэйдж – истинная леди».

Латур пытался уверить себя, что это будет просто здорово, если они полюбят друг друга и поженятся. Кроме всего прочего, тогда бы решился и вопрос о доме для Сэйдж и ее племянника.

Ему хотелось убедить себя, что это был бы самый лучший выход для всех.

Однако, глядя как Тилли накладывает картофельное пюре в тарелки и накрывает на стол, он, словно со стороны, услышал свой собственный голос, саркастический и желчный:

– Мне бы очень не хотелось, чтобы Джон в следующий раз смешивал свои личные интересы с профессиональными обязанностями.

– Что ты имеешь в виду, Джим? – изумленно посмотрела на него Сэйдж, в то время как Тилли торопливо отвернулась, чтобы скрыть свою ехидную усмешку.

– Я имею ввиду, что он опять влюбится и не станет заниматься тем, чем нужно. – Ответил Латур и пояснил. – Меньше года тому назад он влюбился в Джонти и страшно желал жениться на ней.

– Ну и что тут такого? – Тилли поставила тарелку с бисквитами рядом с блюдом, на котором лежало, источая удивительный аромат, жаркое, и села за стол сама. – Большинство мужчин влюбляются сотни раз, пока не встретят ту женщину, которая им нужна И каждый раз их новая любовь такая же сильная, как и предыдущая.

Кухарка бросила на Джима многозначительный взгляд, стараясь угадать, понял ли он ее намек.

– Глупости, так не бывает, если его первая любовь была настоящей! – С этими словами Джим подцепил на свою вилку два куска мяса, положил их себе на тарелку и передал жаркое Сэйдж.

Сэйдж отложила себе мяса и, прежде чем передать блюдо Тилли, посмотрела на Латура и спросила:

– Ты имеешь в виду такую любовь, какая была у тебя… к матери Джонти?

Джим испуганно посмотрел на Сэйдж, потом бросил укоризненный взгляд на кухарку, которая сосредоточенно накладывала себе картошку из кастрюли. Когда стало ясно, что Тилли настолько увлеклась, что не видит ничего вокруг и не променяет своего интересного занятия ни на какие сокровища мира, Джим опять посмотрел на Сэйдж и, натолкнувшись на ее внимательный взгляд, коротко ответил:

– Да…

Дальше ужин продолжался в тягостном молчании, которое нарушалось только звоном ножей и вилок.

Однако, когда Тилли принесла яблочный пирог, налила каждому по большой чашке кофе, напряженность несколько спала, возобновился разговор, но говорили они теперь, в основном, о нейтральных вещах.

Поужинав, Джим скрутил себе сигарету, закурил и вылез из за стола. Он пошел в угол комнаты, а потом сразу вернулся, держа в руках гитару. Очищенная от пыли, гитара приобрела прежнюю красоту и грацию, и увидевшая ее Сэйдж вскрикнула от восхищения, когда Латур передал ей инструмент в руки.

– Как она прекрасна, Джим! Совсем не такая, как у моего папы. У него была старая, потрескавшаяся.

– Ты можешь нам что-нибудь сыграть, Сэйдж? – с восторгом попросила Тилли. – Мне всегда больше нравились гитара и скрипка, чем пианино.

Сэйдж положила свои тонкие пальцы на струны, взяла аккорд и тут же поморщилась.

– Дайте мне сначала настроить, а потом посмотрим, что у меня получится. Я уже так давно не играла на гитаре.

Ей понадобилось немного времени, чтобы подтянуть струны, и в следующие полчаса она развлекала Тилли и Джима, тихонько напевая любимые песни и подыгрывая себе.

Когда пальцы у нее устали и она отставила гитару, Тилли, вытирая глаза кончиком платка и блаженно улыбаясь, сказала:

– Господи, я никогда не слышала ничего подобного, Сэйдж! Ты поешь, как ангел.

Молодая женщина застенчиво улыбнулась, а потом тихо рассмеялась:

– У нас в семье всем нравилось мое пение, но они были невысокого мнения о моем голосе. Уж, по крайней мере, никто не говорил, что он у меня ангельский. А мой брат Кейл обычно шутил, что мой голос похож на квохтание курицы, которая только что снесла яйцо.

