Текст книги "Мертвая"

Автор книги: Ночная Тишь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

***

Дашка приехала через полчаса, и, слава богу, без друга Димы.

– Думаешь, она давно задумала это сделать? – шепотом говорит Дашка.

Мы сидим по обе стороны от коробки – она на маминой тахте, я на стуле напротив, а из коробки посередине вываливаются тонкие рукава, украшенные выбитыми бутонами, и расшитый серебристыми стразами лиф. Кружевной подол прячется на дне.

– О чем ты? – недоумеваю я.

– Ну… давно задумала покончить с собой? – продолжает шептать Дашка. Мама возится на кухне, и мне немного неловко, что мы шепчемся. Мама может подумать, что она нам мешает.

– С чего ты это взяла?

– Незамужних девушек принято хоронить в свадебном платье, – объясняет она. Я таращу на нее глаза, не в состоянии вымолвить и слова. – Типа, они невинны и попадают сразу на небо, как божьи невесты.

Ну и порядочки тут. Меня передергивает от жути.

– У вас так не делают? – удивляется и Даша.

Я качаю головой, а потом спохватываюсь: мне-то откуда знать. Я в жизни никого не хоронила.

До меня, наконец, доходит.

– И что, ты думаешь, Аринка заранее купила себе платье, чтоб ее в нем похоронили?

А что, похоже на Аринку. Она всегда говорила, что в любой непонятной ситуации главное – красиво выглядеть. А ситуация более чем непонятная. Внутри меня начинает клокотать тяжелый истерический смех – как будто обрушивется каменная лавина.

– А может, – робко говорю я, еще не до конца понимая, что за мысль пришла мне в голову, – это такой великодушный жест от… ее поклонника…

Даша бросает на меня цепкий взгляд:

– Какого поклонника?

Пожимаю плечами, надеясь, что выгляжу убедительно и правдоподобно. Господи, и какого черта я это брякнула?

– Ну, мало ли. У нее их много было. Какой-то несчастный, который мечтал об Аринке, узнав о ее смерти, решился на красивый жест.

– И ты даже примерно не знаешь, кто это может быть?

– Ой, куча народу, если честно! – отвечаю, пожалуй, слишком торопливо и глядя Даше прямо в глаза. – По Аринке пол-института с ума сходит!

И это правда.

– Ну что ж… Ладно. Спасибо неизвестному дарителю.

Дашка аккуратно складывает платье в коробку.

– Заберешь его? – удивляюсь я. Она смотрит вызывающе.

– Ты знаешь, сколько такое стоит? Штук двадцать. Думаешь, у нас есть лишние деньги?

Чуть раньше из кухни выглянула мама. Как раз, чтобы услышать последние Дашкины слова. Мы переглядываемся буквально полсекунды, но я успела понять, что она думает так же, как и я.

Наряжать умершую сестренку в свадебное платье, взявшееся неведомо откуда, ради экономии денег – это … пошло. Да, пошло, именно так сказала бы мама.

Уже на пороге Дашка спрашивает:

– А почему его принесли тебе?

Один из тех вопросов, на который у меня не было ответа. За последний день других мне вообще не задают.

Глава 4

Ключница работает барменом в кафе под названием «Summertime».

Я там ни разу не была, но знаю, что оно находится в старом заброшенном парке недалеко от моего дома. Странное месторасположение для кафе. О парке ходит дурная слава, и даже я, новенькая в городе, о ней наслышана. Когда-то это был полноценный парк развлечений, с аттракционами, летними кафе, фонтаном и лотками с хот-догами и сладкой ватой. Но несколько лет назад там произошло, говорят, страшное убийство, так и оставшееся нераскрытым. Кажется, девушку держали в какой-то подсобке несколько дней. Издевались, насиловали, а потом забили до смерти. Кажется, работники парка об этом знали, но молчали. Или даже коллективно принимали участие.

Постепенно парк приходил в упадок, карусели ржавели, газоны зарастали одуванчиками и крапивой, и в конечном итоге в центре города образовался полудикий массив, где среди деревьев поскрипывают качели, хлопают дырявым брезентом заброшенные шатры летников, и над всем этим возвышается навеки замершее чертово колесо.

Короче, жуткое место.

