Текст книги "Интернат, или сундук мертвеца"
Автор книги: Нина Васина
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Нина Васина
Интернат, или сундук мертвеца
Посвящается всем, кто это читает
Женщине
Я только хочу, чтобы ты улыбнулась
Мужчине
Я только хочу, чтобы она улыбнулась
Часть первая
СТАМБУЛЬСКИЙ СИНДРОМ, ИЛИ САГА О ДОХЛОЙ ЧЕРЕПАХЕ
Маленькая металлическая табличка, надраенная до блеска, отсвечивала на двери вечерним солнцем. Плотный мужчина с уютным животом, почти лишенный шеи, в отличных кожаных ботинках, длинном темном пальто тонкой шерсти и непременном шарфе белого цвета скреб подбородок, уставившись в раздумье на надпись. Рядом с ним стоял телохранитель, переводя взгляд с хозяина на табличку.
– Что-то не так? – Телохранитель на всякий случай медленно оглянулся по сторонам.
Да вот… По-русски написано… На табличке действительно было написано красиво и коротко:
Дэвид Капа Адвокат.
Конфиденциально и быстро.
Телохранитель вздохнул. Он был хорошим специалистом, но очень раздражался на дураков. Он считал своего хозяина не просто дураком, а утонченным придурком, «дураком с прибабахом высшего качества».
Вчера в аэропорту Стамбула хозяин топал ногами и орал неприличные слова, увидев в киоске газету с фотографией красивой бабы.
Он требовал, чтобы ему немедленно перевели, что там написано. К ним подбежали услужливые турки и залопотали что-то. Хозяин, тыча в фотографию пальцем и краснея пухлым лицом с небрежной щетиной, орал на турок. Турки уговаривали хозяина не беспокоиться – они найдут ему много красивых девочек, какие проблемы! Телохранитель наблюдал все это, продолжая внимательно следить за подходившими близко людьми и профессионально обшаривать их взглядом. Он почти понимал, что говорили турки на плохом английском. Для них его хозяин был толстым мешком с деньгами, которому немедленно нужна женщина. Теперь этого придурка не устраивает надпись на русском языке.
Телохранитель был отстрельщиком. Это значит, что он не принадлежал никому, у него не было своего хозяина, его нанимали за очень высокую плату и на короткое время. Если хозяин, к которому его наняли, погибал за время охраны, это означало смерть и охраннику.
Из окна второго этажа небольшого особняка, обложенного грубым камнем, на них смотрел худой до безобразия еврей.
Он медленно, словно каждое движение давалось ему с трудом, взял серебряный колокольчик и разбил тишину кабинета тонким сильным звуком.
– Ко мне там русский, – сказал он слуге. – Пусть войдет.
Слуга проворно сбежал вниз и открыл на себя тяжелую дверь.
Тучный русский как раз поднял руку, собираясь позвонить. Его телохранитель быстро закрыл собой хозяина.
Слуга и отстрельщик смотрели друг на друга несколько секунд. Потом слуга посмотрел на хозяина отстрельщика и чуть заметно усмехнулся Он удивился – как адвокат определил, что внизу русский? Конечно, этот идиотский белый шарф под темным пальто!
Телохранитель за эту усмешку простил слуге его узкоглазое лицо и обезьяньи движения суетливого китайца.
Русский поднялся по красивой лестнице, разглядывая темные полотна небольших картин, отдуваясь, уселся в кабинете в самое большое кресло, оглядел внимательно адвоката Дэвида Капу и сказал в обтянутые кожей скулы, в глаза тусклого неба над большим красивым носом – нос один выиграл от чрезмерной худобы, приобретя торжественное изящество.
– Я – Федя Самосвал. Я пришел от… – Федя назвал известную в Москве фамилию. – Мне сказали, что ты лучший – и тут, и там – у нас.
В кабинете наступила тишина. Даже телохранитель задержал дыхание.
Копошился в кресле Федя, снимая с шеи шарф. Слуга дождался, когда адвокат тяжело и красиво махнет рукой, приказывая ему выйти.
Федя пронаблюдал уход слуги, подумал немного и, к большому удивлению телохранителя, попытался изобразить тоже что-то подобное рукой с толстыми и короткими пальцами. А когда телохранитель не понял, то просто сказал ему грустно и убедительно:
– Выйди.
