Текст книги "Я вернулся, папа. Том 1"
Автор книги: Нина Мелентьева
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Глава 1
Вот бывает же так, что хочется накричать на всех, оскорбить злыми словами, а потом самому убежать подальше и разреветься. И из-за чего? Из-за дурного слова? Отобранной игрушки? Или непонимания родителей? Будь я немного постарше и поумней, то наверно никогда бы не дернулся и не хлопнул дверью. Не бросился бы наутек. И никогда бы не попал в самое затруднительное положение, которое мог только придумать для себя. Выслушал бы маму с папой, попробовал бы понять или предложить хоть какую-то помощь.
Я бежал на берег обрыва, благо он находился всего в десяти минутах ходьбы от дома, глотая слезы, и был зол на всех. А за спиной, словно преследуя, висел подслушанный разговор родителей.
Они беседовали на кухне, за закрытыми дверями, и то, что меня не пускали, лишь подстегнуло мое любопытство. Знай бы я о чем они говорят, то никогда бы так не поступил. Не стал бы подкрадываться к двери, прислушиваться, и чисто интуитивно угадывать негромкую речь. И слово «развод» не резануло бы так больно душу.
Вспоминая того себя, я поражаюсь каким наивным и слабым был тогда. Борясь с комом в горле, я тихо скользнул к себе в комнату. Искусав губы разве что не до крови, думал что кого-то из них больше никогда не увижу. Отца ли, вечно занятого и почти не знакомого, но все же бывшего идеалом совершенного мужчины и заботливого внимательного отца. Или маму, любящую и потакающую всем прихотям избалованного ребенка, но все же прислушивающуюся к моему мнению. И решил проветрится.
В лучах заходящего солнца, берег залива был похож на край света, у которого внизу расстилалась не бурная пенящая масса, разбивающаяся о скалы, а розовое пушистое небо. И было оно таким далеким и бесконечным, что глаза не могли найти ни одного места что б зацепиться взглядом.
Ну почему здесь, на самом краю мира, вдали от города и вечных друзей, мы не можем быть обычной полноценной семьей? Почему мама так яростно требовала развода, а папа соглашался и выдвигал свои условия? И почему у меня возникло такое чувство, что это условие – это не я? Словно они и не решали, с кем из них я должен остаться. Что с ними случилось? Ведь еще пару дней назад мы за ужином обсуждали зимние каникулы в деревне у бабушки. А на следующее лето, когда я закончу девятый класс, поехать в Египет или Турцию, поваляться на пляже, позагорать у моря.
Я стоял на самом берегу обрыва и был готов закричать от отчаяния. Руки, мертвой хваткой вцепившиеся в тонкое железное ограждение, побелели от напряжения и безысходности положения. А самым страшным было то, что от меня уже ничего не зависело. Даже если я буду упрашивать и устраивать истерики, то это уже не поможет. Они разведутся и будут делить дни, когда и с кем я буду жить, с кем отдыхать. Но они уже не будут вместе.
Синее свечение в бушевавшей внизу воде, отвлекло от нерадостных мыслей. Отвлекло так резко, что я и не сомневался в том, что мозг сам не захотел больше думать о плохом.
Завороженный, я сильнее впился пальцами в ограждения, и перевалился всем телом через край обрыва. Высота здесь была не такой уж и большой. Метров двадцать, не больше. И когда вода в заливе была спокойной, это почти не чувствовалось. Однако сейчас, когда по морю гулял шторм, и вода пенилась, мне показалось что земля уходит из под ног, и бездна открывается передо мной. Бурлящая клокочущая бездна с синим маяком, заманивающая своим светом прямо на скалы.
Было похоже, что свет исходил из какой-то подводной пещеры, и я тут же прокрутил в голове все байки, которые слышал об этих местах. Никто из местных жителей ни разу не рассказывали ни о каком свете. Да, все они жаловались на слишком непредсказуемое течение в этих местах, способное снести рыбацкие сети на несколько миль в сторону, несмотря на грузила. Рассказывали, что раньше об эти скалы разбилось ни одно судно, затянутое течением на камни. Уж не этот ли свет приманивал сюда неудачливых мореплавателей?
Еще странным показалось то, что в течении пяти лет, что мы приезжали сюда, я ни разу не видел этого феномена. Знал каждый метр скалы, в прошлом году по-тихому облазив ее всю от самой воды до верха. И никакой пещеры, или даже намека на нее, не заметил.
