Текст книги "Интимная комедия"
Автор книги: Ноэл Кауард
Жанр:
Прочая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Целуются.
Мы любим друг друга уже целых восемь лет. Три в браке, и пять в разводе. Э л л и о т. Ты мой ангел! Ангел! (Страстно целует ее.) А м а н д а (слабо сопротивляясь). Не надо, милый, не надо! Перестань. Э л л и о т. Почему я должен перестать? Я же знаю, ты обожаешь заниматься любовью... А м а н д а (сквозь поцелуи, деловито). Мы же только что пообедали.
Эллиот перестает целовать ее и на мгновенье застывает.
Э л л и о т (резко отстраняясь от нее). Что за гадости ты говоришь! А м а н д а (поправляя волосы). А что тут такого гадкого? Э л л и о т (поднимаясь с дивана). Ну, ни капли романтики. Ни капли! А м а н д а. Довольно трудно быть романтичной, когда тебе сворачивают шею. Э л л и о т. Что же ты не сказала, что тебе больно? А м а н д а. Сейчас уже прошло. (Сидит на диване скрестив ноги среди подушек.) Э л л и о т. Как удачно. (Берет из пачки сигарету.) А м а н д а. Дай мне тоже. Э л л и о т (бросает ей сигарету.) На. А м а н д а. А спички? Э л л и о т (раздраженно). Ты можешь подождать секунду? (Прикуривает сам.) А м а н д а. Галантный кавалер. Э л л и о т (бросает ей спички). Держи. А м а н д а (холодно). Спасибо.
Некоторое время оба молчат.
Э л л и о т (подойдя к окну). Уникальная способность доводить человека до белого каления. А м а н д а. Не понимаю, чем я тебя так довела. (Кладет спички на стол через спинку дивана.) Э л л и о т. Отсутствием чувства такта. А м а н д а. Чувство такта? Ну, уж не тебе об этом судить. Э л л и о т. Мы, видите ли, только что пообедали. А м а н д а. Да, только что пообедали. Э л л и о т. В этой реплике – вся твоя мещанская ограниченность. А м а н д а. Ах, вот как! Э л л и о т. Сказать такое – меня аж передернуло. А м а н д а. Сколько шума из-за того, что задели его дурацкое самолюбие. Э л л и о т. Самолюбие? Причем здесь самолюбие? А м а н д а. Ты не можешь смириться с тем, что бывают случаи, когда мое это... как его там... не срабатывает одновременно с твоим! Э л л и о т. "Это как его там"! Постаралась бы выражать свои мысли более четко. А м а н д а. Ты прекрасно понял что я имела в виду, и перестань меня поучать. Э л л и о т. Ах, это я тебя поучаю! Ну вот что... А м а н д а (вскакивая). Все! Байрон! Ради Бога! Байрон! Э л л и о т. А я говорю... А м а н д а. Байрон! Тройной Байрон!
Несколько мгновений они молча глядят друг на друга, затем Аманда бросается на диван лицом в подушки. Эллиот смотрит на нее, затем решительно подходит к роялю, гасит сигарету и начинает играть что-то суровое и мощное. Доиграв, посылает воздушный поцелуй Аманде, которая смотрит на него с дивана. Затем начинает играть Этюд (оп. 25). Шопена. Аманда встает, подходит к двери, выключает свет. Горит только настольная лампа. Затем она подходит к окну, гасит сигарету, слушает. Эллиот переходит с Шопена на популярную лирическую мелодию. Аманда тихонько насвистывает ее. Эллиот тоже начинает насвистывать. Аманда садится на скамеечку рядом с Эллиотом и последние несколько нот наигрывает одним пальцем на октаву выше. Эллиот сажает ее к себе на колени.
Э л л и о т. Ты самая потрясающая и невероятная женщина на свете. А м а н д а (в его объятиях). Милый.
Долгий поцелуй. Внезапно раздается телефонный звонок. Аманда вскакивает.