Единственной живой точкой на огромной заброшенной территории было это кафе. Так говорила Аринка. Она рассказала, как идти. Заходишь через главные ворота, не доходя до фонтана, поворачиваешь налево и идешь до площадки перед открытой сценой. Напротив сцены стоит приземистое белое здание.

Перехожу дорогу и чуть медлю перед кирпичной аркой, что служит главным входом.

Утро нового дня началось отвратительно. Едва проснувшись, я поняла, что уже истосковалась по Аринке и чувствую себя отрезанным ломтем. Я устала от расспросов и любопытных взглядов – а ведь прошел всего день! Мне их еще столько предстоит вынести! Я была груба с мамой, не завтракала, собралась и отправилась к Ключнице. После встречи с ней я сразу пойду в институт. Сегодня я одета продуманно и «подобающе», взяла с собой сумку, какую-то дежурную тетрадку, телефон и кошелек, где оставалось немного мелочи на кофе.

Ныряю под арку и оказываюсь в полумраке. Из-за разросшихся деревьев здесь тенисто даже зимой. Стараясь особо не разглядывать покрытые снегом полусгнившие деревянные скамейки и скелеты аттракционов в глубине парка, быстро иду вперед по мощеной дорожке. Стоит удивительная тишина, сюда не долетает шум улицы – а ведь она совсем рядом и достаточно оживленная, и даже вороны тут не каркают. Кажется, что звук моих шагов разносится по всей территории, и вот-вот меня услышат и найдут.

Наконец, я вижу небольшой белый домик с полукруглыми окнами и большой двустворчатой дверью. В мертвом парке раздаются звуки музыки. Тяну тяжелую дверь на себя и шмыгаю внутрь.

Как будто шагнула из мистического триллера в любовную мелодраму.

В кафе тепло и уютно. Дневной свет, сочащийся из окон, гирлянда из круглых фонариков, растянутая по стене и над баром. Играет старый добрый британский рок, «Placebo», кажется.

Делаю несколько шагов вглубь. Зал почти пуст. За одним столиком сидит парень, в другом углу, возле окна – девушка, стол перед ней пуст, если не считать раскрытой книги. Когда я приближаюсь к барной стойке, то вижу, что за ней стоит молодая женщина в черной футболке, она смотрит на меня спокойно и приветливо.

Упершись в столешницу бара грудью, рассматриваю женщину за стойкой. Она точно Ключница? В моем представлении та должна быть старше и мрачнее. Таинственней. Но девушка за баром не выглядит колдуньей из сказок со связкой огромных ключей на поясе. Я начинаю волноваться.

– Здравствуйте, слушаю вас? – любезно говорит она. Я вижу надпись на бейдже: «Лика. Бармен». Ну, по крайней мере нет сомнений в том, что она бармен. Мало ли, вдруг Ключница ушла в туалет и поставила за себя официантку.

– Мне эспрессо без сахара, – говорю я пароль и внимательно смотрю за реакцией. Она с улыбкой кивает и поворачивается к кофе-машине. Черт, Аринка говорила, что пароль «Эспрессо без сахара», какого хрена я добавила это «мне»? Вдруг так пароли не работают? Зачем она наполняет мне чашку этой мерзкой растворимой дрянью?

– Пятьдесят рублей, – говорит она и добавляет. – Если все же захотите добавить сахар, то сахарница на барной стойке.

Фух. Все, как и обещала Аринка.

Ключница ставит передо мной чашку с черной жижей. Я кладу купюру вместе с ключом. Цепочка еле слышно гремит. Ключница забирает подвеску и деньги. Лицо ее абсолютно невозмутимо. Положив деньги в кассу, она едва заметно кивает мне и уходит через узкую дверцу слева от витрины. Пригубив для вида кофе, и почувствовав его пыльный кислый вкус, я оглядываюсь. Парень с чашкой и девушка с книгой уставились на меня, как на экспонат в Кунсткамере – с любопытством и отвращением. Черт, а я-то надеялась посидеть тут, в тихом безлюдном месте, разбирая то, что принесет мне сейчас Ключница. Похоже, лучше будет свалить в другое, более заурядное заведение.

Ключница возвращается с небольшой обувной коробкой в руках. Кладет ее передо мной и тихо, одними губами, произносит:

– Мои соболезнования.