Щурясь в свете заходящего солнца, уже почти скрывшегося за горизонтом, от чего свечение стало ярче, я упорно пытался запомнить расположение пещеры, из которой исходил свет, когда в кармане джинсов буквально таки заорал телефон. Не просто заиграл, а именно заорал, громко и резко. И этот крик, резкий и пронзительный, был столь неожидан, что я чуть не выпустил поручни из рук и не сорвался вниз.
Звонил отец. Я помнил что совсем недавно ставил на него мелодию из нового фильма, и то, что сейчас сбились все настройки, меня почему-то расстроило.
–Да, папа,– я нервно поднес трубку к уху, желая прекратить эти вопли. И тут только вспомнил события, приведшие меня сюда. Горло тут же сковало, голос охрип, и я дрогнул. Закусил губы, зная что отец не потерпит слабости с моей стороны, и если я разревусь – то он мне этого никогда не забудет.
–Джейкоб, куда ты пропал? Мы с мамой убились тебя искать,– тяжелый баритон, который заставлял оглядываться женщин на улице и кидать завистливые взгляды, показался мне сейчас недовольным и злым.
–Любуюсь закатом на море, пап.
На том конце прозвучал нервный смешок.
–Романтик… Ладно, будь там. Я сейчас подъеду.
–Зачем?– я не сразу сообразил что ляпнул, и от злости чуть не сбросил звонок.
–Поговорить,– отец задумался на несколько секунд, и я услышал его дыхание. -Или ты там не один? Если с подружкой, то я могу подождать.
–Нет,– я поспешно отверг его предположение. Моя подружка, Кати, сейчас отдыхала у своих родственников, в тысячах километрах от сюда. -Я один, папа.
–Тогда жди. Я скоро буду.
Н-да, надо было мне самому сказать, что скоро вернусь домой. Но как я мог вернуться туда, зная что именно мне скажут родители? Нет, вернуться все равно придется, но только после того, как я полностью успокоюсь.
Короткие резкие гудки в трубке больно резанули ухо, и я поспешно убрал телефон. Если отец хочет сообщить мне о том, что они с мамой разводятся, то я не уверен что смогу сдержаться. Либо разревусь как маленький, либо наору на него, и все равно потом разревусь.
Солнце полностью село, и стало темно, а я все стоял и пытался настроиться на предстоящий разговор. Так что резкий свет дальних фар ослепил меня на мгновение, и остановившуюся в метре от меня машину я не сразу узнал. Зажмурил глаза и потер их руками, а когда наконец увидел что это черный автомобиль отца, то отступил на шаг.
Я думал что папа выйдет и сядет со мной на маленькую скамеечку на обрыве, но он так не сделал. Открыл соседнюю с водителем дверь, тем самым приглашая сесть в салон. Я поморщился. Понял что он не собирается ходить вокруг да около, и то, что обычно меня выпроваживали назад, а сейчас приглашали на почетное место рядом с отцом, не сулило ничего хорошего. Знал так же, что тем самым он не будет спрашивать ни моего совета, ни мнения, а будет просто ставить перед фактом. Это была та территория, на которой он чувствовал себя полноправным хозяином, и я это знал. Как и то, что именно он мне сейчас скажет.
У папы была своя относительно небольшая фирма, и он держал в городе три ветеринарные клиники, порой сам заменял врача и даже оперировал. И я видел неоднократно, как он разговаривает с провинившимися служащими. Всегда только в своем кабинете, где он был и Царь, и Бог. Я однажды спросил его, почему именно там, и он разъяснил как глупому о смысле личной территории.
Вот и сейчас, приглашая на свою территорию, он был готов устанавливать свои правила. Я поймал себя на мысли, что был бы вообще не прочь отложить этот вопрос, увести его от больной для меня темы.
Я настраивался несколько секунд, прежде чем сесть в удобное кожаное сидение. В нос сразу ударил аромат папиного одеколона и слабый запах его сигарет. О, я любил смесь этих ароматов, представляя что именно так должно пахнуть от настоящего мужчины.
Работающий кондиционер тут же растрепал непослушные длинные волосы, которые мама неоднократно обещала сама мне обстричь во сне.
Он не стал долго мучить меня молчанием и сразу перешел к делу. Видел мою настороженность, и уже наверно знал что я все знаю. Хотя, от куда ему было знать то?
–Джейкоб… Я понимаю, что обещал провести с тобой и мамой все лето здесь, но мне надо вернуться в город. Если ты хочешь, то можешь поехать со мной.