Она посмотрела на Джима, который до этой минуты не проронил еще ни слова, и все восторженные похвалы Тилли тут же вылетели у нее из головы. Судя по рассеянному взгляду, он совсем не был тронут пением Сэйдж. Но от первых же слов Джима она растерялась и смутилась еще больше. Он сказал, задумчиво глядя на дымок сигареты:

– Я, кажется, придумал, как твой чудный голос поможет тебе, Сэйдж, заработать деньги. Их будет тебе достаточно, чтобы уехать из Коттонвуда… если ты по прежнему этого хочешь.

– Ты имеешь ввиду уроки пения? – в один голос спросили обе женщины: одна взволнованно, а другая – сомневаясь.

– Ну вы даете, девочки! – Джим покачал головой. – Кого же, интересно, она в этом городе будет учить петь? Ковбоев на ранчо или потаскух в соседнем доме? Ни одна добропорядочная жена не позволит подружке Джима Латура обучать своих чад чему бы то ни было.

Сэйдж вздрогнула, услышав, как Джим ее назвал, но промолчала. В конце концов, этот слух все равно уже распространился по городу. Прежде чем она что либо сказала, Тилли спросила:

– Ну и как же она тогда сможет зарабатывать пением? Я же понимаю, что ты шутил, когда предлагал ей стоять на улице с жестянкой.

– Она может выступать перед моими посетителями.

Сэйдж, не веря своим ушам, уставилась на Джима, а Тилли возмущенно воскликнула:

– Ты что же это, хочешь, чтобы Сэйдж пела перед пьяными ковбоями, шлюхами и парнями, которые уже одной ногой в тюряге? Да это же все равно, что бросить ее на съедение стае волков!

– Неужели ты думаешь, что я позволю хоть какому-нибудь парню до нее пальцем дотронуться? – Джим нетерпеливо поерзал на своем стуле. – Ну, знаешь ли, Тилли, я думал, ты обо мне лучше думаешь!

– Ну я… конечно, – растерянно начала кухарка, – если ты всегда там будешь, то, думаю, они к ней не сунутся.

– Даже если меня и не будет рядом, никто не посмеет обидеть подружку Джима Латура.

– Ну, это конечно, – нехотя согласилась Тилли. Потом она и Джим посмотрели на Сэйдж. Судя по печальному выражению ее лица, она, в отличие от Тилли, не очень-то поверила горячим уверениям Латура, что ей никто не причинит вреда. По ее мнению, то, что она будет подвергаться риску грубых ухаживаний со стороны пьяных посетителей, – только одна неприглядная грань такого занятия, и не самая, может быть, страшная. Совершенно невыносимым было другое – то, что она, Сэйдж Ларкин, всю свою жизнь прилежно посещавшая церковь и исправно заботившаяся о своей душе, должна будет стоять на сцене в салуне и петь толпе грубых мужчин, которые будут заигрывать с нею и с вожделением рассматривать ее.

Женщина даже съежилась при мысли о том, как низко она пала, если ей осмеливаются такое предложить. Это, определенно, дьявол устроил так, что она оказалась под крышей Джима Латура и обязана ему своим спасением.

Но даже возмущаясь тем планом, который предлагал ей владелец, салуна, и чувствуя боль при мысли о том, что ее, в общем-то, поставили на одну доску с женщинами, ублажающими мужчин не песнями, а совсем другим, Сэйдж не могла избавиться от мысли, что она должница Джима. Ведь это именно он так заботливо ухаживал за ней. Он спас ей жизнь и обеспечил защиту Дэнни. И если она может отплатить Джиму Латуру тем, что исполнит несколько песенок, – ну, что же, она как-нибудь наберется храбрости и споет.

Однако, это была первая реакция Сэйдж на то, что она услышала. Но по мере того, как она все больше думала над предложением Латура, тем больше оно ей нравилось. Ведь если все сказанное им окажется правдой, она очень скоро сможет заработать достаточно денег, чтобы перебраться в безопасное место, где Миланд ни за что не обнаружит их с Дэнни.

