Текст книги "Семья"

Автор книги: Нина Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Офицеры, бывало, придут ко мне слегка выпивши, конечно, с подругами, целой компанией. Раскину карты и вижу: скорая смерть офицерам. А подругам – голод, холод и далекие поездки в полной нищете. Клиенты уже начали меня бить. Не поймите этого фигурально. Нет, били по-настоящему, дождевым, например, зонтиком или палкой. Что я, беззащитная, могла поделать? Бывало, только и скажу кротко: «Бей, судьбы своей не переменишь!» А карты с каждым днем все страшней да хуже. И совсем не стало клиентов. Поехала я в другой город, потом в третий. Все то же. Поеду, думаю, в Украину, веселый край. Один город, другой, третий, а судьба людям выходит все та же, самая страшная. Тут подоспела бескровная революция и за нею гражданская война. Нет, чего только судьба не готовит человеку! – И мадам Милица в удивлении воздела к небу руки. – Бывало, раскину карты – и онемею. Прибегали ко мне несчастные девушки, брошенные жены, неутешные родители – у всех столько волнений! Брошу карты и вижу: чем дальше, тем всем будет хуже. Пришлось покинуть город. Вижу, качусь уже по Сибири. Бывало, и красный комиссар зайдет погадать. Жаждет душа почестей. И должна я ему сказать, что, правда, кое-что получит из почестей, а потом его же товарищи его и повесят. Не всякий человек любит такую правду. Ругнул меня комиссар очень гадко. А один советский сановник так тот ударил меня по лицу – женщину! Что ж? Вскоре и он был казнен, но мне какое от того утешение? Да… Докатилась я до Харбина. И хоть бы что! Меняю места, а судьба клиента без перемен. Вижу, уже я живу в Китае, приехала в Тянцзин – и тут все то же. Как-то девочка пришла. Молоденькая, славненькая. «Погадайте мне, милая тетя!» Дай, думаю, хоть ей раскину на счастье. Куда тут! Ей, почти ребенку, открываю такую судьбу: позор и гибель. Насильственная смерть. И, заметьте, все это в два-три месяца. Мадам Милица в отчаянии глотнула кофе и вдруг заговорила каким-то страшным, деловым голосом: – Ну, и скажите мне теперь по совести, сколько можно спросить с такого ребенка за такое гадание? Стыд и позор, если взять больше полтинника. Немудрено, что заработки мои страшно упали. Она горько, сардонически усмехнулась и продолжала: – Зашел как-то ко мне красивый юноша. До чего же красив! Гляжу и в душе восклицаю: «Слепая природа, что делаешь! Такую красоту даешь мужчине!» Такому-то мальчику да не жить, особенно при послевоенном оскудении в приятных мужчинах! Бросила карты: поездка – и совсем недалеко – там смерть. Мгновенная. Говорю ему, сама плачу, а он смеется. Бросил мне доллар серебряный. Ушел. Следила за его жизнью. Поехал мальчик в Шанхай, поступил к богатому китайцу в телохранители. Напали бандиты. Мгновенно: пуля в сердце и навылет – и нет мальчика! Мадам Милица мрачно качнула головой, и все ее кудри заколыхались, зашелестели. – Тут я начала размышлять уже над моей жизнью. Разбираюсь: кто были мои клиенты? Румыны, русские, поляки, евреи, украинцы, армяне – угнетенные нации, народы, попираемые историей. Ищу: кто же попиратели. Решила на них испробовать карты. Справляюсь, кто господствует, какой ныне международный язык. Отвечают – английский. Стала готовиться. Заучиваю английские слова. В моей профессии не нужно много слов. Жизнь, смерть, деньги, нет денег. Письмо, известие, любовь, болезнь, обман. Иной раз ребенок. Муж, жена, любовник, дальние родственники. Начальство, служба, исполнение желаний. Бывает еще неожиданная встреча, сердечный интерес. Но, сказать честно, двадцать – тридцать слов предскажут судьбу кому хотите. Твердо выучила эти слова. Люблю позволить себе и роскошь сказать определенно – брюнетка, блондин, но эти слова на всех языках те же. Приятно побаловать даму словом «подарок», девицу – «поклонник», мужчину – «капитал». Чувствую – готова. Поместила объявления в местных английских газетах. Пишу: «Знаменитейшая гадалка Восточного полушария нашей земли…» И что же? – ни одна душа не откликнулась на мое объявление. Никто не пришел. Ее голос оборвался. В нем зазвенела слеза. Кудри взлетели и опустились. – Ни одного клиента! Бабушка прекратила вязание. Ожидая продолжения