Обиженный телохранитель остался стоять за дверью, не отвечая на предложения китайца пройти в гостиную.
– Он не мой человек… – Федя решил объяснить адвокату изумление телохранителя. – Мне его купил мой секретарь только на Турцию. Беспокоится.
Дэвид Капа молчал.
– Мой друг сказал мне, что ты лучший для таких дел. – Федя вдруг засомневался, понимают ли его, – а вдруг адвокат не знает русского?
Дэвид Капа молчал.
– Сколько? – спросил Федя и вздохнул, не выдержав этой тишины и грустного взгляда старого дистрофика.
– Ну… – Адвокат пошевелился и соединил растопыренные пальцы подушечками. – Лучше будет, если вы расскажете все по порядку.
Он прекрасно говорил по-русски.
– С какого места?
– Мы будем кого-то искать или от кого-то прятаться? С этого и начните.
– Мне нужно найти двух человек. Мужчину и женщину. Я не знаю, живы ли они, знаю точно, что они оба тут, в Турции.
– Начните с женщины.
– Красивая, волосы темные…
– Минутку. – Адвокат медленно встал, Феде показалось, что он встал не весь, а как-то по частям.
Медленно передвигаясь, Капа прошел мимо Феди к камину и сел у огня, вытянув такие длинные ноги, что Федя с сомнением уставился на свои.
– Вы не в полиции. Назовите имя и род занятий, судя по всему она русская?
– Русская. Красивая. Старший лейтенант Ева Николаевна Курганова, уголовный розыск. Хорошо стреляет. Отстреливает в основном, так сказать, плохих мальчиков, которые не получили достаточный, по ее мнению, срок за свои преступления. Ее фотография есть во вчерашней газете, названия не помню.
– Почему она в Турции?
– А, это уже про второго человека. Он как раз плохой мальчик, сидел в тюрьме, я должен был устроить ему побег. Она пришла в тюрьму на полчаса раньше. И украла мальчика. Маленького роста. Некрасивый. Хорошо стреляет. Отстреливает в основном богатых авторитетов. Паша Закидонский, то есть Слоник. Паша любит Турцию, у него тут особнячок есть с бассейном и вид на жительство. А Еву увезли турки на корабле. Она говорит, что Слоника придушила и вывезла из тюрьмы уже труп.
– Об этом вашем Слонике и побеге тоже писали газеты. Что вы сами думаете, они живы?
– Я думаю, что девочка жива, а плохой мальчик – нет.
– Если я нахожу женщину, это понятно – я могу ее предъявить, а как быть с этим… Слоником? Если он мертв?
– Там посмотрим. Беретесь?
Адвокат у огня не двигался. Феде была видна только его голова над спинкой кресла, хорошо уложенные седые волосы с остатками былой курчавости.
– Я узнаю, что могу сделать. В принципе я могу все. Если мне это интересно. Но бывают такие случаи, когда моих связей и возможностей недостаточно. Таких случаев мало. Но они бывают. Завтра я скажу, буду ли я это делать. Скажите, где вы остановились. И… Зачем вам эта женщина?
Последний вопрос был задан вкрадчиво и еле слышно.
– Ну, это просто. – Федя встал, накинул шарф и посмотрел еще раз на длиннющие ноги в мягких туфлях. – Я просто… – Тут Федя вдруг понял, чего он хочет, и очень этому обрадовался. Хорош бы он был, объясняя этому адвокату, что хочет поговорить с Евой. – Я просто хочу ее трахнуть как следует, и все.
Адвокат неожиданно быстро вывернулся в кресле большим засушенным насекомым и уставился на Федю из-за спинки кресла.
– А остановился я у Хамида. Хамид-Паша – мой друг детства, у него здесь самый дорогой публичный дом. – Федя решил, что такое объяснение достаточно, чтобы… «Чтобы – что?» – Так что у меня на этот счет все в порядке, – добавил он.
Адвокат встал и засунул руки в большие карманы домашнего пиджака.
– Я берусь за это.
– Ты сказал – завтра?..
– Я берусь за это. Выписывайте чек.
– Наличными, – сказал все еще удивленный Федя, засовывая руку во внутренний карман.