Тем не менее, когда Джим тихо спросил: «Ну так как, Сэйдж? Согласна ты или нет?» – она все-таки ответила безо всякого энтузиазма:

– Конечно, Джим, если ты хочешь, я буду выступать для твоих посетителей.

Сэйдж поймала на себе его внимательный взгляд и отвела свои глаза в сторону, а потом вниз.

– Я только сомневаюсь, что мужчинам понравится мое пение. Я ведь не знаю грубых и непристойных песен.

Из груди Джима вырвался вздох облегчения. Он и не надеялся, что будет так просто убедить ее в том, что этот вариант самый лучший.

– Не беспокойся, Сэйдж, этим парням понравятся твои песни, – он ободряюще улыбнулся. Хочешь верь, хочешь нет, но ребята, которые сейчас горланят там, в зале, не сразу родились такими отпетыми грубиянами и бабниками. У каждого из них были времена, когда их кто-нибудь любил… хотя бы родители… или хотя бы мать. Твои песни напомнят им об этих временах. И вот увидишь, эти грубияны засыплют тебя серебром и зелененькими бумажками.

И, не догадываясь, насколько печальным стал его взгляд, Латур добавил:

– Ты и опомниться не успеешь, как сможешь уехать от нас, куда захочешь.

Сэйдж собралась с духом и решила быть предельно честной.

– Джим, – сказала она, – я вовсе не хочу уезжать от тебя и Тилли. Вы были так добры ко мне и Дэнни, у вас мы чувствуем себя в безопасности. Я даже не знаю, что бы мы без вашей помощи делали. Но я знаю, что должна уехать. У меня все время такое чувство, будто Миланд где-то поблизости и только выжидает, чтобы набросится на меня.

Я теперь и вправду верю, что у него что-то не в порядке с головою. Об этом поговаривали в семье. Ты знаешь, то, что однажды ему показалось любовью, в любое мгновение может превратиться в ненависть к тому, кого он любил. И я его боюсь, Джим!

– Черт побери, Сэйдж! – горячо воскликнул Джим. – Почему ты никак не поверишь, что этот парень не сможет причинить тебе никакого вреда! Пока ты здесь – ты в безопасности. В большей, чем где бы то ни было!

«Да, – согласилась про себя Сэйдж. – Пока я остаюсь тут с тобой – я в безопасности. Ну, а что произойдет, если ты вдруг увлечешься мной? Только то, что я и вправду стану женщиной Джима Латура. А что произойдет потом, когда ты от меня устанешь и приударишь за следующей проституткой? Мне придется уезжать тогда. Чтобы сердцу было спокойнее и чтобы не рвать его потом, мне лучше сейчас, как можно скорее, уехать отсюда».

Она положила ладонь на руку Джима и тихонько сказала:

– Я знаю, что ты говоришь правду, Джим, и веришь в то, что сказал. Но Миланд… он не похож на нормального человека, который старается добиться всего открыто и отвергает всякие там уловки и ухищрения. Миланд – другой. Он может кружить, как стервятник над жертвой, дни, недели, если понадобится, будет выжидать месяцы, но все-таки доведет то, что задумал, до конца. Посмотри, как долго он выжидал, чтобы отомстить своему брату!

Джим укоризненно покачал головой, сдаваясь. Ее не переубедить. Страх перед этим человеком мешает ей думать спокойно и слушать доводы рассудка. Мужчина сжал ладонью тонкие, хрупкие пальцы Сэйдж и сказал:

– Надеюсь, что ты себя, по крайней мере, в салуне чувствуешь в безопасности. Если Ларкин такой хитрец, каким ты его описываешь, то он вряд ли сунется в дом, где полно мужиков.

– Да, здесь я себя чувствую спокойно, – улыбнулась ему Сэйдж.

– Ну вот и ладно. Завтра вечером начнешь выступать. Покопайся в гардеробе Джонти и выбери себе все, что хочешь.