Э л л и о т (вставая). О Господи! А м а н д а. Думаешь, это они? Э л л и о т. Не знаю. А м а н д а. О том, что мы здесь, известно только Фриде, но она бы не стала звонить. Э л л и о т. Тогда это они. А м а н д а. Что же мы будем делать? Э л л и о т (обняв ее за плечи). Ведь у нас с тобой все будет хорошо, да? Что бы там ни было? А м а н д а. Конечно, милый. Э л л и о т (целуя ее). Тогда какая разница. (Направляется к телефону, который все еще звонит, зажигает по пути общий свет, снимает трубку.) А м а н д а (садясь на диван). Рано или поздно это должно было случиться. Э л л и о т (в трубку). Алло? Алло? Что?. . Comment?. . Madame, qui?. . Алло!. . Qui c'est ca... Madame Duvallon... Oui, oui, oui... (Прикрывая трубку рукой). Просят позвать к телефону какую-то мадам Дювальон. А м а н д а. А кто это? Э л л и о т. Понятия не имею. (В трубку.) Je regrette beaocoup, Monsieur, mais Madame Duvallon viens de partir – cette apres midi pour Madagascar... (Кладет трубку.) Уф. На этот раз пронесло. А м а н д а. У меня аж мурашки по спине. Э л л и о т. А правда, что делать, если они вдруг войдут? А м а н д а. Вести себя исключительно вежливо. Э л л и о т. Но с достоинством. А м а н д а. Конечно. Я, возможно, даже сделаю реверанс. Э л л и о т. Видишь, даже большая опасность кажется не такой опасной, когда люди счастливы. А м а н д а. Беда в том, что люди не могут быть счастливы вечно. Э л л и о т. Милая, не говори так. А м а н д а. Но это так. И в сущности, все это очень злая шутка. Э л л и о т (шутливо). И ты смеешь говорить так о прекрасном и священном чувстве – о любви? А м а н д а (очень серьезно). Именно о нем. Э л л и о т (трагически). И как мне это понимать – спрашиваю себя я в стремлении к высшей истине. Боже правый, как это понимать? А м а н д а. Ты зря смеешься, я серьезно. Э л л и о т (серьезно). А вот этого, дорогая, не надо! Не надо быть серьезной! Все они только этого от нас и хотят. А м а н д а. Кто – они? Э л л и о т. Да все эти записные моралисты, которые стремятся сделать жизнь невыносимо унылой. А ты смейся над ними. Будь легкомысленной. Смейся над всеми их священными условностями. Легкомыслие – как щепотка перца в их слащавую преснятину. А м а н д а. Eсли над всем смеяться, то надо смеяться и над собой. Э л л и о т. Конечно, надо! Мы с тобой дико смешные. А м а н д а. Сколько же продлится эта наша смешная, изматывающая любовь? Э л л и о т. Кто знает. А м а н д а. И у нас вечно будет желание ругаться и ссориться? Э л л и о т. Нет, постепенно оно угаснет. Как и наша страсть. А м а н д а. Господи, неужели правда? Э л л и о т. Все зависит от нас. А м а н д а (серьезно). А вдруг один из нас умрет? Что, второй и тогда будет смеяться? Э л л и о т (с видом знатока). Еще как – во всю мочь! А м а н д а (задумчиво). Смерть – это серьезно. Э л л и о т. Нет, совсем нет. Смерть очень смешная штука. Такой изящный трюк с исчезновением. Весь секрет в потайных зеркалах. А м а н д а. Дорогой, ты говоришь глупости. Э л л и о т. А в конечном счете все говорят глупости. И потому да здравствует легкомыслие, и горе жалким философам. Будем дудеть в трубы и пищалки, будем радоваться, как беззаботные школьники. Будем смаковать вкус каждой секунды. Приди же ко мне, о моя милая, и целуй меня, пока тело твое еще не истлело, и черви не копошатся в твоих глазницах. (Увлекает ее на диван, нежно целует.) И знай: я на все согласен. Разрисуй лицо краской, пляши голой на Площади Согласия, кидайся на всех мужчин подряд – я и слова не скажу, пока уверен, что по-настоящему ты любишь только меня. А м а н д а. Спасибо, дорогой. Ты тоже волен делать, что угодно. С одним исключением: если я замечу хоть один взгляд на другую женщину – убью! Э л л и о т. А ты помнишь скандал, который у нас был в Венеции? А м а н д а. Какой именно? Э л л и о т. Когда ты купила на площади крашеную деревянную змею, и подсунула мне ее в постель. А м а н д а. А, Чарли! Я назвала эту змейку Чарли. Она так красиво извивалась. Э л л и о т. Жуткая гадость. Я видеть ее не мог. А м а н д а. Помню, помню! Ты выкинул ее через окно прямо в Гранд-канал. Никогда тебе этого не прощу. Э л л и о т. И долго мы из-за нее ссорились? А м а н д а. Несколько дней без перерыва. Э л л и о т. Нет, самый крупный скандал у нас был в Канне. Когда ты своими щипцами для волос прожгла дыру в моем халате. (Смеется.) А м а н д а. Мой гребень тоже сгорел, и все полотенца в ванной. Э л л и о т. Да, в тот раз мы завелись по-настоящему. А м а н д а. Ты меня тогда впервые ударил. Э л л и о т. Ну, не очень сильно. А м а н д а. А когда в номер вошел управляющий, мы уже катались по полу и дрались как две дикие кошки... С ума сойти. (Смеется.) Э л л и о т. Никогда не забуду выражение его лица.
Оба хохочут не в силах остановиться.