Если честно, то я немного опешил от его слов. Неужели они передумали?
–На долго?
–Может на месяц. Не знаю пока. Ну так что, ты останешься с мамой, или поедешь со мной?
Так. Значит, вопрос с кем мне остаться они решили оставить мне. Неужели, никто из них не стал выявлять желания с кем мне остаться?
–А мы не можем поехать все вместе?– я упорно старался смотреть в окно, чувствуя на затылке тяжелый взгляд отца. Я был совершенно не готов к тому, что мне самому придется решать свою судьбу.
–Нет. Мама пока останется здесь.
Ага, все-таки расходятся! Но не хотят тревожить мои нервы. Все уже решили, но упорно делают вид, что главный вопрос придется решать мне. Да что им до моего мнения?
И тут, словно окатив меня с головой ледяной водой, перед глазами предстала картинка с синим свечением внизу, и я понял, что не смогу сейчас уйти от сюда. Не смогу бросить эту загадку неразгаданной. Где гарантия что если я сейчас уеду, я вообще сюда когда-нибудь вернусь?
–Я не хочу сейчас уезжать от сюда, пап. Можно, я еще пару недель поживу здесь, а потом ты заберешь меня?
Отец поморщился, но все же согласно кивнул.
–Хорошо.
–Пап,– я набрал полную грудь воздуха, и смело посмотрел в глаза отца. Наверно, он был бы горд сейчас за мою решительность. -Можно один вопрос?
Он кивнул, и почему-то прищурился.
–Вы с мамой разводитесь?– я прикусил язык так, что бы боль отвлекла от страха.
От гневного взгляда отца я все же вздрогнул, но глаз не отвел.
–Пока нет,– он сам отвел глаза, и достав сигарету, нервно закурил. Я тут же закашлялся, и отец открыл окно. Не знаю, может он именно этого и добивался, что бы показать мне какой я еще мелкий и слабый. А может просто сам нервничал. -Мы решили что пока просто поживем раздельно. Но я хочу что бы ты знал, Джейкоб, что даже если мы с твоей мамой разойдемся, то это не значит что ты станешь кому-то из нас не нужен. Я все равно останусь твоим отцом, а мама – мамой. Я не собираюсь переезжать из города. И мы сможем спокойно видеться.
–Но почему?– я снова попытался поймать его взгляд, но он не дал мне этого сделать.
–Ты слишком мал, Джейкоб, что бы понять все это. Просто у нас с мамой оказались немного разные ценности в жизни.
–Папа, я уже не ребенок!– я возмущенно свел брови.
–Ну хорошо. У меня появилась возможность открыть еще одну клинику в соседнем городе, а мама против.
–Почему?– я не понимал. Совсем ничего не понимал. Что плохого в том, что будет не три, а четыре клиники? Будет больше денег, бизнес расшириться…
–Говорит, что тогда совсем не будет меня видеть.
Я отвернулся и встретился со своим взглядом в отражении окна. А ведь и правда. Папа и так почти не бывает дома, говоря что три клиники отнимают почти все время. С появлением четвертой, он вообще исчезнет. Как же он тогда собирается видеться со мной, если у него не будет на меня времени?
–Тогда зачем тебе еще одна клиника?
–Ты не понимаешь,– отец нервно выбросил сигарету в окно, и я чуть не бросился на него с упреком. Мы с мамой собирали здесь мусор на прошлой неделе, что бы навести порядок. А он… -Джейкоб, это же деньги, благосостояние, будущее.
Я молчал. У нас были деньги. Мы не отказывали себе практически не в чем. Захотели коттедж с видом на залив, пожалуйста. Ходили в рестораны. На благотворительные приемы. Все, о чем я не просил – все было. Вот к примеру, в этом году я захотел освоить такой вид отдыха, как дайвинг. И отец купил и лодку, и три гидрокостюма со снаряжением. Арендовал небольшой сарай на берегу, самый крайний и самый ближний к нашему дому. Нырял со мной и каждая находка, историческая или хлам, была у нас достижением. Мы даже нашли несколько стеклянных бутылок, которым отец дал как минимум пару сотен лет.
–Да, папа, я не понимаю,– я резко открыл дверцу, и прежде чем отец успел что-то сказать, добавил. -Я позвоню когда засобираюсь в город.