– Такое количество вы могли принести только в сумке или чемодане. У вас нет сумки и чемодана. Приготовьте чек, да и у вашего друга должен быть счет в банке.
Федя уставился на адвоката, изумление сделало его лицо глупым и злым.
– Почему? – спросил он, встряхнувшись и задрав вверх подбородок.
– Вы меня заинтриговали. Скажи вы, что хотите отомстить, ну… это было бы неинтересно.
– Почему так дорого?! – спросил Федя осипшим голосом.
– У вас большое и тяжелое дело на межгосударственном уровне. Только моими талантами сыщика здесь не обойтись, оплачивать придется весьма дорогих чиновников безопасности, зато я обещаю, что, если этой женщины здесь не будет, я найду ее даже там, у вас. В России, – добавил адвокат, нависая над Федей. – Вы меня очень заинтересовали. Скажете вашему другу про меня?
– Нет. – Федя дышал тяжело и не двигался с места, хотя хозяин кабинета явно собрался его выпроводить. – Я это… Я не очень понял.
– Денег стало жалко? – спросил адвокат, зябко потирая руки. – Не лишайте меня удовольствия от этой работы, и потом… Только представьте, это же будет самый дорогой в мире трах! Подпишите договор.
– Чего? – Теперь Федя решил, что точно ослышался.
– Ничего особенного, но я теперь являюсь вашим адвокатом, если вы попадаете в историю, я решаю ваши проблемы. Это моя работа, я ведь и налоги плачу.
Федя сказал, что не подписывает никаких договоров с детства.
– Тогда поставьте крестик вот здесь, пожалуйста.
В тринадцать лет Федя подписал один договор, он запомнил его навсегда. Федя помнил даже цвет и запах листка в линейку. Листок был почти пустым, потому что написано было:
Договор
Я буду Драной Жопой, а не Федей Самосвалом, если дам учителю физкультуры сделать это.
И ПОДПИСЬ.
Всего листков было три. Текст одинаковый, подписи разные. Драной Жопой мог еще стать вальяжный черноглазый Хамид и огромный толстяк Макс Черепаха. Договоры упаковались в жестяную банку от чая – богатство Хамида, он хранил в ней несколько фотографий и кольцо-печатку – и были закопаны под деревом недалеко от железнодорожной станции.
Федя вдруг вспомнил отчетливо недоумение на отечном лице Макса Черепахи – тот не понял, что значит расписаться, тогда Хамид сказал ему:
– Поставь крестик…
Макс поставил крестик. Это было в 1964 году в маленьком провинциальном городке.
– Зачем мы это пишем, ведь его уже нет? – спросил рассудительный Хамид.
– Чтобы никогда не забыть и быть начеку, – сказал Федя.
Перед начищенной до блеска табличкой с именем Дэвида Капы стоял старый поляк и неуверенно смотрел на дверь. Почувствовав, что его разглядывают, поляк поднял голову и слегка кивнул иссушенному лицу в окне. Дверь открылась. Поляк оглядел китайца, вошел, все еще медля, но потом отдал слуге шляпу и фотоаппарат. Он завороженно разглядывал картины, пока поднимался по лестнице в кабинет адвоката, перед одной даже замер в благоговейном восторге, достал очки и внимательно изучил подпись художника.
– Казимир Вольшанский, – чуть кивнул старик, огляделся и сел в кресло, повинуясь слабому гостеприимному движению руки Дэвида Капы.
Хозяин кабинета перекладывал на столе бумаги, открыл и закрыл большую книгу, убедившись, что закладка – тонкая резная пластинка из слоновой кости – лежит ровно и там, где надо, потом откинулся на спинку стула, соединил пальцы подушечками, посмотрел в окно и замер, словно заснул.
Наступила тишина.
Старый поляк сидел расслабленно, ему очень нравилась обстановка кабинета и как пахли книги. Дэвид Капа, не двигаясь и не поворачивая головы, повел глазами и внимательно осмотрел Казимира. Казимир встретил его взгляд с невозмутимой старческой доброжелательностью.
– Ищете кого-то или прячетесь? – спросил адвокат, не отводя взгляда.
– Благодарю вас, ищу, – чуть наклонил голову Казимир.
– Почему вы решили, что я смогу помочь?