Я киваю, зачем-то растягивая губы в улыбке, как будто меня поздравили с успехами в учебе, хватаю коробку одной рукой, другой – натягиваю капюшон, который должен спасти меня от взглядов этих странных посетителей, и быстро выметаюсь оттуда. Надеюсь, я больше никогда здесь не окажусь.

***

Напротив парка через дорогу находится наша с Аринкой любимая кофейня. Хозяева позиционируют ее как «семейный ресторан», и обстановка там действительно очень уютная, а цены – вполне себе приемлимые. Мы с Аринкой пили тут горячий шоколад с маршмеллоу и иногда, в дни, отмеченные какой-нибудь удачей, заказывали по десерту или куску пиццы. Мы обе редко носили в своих стильных кошельках больше пятисот рублей, выданных на всю неделю.

Ресторан открывается в одиннадцать, и как раз в это время я выныриваю из недр заброшенного парка. Я понятия не имею, какие у нас сегодня пары, но зачет будет на третьей – значит, не раньше половины первого, и я успею посидеть в любимом «Чемодане», выпить горячего шоколада, рассмотреть содержимое коробки и успокоиться.

Я направляюсь к пешеходному переходу.

Коробка в моих руках кажется легкой, но пальцы все равно дрожат. Я изо всех сил сжимаю ее, чтобы не выпустить и не рассыпать содержимое по земле, ничего оттуда не растерять. Я не знаю, что внутри. Возможно, дневник, который так усердно ищет Даша. Может, Аринка незадолго до смерти решила, что там написано слишком много важных вещей. Хотя я в этом сильно сомневаюсь. Мы умны и слишком осторожны, чтобы писать в дневниках и смс-ках что-то, что хотим скрыть от других. Поэтому меня, в отличие от Дашки, не волнует пропажа дневника. Я знаю, что Аринка там писала: список дел да коротенькие приписки о том, что ее порадовало или расстроило. «Сегодня только вторник, а я уже потратила три сотни на дурацкие заколки, которые на деле оказались абсолютно бесполезными – не держатся на волосах. Снова забыла сдать книжки в библиотеку, и мне уже стыдно там показываться. Макс достал со своими «Трансформерами», на которых я вообще не хочу идти, но видимо, придется». Примерно в таком духе. Возможно, если бы ее дневник оказался в моих руках, я бы смогла, так сказать, отделить зерна от плевел, углядеть что-то важное. Но только не Дашка, которая ни черта не знает об Аринкиных делах. Но я не против, пусть носится и ищет. Хорошо, если бы нашла и читала, не путаясь под ногами.

Когда я вхожу, над головой звякает колокольчик. Несмотря на утро, в «Чемодане» уже есть посетители. Хостес приветливо улыбается и предлагает выбрать столик. Я сажусь у окна – это наше любимое место.

Мне не нужно меню, но я все равно беру его из рук официантки и пробегаю глазами. Коробка вместе с курткой, свернутой в рулетик, лежит рядом. Наверное, я просто хочу оттянуть момент.

Попросив в итоге традиционный шоколад, я, в ожидании заказа, оглядываю зал. Деревянные столики, кожаные диванчики, специально потертые, для придания атмосферы старины, на окнах – занавески в красную клеточку, тут и там чемоданы разных цветов и размеров, граммофон, стопки книг, перетянутые бечевкой и аккуратные цветочные горшки. В честь приближающегося Нового года в углу стоит нарядная елка. Уютный и на удивление продуманный интерьер.

Когда официантка ставит передо мной высокую прозрачную чашку с прицепленной к краю длинной ложечкой, я неожиданно для себя вспоминаю, что последний раз была здесь с Аринкой. Разумеется, с ней.

Мы сидели здесь вечером, кажется, в начале декабря. Город тогда только начал наряжаться в гирлянды и новогоднюю мишуру. Это был скучный вечер, Аринка раздражалась по всякой ерунде, а потом и вовсе замкнулась – на нее иногда нападало такое вот мрачное настроение. Я в такие моменты предпочитала молчать и отстраняться. После пар, которых в тот день было невозможно много, мы долго толкались в гардеробе, наконец, надели куртки, и я уже готовилась сдержанно попрощаться и отправиться домой. Меня бесило, когда у Аринки такой настрой, потому что она всякий раз пыталась сорваться на мне. Я сдерживала ее натиски, как могла, и только моя железная выдержка не доводила нас до ссоры.