И захлопнув дверью я отступил в кусты. Подождал пока отец уедет, и вернулся к обрыву. Перегнулся через перила и разочарованно сел на землю. Свет пропал. Интересно, когда именно он перестал светить? Не тогда ли, когда подъехал отец? Возможно он испугался, что его заметят. Но тогда почему он не погас от моего присутствия? Не от того ли, что словам ребенка поверит не каждый, а вот к словам взрослого кто-то может прислушаться?
Я тупо смотрел на черную воду, и уже не сдерживая себя, ревел как какой-то юнец. Зная целеустремленность отца, я сразу понял что тот не отступит от задуманного. Разве что его кто-то опередит, или затраты будут больше чем ожидаемая прибыль. Но на это я мало рассчитывал. Зная же маму, был более чем уверен, что она не отступит пока отец не забудет свою идею фикс.
Дома, когда я наконец вернулся, я не смог смотреть в глаза мамы, да она и не настаивала. Наверное, впервые в жизни, она отвернулась от меня ни слова не сказав, и ушла к себе. Мне показалось диким то, что она вообще не захотела со мной говорить. Я всегда считал что с кем – с кем, но с мамой можно поговорить всегда и обо всем, прийти за советом или поделиться переживаниями. А сейчас ей оказалось нечего мне сказать. И это было больно.
Утром, воспользовавшись тем, что мама еще не встала, я быстро обшарил холодильник и сделав себе пару бутербродов, тихо выскользнул из дома.
Роса обильно лежала на траве, и я упорно старался не сходить с тропы, пока шел к обрыву. Здесь правда была еще одна дорога, асфальтированная и огражденная, но она делала большой крюк, и мне совсем не хотелось попусту терять драгоценное время на комфорт.
Добравшись до места, я с удовольствием огляделся. Здесь росы уже не было. Она обсохла от порывов ветра с моря. У подножья совсем тихо шуршала вода, навевая покой и умиротворение. Просыпающиеся птицы начинали наполнять воздух тоненьким пением, и писком голодных птенцов. Захотелось сесть на берегу и подставив солнцу голову, наслаждаться спокойствием.
Я не стал задерживаться и, сойдя с поляны, легким бегом побежал по тропе, уходящей вниз с обрыва, к пляжу, находящемуся в полумиле от скал. Там начинались небольшие ангары, в которых рыбаки хранили лодки, и небольшие сарайчики, наподобие того, что арендовали мы. В тот момент, когда я продумывал весь свой план, я даже не думал, хватит ли мне сил в одиночку вытащить лодку и протащить ее пятьдесят метров по песку. Обнадеживало то, что она находилась на подставке с колесами, но и даже с их помощью, нам с отцом приходилось тащить ее вдвоем. Сейчас же я был один.
Лодка, как и все снаряжение, были на месте, и я в первую очередь проверил баллоны с кислородом. Поморщился от того, что осталось всего два заправленных баллона, да и то всего двенадцатилитровых. Установил себе таймер на полтора часа погружения, и задумался. Если там на самом деле есть пещера с чем-то интересным, то мне придется возвращаться домой за деньгами, а потом плыть в порт заправлять баллоны на станции. Что ж, для начала нужно убедиться что там что-то есть.
Чуть не надорвавшись от тяжести, я все же вытащил лодку на воду. Руки буквально таки саднило от натуги, и я позволил себе немного отдохнуть, прежде чем браться за весла. Конечно, я мог бы воспользоваться мотором, но шум от него могли услышать наверху и донести маме. А она всегда была категорично против того, что бы я в одиночку выходил на большую воду.
Я еще раз пять проверил весь костюм и снаряжение, по списку сверился все ли на месте, и одернул себя.
–Все, хватит,– буркнул я, злой на свою нерешительность. Одел перчатки и навалил на весла.
Все таки здесь на самом деле было нехорошее течение. Казалось что вот только что оно было в одну сторону, а теперь уже поменяло направление на сто восемьдесят градусов. Мне пришлось бросить якорь в пятидесяти метрах от места, где я вчера видел свет, что бы спокойно, не отвлекаясь на качку, облачиться в костюм. Если кто знает что представляет из себя костюм для погружения в холодную воду, тот поймет почему я пол часа возился со всеми этими баллонами, шлангами, маской, ластами и так далее и тому подобным. Кроме того что мне пришлось проверить все ли в порядке, так еще и вес самих баллонов был убийственен. Конечно в воде это не чувствуется, но сейчас, сидя в небольшой лодке, качающейся из стороны в сторону, я вдруг задумался. А стоит ли вообще лезть туда? А вдруг в баллонах окажется меньше кислорода? Или меня снесет течением? Или еще страшнее, запутаюсь в прибитых к скалам старых сетях?