монолога, она смотрела на рассказчицу глазами, полными сочувствия и слез. Отвернувшись, избегая ее взгляда, мадам Милица порывисто налила в обе чашки, до краев, свежего кофе и после нескольких глубоких глотков нашла в себе силы для слов. – Почему они не идут? Так уверены в светлом будущем? Разве нет у англосаксонских народов натурального любопытства к судьбе? Я бы сказала им: «Не доверяйте удаче! Будьте готовы ко всему, ждите несчастья! Его в мире хватит на всех!» Ее глаза сверкнули жутко, предостерегающе. – Судьба играет со счастливцем в прятки. А тем временем я проедаю свои сбережения, – заметила она вскользь. – Я приняла решение: если клиент не придет, через две недели уезжаю в Шанхай. По железнодорожному справочнику это – два дня пути. Но я бросила карты. Вижу: много дней и недель путешествия, и по воде, и по земле, и по воздуху – и, заметьте, без прибытия к желаемой цели. Что ж, если и дальше Тянцзина никому нет дела до собственной судьбы. – Насколько я знаю, – мягко заговорила Бабушка, – англичане не верят гаданиям. С ранних лет учатся полагаться на свои силы и верят, что человек сам строит будущее. – Они так верят? Ха! – Мадам Милица зловеще засмеялась. – До каких ужасов доходит цивилизация! Мне жаль англичан. Зашли бы, могла бы и им кое-что сказать. И зашли бы, пока не поздно, пока я еще гадаю. Да, вымирает наша профессия, гибнет одно из древнейших знаний. И никто ничего, будто бы так и надо. Кто ж из молодых станет тратить время, жизнь на профессию, которая не интересует клиентов. Да, уже немного нас, настоящих гадалок, осталось теперь на земле. Десять лет не встречала коллеги. Она подлила в чашки еще кофе и, наклонившись в сторону Бабушки, заговорила полушепотом, тоном сердечных признаний. – Я люблю ваше семейство. Все вы мне дороги. Сколько раз находило на меня искушение бросить карты на вашу семью. Но страшно. И вот через две недели я уеду в Шанхай. И думаю, не попробовать ли… а? Сейчас? Быстрым движением она вынула колоду карт из кармана и вдохновенно, взволнованно стала их тасовать. – Люблю я ваше семейство. Мать… бабушка… дети… Приличная семья всегда возит с собой бабушку. Вот уезжаю. Желаю вам всяких благ. Но карты… минута… – и, может быть, конец надеждам. И все-таки, не попробовать ли? А? Несколько минут обе женщины сидели в молчании, и любопытные и испуганные. Мадам Милица все сильнее поддавалась искушению. – Знаете, как мы сделаем? Я погадаю лично на вас. Вы уже старушка. Что вас может ждать! С вами уже немногое может случиться. Вы и больны и бедны. Вам и терять нечего… Боитесь смерти? – Смерти? Нет, не боюсь, – сказала Бабушка, и ее голос не дрогнул. – В жизни теперь я боюсь только расходов. Она оставила вязанье и посмотрела вдаль. В наружности Бабушки не было ничего особенного. Она походила на букетик богородской травки: такая же сухонькая, ароматная, хрупкая. – Что смерть, – сказала она тихо, – но вот похороны могут разорить семью. Гроб, венчик… а свечи, панихида, отпевание? И место на кладбище. И крест на могилу. И это не все. Как гроб доставить на кладбище? Русское кладбище далеко, за Хэй-Хо, Платить за перевоз. Доктору платить за свидетельство о смерти. Батюшке за отпевание… Какой все это страшный расход! Здесь, на чужой земле, кто поможет? Боже мой! Да еще смерть в доме может распугать жильцов. Нет, нет, как только я представлю себе все это, эти расходы, эту дороговизну, то так мне страшно за дочь мою Таню, так ее жалко, что отпадает всякая охота умирать. И она энергично принялась за вязание. – Тогда почему б не попробовать карты? – вкрадчиво шепнула мадам Милица и, 'не ожидая ответа, стала тасовать, высоко поднимая руки. Узором падали карты на стол, и глаза Милицы стали пронзительны и горячи, как угли. Вдруг лицо ее приняло удивленное выражение. На мгновение она как бы застыла, не веря глазам. – Годы, долгие годы я не видала такой раскладки! Скорое исполнение ваших сердечных желаний. Удача, новый друг, интерес и почет. Во-первых, вы получите службу… – Я? Службу? – Бабушка даже приподнялась на скамейке. – Голубчик, мне семьдесят лет. – Да, службу, и с хорошим окладом. Загребать будете деньги. Деньги вам лично и в дом. У вас появятся серьезные деловые