– А, простите, вот. – Казимир порылся сначала в одном кармане, потом в другом и достал визитную карточку. – Вот, пожалуйста, этот человек в Москве сказал мне, что вы лучший.
Адвокат внимательно прочел имя на карточке, посмотрел, вспоминая, куда-то мимо Казимира, чуть усмехнулся и кивнул.
– Чем больше вы мне расскажете, тем быстрее я смогу помочь.
– Понимаю, понимаю. Извольте. – Казимир наклонился, уперевшись локтями в колени, подался вперед и занервничал. – Я поляк, в Москве кормлю людей. Как это объяснить… Все, что я умею, – это вкусно готовить, вот и кормлю всех, кто приходит. Одинок. – Тут Казимир чуть замешкался и вздохнул. – Мне очень понравилась женщина, а ее почему-то увезли в Турцию. Она красива и… очень красива, только у нее трудная профессия – она, как это правильно… Она ловит преступников, она милиционер даже, только женского рода. Я хотел бы ее найти. Да! Она молода, темные волосы, и что самое главное – она ранена, да, да! В лице адвоката ничего не изменилось, он вдруг отрывисто и нервно издал странный звук, на который тут же открылась дверь и вошел китаец.
– Принеси хересу, – сказал адвокат и, сощурившись, посмотрел на Казимира. – Что делает эта женщина-милиционер, раненная, в Турции?
– Да, вы правы, это все очень странно. Понимаете, я живу спокойно, готовить люблю, вечером телевизор, по субботам музыка. Да! По воскресеньям мы с друзьями собираемся иногда поиграть у меня в карты. Я никогда не слушал, о чем беседуют мои клиенты, которых я кормлю, понимаете? А тут, сам не представляю, как это получилось, я вдруг понял, что говорят про нее. Она сильно навредила какому-то важному бандиту, что-то у него украла или кого-то пристрелила не того. Он хотел ее найти и разобраться, так они говорят – разобраться! Я приехал к ней, ее зовут Ева, Ева Курганова, привез деньги и сказал быстро бежать, я сказал даже, куда бежать, а она не успела. Я следил, я видел ее в аэропорту, я точно знаю, что она в Турции, потому что этот человек, который хотел с ней разобраться, он летел вместе со мной в самолете! Нет, послушайте! – Казимир протянул руки к адвокату, потому что тот встал и разливал херес темного золота в бокалы. – Мы полетели в одном самолете, этот человек здесь, если он ее найдет раньше меня, он может ее убить, понимаете?!
– Выпейте, – сказал адвокат, протягивая бокал Казимиру. – Вы не нервничайте так, выпейте со мной, я был в Польше некоторое время. Польша очень грустная страна, мы ведь почти ровесники, так ведь? – Он смотрел в растерянное лицо Казимира, чуть усмехаясь.
– Благодарю вас.
– Вы мне не все сказали. Кого эта женщина убила?
– Я не знаю. Я могу только предполагать, учитывая обрывки услышанного разговора. Этот большой человек, убийца, он должен был сделать побег, а Ева помешала, вот и все. Правда… Понимаете, я читаю газеты. В тот день сбежал «киллер номер один», как его у нас называют, я особо не вникаю. Как это объяснить, со мной что-то произошло. Я жил все время очень тихо и без проблем. Бандиты, киллеры, Господи помилуй! Я тут у вас сижу и не верю сам себе, что я здесь. Вот я кому-то все это рассказываю и сам слышу, что все бред, полный бред. Извините. – Казимир поднялся и стал искать, куда поставить бокал. – Я пойду, мне лучше уйти, я смешон сам себе.
– Я берусь за ваше дело, – сказал вдруг Дэвид Капа. – Только один маленький вопрос: зачем вы ищете эту женщину?
– А… Ну это очень просто. Она должна поехать в Польшу и родить там мне внуков.
– Она ваша дочь?
– Нет, что вы. Но ведь все может быть, так? Сколько я должен? – Казимир чудовищно устал.
– Нисколько. Считайте, что все уже оплачено. Только, если можно, припомните, пожалуйста, кроме этого бандита, как вы говорите, еще знакомые в самолете были?
– Да!.. Действительно. Ева приходила ко мне покушать с одной очень красивой молодой женщиной. Такая роскошная блондинка северного типа, она то ли психолог, то ли детский врач. Она была в самолете, я даже знаю ее имя, это редкое имя – Далила. Вам нужно имя того человека, который ищет Еву? Я его знаю.