Уже на крыльце Аринка внезапно буркнула:

– Пошли в «Чемодан». Посидим немного. Не хочу идти домой.

Я согласилась.

Наш любимый столик у окна был свободен, мы заказали по шоколаду, и молча смотрели – Аринка в окно, а я – на посетителей. Мне нравится наблюдать за людьми, почему-то любопытно, что они едят, пьют, читают или о чем разговаривают – наверное, я по натере созерцатель.

– У меня такое чувство, будто за мной следят, – неожиданно сказала Аринка. Ее слова резко выдернули меня из размышлений о собственных странностях и привычках.

– В каком смысле? – я наклонила голову ближе к ней и инстинктивно понизила голос. – С чего ты это взяла?

Бросив на меня мрачный взгляд, она снова уставилась в окно.

– Не знаю, просто чувство такое.

– Ты видела машину или…

– Да причем здесь машина? – раздраженно прервала она. – Я говорю о том, что за мной наблюдают, понимаешь? Где бы я ни была, что бы ни делала – в институте, дома, даже сейчас! Не только за делами, но и за мыслями.

Я смотрела на нее с растущим беспокойством. Паранойя?

– И как только я сделаю что-то плохое: нагрублю маме, поиздеваюсь над Лебедевой, в очередной раз обману Макса – так сразу кто-то сверху, тот, кто наблюдает, тут же заносит это в огромный журнал и недовольно хмыкает.

– Вот ты о чем… – я почувствовала облегчение. – Может, дело в приближающемся Новом годе? Ну, подведение итогов и все такое.

Она запустила в меня второй мрачный взгляд, нахмурила брови и, кажется, тоже немного успокоилась.

– Может быть. А может, я скоро умру. И боженька, Аллах, Летающий макаронный монстр или кто-то из них, начали вести досье моих плохих дел.

Я засмеялась и приготовилась получить еще один мрачный взгляд, но к удивлению, Аринка усмехнулась.

– Если я умру, то точно попаду в ад.

– Не говори ерунды. Ты не умрешь. У меня тоже бывают такие мысли перед большими дедлайнами – Новым годом, днем рождения или первым сентября. А что я успела сделать? Почему я снова все просрала?

Аринка засмеялась. Ей всегда нравилось, когда я сквернословила.

– Смерть – это тоже дедлайн, – сказала она с грустной улыбкой.

– Не важнее, чем все остальные, – ответила я и, дотянувшись до длинных прядей ее волос, слегка дернула за локон. – Не кисни.

Она внимательно посмотрела на меня, потом полезла в сумку и достала ключик на серебристой цепочке. Маленький, с витиевато сплетенной головкой, и я подумала, что навряд ли им можно что-то открыть, он явно декоративный. Аринка положила его на стол между нами, выпрямив цепочку так, что конец остался у кончиков Аринкиных пальцев, а ключик тянулся ко мне.

– Он обычно висит в моей комнате, на углу книжной полки, – сказала Аринка, пока я рассматривала ключ. – Если со мной что-нибудь случится, ты должна прийти и забрать его. В парке есть кафе, «Саммертайм», налево от главных ворот. В кафе работает Ключница. Отдашь ключ ей, а она отдаст тебе кое-какие мои вещи.

Я слушала подругу, и мои глаза от удивления распахивались все шире. Я, конечно, знала, что Аринка мутит темные делишки, но теперь от ее слов веяло и вовсе какой-то мистикой.

– Какие вещи? – прошептала я. Аринка в ответ пожала плечами.

– Ничего особенного. В общем, ты сама решишь, что с ними делать. Только об одном прошу – пусть мое имя не полощут в грязи. Никто ничего не должен узнать. Ни мои родители, ни Дашка, ни Лебедева с ее свитой, ни Макс… Обещаешь?

Она протянула руку через стол и схватила меня за ладонь. Я кивнула, не сомневаясь ни секунды.

– Обещаю.

Ведь я сама замешана в твоих тайнах, Арин.

Она пронзила меня взглядом, тяжелым и острым, как копье спартанца, и отпустила руку. После ловко смотала цепочку с ключом и убрала в сумку.