связи. От них – польза всей вашей семье. Но вы-то умрете. Однако и после этого не видно долгов. Покрыты, вижу, все расходы. Да, вас ожидает приятная смерть… И в этот момент судьба отозвалась на карты. Калитка стукнула, и незнакомый господин вошел в сад. 3 Вошедший, по внешнему виду, был совершенно необычным посетителем для такого дома, как № 11. Даже по ошибке такой господин не должен бы войти в такую калитку. Это был, без сомнения, англичанин, – высокий, здоровый, хорошо одетый, прекрасно выбритый, корректный и высокомерный. Он был человеком иной, счастливой жизни. Он явился с другой планеты. Зачем он вошел в сад? Почему он сначала остановился, посмотрел на фасад дома № 11, а потом сделал два шага по направлению к Бабушке и опять остановился? Чего он мог искать здесь? Он был фантастическим явлением на этом будничном фоне. И почему он не ушел сразу, если лицо его выражало только брезгливое презрение к тому, что он видел? Англичанин постоял с минуту, как бы давая и себе и другим время привыкнуть к необычайности положения, – и заговорил по-английски. Он сказал необыкновенную вещь – в доме № 11 сдавались комнаты, и он хотел видеть хозяйку. Первой пришла в себя Бабушка. Она переменила изумленное выражение на приветливое. Она встала и радушно улыбнулась. Бабушка получила прекрасное воспитание и поэтому легко ориентировалась во всяком положении. По-английски она говорила отлично. Предполагая, что господин пришел по недоразумению, она объяснила, что № 11 – русский пансион, что в нем имеются жильцы разных национальностей и даже рас, что дом не очень комфортабельный и что, по всем этим причинам, он не подходит для англичанина. Хотя она говорила и быстро и вежливо, господин слушал с брезгливым нетерпением и, едва дав ей докончить, повторил – и на этот раз несколько громче – то же самое, что сказал и в первый раз: ему нужна комната в пансионе № 11 и он хотел бы видеть хозяйку. – Войдите, пожалуйста, – сказала Бабушка, кланяясь и приглашая англичанина в дом. Господин вошел – ив полчаса была заключена удивительная сделка: лучшая комната в доме, с балконом в сад, была сдана, и деньги, тут же и без просьб и торговли, были уплачены вперед за два месяца. Они уже лежали посередине стола, в обыкновенных банковых билетах. Комната же была снята для благородной английской дамы. Дама эта, по словам господина, была не очень молода, не так давно овдовела и была, во всех смыслах, совершенно одинока в Тянцзине. Посещениями ее никто не будет тревожить. К сожалению, дама не может похвалиться прекрасным здоровьем, хотя, с другой стороны, ее нельзя назвать и больной – совсем напротив. Предвидя возможные и непредвиденные расходы, господин считал своим долгом сказать, что дама вполне располагает материальными средствами и все подобные расходы будут оплачены братом дамы, мистером Стоуном, который в настоящее время уже спешит из Англии, из Ливерпуля, в Китай. Мистер Стоун прибывает с единственной целью – ликвидировать коммерческие дела мистера Парриша – «Кожи и кости Туркестана». Дама – жена покойного мистера Парриша. Закончив ликвидацию дела, мистер Стоун, без сомнения, ликвидирует и все личные дела сестры. Он же – то есть пришедший господин – только партнер в фирме «Кожи и кости». Имени своего господин не назвал, да он и не держался на равной ноге в доме №11. Нисколько. Он лишь считал своим долгом – своим исключительно христианским долгом – позаботиться о даме, вдруг оказавшейся в полном одиночестве. Тут господин слегка вздохнул и добавил, что дама еще недавно была совершенно очаровательной женщиной, но так как в этом мире все превратно, то изменилась и дама… Но все же он хочет надеяться, что переменится и это. Тут господин посмотрел на всех строго и просил запомнить, что с помещением дамы в пансион № 11 совершенно оканчивается его личное участие и заботы о даме. Он – только партнер фирмы и уезжает на лето. Его последним словом будет просьба оказывать даме возможно больше внимания. Она нуждается в постоянном внимании, будучи неустойчивой в неутешном горе. На тревожные вопросы Бабушки господин ответил, что дама станет есть что дадут, всегда будет всем довольна и в пансион прибудет к вечеру того же дня. Он