– Нет. Я сам могу его назвать, да только к чему нам это. Прощайте. Зайдите на днях. Кстати, если мы подружимся, можно будет узнать адрес того места, где вы всех кормите?
– Бога ради, заходите! – Казимир выглядел и обрадованным, и смущенным.
– Это я к тому, чтобы и поесть, и посмотреть на красивых роковых женщин в одном месте. Да! Еще вот что. Если вы захотите здесь найти красавицу, идите сразу в дом развлечений Хамида.
Казимир, немного оторопев от такого приглашения, медленно спускался по лестнице и опять остановился у картины.
– Неужели настоящий Брейгель? – спросил он указав рукой, и только тут заметил, что все еще держит бокал Вино выплеснулось от резкого движения и залило брюки. Китаец кивал головой и смотрел на стекающие по сильным пальцам поляка капли хереса. Казимир отпил и отдал бокал слуге.
Внизу он медленно вытер руку платком, взял шляпу.
– Благодарю вас, – сказал старый поляк китайцу. У него не шли из головы слова про публичный дом, сказанные напоследок адвокатом. – Отличный херес…
Адвокат Дэвид Капа позвал слугу.
– Я выйду из дома, – сказал он, потирая руки в радостном возбуждении. – Мне нужны вчерашние газеты, а потом – плащ, трость и шляпа.
Китаец кивнул, он все не уходил, смотрел, как адвокат отошел в угол комнаты, к маленькому шахматному столику, и переставляет фигуры.
– Старый поляк вполне может иметь внуков, правда с сомнительной родословной, если бандит Самосвал найдет ее первой и сделает с ней то, что хочет. В публичном доме Хамида не держат беременных девочек.
Потом адвокат повернулся и заговорил, звонко выкрикивая звуки, по-китайски – слуга дернулся и побежал выполнять приказания.
Через полчаса адвокат прочел, что по линии Интерпола разыскивается офицер милиции, инспектор Московского уголовного розыска Ева Курганова, белая, темноволосая, предположительно ранена, некоторые следы в Москве ведут к турецкой антиправительственной группировке «Самах».
Молодая красивая женщина смотрела с фотографии с вызовом, чуть улыбаясь Дэвид Капа толчком указательного пальца уронил одну фигурку, фигурка покатилась.
– Для начала, – сказал адвокат, – я узнаю, есть ли тут кто лежачий.
Федя стоял на огромном белом балконе с колоннами и кормил чаек. Чайки орали и бросались на крошки, чуть сложив крылья. Они ни одной крошке не дали утонуть.
Федя так кормил чаек уже третий день.
Запах моря и резкие крики опротивели ему до тошноты, до безрассудного желания перебить посуду и поставить фингал жене.
Посуда была чужая. Дорогой фарфор с позолотой, чашки, тарелки, супницы и салатницы с изображением жанровых сцен из жизни императрицы Екатерины, украшенный серебром и бирюзой хрусталь бокалов. Хамид бы не понял. А жена сбежала в неизвестном направлении с хилым интеллигентом, снимающим кровавые фильмы ужасов, изготовителем редкой садистской порнографии Стасом Покрышкиным.
«Дай тебе Бог, жена, чтобы все синяки у тебя в жизни были такими же воображаемыми, как этот».
Федя разглядывал Стамбул в легкой утренней дымке. День еще не определился, солнце не решило окончательно, жарить или подремать в тонкой пелене облаков.
Пахло сухой чужой землей, немного пряностями и дорогими духами от строгой, по-европейски одетой женщины Лизы – секретаря Хамида. Федя по запаху определил, что она неслышно подошла и стоит сзади.
Лиза ненавидела Федю так же лениво и малообъяснимо, как Федя ненавидел запах моря и крики чаек.
– Что скажешь, стрекоза? – Федя обернулся и облокотился на ограждение балкона, разглядывая сухую, с идеальной осанкой Лизу.