А м а н д а. Как же это было смешно, Господи, как смешно! Э л л и о т. Мы тогда были намного моложе. А м а н д а. И намного глупее. Э л л и о т. Но настоящей-то причиной скандала был, конечно, Питер Б[cedilla]рдон. А м а н д а (медленно садится). Да. Хотя ты прекрасно знал, что у меня с ним ничего не было. Э л л и о т. Ничего я прекрасно не знал. Он тебе подарки делал. А м а н д а. Подарки! Подарил одну простенькую брошку. Э л л и о т (садится). Да, очень простенькую! Она вся была утыкана брильянтами, причем абсолютно безвкусно. А м а н д а. Ничего подобного, очень изящная брошка. Я до сих пор ее ношу. И очень часто. Э л л и о т. Ты из кожи вон лезла, чтобы я страдал из-за этого Питера Б[cedilla]рдона. А м а н д а. Никуда я не лезла. Ты ревновал из-за своего больного воображения. Э л л и о т. Ты отлично знала, что он был в тебя влюблен. А м а н д а. Ну, может, и был чуть-чуть. Но ничего серьезного. Э л л и о т. Ты ему позволила себя поцеловать. Ты сама сказала. А м а н д а. Ну и что такого? Э л л и о т. Ах, что такого! А м а н д а. Человеку это было удовольствие, а мне не повредило. Э л л и о т. А как насчет меня? А м а н д а. А ты, если б не был таким подозрительным и не шпионил бы за мной, ничего бы не знал. Э л л и о т. Да, очень интересная точка зрения. А м а н д а. Дорогой, это какой-то скучный разговор. Э л л и о т. Смертельно скучный. (Поднимается, подходит к столику.) Выпьешь коньяку? А м а н д а. Нет, спасибо. Э л л и о т. А я немного выпью. А м а н д а. А что это вдруг? Ты уже два раза себе наливал. Э л л и о т. Ну, если мне захотелось. Я наливал-то по чуть-чуть. А м а н д а. Как хорошо – сперва чуть-чуть, потом еще чуть-чуть, потом еще, еще, еще... Э л л и о т (наливая себе полную стопку). Три стопки за целый вечер -это не "еще, еще, еще"! А м а н д а. А у тебя это уже стало дурной привычкой. Э л л и о т. Только не надо так надменно, если самой не хочется. А м а н д а. Не говори глупостей. Э л л и о т (раздражаясь). Ну вот что, Аманда!.. А м а н д а. Что? Э л л и о т. Ничего. (Садится на пуфик.)
Аманда достает со стола косметичку, вынимает небольшую щетку, начинает расчесывать волосы.
Ты куда-то собираешься, дорогая? А м а н д а. Нет, хочу сделаться неотразимой для тебя. Э л л и о т. Твой ответ поразил меня прямо в сердце. А м а н д а. Да, ведь у женщины одна работа – завлекать мужчину. Ты, главное, следи за мной. (Припудривает нос.) Э л л и о т. Между прочим, это именно так и есть. А м а н д а. Вовсе не так. Э л л и о т. Нет, так. А м а н д а. А вот и нет. Э л л и о т. А вот и да. А м а н д а (резко). Ну, все, успокойся. (Закрывает косметичку, снова кладет ее на стол.) Э л л и о т. Зря ты не выпила еще коньяку. Ты была бы чуть менее злобной. А м а н д а. В твоем присутствии – это вряд ли. Э л л и о т. Тьфу-тьфу-тьфу-тьфу – ты прямо плюешься ядом, как индийская гадюка. А м а н д а. Индийские гадюки не плюются, а кусают. Э л л и о т. Чушь. У них за ядовитыми зубами есть мешочки с ядом, и они им плюются. А м а н д а. Кусают. Э л л и о т. Плюются. А м а н д а (с придыханием). Ну и мне плевать, понятно? Даже если они кашляют, чихают и сморкаются в носовой платок!
Эллиот наливает себе еще коньяку.
Э л л и о т (помолчав). И часто ты виделась с Питером Б[cedilla]рденом после нашего развода? А м а н д а. Достаточно часто. Э л л и о т. Стало быть, у него была возможность наносить тебе поцелуи в большем количестве. А м а н д а. А это не твое дело. Э л л и о т. Да уж, видно, ты прожигала жизнь во всю. Аманда не отвечает.
Никаких устоев... сплошные наслаждения... да у тебя никогда не было устоев... А м а н д а. Ты сейчас ужасно гадкий. Видимо, уже напился. Э л л и о т (резко повернувшись). Я абсолютно не напился. А м а н д а. Ты всегда моментально пьянел. Э л л и о т. Я тебе кажется, сказал: я за весь вечер выпил три стопки коньяка. От этого не напился бы даже двухлетний ребенок. А м а н д а. Двухлетний ребенок напился бы и от одной стопки. Э л л и о т. Глубокая мысль. А четырехлетний ребенок? Или шестилетний? А восьмилетний? А м а н д а. Не болтай глупостей. Э л л и о т (расслабленно). Можно провести небольшую научную дискуссию: "О пьющих младенцах". А м а н д а. Не смешно, дорогой. Может, тебе выпить еще? Э л л и о т. Чудная идея. Выпью. (Наливает себе.) А м а н д а. Смехоподобный осел. Э л л и о т. Не понял? А м а н д а. Я сказала, смехоподобный осел. Э л л и о т (с огромным достоинством). Ну, спасибо. (Выпивает коньяк, подходит к роялю, разглядывает журнал.)