После того, как Джим вышел из комнаты, Сэйдж еще некоторое время сидела, не двигаясь с места и глядя на Тилли. Наконец, она воскликнула:

– О, Тилли! Как ты думаешь, у меня получится?

– Конечно, у тебя получится и получится превосходно! – широко улыбнулась кухарка.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Сейдж перебирала платья Джонти уже, по крайней мере, минут двадцать. Даже не будь других обстоятельств и не собирайся она выступать на публике, ее все равно привела бы в волнение одна возможность примерить и поносить такие одеяния. В том маленьком домишке, в котором она и Артур жили столько лет, на гвоздиках висели простенькие домотканные платья из грубой шерсти или, в лучшем случае, из ситца, пошитые ее собственными руками. Сейчас она прикасалась к прекрасным творениям из шелка, тафты, муслина, созданным профессиональными портными… по меркам, снятым с Джонти. По счастью, у дочери Латура был почти такой же размер, как и у Сэйдж.

Она потерла уставшие глаза. Этой ночью ее сон был очень беспокойным. А вернее сказать, его практически не было. Сэйдж всю ночь ворочалась с боку на бок, в конце концов, сбила в бесформенную кучу одеяло и простыни, но сон не шел к ней. А когда ей все же удавалось немного забыться, являлись такие видения, от которых она тут же просыпалась. Ей казалось, что она стоит перед целой толпой мужчин с горящими от вожделения глазами, и от их похотливых взглядов с нее сваливается одежда деталь за деталью. Она пытается удержать материю руками, а к ней уже тянутся жадные цепкие пальцы и Сэйдж… просыпается в эту минуту, дрожа от страха и отвращения.

Сзйдж отбросила с лица тяжелые пряди волос и вновь посмотрела на платья, решая, какое выбрать. Больше всего ей понравились два: одно – из темно зеленой парчи, другое – из голубой тафты, но… какое лучше? Без совета тут не обойтись, а где взять опытного консультанта? У нее самой, несмотря на врожденный вкус, все же было очень мало опыта в том, как хорошо одеваться.

Сэйдж вновь, уже в который раз за сегодняшний день, почувствовала, что волнуется. Когда она сегодня утром мыла голову, у нее уже появилась мысль о том, что ее беспокойство напрасно. Ну, в самом деле, сегодня вечером, когда ей надо будет выступать, посетители настолько будут пьяны, что вряд ли вообще что-нибудь увидят перед собой. Так чего же она ломает голову над тем, какое платье одеть?

Часы в кухне стали отбивать время, и Сэйдж тяжело вздохнула: приближается минута, когда ей придется дебютировать в роли кабацкой певички. Какой стыд!

Она села на краю кровати и задумалась. Какой же крутой поворот претерпела ее жизнь в последние недели! Молодая женщина посмотрела на свои руки. «Вот, даже они изменились! За время болезни и вынужденного безделья руки стали гладкими и нежными. С кожи исчезли царапины, ногти блестят и ровно подстрижены, а не обломаны от постоянного перебирания земли, пересаживания, прополок и выполнения других бесконечных работ, которых на ферме огромное количество. На ее ладонях не осталось и следа от мозолей, тех толстых, грубых мозолей, которые, как она думала, сохранятся у нее на руках до самой смерти».

В дверь постучали, и Сэйдж, оторвавшись от самосозерцания, откликнулась:

– Войди, Тилли!

Однако, вовсе не высокая, худая кухарка вошла в комнату.

– Ой, это ты, Джим! – испуганно воскликнула женщина с отчаянием подумав о том, что едва одета. В эту минуту на ней было только легкая льняная сорочка, которую она накинула на тело сразу после купания.

Когда Джим закрыл дверь и двинулся к ней, сердце Сэйдж отчаянно забилось. Ах, как он был красив в своем костюме из черного тонкого сукна. Такой же черный тонкий галстук резко выделялся на первозданной белизне рубашки и, казалось, что если долго смотреть на него, то можно ослепнуть. Не случайно женщины на улице оглядывались вслед этому смуглому мужчине с длинными до плеч волосами и темно синими пронзительными глазами.