Платиновые волосы уложены в прическу, собравшую безупречно все волоски. Лицо с тонкой пергаментной кожей удивляло необыкновенной синевой глаз. Минимум косметики. Полное отсутствие груди. Ноги от колен и ниже стройные, с удивительно тонкими щиколотками, завершались изящными открытыми туфлями на очень высоких каблуках. И только руки выдавали возраст Лизы. Руки были морщинистые, с множеством колец, но не просто перстней, а длинных золотых и платиновых напалечников от среднего сустава к ладони.
Как сказал Хамид, он сам смутно помнит, что лет десять назад пил за ее то ли семидесяти-, то ли шестидесятилетие.
– Вы, Федор Иванович, удивительно скучны и ленивы, что на это можно сказать?
Сказать на это действительно было нечего. Федя эти три дня провел на редкость бездарно. Сначала они с Хамидом пили и вспоминали прошлое. Хамид уверял, что его люди легко и просто найдут любую красивую русскую женщину в Турции.
Потом Хамид завел себя и ринулся на поиски лично. Два дня Федя его не видел. Сегодня ночью Хамид разбудил Федю. Он был злой. Он не нашел Еву.
– В Стамбуле убили немецкого посла и двоих русских, молодых и богатых, это все, что я откопал.
– Ты что, искал немецкого посла? Тебя попросили найти женщину, просто женщину. Хамид, я тебя не узнаю.
– Просто женщину, да? А почему, когда я начинаю о ней расспрашивать, мне говорят, что ничего не знают, но вот кто-то пришил посла?! Я иду дальше, копаюсь в этой грязи с послом, опять начинаю расспрашивать, мне сообщают, что да, есть такая красивая и опасная, вот тут недавно прикончили двух русских, зарвались мальчики, говорят. Чего это ты, Хамид, говорят, так интересуешься опасными девочками, ты что, шоу в своем борделе хочешь организовать?
– Что еще за шоу? – Федя спросонья тупо таращился на Хамида.
– Я тоже так спросил, что за шоу такое, мне интересно стало. Мне объяснили, что я могу, конечно, поиметь эту девочку у себя, но перед каждой встречей с клиентом она будет стрелять по яблоку на его голове, возбуждая его до крайней степени. Хочешь такую горячую девочку, Хамид, спросили меня, от клиентов отбоя не будет! Что я должен на это сказать? Вот именно. Ничего. Я и промолчал.
– Кто тебе говорил про стрельбу? – Федя с трудом выбрался из множества подушек и искал выпить. – Кто это говорил, тот что-то про нее знает!
– Федя, тут все что-то про кого-то знают, понимаешь, Федя. Приходишь к любому человеку, пока ты не задал свой вопрос, он не знает, чего ты хочешь, но как только ты сказал, все! Сразу все все знают, понимаешь? Не понимаешь.
– Если кто-то что-то знает, заплати и расспроси!
– А вот тут все не так просто. Платишь. Молчит. Еще платишь. Вздыхает и говорит, что так и быть, поделится особо секретной информацией. И посылает тебя к другому. Догадайся, что там происходит?
– И что там происходит?
– Спрашиваешь. Он все знает. Платишь. Молчит. Еще платишь, вздыхает и посылает к следующему!
– А по зубам? – с интересом спросил Федя.
– Это совсем неинтересно, это суд, адвокаты, снова платишь, потом миришься с ним, он вздыхает и говорит, что мало что знает, а вот есть один человек, который знает все!
– Ну и бардак тут у вас. – Федя вздохнул. – Давай мне телефон, я буду звонить.
– Федя, сейчас полчетвертого утра.
– Самое время, чтобы мой секретарь понял, насколько это важно.
Федя говорил недолго, в конце поинтересовался, не появилась ли жена Наталья.
Хамид ушел и лег в джакузи, которую он называл корытом. Маленькая заспанная китаянка играла ему на дудочке. Она сидела на краю бассейна голая, желтое тело завораживало – теплая статуэтка на холодной голубой плитке. Федю бросала в дрожь заунывная мелодия. Словно длинные и холодные пальцы трогали обнаженные нервы, не причиняя боли, но лишая покоя.
Федя вздохнул, глянув на часы. Секретарь не сможет ничего узнать, пока не откроются официальные учреждения, не раньше девяти.
– Федя, – расслабленно позвал Хамид, чуть двигаясь в горячих под напором снизу струях, – что ты так из-за бабы, Федя?! У меня есть мальчик, красивый, как ангел. Да не плюйся ты, я все понимаю, я предлагаю, чтобы он тебе почитал. Ты сам увидишь, это не объяснить.