Аманда подходит к радиоле, ставит пластинку с очень громкой музыкой, возвращается к дивану и садится.
Я полагаю, надо выключить. Уже поздно, это может мешать соседям сверху. А м а н д а. Сверху нет никаких соседей. Там студия фотографа. Э л л и о т. Значит, соседям снизу. А м а н д а. А их нет, они в Тунисе. Э л л и о т. В Тунисе в это время года делать нечего. (Подходит к радиоле, выключает. Возвращается к роялю, листает журнал.) А м а н д а (ледяным тоном). Будь любезен, включи радиолу. Э л л и о т. Ничего я не включу. А м а н д а. Ну, если тебе нравится быть упрямым ослом... (Поднимается, подходит к радиоле, включает музыку еще громче, чем прежде, и пританцовывая, возвращается к дивану.)
Эллиот листает журнал все быстрее и быстрее.
Э л л и о т (отшвыривая журнал). Выключи! Или я сейчас с ума сойду! А м а н д а (кричит). А ты держи себя в руках! Чересчур нервный. Э л л и о т (кричит). Выключи! А м а н д а. Не выключу!
Эллиот устремляется к радиоле. Аманда тоже. Опередив ее, Эллиот хватает звукосниматель, раздается скрежет, музыка смолкает. Аманда берет в руки пластинку, осматривает.
Ты ее угробил! Э л л и о т. И слава Богу! А м а н д а. Самая настоящая свинья! Э л л и о т (подходя к ней, с внезапным раскаянием). Аманда, милая... Байрон! А м а н д а (в ярости). Сам ты Байрон! Шекспир! (Разбивает пластинку о его голову.) Э л л и о т. Ах ты, гадючина! (Отвешивает ей пощечину.)
Аманда громко вскрикивает, падает на колени и рыдает, уткнув лицо в пуфик.
(Подходит к ней, и опускается на колени.) Прости, я не хотел... Милая, прости, клянусь, я не хотел... А м а н д а. Убирайся! Я тебя ненавижу! Ненавижу! Э л л и о т. Аманда, прошу тебя, ну послушай... А м а н д а. Я уже наслушалась! Мне до смерти хватит! Животное! Садист! (Отталкивает его руку и поднимается.) Э л л и о т (поднявшись, с большим достоинством). Большое спасибо. (В величественном молчании направляется к двери.)
Аманда швыряет ему вслед диванную подушку и промахивается.
(С деланным смехом.) Ах, как достойно! А м а н д а (швыряет в него еще две подушки). Прекрати свой идиотский смех! Э л л и о т. А если мне смешно! А м а н д а (выходя из себя). Прекрати, говорю! (Кидается к нему и швыряет еще одну подушку, которая, пролетев мимо Эллиота, сбивает вазу с цветами, стоявшую на рояле.)
Эллиот отталкивает Аманду и она отлетает к стулу слева от стола. Она бросается на него и толкает так, что он падает на стул справа.
Ненавижу тебя! Ненавижу! Напыщенное и жалкое ничтожество! (Бросается к створчатым дверям.) Э л л и о т (преграждая Аманде путь, хватает ее за плечи и кричит). А ты распущенная и злобная змея! Видеть тебя не могу! (Отталкивает ее.)
Аманда отлетает, ударяется о столик с напитками и падает на кушетку. После паузы она поднимается.
А м а н д а (очень спокойно). Это конец. Тебе ясно? Все кончено бесповоротно и навсегда. (Направляется к створчатым дверям.) Э л л и о т (догоняет ее). Нет, ты так не уйдешь! А м а н д а. Еще как уйду. Э л л и о т. Не уйдешь! А м а н д а. Уйду! Пусти, я сказала! (С силой отталкивает его.) Ты чудовище! Я презираю тебя и ненавижу! (Бросается к створчатым дверям и распахивает их.)
За порогом стоят Сибилла и Виктор.
Слава Богу, я еще раз во время поняла что ты за фрукт! Снова за тебя замуж – да никогда! Лучше умереть под пыткой! Э л л и о т (бросается к ней, хватает за талию и тащит к дивану). Заткнись, ты! Я не женюсь на тебе, даже ты если будешь умолять на коленях!
Борясь друг с другом, оба падают на диван.
Злобная пиявка! Чтоб в жизни тебя больше не видеть!
В драке катаются по полу. Аманда, оказавшись сверху, стукает Эллиота головой об пол. Он отбивается.
А м а н д а (поднимаясь, сквозь слезы). Скотина! Хам! Свинья! Тупица! Животное! Хам! Урод! (Эллиот хватает ее за ногу, она падает. Оба вскакивают, осыпая друг друга оскорблениями.)
Сибилла и Виктор входят и застывают в дверях, с ужасом глядя на происходящее. Внезапно Эллиот и Аманда срываются с места и выбегают – Эллиот в правую дверь, Аманда – в левую. Двери хлопают.