– Может, я сейчас его заберу? – простодушно предложила я, представляя, что пробраться к Аринке в комнату и выкрасть ключ, возможно, будет не так-то просто.

Аринка горько усмехнулась и резко застегнула молнию на сумке.

– Так ведь я еще не умерла, Насть.

Маршмеллоу в моем стакане быстро тают, превращая верхний слой напитка в розово-зефирное болотце. Я мешаю их ложечкой, топлю на дне и снова позволяю выныривать на поверхность. Похоже на тот процесс, что я проделываю со своими мыслями. Как не пытайся засунуть некоторые из них поглубже в подсознание, все равно выскакивают и ударяют прямо в лоб.

Оставив в покое и ложку, и зефики, и мысли, поворачиваюсь к обувной коробке. Темно-малиновая крышка с надписью «Calipso». Я знаю эту коробку. Аринка купила в сентябре босоножки этой фирмы – на них была огромная скидка, так как носить их было уже не сезон, и Аринка очень радовалась, что сможет надеть такую красоту летом. Уже не сможет.

Снимаю крышку.

Узкий блокнот с черной обложкой – не Аринкин дневник, а скорее телефонная книжка, которую я вижу впервые. Такая простецкая даже «совковая» вещь не в аринкином стиле.

Полиэтиленовый сверток – одного взгляда достаточно, чтобы понять: внутри пачка денег.

Бархатная красная коробочка в виде сердца: футляр для колечка.

Быстро закрываю коробку и оглядываюсь. Посетителей почти нет. Парочка в противоположном углу и мужик, торопливо жующий пасту не отрываясь от планшета. Даже официантов не видно.

Снова снимаю крышку. Сначала беру в руки пакет с деньгами – он самый безопасный. Понятия не имею, чего ожидать в футляре, а блокнот и вовсе не хочу открывать. Осторожно разворачиваю полиэтилен, и он шуршит на весь город. К счастью, это мне только кажется. Стопка в моих руках оказывается приличная. Десятки, двадцатки, полтинники. Доллары. Мать его, доллары! Что подумает официантка, вздумай она подойти, если увидит пачку долларов в руках у студентки, которая пришла в ресторан в парке на искусственном меху и с рюкзачком из кожзама? Торопливо прячу их обратно в мешок, сворачиваю. Навскидку – не меньше, чем полторы штуки баксов. Неплохо Аринка сэкономила на обедах.

Беру футляр. Бархатное красное сердечко. Такие преподносят взволнованные молодые люди своим избранницам в надежде услышать «да». Открываю. Хм, кольцо – ничего неожиданного. Выдергиваю его из гнезда и разглядываю. Массивное золотое кольцо, в центре – приличный такой камень, карата в два-три. Рубин или гранат? Думаю, рубин. Гранат вроде бы темнее. Такое сейчас не купишь в ювелирных магазинах, оно выглядит старинной реликвией.

Но откуда у Аринки такое дорогущее кольцо? Дорогущее по меркам этого города и окружавших Аринку парней. Если бы подарил кто-то из ее поклонников, я бы точно об этом знала. Да господи, об этом бы тут же узнал весь универ и весь город, и плевать ей бы было на чувства Макса! С чего бы ей прятать кольцо в обувной коробке? Украла она его, что ли? Нахрена?

Кладу кольцо обратно в футляр, возвращаю в коробку. Остался блокнот. Я вижу его впервые. Обложка скреплена резинкой, чтобы блокнот оставался закрытым. Отодвигаю резинку, и она обвисает позади блокнота петлей. Кожа потерта, в углу оттеснен значок типографии. Стремный блокнот. В моем представлении такие носили лысые партийные деятели во внутреннем кармане пиджака, и доставали оттуда, заходя в телефонную будку.

Аринка не придерживалась букв, указанных в уголках страниц. Она просто писала имена подряд, и ниже – номера телефонов. Иногда добавляла адрес, или даже «айди» социальной сети. Она составляла список.

Я листаю страницы.

«Эльмир Амирович Мазитов… Эмма Свиридова (художница) … Марина Чуркина… Кантимиров Радмир… Олег Вавилов (техфак)… Ксения Куликова…».