ушел, оставив на столе деньги. Бабушка в смущении смотрела на них. В ее кругу, в те прежние времена, никто не давал денег так – прямо на стол или в руки, как в лавке. Они передавались в конверте, незаметно. Но все же это были деньги, и как они были нужны! Стали поспешно готовить комнату для дамы. Мать и Бабушка за работой высказывали всевозможные предположения о необыкновенном событии. Мадам Милица и маленький Дима старались помогать в работе и развивать тему разговора. – Англичанка! – вслух и зловеще размышляла Милица. – Как этому верить? Настоящая благородная английская дама в русском пансионе, все ест и никуда не ходит! И заметьте, к ней тоже никто не ходит. Партнер спешит уехать на дачу, но брат торопится на место действия. Сумел снять комнату на два месяца, не назвав своей фамилии. Деловой человек всегда наслаждается своим именем. Как хотите, это – необыкновенное происшествие, и на дне его лежит тайна. Всем стало не по себе, даже немного жутко. Дима взял Бабушку за руку, чтоб, на всякий случай, быть к ней поближе. – Не будем заглядывать в будущее,– умиротворяюще сказала Мать, Татьяна Алексеевна. – Может, и нет большой тайны. Ведь у нас нет доказательств… – Доказательств? – Мадам Милица сверкнула глазами. – А деньги? И – вы обратили внимание? – не за один, а за два месяца, и вперед. Я это вижу в первый раз в жизни. Честный человек избегает платить вперед. Много вы видели авансов от квартирантов? А этот визитер разговаривает свысока, а деньги так и кидает на стол. Мне он даже на поклон не ответил. Сноб английский! – Вы только отчасти правы, – заговорила Бабушка кротко. – Англичане, конечно, несколько снобы, но такими они бывают в чуждой для себя обстановке, в чужих краях, и особенно здесь, на Востоке. У себя дома они очень радушны. Я два раза была в Англии. Они там гостеприимны… – Еще бы! – усмехнулась мадам Милица. – Там у вас были деньги. Снобы исключительно гостеприимны к чужому богатству. – А почему снобы знают, что у Бабушки сейчас нету денег? – спросил Дима. – Детка, не будем осуждать людей, – ответила Бабушка. В комнате стало тихо. Шуршали лишь щетки и тряпки. Дима старательно, пальчиком, вытирал пыль с рамки зеркала. – Ах! – вдруг вскрикнула мадам Милица. – Я как-то подавлена всем случившимся. Мне нужен кофе, и сию же минуту. – Там осталось в кофейнике, – с радостной готовностью откликнулась Бабушка. – Сейчас подогрею. – Нет, – гордо возразила мадам Милица, – в такой момент мы не станем пить подогретого кофе. Заварим свежий, – и с благородным великодушием добавила: – Поставьте на стол четыре чашки. В шестом часу вечера были привезены вещи миссис Парриш. Сундуки, чемоданы, ящики – все было наилучшего английского вида, солидное, богатое, прочное. В семь часов, когда уже наступили сумерки, большой, роскошный автомобиль остановился у калитки пансиона №11. Дверца автомобиля быстро раскрылась. Первым появился огромный бульдог. Он вышел спокойно, с достоинством, не торопясь отошел в сторону и остановился у стены. Взгляд его был мрачен. Казалось, что он не одобрял происходившего. За ним из автомобиля проследовал господин, утренний посетитель. Затем выпрыгнул, словно выброшенный пружинкой, шофер, – и вдвоем они почти выволокли из автомобиля высокую, грузную даму, которая сопротивлялась, отбивалась от них и кричала по-английски господину звонким, полным энергии голосом: – Скотина! А-а-а! Куда вы меня тащите! Чудовище! Пустите! Дайте мне выйти самой! – И она легко выпрыгнула из автомобиля. Это была высокая, цветущая женщина с приятным, но несколько отекшим лицом. Прическа ее была сильно растрепана, падали шпильки, платье было помято и в беспорядке – и все же сразу всем было ясно и очевидно, что дама эта, миссис Парриш, была действительно настоящая английская леди. Самым удивительным в ней был голос: здоровый и свежий, он походил на голос хорошего мальчика. На крыльце дома, в ожидании прибывшей, уже стояла живописная группа. Бабушка и Мать, в лучших своих платьях, приветливо улыбались и кланялись. Дима, только что начисто вымытый, с не просохшей еще мыльной пеной на висках, мячиком выкатился из дома. За ним, как луна, выплывала мадам Милица в ореоле своих черных кудрей.