Занавес
Действие третье
Там же на следующий день. Около половины девятого утра. В комнате тот же бедлам, что и в конце второго действия. Кроме того большой диван передвинут к двери справа, а кушетка – к двери слева. Все двери и окна закрыты. Когда занавес открывается, на сцене темно. Сибилла спит на диване, Виктор – на кушетке, положив ноги на пуфик и укрывшись собственным пальто. Через двустворчатые двери осторожно входит Луиза, девица довольно неряшливого вида. В руке у нее продуктовая сумка, набитая покупками. Она направляется к окну. Споткнувшись о диванную подушку, лежащую на полу, падает. Поднимается, оставив сумку на полу.
Л у и з а. Merde! Qu'est ce que ca? Les idiots ils ont tout fichu par terre pour que je me casse le nez. (Подходит к окну, открывает шторы.) Espece d'imbecile. (Чихнув, поворачивается и оглядывает беспорядок в комнате.) Regarde-moi ce gachis. Puis apres tout si ca amuse les patrons de casser le mobilier, moi je m'en fiche, comme de ma premiere lignette! (Поднимает стул, ставит его у рояля. Затем подбирает с пола диванную подушку, хочет бросить ее на диван, но замечает Сибиллу.) Oh la, la! ( Трясет Сибиллу за плечо.) С и б и л л а (просыпаясь). О Боже. Л у и з а (бросив подушку на диван). Bonjour, madame. С и б и л л а (ошеломленно). Что-о? Ах, ну да... Bonjour. Л у и з а. Qu'est-ce que vous faites isi, madame? С и б и л л а. Что-что? Одну минутку. Attendez un instant... О, Господи. (Садится.) В и к т о р (сонно). Что такое? В чем дело?
Луиза направляется к Виктору. Заметив ее, тот садится, спустив ноги на пол.
О!
Сибилла надевает туфли Л у и з а (строго). Bonjour, monsieur. В и к т о р. Э-э... Бонжур. А который час? Л у и з а. Eh, monsieur? С и б и л л а. Quelle heure est il s'il vous plait? Л у и з а. С'est neuf heures moins dix, madame. (Поднимает с пола пепельницу, ставит на рояль.) В и к т о р (вставая). Что она сказала?
Луиза поднимает с пола второй стул.
С и б и л л а. По-моему, она сказала, что сейчас около десяти. В и к т о р (Луизе). Э-э... Voulez... Э-э... Не разбудите ли... Э-э... Мадам и месье... Э-э... Тoute suite? Л у и з а. Non, monsieur. Il m'est absolument defendu de les appeler jusqu'a ce qu'ils sonnent. (Смотрит на Сибиллу и Виктора и видит, что те нe поняли ни единого слова.) Les idiots.
Выходит через створчатые двери. Виктор и Сибилла беспомощно смотрят друг на друга.
С и б и л л а. Что же делать? В и к т о р (надевая пиджак, решительно). Мы сами их разбудим. С и б и л л а. Нет, нет, подожди! В и к т о р. Чего ждать? С и б и л л а (доставая из сумочки зеркальце). Я еще не готова с ними общаться. Я чувствую себя ужасно. В и к т о р. Я тоже. (Подходит к окну.) Чудное утро. С и б и л л а. Чудное. (Глянув на себя в зеркало, заливается слезами.) В и к т о р. Слушай, перестань. С и б и л л а (сквозь слезы). Не могу. В и к т о р. Ну, я прошу, пожалуйста. С и б и л л а (пряча зеркальце). Все это так ужасно. Зачем мы тут остались? Для чего? В и к т о р. Мы обязаны увидеть их, прежде чем вернуться в Англию. Нужно прояснить ситуацию. С и б и л л а. О Боже, Боже, Боже! Лучше бы я умерла! В и к т о р. Тише! (Склоняется над ней.) Ну все, все. (Выпрямляется.) Ты же обещала. Мы должны пройти через это вместе и принять какое-то решение. С и б и л л а (всхлипывая). Я постараюсь держать себя в руках, но я так устала. Я ни одной секунды не спала нормально. В и к т о р. Я тоже. С и б и л л а. Не приди мы сюда вовремя, они бы друг друга убили. В и к т о р. Похоже, они оба были пьяные. С и б и л л а. Она его ужасно лупила. В и к т о р. Он ее тоже. С и б и л л а. Я даже не представляла, что люди могут себя так вести. Так отвратительно, так унизительно. Эллиот... Какой кошмар! В и к т о р. Да уж, представь, чего ты избежала. С и б и л л а. Представь, чего мы оба избежали.
Аманда появляется из своей комнаты. На ней дорожный костюм, в руке небольшой саквояж. Увидев Виктора и Сибиллу, она вздрагивает.
А м а н д а. Доброе утро. В и к т о р (с глубочайшим укором в голосе). Аманда! А м а н д а (показывая на кушетку). Ты не подвинешь эту штуку, а то мне не выйти.