Федя задумчиво оглядел щупленькую фигурку китаянки, хотел что-то ей сказать, но потом просто скинул в воду. Мучительные звуки прекратились.
– Ты, Федя, мне друг… – задумчиво сказал Хамид, наблюдая барахтанье китаянки в воде, – но очень некультурный. Ты только что испортил редкий музыкальный инструмент. Позови Илию, – сказал он китаянке, поднимая ее вверх, легко уместив аккуратную попку на ладони.
Пришел мальчик в набедренной повязке, с блестящим медальоном на худой шее и с огромной книгой. Поклонился, улыбнувшись.
– Хамид! – протестующе замахал руками Федя. – Может, я просто напьюсь как следует, только этого не хватало, что еще за книга?!
– «Преступление и наказание», – сказал Хамид и захохотал, видя лицо Феди. – Шучу! Шучу! Какая тебе разница, что за слова у песни соловья, а? Расслабься, Федя, это получше наркотика.
Федя сел в огромное кресло, качая головой.
– Хатыанку-ум алла-а-а! – пропел вдруг очень красивым голосом мальчик и раскрыл книгу. Он посмотрел на Федю большими черными глазами, потом прикрыл их длинными ресницами, глядя в книгу.
Рука его, изящная, с подвижными красивыми пальцами, захватила медальон за цепочку и покачивала туда-сюда. Федя хотел отвести взгляд от медальона, чтобы получше рассмотреть обладателя такого чудесного голоса, но не смог отвести взгляда от блестящего золотого круга.
Мальчик осторожно сел, сложив ноги, перед Федей и убедился, что Федя не отвел глаз от медальона. Он стал читать тише, его голос трудно было назвать как-то определенно, да он и не читал, а пел, покачивая кружочком, пока глаза Феди не стали отсутствующими, а сам он не обмяк в кресле, почти не дыша.
Мальчик встал, поклонился Хамиду и ушел.
А Федя вскочил из кресла и выбежал на большой, заросший одуванчиками луг. Он погнался за женщиной, трава была невысокой, Федя хорошо рассмотрел мелькавшие голые ноги, розовые пятки и крошечные пальцы, когда ступня почти приближалась к мокрому от росы подолу юбки. Женщина смеялась, но не оглядывалась, Федя бежал, срывая на ходу тяжелые желтые головки цветов и бросая их в женщину. Он искал глазами что-то потяжелее, чтобы попасть, чтобы она обиделась, заплакала, но оглянулась! Он должен был увидеть ее лицо, чтобы узнать, если случайно увидит, чтобы не потерять! Мелькала щека, один раз она почти повернулась, смеясь быстрым неуловимым профилем. Резкий неприятный запах от смятой травы вдруг стал невыносимым, Федя схватился за лицо, открыл глаза и обнаружил себя в кресле. Хамид в халате убрал от его лица синий флакончик, из которого так пронзительно пахло.
– Твой секретарь звонит, будешь говорить?
Федя бессмысленно осмотрелся и опустил глаза на запястье. Его часы показывали почти десять утра. Он взял трубку телефона, еще плохо соображая.
– Никитка, – сказал Федя, тяжело дыша, – я ее почти догнал!
– Все рассказывать или только то, что я об этом думаю? – спросил Никитка издалека.
– Как хочешь. – Федя понял, что не было луга и женщины.
– Там у тебя в Турции убили двух русских коммерсантов, не то чтобы уж очень важные люди, но и не шестерки. Здесь пустили слух, что это сделал Слоник, который сбежал и продолжает работать. Я думаю, что Слоник давно мертв, что это утка, чтобы списать на него еще два убийства и не засветить нового киллера. Еще я думаю, что теперь турки нашу Проблему выкинут, она им больше не нужна, раз Слоник для них жив и благополучно «добрался до Турции». У меня все. Учитывая ее послужной список, если она будет жива, когда ее выбросят, она кинется искать русское посольство. Я тебе помог?