Многих я знаю. И я, кажется, поняла, что они делают в этом блокноте. Я листаю, чувствуя внутри нарастающую дрожь. Руки начинают трястись. Я боюсь найти в этом блокноте свое имя. Глаза застилают слезы, и буквы расплываются. Раздраженно тру ресницы. Блокнот закончен. Моего имени там нет. Но последние два имени заставляют меня замереть.

«Дима Суханкин». Рядом стоял номер его телефона.

«Ваня Щербаков». Имя Ваньки Аринка обвела в кружок.

Глава 5

Прежде, чем идти в институт, я занесла коробку домой. Не знаю, где носило мать, но то, что дома ее не было, оказалось очень кстати. Немного пометавшись по нашей крошечной квартирке, я засунула коробку под диван, в отсек, где лежали мои одеяло с подушкой, комплект белья и плед. В него я и завернула коробку. Сразу появилось чувство, что в доме теперь хранится бомба, причем, ее детонатор не в моих руках.

В институт почти бегу, понимая, что опаздываю. Не хочу лишний раз привлекать к себе внимание, его и так будет, хоть ложкой ешь. О коробке стараюсь не думать, но получается плохо. Деньги я могу отдать аринкиной семье, подкинуть, оставшись анонимным дарителем. Или отнести в какой-нибудь благотворительный фонд. Или себе оставить. Какая эгоистичная, но приятная мысль. В конце концов, будь Аринка жива, эти деньги не достались бы ни ее семье, ни больным детям. Кольцо вызывает любопытство. Пожалуй, я попытаюсь выяснить, кто его подарил. А вот блокнот… Его хочется сжечь на большом костре, а пепел развеять по ветру. Причем уверена, когда он будет гореть, то будет пищать как какая-нибудь колдовская тварь. От мысли, что он лежит дома, в диване, на котором я сплю, по спине бегут мурашки. Как будто блокнот источает радиацию.

Я подхожу к перекрестку перед институтом, когда над ухом раздается голос:

– Привет!

Поворачиваю голову, утыкаюсь в ворот светло-серого пуховика. Поднимаю взгляд – Ванька.

– Привет, – бросаю я куда-то ему в грудь и не сбавляю шага. Он идет рядом. Значит, это был не просто «привет, раз уж мы знакомы, и я пошел дальше», а «привет, давай поболтаем». Я поднимаю на него взгляд и чуть заметно улыбаюсь, чтобы смягчить резкость своего поведения.

– Как дела? – спрашивает он. Я немного замедляю шаг. Может, хочу растянуть наш совместный путь до универа, может – на бегу неудобно разговаривать.

– Ничего, – отвечаю я и пожимаю плечами. Парка, слава богу, скрадывает это нелепое движение. – Ничего хорошего, собственно.

Перед Ваней я не хочу быть вежливо отстраненной. Он заслуживает искренности. Лучший друг Макса, мы познакомились, когда тот начал приударять за Аринкой, во вторую неделю сентября. Аринка принимала ухаживания, одновременно мониторя остальных возможных кандидатов на роль ее парня, и быстро пришла к выводу, что Макс – неплохой вариант, да и к тому же настолько в нее втрескался, что кастинг может продолжиться и во время их отношений. Впрочем, Аринка пеклась о своей репутации, так что об изменах речи не шло. Она просто коллекционировала поклонников, не говоря им ни да, ни нет.

Отношения с Максом у нас сразу не сложились, поэтому мы довольно редко встречались вчетвером – я, Аринка, Макс и Ванька. Все эти совместные тусовки я помню наперечет. Сложно забыть собственное глупое поведение, зажатость и высказывания невпопад на фоне сверкания Аркинкиной звезды остроумия и изящества.

– Понимаю, – отвечает он. – Решили, когда похороны?

– Завтра.

Если бы твой лучший друг Максим не прятался от Авзаловых, то владел бы информацией. Я вдруг раздражаюсь. Уж не засланец ли ты, милый Ваня?

– А что, Макс не в курсе? – я надеюсь, что мой голос звучит отстраненно, но, по-моему, получилось холодно и саркастически.

Ванька молчит. Отличная тактика, просто класс! Можно я тоже буду попросту игнорировать все вопросы?

– Не обижайся на Макса, – говорит вдруг Ванька. Грустно и серьезно.