Виктор отодвигает кушетку. Аманда выходит и направляется к створчатым дверям.
В и к т о р (следуя за ней). Куда ты идешь? А м а н д а. Я иду вон отсюда. В и к т о р. Я прошу тебя остаться. А м а н д а (останавливаясь). Зачем? В и к т о р. Я хочу с тобой поговорить. А м а н д а. Вот уж ни к чему. В и к т о р. Мне нужно поговорить с тобой. А м а н д а. Хорошо, хотя это бессмысленно. (С шумом ставит саквояж на пол возле двери.) В и к т о р. Аманда, я хочу... А м а н д а (пытаясь непринужденно овладеть ситуацией). Насколько я понимаю, вы – Сибилла. Добрый день.
Сибилла поворачивается к ней спиной. Ну, если вы намерены вести себя таким образом, то не понимаю, для чего вы тут вообще появились. С и б и л л а. Я приехала, чтобы увидеть Эллиота. А м а н д а. Не имею ни малейшего намерения вас отговаривать. Он в своей комнате. Видимо, валяется в пьяном бреду. (Делает шаг к выходу.) В и к т о р. Аманда, все это очень некрасиво. А м а н д а. Совершенно согласна. Поэтому я и хочу уйти. В и к т о р. Иными словами, увильнуть. Нет уж, мы должны все это подробно обсудить. А м а н д а (снимая перчатки). Хорошо, если ты настаиваешь. Только не сию минуту, я не готова. Луиза еще не появлялась? В и к т о р. Если ты имеешь в виду вашу горничную, то она где-то здесь. А м а н д а. Прекрасно. Вы, наверное, хотите кофе. Я сейчас. (Выходит через створчатые двери.) С и б и л л а. Видали? Да как она смеет! В и к т о р (раздраженно). Как она смеет – что? С и б и л л а. Быть такой спокойной, будто ничего не произошло! В и к т о р. А что она, по-твоему, должна сделать? С и б и л л а. По-моему, все это возмутительно!
Эллиот выглядывает из свей комнаты.
Э л л и о т (увидев гостей). О, Господи! (Снова скрывается.) С и б и л л а. Эллиот! (Подбегает к двери и колотит в нее.) Эллиот! Открой! Э л л и о т (из-за двери). Уйди.
Сибилла подходит к дивану падает на него и рыдает.
В и к т о р. Да возьми ты себя руки, ради Бога! С и б и л л а. Не могу! Не могу! О, о, о!
Входит Аманда. Подходит к роялю, кладет на него шляпку, перчатки и сумочку.
А м а н д а. Я велела приготовить кофе и булочки. И прошу меня простить за этот беспорядок.
Сибилла плачет навзрыд. Аманда смотрит на нее, затем на Виктора и направляется в свою комнату. Виктор идет за ней, но Аманда закрывает дверь перед самым его носом. В и к т о р. Что толку плакать? Этим ничего не решишь.
Сибилла пытается успокоиться. Эллиот приоткрывает дверь, отталкивает диван, на котором сидит Сибилла, и идет к выходу. На нем дорожный костюм, в руке чемодан.
С и б и л л а (кидаясь следом). Эллиот, ты куда? Э л л и о т. В Канаду. С и б и л л а (схватив его за руку). Ты не можешь так уйти, не можешь! Э л л и о т. Не вижу никакого смысла оставаться. В и к т о р. Остаться – ваш долг перед Сибиллой. Э л л и о т. А, здравствуйте. По-моему, мы раньше не встречались. С и б и л л а. Ты должен, ты обязан остаться. Э л л и о т. Ладно, если ты настаиваешь. (Бросает чемодан на пол.) По-моему, в комнате некоторый беспорядок. Вы не видели Луизу, горничную? В и к т о р. Она на кухне. Э л л и о т. Прекрасно. Пойду скажу чтобы приготовили кофе. В и к т о р (останавливая его). Не надо. Моя же... Э-э... Аманда уже попросила. Э л л и о т. А! Старушенция уже выползла. Чудно. С и б и л л а. Нам надо обсудить создавшееся положение. Э л л и о т (оглядывая комнату). Да, просто чудовищно. Придется позвать на помощь консьержку. Или пожарных. В и к т о р. Вы напрасно пытаетесь обратить все в шутку. Э л л и о т. Извините. (Погружается в молчание.) В и к т о р (после паузы). Ну, так что будем делать? Э л л и о т. Понятия не имею. С и б и л л а. Все это совершенно ужасно. У меня такое чувство, словно я вся вывалялась в пыли и паутине. (Садится на кушетку.) Э л л и о т. Вполне возможно. Этот диван очень старый. В и к т о р (подступая к Эллиоту). Оставьте свои идиотские шутки, или я вам шею сверну. Э л л и о т. Разве вы не знаете, что шутка может скрывать смущение? В и к т о р. В этой ситуации ваше легкомыслие скверно выглядит. Э л л и о т. Не хуже, чем угрозы и брань. Ситуация, насколько я могу судить, вообще беспрецедентна, и правила поведения на этот случай еще не разработаны. Так что лично я намерен вести себя легкомысленно. С и б и л л а. Эллиот, как ты можешь! Как ты можешь! Э л л и о т. Извини, мне очень жаль. В и к т о р. Извиняться-то легко. Э л л и о т. Наоборот, по-моему, ужасно трудно. Я редко о чем-то сожалею. Так что для меня это невероятно знаменательное событие. Как красный день календаря. И мы все обязаны его отметить. С и б и л л а. Никогда тебя не прощу, никогда! В жизни не представляла, что можно быть таким жестоким и черствым! Э л л и о т. Я прекрасно понимаю твои чувства, и как я уже сказал, мне очень жаль. В и к т о р. Вот что я вам скажу, Чейз...