Сэйдж внезапно поймала себя на том, что ей ужасно хочется положить свои руки на его широкие плечи, прижаться к мускулистой груди, почувствовать прикосновение его губ. Она от смущения даже помотала головой, отгоняя отчетливое ощущение мужской руки на своем бедре и чувствуя, как немеют ноги и теплеет внизу живот от возбуждения. Что же с ней происходит? Почему ей в голову постоянно приходят такие мысли? Ничего подобного с Артуром у нее не было.

Джим понимающе смотрел на молодую женщину. Ее неуверенность не ускользнула от него, и он понимал, что сам в какой-то степени является ее причиной. Он почувствовал, что его спокойствие явно ему изменяет. Под легкой, почти воздушной, тканью отчетливо угадывались мельчайшие подробности ее прекрасной фигуры. По тому, как колыхались ее груди, когда она прошла по комнате, ему стало ясно, что под льняной сорочкой на женщине больше ничего нет.

Джим Латур чуть не заскрипел зубами и сунул руки в карманы, чтобы скрыть явно увеличивающийся холм в районе ширинки и не положить ладони на тонкую женскую талию. Он взглянул на кровать с разложенными на ней платьями и спросил:

– Ты решила, какое платье сегодня оденешь? Голос его был слегка хрипловатым от желания, и он кашлянул, стараясь не показать своего возбуждения.

Сэйдж покачала головой и отошла от туалетного столика, за которым она колдовала над своей внешностью при помощи щетки для волос и крохотных фарфоровых флакончиков с нарисованными на них красными розами.

– Я не могу решить, Джим, – сказала она, подходя к кровати. – Почему бы тебе не помочь мне?

Латур совершенно точно знал, какое платье ему нравится, но понадобилось не менее минуты, чтобы он смог успокоить свое сердцебиение и заставить внезапно потяжелевший язык шевелиться. Джим облизнул пересохшие губы и, боясь даже посмотреть на стоящую рядом маленькую женщину, сделал вид, что внимательно изучает достоинства каждого платья. Наконец, он указал пальцем на одно из них:

– Вот это, зеленое. Мне кажется, оно совсем как твои глаза.

Только после этого он решился посмотреть на Сэйдж. От него не ускользнули ее волнение и напряженность. От ее хрупкой беззащитности щемило сердце, и тогда он поднял руку, пальцами коснулся завитков ее волос, рассыпавшихся по плечам, и нежно произнес:

– Не беспокойся о своем выступлении. Тут совсем нечего бояться. Эта дикая компания непременно полюбит тебя.

Сэйдж страшно хотелось наклонить голову и прижаться щекой к пальцам Джима, лежавшим у нее на плече, ощутить силу и покой, исходящий от его рук. У нее даже мурашки побежали по спине – так велико было это желание. Но Джим мог не правильно истолковать ее движение, мог подумать, что она предлагает ему нечто большее, нежели просто дружбу и чего-то большего ждет от него. Она не должна допустить ничего подобного – по его собственному признанию, он до сих пор по прежнему любит Клео. Он ни за что не позволит себе отношений, которые свяжут его на всю жизнь, а меньше ей не нужно. И все-таки Сэйдж, затаив дыхание, стояла, боясь пошевелиться и желая, чтобы он не убирал свою руку с ее плеча подольше.

Внезапно Джим осознал, что вот уже несколько минут ласкает нежную кожу женщины. Он резко, словно обжегшись, отдернул руку и сделал шаг назад.

– Я там, в зале, устроил для тебя небольшое возвышение, – сказал он. – Нечто, вроде сцены. Там тебя никто не достанет. – Потом Латур положил руку на свой кольт, торчавший из кобуры, и широко улыбнулся, обнажив свои ослепительно белые зубы.

– За тобой присмотрит не только эта штуковина, но там еще будет и Джейк. Он приготовил тяжелую дубинку из здоровой дубовой ветки. А теперь, – Джим повернулся к двери, – Тилли угощает тебя своим фирменным соусом. После того, как ты подкрепишься, она поможет тебе одеться и сделать прическу. Между прочим, она очень приличный парикмахер и всегда делала прическу Джонти, когда та приезжала сюда сыграть в покер.