Ругаясь сам над своей нерешительностью, я глянул на часы. Мама проснется часа через два. Еще час – два она меня искать не будет. Но там я уже намеревался вернуться, и если повезет, то она даже не заметит моего отсутствия утром.
Вода сомкнулась над головой как-то сразу, и я в очередной раз пожалел что со мной нет никого из родителей. Некому было проконтролировать погружение, да и оказаться одному в бескрайней массе воды – ощущение отнюдь не из приятных.
Стараясь отогнать плохие мысли, я медленно опускался на дно, стравливая страховочный трос. Он был на пятьсот метров, и по моим подсчетам, его просто не могло не хватить. Даже если там окажется пещера, то будет глупо лезть в самую ее глубь с полупустыми баллонами. Я повешу на входе небольшой маяк, и потом, заправившись кислородом, вернусь. Конечно, не факт что это будет именно сегодня, но как я смогу не вернуться?
Тот солнечный свет, что пробивался через воду, практически не помогал мне в воде, так что пришлось включить фонарь на голове, и коснувшись дна, цепляясь за камни руками, двинуться к скале. Дно здесь было усыпанно огромными гранитными валунами и мелким гравием, хоты всего в полу мили находился вполне приличный песчаный пляж. Да, если бы сюда вошло судно, большое и с низкой посадкой, то оно наверняка зацепило бы дном один из валунов. А течение бы тут же начало прибивать его к скале.
Кстати о течении. Как это не странно, но мне показалось что оно настойчиво пытается мне не дать возможности подплыть вплотную к скале. Мне потребовалось не десять минут как я рассчитывал, а почти двадцать, что бы преодолеть эти пять десятков метров. Но зато когда мне удалось пробить эту преграду, я оказался на небольшой площадке у подножия скалы, где вода не то что бы бурлила, что я ожидал. Она просто стояла!
Я сверился с часами и компасом. Так, почти на месте. Метров пять—семь правее, а там вверх по скале пока не найду пещеру. В принципе, глубина здесь была всего-то пятнадцать – двадцать метров.
Я обругал себя за трусость, цепляясь за гранит, какой-то странно отшлифованный и гладкий, и поплыл к интересующему меня месту. И когда вдруг оказался на довольно большой площадке без каких-либо намеков на камни и гравий, немного растерялся. У меня даже возникла такая мысль, что она похожа на гладкую ровную асфальтированную дорогу, которая уходила… А куда она собственно уходила? Сама поверхность скалы то же была гладкой и отшлифованной, и я не увидел и намека на пещеру или трещину. Медленно поднялся к самой поверхности воды, и, выглянув, лишний раз убедился что не ошибся с местоположением. Вот эти камни на утесе, и вот этот камень торчит из скалы прямо над местом вчерашнего свечения. Да я мог бы сейчас скинуть баллоны с ластами, и просто взобраться по скале до самого обрыва и через десять минут быть дома. Э-э, нет!
Снова опустившись на дно, я уже более тщательно стал рассматривать скалу, когда возле самого дна моя рука просто прошла через камень и не найдя опоры, словно утонула в каком-то желе.
Чуть не хлебнув воды, я шарахнулся от странного места, и осмотрел руку. Ничего с ней не случилось. Не было на ней ни каких остатков того желе, да собственно все было по старому.
Может я начинаю сходить с ума? Я проверил уровень кислорода в баллонах, что бы убедиться что не надышался углекислым газом или хлором и не ловлю глюки, и недоверчиво снова протянул руку к скале. Она прошла до локтя, не ощутив преграды. Как и в прошлый раз она словно оказалась в желе, и я осмелев, засунул руку глубже. Пальцев коснулось прохладное течение, и я улыбнулся.
Ага, значит что-то вроде пробки. Или двери. И по ту сторону снова вода.
Прикинул, на сколько хватит кислорода. Еще час максимум, а минимум пол часа. Значит можно посмотреть что там, и потом по страховочному тросу вернуться обратно. Эх, папа, ну почему тебя сейчас нет рядом? Ты всегда говорил что я люблю преувеличивать и фантазировать, и вот это открытие – было бы нашим с тобой! Целое приключение!
Выгнав из головы мысли об отце, я затаил дыхание и вломился головой в скалу.