Входит Аманда. Все обращаются к ней.
А м а н д а (светским тоном). Как, завтрак еще не подан? Решительно, французская прислуга самая неповоротливая в мире. (Лучезарно улыбаясь.) Какое роскошное утро. (Подходит к окну.) Обожаю Париж. Воистину живой город. Эти чудесные деревья на Елисейских Полях, эти детские площадки для игр, эти ярко раскрашенные такси... Сегодня отсюда хорошо видна церковь Святого Сердца. Бывает, что ее закрывает дымка, особенно в августе, потому что нагретый воздух поднимается от мостовых, понимаете? Э л л и о т (сухо). Понимаем, дорогая. А м а н д а (игнорируя его). Я люблю жить высоко. Эту квартиру я нашла три года назад, чисто случайно. Помню, стою как-то на Плаза Атене, в самом конце улицы... Э л л и о т (подхватывая с воодушевлением). А там такая чудная гостиница, с таким очаровательным внутренним двориком, с таким чудным фонтанчиком, который делает буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль... В и к т о р. Это же все нелепо, Аманда! Э л л и о т. ...буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль... А м а н д а (перекрывая его). Виктор, ничего серьезного я обсуждать не стану, пока не позавтракаю. Э л л и о т. Буль-буль! А м а н д а. Я сейчас не смогу сосредоточиться. Не смогу, извини. (Поправляет подушки на диване.) Э л л и о т (с сарказмом). Какие манеры! Какая выдержка! Я умираю от зависти. В этой жуткой ситуации проявлять столько такта и благородства, а главное столько изобретательности! Аманда, продолжай в том же духе. Еще немного, и мы все начнем играть в бутылочку. А м а н д а (Эллиоту). Не обращайся ко мне. У меня нет никакого желания с тобой разговаривать. Э л л и о т. Вот и отлично. А м а н д а. В жизни своей больше с тобой не заговорю. Э л л и о т. Постараюсь это пережить. А м а н д а. Я с детства привыкла думать, что настоящий мужчина не может бить женщину. Э л л и о т. Величайшее заблуждение. Есть женщины, которых необходимо лупить регулярно, по часам. А м а н д а. Ты настоящий хам и свинья. Э л л и о т. А ты невоспитанная и злобная неряха. А м а н д а. Я – неряха?! Э л л и о т. Да-да, неряха. Неряха и базарная торговка! В и к т о р. Ну-ка, закройте рот, вы, животное! Э л л и о т. Не ваше собачье дело!
Эллиот и Виктор начинают снимать пиджаки, Сибилла бросается между ними.
С и б и л л а. Стойте, стойте! Не надо! Перестаньте, прошу вас! (Аманде). Помогите же мне! А м а н д а. Ну уж нет, я вмешиваться не буду. Если хотят, пусть дерутся, может, это хоть как-то прояснит ситуацию. С и б и л л а. Да, но... А м а н д а (взяв ее за руку.) Пойдемте со мной. Вам, наверное надо умыться и вообще. С и б и л л а. Да, но... А м а н д а (твердо). Идемте! (Тянет ее за собой.) С и б и л л а. Ну, хорошо. (Бросает взгляд на Эллиота.)
Аманда увлекает ее в свою комнату.