Сэйдж изумленно уставилась на Джима:

– Джонти играла в покер здесь, в «Кончике Хвоста»?

– Угу, представьте себе, – Джим усмехнулся. – Она играла до тех пор, пока дикий муженек не отвез ее к себе на ранчо.

– Ну и как же с ней обращались твои посетители?

– Ха, обращались превосходно! Интересно, кто бы осмелился поднять руку на дочь Джима Латура?! – Он насмешливо посмотрел на Сэйдж и добавил:

– И вряд ли найдется парень, который осмелится протянуть лапы к женщине Латура.

Сэйдж почувствовала, как у нее загорелось лицо. Она уже и сама не знала, нравится ей или нет то, что все считают, будто она спит с обворожительным владельцем салуна. Во всяком случае, это к лучшему, если все пирующие ковбои, чьи голоса были слышны ей сквозь тонкие стены, будут считать, что Джим спит с ней.

– Примерно через часик я зайду за тобой, чтобы представить тебя джентльменам, – произнес Латур, сделав шутливое ударение на слове «джентльмены».

Сэйдж сидела в кухне, протирая гитару тряпочкой, когда за нею зашел Джим.

Не прошло еще и двадцати минут, как Тилли помогла Сэйдж одеть зеленое парчовое платье и кольцами заплела ее волосы на висках, скрепив их сатиновой лентой под цвет платья. Сэйдж часто слышала фразу «птица с прекрасным оперением» и сейчас, посмотрев на себя в зеркало, она вымучено улыбнулась. «Ну что ж, по крайней мере, эта испуганная „певчая птичка“ имеет красивое оперение. Неважно, что, может быть, у нее пропадет голос, когда придется покинуть безопасную кухню и ее хозяйку Тилли».

Женщина взволнованно посмотрела на Джима, стараясь догадаться, какое впечатление на него произвела. Одобряет он или нет ее внешний облик?

Голубые глаза мужчины пристально рассматривали хрупкую, тонкую женскую фигуру. Он поймал ее неуверенный взгляд и ободряюще улыбнулся. Ему было совершенно ясно, что в мире больше нет другой такой же прекрасной женщины, как Сэйдж Ларкин. Ни у кого нет таких горделиво прекрасных белоснежных плеч, как у нее, такой вызывающе красивой и нежной груди, едва скрытой под глубоким вырезом платья! У Джима всякий раз кровь бросается в голову, когда он вспоминает их обнаженными с вишневыми коронами сосками на вершине. А ладонь до сих пор помнит их совершенную форму и податливую упругость под тканью, которой он обтирал женщину.

Внезапно Джим понял, что не хочет, чтобы все эти пьяные грубые люди в соседней комнате видели Сэйдж, чтобы их алчные взгляды тянулись к ее красивому лицу и пачкали ее невинность. Потому что она невинна, невзирая на все свои годы замужества. Заглядывая в жаркие глубины ее зеленых глаз, Латур точно знал, что в них на самом дне дремлет удивительная страстность и желание любить, так и не разбуженные ее несчастным мужем.

– Ну, Джим, – прервала молчание Тилли, – как она выглядит?

Хриплым, низким голосом он ответил, все так же не отрывая глаз от прекрасного лица молодой женщины:

– Она выглядит так, будто зеленоглазый ангел спустился к нам с небес.

Сэйдж смущенно улыбнулась:

– Ты мне льстишь, Джим. Тебе очень хорошо известно, что у меня нет крыльев.

Почувствовав двусмысленность этой фразы, о которой женщина даже не подумала, Джим многозначительно улыбнулся и подтвердил:

– Да, уж это мне известно совершенно точно.

Сэйдж залилась краской, но ничего не сказала. Да и что можно было ответить? Возможно, он знает ее тело так же хорошо, как свое собственное.

Она опустила глаза, не имея сил выдержать горячий мужской взгляд. А Джим, будто решив, наконец, сжалиться над ней, произнес нормальным своим голосом:

– Ну что, Сэйдж, пойдем, пожалуй? Порадуем их так, чтобы чертям тошно стало!