– Обижаться на Макса? Да что ты? Он меня за косичку дернул или конфету отобрал, чтоб я на него обижалась? – сарказма уже не скрываю, раздражения тоже. Нашелся защитничек!

Ванька резко останавливается, и, придерживая за рукав, останавливает и меня.

– Слушай, я понимаю, что ты на него злишься.

Мы стоим на перекресте, горит зеленый, и людская волна обтекает нас, как прибрежный камень.

– Вчера он повел себя как мудак, не спорю. Он не должен был так с тобой разговаривать.

Я решаюсь поднять на него взгляд, он держит меня за рукав.

– Но его тоже можно понять – он в полном ауте от того, что произошло. Даже я не знаю, что с ним творится, он ничего толком не говорит.

– Откуда у него синяк на пол-лица? – я в кои-то веки не мямлю, разговаривая с ним. Аринкина смерть, кажется, многое во мне меняет.

– Не знаю.

Ой, правда?

– Они встречались с Аринкой в воскресенье? В день ее смерти? – Вот! Наконец-то я задаю вопросы! Ванька отпускает мой рукав и немного отстраняется. Он не хочет отвечать.

– Спроси у него сама.

Снова горит зеленый, и мы начинаем переходить улицу. До универа осталось всего ничего. В фойе мы разойдемся – Ванька, как и Макс, учится на курс старше, на технолого-экономическом факультете, на самом модном и дорогом отделении – «финансы и предпринимательство». Он пойдет в одну сторону, я – в другую, и маловероятно, что мы хоть когда-нибудь еще раз будем вот так идти вдвоем и разговаривать. После перекрестка я замедляю шаг, он – тоже. Мы безбожно опаздываем на третью пару.

– Спросишь у него, как же, – ворчу я. – Мне страшно ему на глаза показываться, этому неадекватному придурку.

Ванька усмехается. Почему всем так нравится, когда я ругаюсь? Аринка говорила, что моя милая внешность не сочетается со сквернословием, и когда я начинаю выражаться, то выгляжу, как ребенок, который нахватался в садике матерных слов и не понимает их значения.

– Не бойся, – отвечает Ванька. – Он больше тебя не обидит. Я не позволю.

Смотрю на него удивленно, и наши взгляды сталкиваются. Я смущаюсь и снова чувствую себя глупой гусыней, которая не может и трех слов связать – как всегда в его обществе. Остаток пути мы идем молча.

В фойе меня встречает Суханкин.

Мы с Ванькой мешкаем у гардероба, не зная, как распрощаться.

– Ну ладно, увидимся, – он улыбается, и я не хочу его отпускать. Суханкин подходит ближе.

– Настя! А я тебя жду.

Мне хочется повернуться и послать его куда подальше, а лучше просто молча дать подзатыльник. Кто дал ему право вести расследование Аринкиной смерти? С чего он решил, что может безоговорочно получить мой номер телефона, явиться в институт, подходить ко мне и расспрашивать с таким видом, будто мы все тут подозреваемые, а он один умный в белом пальто стоит красивый? Больше всего бесит, что отшить его не получится – вызывает лишние подозрения.

Я замечаю удивленный взгляд, который бросает на него Ванька, и кричу:

– Подожди!

Ванька замирает. Господи, какая же я дура.

– Я хотела сказать… Что.. – Что, блин? Дима стоит рядом и греет уши, я прямо вижу, как они увеличились и заострились. – Ты придешь на похороны?

– Конечно.

– Хорошо. Спасибо за твою поддержку.

Ну вы только гляньте на эту идиотку в мешковатой парке! С чего ты взяла, что он придет на похороны поддерживать тебя?

Однако мои слова не вызвали у Вани ни удивления, ни усмешки. Он обнимает меня за плечи одной рукой. На секунду моя щека прижимается к молнии на его пуховике.

– Пожалуйста, – говорит он. Отпускает меня и уходит, бросив на Диму вызывающий взгляд. Я готова танцевать от счастья, и мне теперь не страшен сам серый волк. Я чуть медлю – намеренно, показывая, насколько неважно для меня присутствие этого недоделанного следопыта, – потом поворачиваюсь с усталым вздохом.

– Что ты тут делаешь?

Он не выглядит смущенным. Он смотрит мимо меня. Слежу за его взглядом, и вижу Ваньку, тот стоит недалеко от входа в буфет в компании одногруппников.