Секретарь не угадал совсем чуть-чуть. Ева Курганова, в плотно облегающем грудь коротком топе, который открывал ее живот, с пластырем на боку, в короткой с оборками юбке, в чулках на резинках, выглядывающих из-под этой юбки, туфлях на высоком каблуке, пришла в полицию. Стучала кулаком по стойке дежурного, требуя старшего, и кричала, что она офицер полиции из России и требует помочь ей добраться до посольства.
Дежурный понял только слово «Россия». Он грустно вздохнул, отвел Еву в маленькую комнату и пригласил небольшого упитанного очкарика, который сел напротив Евы, открыл папку и стал читать по слогам, чудовищно коверкая слова:
– Вы добровольно прибывали в эту страну, надеясь на легкий заработок определенных женских профессий. Если вы имеете документы, предъявите их. Если вы не имеете документы, напишите на бумаге ваше имя, фамилию и отчество. Бумага будет направлена в отдел по претензиям нелегально прибывших в нашу страну иностранцев. На время рассмотрения этой бумаги вы будете помещены в изолятор.
Ева смотрела на очкарика с отчаянием.
– Минуточку, я хочу вам сказать, что я не прибыла сюда, надеясь на легкий заработок! Меня принудительно привезли, я знаю название судна, на котором мы плыли! Я офицер полиции, понимаете, мне нужен государственный чиновник!
Человек напротив Евы снял очки, внимательно посмотрел ей в лицо, улыбнулся и сказал, что не понимает по-русски.
– Пригласите кого-нибудь, кто понимает, это очень важно!
Ее оставили одну, заперев дверь. Ева испугалась. Она долго думала, оказавшись в таком наряде у мусорных контейнеров недалеко от большого рынка, как ей себя вести. Добраться своим ходом до посольства, не имея ни копейки денег и документов!.. Но и ее идея с полицейским участком, похоже, тоже не очень удачная.
Хамиду позвонили в полдень и спросили, не терял ли он девочку, красивую, одетую, как «уличная», русскую, которая сейчас в полицейском участке требует, чтобы ее отвели в посольство.
– Я поеду с тобой, – сказал Федя.
К адвокату Дэвиду Капе пришел невзрачный турок, отдал небольшой клочок бумаги, получив взамен деньги. Он не сказал ни слова, поклонился и цыкнул дырявым зубом, презрительно оглядывая китайца. Китаец смотрел бесстрастно, от гнилого запаха изо рта турка у него чуть шевелились широкие ноздри. Китайцу вообще показалось, что пахнет от турка тюрьмой, тут слуга подумал, что все тюрьмы пахнут одинаково, и китайские, и стамбульские, – он вообще был немного философ.
Еву посадили в общую камеру. Две старые проститутки, разглядев ее внимательно и ругаясь матом по-русски, подошли поближе. Одна из них обслюнявила палец и успела мазнуть Еву по щеке, прежде чем Ева завернула ей руку за спину, схватив другой рукой за волосы. Она удачно подставила проститутку подруге, та как раз размахивалась ногой. Удар пришелся в живот. Ева развернула взвывшую от удара женщину лицом к камере и толкнула на подругу. На несколько секунд наступила тишина. Потом все загалдели, двигаясь по камере, Ева забилась в угол. Она сразу определила странную направленность этого передвижения: вокруг нее образовывался полукруг, закрывая собой дверь и глазок в этой двери. Ева пожалела себя, свою только начавшую затягиваться рану в боку, скинула, сидя, туфли. Но тут дверь в камеру открылась. Вошли охранник и представительный большой человек в костюме с галстуком.
– Вы Ева Курганова? – спросил он, усмотрев сжавшуюся в углу фигурку.
Расступились и тихо разошлись по камере задержанные. Ева сглотнула выступившие мгновенно слезы радости, встала, взяла туфли в руки и почти подбежала к своему спасителю.
– Вы из посольства? Вы мне поможете? – Она надевала туфли на ходу.
Приехавший за ней остановился и долгим странным взглядом посмотрел в лицо. Потом быстро пробежал глазами вниз и опять – в лицо. За ними закрыли дверь камеры, длинный темный коридор, а там, впереди, – свет яркого теплого дня. Еве стало неудобно от этих глаз, но она подумала, что он сравнивает с тем, что мог увидеть на фотографии, ведь ее ищут! Разослали фотографии… Интерпол… Ева пошла помедленней, потом и вовсе остановилась.