Пробив полуметровую пробку желе, сквозь которую свет фонаря проходил как через стекло, я рывком выскользнул в какой-то узкий туннель и…
Стремительное течение подхватило меня как соломинку и с силой потащило по пещере. За несколько первых секунд я припомнил все возможные ругательства, какие только слышал, и лихорадочно цепляясь за трос, пытался остановить механизм стравливания. Что-то больно полоснуло по правому плечу, и я разве что не закричал от боли, отпуская трос. Попытался хоть что-то разглядеть в мельтешащем по стенкам пещеры свете фонаря, и в тот же момент удар по голове разбил его. Чуть не плача от боли и отчаяния, я закрыл лицо ладонями и прикрыл маску. Не дай то Боже она разобьется и тогда все пропало. В голове беспощадно шумело, и меня то и дело бросало то об одну стенку, то об другую. Чисто интуитивно сгруппировавшись, я сжался в клубок. И думать уже не думал, что если сорвет баллоны, то я тут же захлебнусь.
Снова меня бросило на стену и я чуть не взвыл. Разорванное об какую-то скалу плечо с такой силой шлифонулось о камни, что шум в голове немного стих. Это дало мне возможность на несколько секунд задуматься над тем положением, в которое я попал. И вспомнить о тросе.
Проклятье, трос рассчитан на пятьсот метров, и до сих пор разматывается, значит я не проплыл и пол километра по этому гроту. И стоило мне об этом подумать, как ремни на поясе дернуло. Все, закончились пятьсот метров.
Меня болтало так, словно вода хотела если не сорвать меня со страховки, то забить на смерть о стены. Вот она сорвала с меня один, а затем и второй ласт. Запарашутила прорванный на плече гидрокостюм, еще больше разрывая его. Удар о стену баллонами, заставил действовать. Левой рукой я отстегнул бегунок со страховки, перестегнул на пол метра вперед по тросу и попытался подтянуться. Минут пять убил на то, что бы сократить трос на метр, и понял, что с раненной правой рукой не смогу, не успею, добраться до входа в туннель. У меня раньше закончится кислород, или вообще сорвет баллоны, прежде чем я дотянусь. Оставалось два выхода, ждать, когда кто-то там заметит мою лодку и вытянет обратно, или освобождаться от троса. Вероятность того, что меня вообще кто-то будет искать еще пол часа, бросится тут же спасать не зная что со мной и где я, была столь мала, что я сразу сконцентрировался на втором варианте. Попробовал отвязать трос, и чуть не разорвав пальцы, тихо запаниковал. Неужели я умру здесь, в полной темноте, один, болтаясь как рыба на удочки? И тут же вспомнил про небольшой нож на ноге, который мог бы спасти от сетей, доведись мне запутаться в них.
Я раза четыре выпускал нож из руки, и ловил веревку, к которой он был привязан, прежде чем смог взять его в левую руку. При условии что течение и не пыталось мне помочь, а все более яростней било о стены, это было великим подвигом. Еще большим подвигом оказалось заставить себя перерезать ту единственную нить, которая еще связывала меня с домом.
Быстро накатывающая слабость заставила сжать зубы сильнее. Уровень кислорода в баллонах упал? Потерял много крови из раны? Или переохлождение? Если так будет продолжаться, я просто здесь погибну. Надо действовать. Другого выбора просто нету.
Перерезав трос, я лишь успел закрыть руками лицо, и течение с новой силой стремительно потащило меня в темноту. Не было ни сил, ни желания сопротивляться ему. Все тело буквально требовало отдыха и пары десятков тюбиков мази от ушибов и ссадин. Даже плечо уже не болело. Я просто не чувствовал руки от самой шеи и до кончиков пальцев, сам удивляясь как еще смог поднять ее и прикрывать лицо.
Свет заставил меня отнять руки от лица, и, мельком увидев, что идет он от выхода из туннеля, меня с силой выбросило в воздух. Чувствуя себя пробкой в бутылке с шампанским, сквозь мокрый пластик маски увидел висячее низко над горизонтом солнце, и внизу, окруженный скалами, огромный резервуар с водой.
А потом был удар.
Я ударился о воду с такой силой, что ремни с баллонами не выдержали и лопнули, и отлетая куда-то в сторону, сорвали с меня и маску и трубку.
Прежде чем потерять сознание от страшной боли во всей правой стороне тела, на которую пришелся удар, я успел хлебнуть изрядную порцию пресной воды. И лишь потом провалился в черную бездну, оглушенный, уставший и разбитый.