– Кто это был? – спрашивает он. Ха! Видали наглёж?

– Знакомый один.

– Твой молодой человек? – Суханкин, наконец, отводит взгляд от Вани и смотрит на меня. Я чувствую себя мухой, кружащейся вокруг ленты-липучки на опасном расстоянии.

Как бы мне ни хотелось припечатать его, сказав гордое «да», проходится говорить правду.

– Нет.

Он усмехается.

– Ясно. Насть, я приехал просить тебя помочь. Вчера весь «старый город» перевернул, никто не знает толком, где живет этот Максим Назаров. Потом до меня дошло, что нужно просто выцепить его в институте. Ты же знаешь, в какой группе он учится? Можешь показать мне его? Даша скинула пару фоток, но подстраховаться не помешает.

Подстраховаться ему не помешает! А я что должна делать? Привести его к аудитории и ткнуть пальцем в Макса?

Я молчу, взывая к собственной дипломатичности.

– Я скажу номер его группы, но вычислять его придется тебе самому. Извини, но в этом деле я тебе не помощница. Если Макс не выходит на связь, значит, у него есть причины, или он не хочет, чтоб его трогали. Его любимая девушка умерла, он не какой-то сосед по подъезду, он был ее парнем. И я могу его понять. Мне тоже очень хочется, чтоб меня просто оставили в покое!

Надеюсь, ты провел все аналогии? Метод дедукции должен быть вам знаком, мистер Шерлок.

Дима ничуть не смущен. Он прожигает меня взглядом и кривит губы в усмешке.

– А я, кажется, уже вычислил.

Он переводит взгляд в сторону буфета. Я поворачиваюсь и вижу Ваню с Максом, они тоже смотрят на нас. Макс выглядит злым и обеспокоенным.

– Это же он, да?

Они втроем не спускают с меня глаз – Макс, Ваня и Суханкин. Я словно под прицелом. Они все увидят, если я кивну.

– Вот иди к нему и спроси.

Разворачиваюсь и иду к гардеробу, на ходу стаскивая куртку. Суханкин догоняет и хватает меня за руку.

– Настя, – говорит он тихо, – я не пойму, откуда столько агрессии? Я думал, мы на одной стороне, и ты тоже хочешь выяснить, что случилось с Аришкой.

Ах ты чертов манипулятор!

Выдергиваю руку и отдаю куртку гардеробщице.

– Не знала, что мы тут разделились на стороны. Если так, то я на своей собственной стороне, не впутывай меня в свои дела.

Так, кажется, я наживаю себе врагов с завидной скоростью.

Гардеробщица приносит номерок, сую его в сумку и добавляю:

– Извини. Я не хочу ничего выяснять. Пока я пытаюсь осознать, что моя лучшая подруга покончила с собой, что я теперь вынуждена как-то жить с этим. Может, позже я смогу что-то расследовать, анализировать… но сейчас мне не до этого.

Он кивает с улыбкой и отходит в сторону. Я иду к лестнице и краем глаза вижу, что он направляется в сторону Макса и Вани.

***

Поднимаясь по лестнице, понимаю, что на зачет я безнадежно опоздала. Звонок на пару прозвенел, видимо, еще до того, как мы с Ваней зашли в универ. Мы с Ваней. Какое занятное словосочетание. Интересно, что они скажут Суханкину. Макс видел Аринку в тот день или нет? По словам Даши, она ушла из дома около пяти вечера, а с Башни прыгнула в полночь. Что она делала все это время и где была – вот что мы все пытаемся понять. Восстановить последовательность событий. Пока ни на шаг не продвинулись. Я, конечно, кое-что знаю, но Аринка достанет меня и с того света, если расскажу.

Она ходила на свидание. На опасное и интересное свидание. Разумеется, не с Максом., потому это и было опасным. Но если Аринка видела цель, то мчалась на нее, как бык на красную тряпку. Она всегда смеялась над этим сравнением. «Я же телец по гороскопу! Лучше сказать – телочка».

Подхожу к аудитории и понимаю, что зачет или еще не начался, или уже закончен – в коридоре слышна болтовня моей группы. С порога меня встречают приветственные возгласы. Я едва сдерживаюсь, чтоб не поморщиться.