В и к т о р (сняв пиджак и швырнув его на кушетку, воинственно). Ну, так что? Э л л и о т. Что – ну так что? В и к т о р. Вы берете назад слова, которые сказали Аманде? Э л л и о т (надевая пиджак). Я возьму назад все, что угодно, лишь бы вы перестали орать. В и к т о р. Ко всему вы еще и трус. Э л л и о т. Да им просто хочется, чтоб мы подрались, вы что, не видите? В и к т о р. Не вижу. Зачем это им? Э л л и о т. Первобытные женские инстинкты. Бой самцов – это для них высшее наслаждение. В и к т о р. А вы, видно, думаете, что вы очень умный. (Подходит к диванчику, берет свой пиджак.) Э л л и о т. Я думаю, я несколько умнее вас. Что, впрочем, небольшое достижение. В и к т о р (снова сбрасывая пиджак, резко). Что-что? Э л л и о т. Да сядьте вы, наконец. В и к т о р. Не сяду! Э л л и о т. А я, с вашего позволения, сяду. Я крайне устал. В и к т о р. Послушайте, черт подери, ведите себя как мужчина! Э л л и о т (сев на кушетку, спокойно). Знаете, ваша воинственность, выглядит очень красиво и благородно, и в духе всяких традиций, но если вы хоть на секунду задумаетесь, то поймете, что она ничего не решает. В и к т о р. Плевал я на вашу болтовню! Э л л и о т. Я бы хотел вам разъяснить: если вы ударите меня, то в ответ я, естественно, ударю вас, и как минимум, так же сильно, ибо, как я полагаю, наши силы равны. Затем вы снова стукнете меня, я снова стукну вас, и это будет продолжаться, пока один из нас не упадет. Так вот, если вы мне объясните, каким образом это поможет разрешить создавшуюся ситуацию, то я немедленно снимаю пиджак, и мы с полной отдачей начнем молотить друг друга. В и к т о р. У меня хоть на душе легче станет! Э л л и о т. Это если победа будет за вами. В и к т о р. Конечно, за мной. Э л л и о т. Хотите попробовать? В и к т о р. Хочу! Э л л и о т (вскакивая). Что ж, извольте. (Сбрасывает пиджак и швыряет на кушетку.) В и к т о р (подняв руку). Подождите-ка. Э л л и о т. Жду. В и к т о р. Почему, вы говорите, они хотят, чтобы мы подрались? Э л л и о т. Потому что это бальзам для их тщеславия. В и к т о р. Вы любите Аманду? Э л л и о т. У нас что – драка или диспут? Если диспут, я надену пиджак, здесь сквозит. В и к т о р. Я прошу ответить. Э л л и о т. Сигарету хотите? В и к т о р (мрачно). Отвечайте на вопрос! Э л л и о т. Если вдуматься, вопрос довольно глупый. В и к т о р. Вы любите Аманду? Э л л и о т (доверительно). Cегодня с утра не очень. По правде говоря, с удовольствием бы ей башку оторвал. А вы-то ее любите? В и к т о р. Это не имеет значения. Э л л и о т. Наоборот, это ключевой момент. Если вы ее еще любите, значит, можете простить и жить с ней в мире и согласии до ста лет. В и к т о р. А вы еще большая свинья, чем я думал. Э л л и о т. Во всей этой истории правда полностью на вашей стороне, не думайте, что я этого не понимаю. В и к т о р. Очень рад слышать. Э л л и о т. Все получилось весьма неудачно. В и к т о р. "Неудачно"! Ни черта себе! Э л л и о т. Но могло быть и хуже. (Надевает пиджак.) В и к т о р. Очень рад, что вы так думаете. Э л л и о т. Да перестаньте вы так уж радоваться всему подряд. В и к т о р. Что вы намерены делать? Я желаю знать – что вы намерены делать? Э л л и о т. Не знаю. Ничего не намерен. В и к т о р. Но вы хотя бы сознаете, что разбили сердце бедняжки? Э л л и о т. Сердце какой именно бедняжки? В и к т о р. Сибиллы, конечно! Э л л и о т. Бросьте, все не так страшно. Она переживет, и начисто меня забудет. В и к т о р. От всей души надеюсь. Э л л и о т. И Аманда меня начисто забудет. Меня все начисто забудут. Даже если я буду умирать в страшных мучениях, никто и пальцем не шелохнет. В и к т о р. Перестаньте молоть чушь. Э л л и о т. Извините мой мрачный взгляд на вещи, но у меня сейчас чрезвычайно подавленное состояние. В и к т о р. Я намерен подать на развод с Амандой и указать на вас как на причину. Э л л и о т. Что ж, ладно. В и к т о р. А Сибилла подаст на развод с вами из-за Аманды. Оправдываться вам с Амандой было бы крайне глупо. Э л л и о т. Еще бы. В и к т о р. Затем вы снова женитесь на Аманде, и чем скорей, тем лучше. Э л л и о т. Я вовсе не намерен жениться на Аманде. В и к т о р. Что-о? Э л л и о т (подавая Виктору его пиджак). Это страшная женщина с диким характером. В и к т о р (надевая пиджак). Об этом надо было раньше думать. Э л л и о т. Вот я и подумал. В и к т о р. Вы обязаны на ней жениться. Э л л и о т. Я скорей женюсь на голодной пантере. В и к т о р (срывая с себя пиджак). Ну вот, что! Хватит болтать! И так больно легко отделались! Молитесь Богу, что я вас не пристрелил! Э л л и о т (с внезапной резкостью). Это точно! Будь вы мужчиной, вы бы меня пристрелили. А у вас одни слова, сотрясение воздуха. Типчный хлопчатобумажный джентльмен. Я вас презираю. В и к т о р (сквозь зубы). Ах, вы меня презираете! Э л л и о т. И в высшей степени. Пустозвон!