355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Нина Соротокина » Императрица Елизавета Петровна. Ее недруги и фавориты » Текст книги (страница 6)
Императрица Елизавета Петровна. Ее недруги и фавориты
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 21:52

Текст книги "Императрица Елизавета Петровна. Ее недруги и фавориты"


Автор книги: Нина Соротокина


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Милости

Новое правление, новый штат, новые порядки. Остерман, глава русской политики – в тюрьме. Его заменил Алексей Петрович Бестужев. Существовавший при Анне Кабинет был упразднен, во главе государства опять стоял Сенат, как при Петре I.

30 ноября, в орденский праздник св. апостола Андрея Первозванного, было великое торжество. После праздничной литургии в придворной церкви Елизавета раздавала чины и ордена. Генерал-аншефам Румянцеву, Чернышеву и Левашову и тайному советнику Алексею Бестужеву были пожалованы Андреевские ленты. Кавалеры прежнего двора Елизаветы Петр и Александр Шуваловы, а также Воронцов и Алексей Разумовский получили чин действительных камергеров. Лесток стал лейб-медиком в ранге действительного тайного советника, при этом он получил директорство над медицинской канцелярией и всем медицинским факультетом с жалованьем в семь тысяч рублей. Хорошие деньги, если учесть, что он мало понимал в медицине и все болезни лечил кровопусканием. Брат Алексея Бестужева Михаил был назначен вместо Левенвольде обер-гофмаршалом.

Мардефельд, прусский посол, отчитывался перед Фридрихом: «Наряды, одежда, чулки и тонкое белье графа Левенвольде были раздарены камергерам императрицы, которым нечем было прикрыть свою наготу. Из четырех камер-юнкеров, только что получивших это назначение, двое прежде были лакеями, а третий служил конюхом». Насмешничает Мардефельд и обижается, он еще не придумал, как относиться к этому перевороту.

Пострадавшим при прежних режимах была объявлена полная реабилитация, и потянулись со всех сторон России кибитки в старую и новую столицы. Ехали оставшиеся в живых Долгорукие, граф Платон Мусин-Пушкин, матрос Толстой, отказавшийся присягать Ивану Антоновичу, быший полицмейстер Девьер, Сиверс – масса людей, всех и не перечислишь. Детям Волынского вернули конфискованное имущество отца, облегчили участь Бирона и братьев его, Бирону разрешили с семьей жить в Ярославле. Особенно примечательно, что были наказаны и бывшие доносчики: всех, конечно, не сыщешь, но тех, кого нашли, отставили от должности с тем, чтобы никуда больше не определялись.

Бумаги о помиловании иногда шли очень долго. Здесь надо учитывать фантастические расстояния в России, но это полбеды. Многих ссылали в Сибирь, меняя имена или вообще уничтожая все документы. Сослали битого и пытанного, а куда? Очень сложно было найти Алексея Шубина, нежную любовь Елизаветы. Красавца сержанта сослали на Камчатку. Это значит – пятнадцать тысяч километров туда, чтобы сообщить об освобождении, а потом те же тысячи назад. Словом, на возвращение Шубина ушли годы.

Особую награду государыни получили гренадеры Преображенского полка. Они попросили у Елизаветы, как о милости, присягнуть ей первыми. После этого появился новый военный институт – лейб-компания – личная гвардия ее императорского величества, а сама Елизавета стала капитаном этой роты. Капитан-поручик в лейб-компании равнялся по чину полному генералу. Все рядовые, капралы и унтер-офицеры были пожалованы потомственным дворянством с гербами, на которых имелась подпись: «За ревность и верность». Все они также получили усадьбы со значительным числом душ. Деревни для подарков все были из конфискованного имущества арестованных: Остермана, Миниха и прочих.

Уже упомянутый сержант преображенец Петр Грюнштейн за особое участие в перевороте получил дворянство и 927 крепостных. Елизавете показалось, что этого мало, и она подарила ему на свадьбу еще 2000 душ. Расскажу заодно, чем закончилась сказочная судьба лейб-компанейца. Как в сказке про золотую рыбку, Грюнштейн опять оказался у разбитого корыта. Милости сыпались на него золотым дождем, он возомнил о себе бог весть что, и даже выступил, как он считал, борясь за правду, против генерал-прокурора князя Трубецкого. В поисках управы на Трубецкого он явился к Алексею Григорьевичу Разумовскому со словами, что если государыня не уберет Трубецкого с должности, то он, Грюнштейн, сам убьет этого изменника, «спасая императрицу и государство от самого зловредного человека». Покричал и ушел, Трубецкой остался жив. Но скоро Грюнштейн стал «искать правду», обвиняя семью самого Разумовского.

Дело происходило в Нежине. Ночью из дома матери Разумовского выехали бунчуковский товарищ Влас Климович с женой Агафьей Григорьевной (сестрой фаворита). На беду, они столкнулись с каретой Грюнштейна, который выскочил им навстречу и стал кричать: «Что за канальи ездят и генералитету честь не отдают, а с дороги не сворачивают?» Узнав у слуг, что едет сестра Разумовского с мужем, он не успокоился и выдал такую фразу: «Я Алексея Григорьевича услугою лучше, и он через меня имеет счастье, а теперь за ним и нам добра нет, его государыня жалует, а мы погибаем!» Дальше смертная драка, побои палкой и прочее. На шум прибежала сама Разумиха, но и ее побили. Это высказывание с одной стороны.

Грюнштейн в свое оправдание в Тайной канцелярии представил дело иначе. Свидетели подтвердили его показания. Свою карету Грюнштейн велел остановить, чтобы при свечах смазать колеса. А тут вдруг карета Климовичей. Они требовали, чтобы очистили дорогу, и ругали всех непотребными словами. «Климович вышел из коляски и, подойдя к Грюнштейну, ударил его палкой по голове раза три или четыре, Журавлев (будущий свидетель) ухватил палку, а Грюнштейн, усмехнувшись и перекрестясь, ударил Климовича по щекам раза три или четыре»… ну и так далее.

Со стороны Разумовских тоже были свидетели, все стояли на своем, но Грюнштейну припомнили его старые дела – и ссору с Трубецким, и свойские отношения с Брюмером и принцессой Иоганной Цербстской (матерью жены наследника Екатерины). Словом, обвиняемый все время мешался в дела, которые его совершенно не касались. Государыня отнеслась к лейб-компанейцу милостиво. Грюнштейна с семейством сослали в Москву, чтоб содержать его в Тайной конторе, а потом отправили всех в Устюг.

Несколько слов о Шварце. Об этом человеке известно мало: немец, удачливый авантюрист, назвавшись инженером, поступил на русскую службу, получил место на корабельных верфях. Потом ездил с русской миссией в Китай. Затем, видимо попав в опалу, он возник при дворе Елизаветы. Поскольку он хорошо играл, то и стал называться не инженером, а музыкантом. Конец его был плачевным. Обласканный Елизаветой после ее вхождения на трон, получив дворянство и чин лейб-компанейца, он решил, что ему море по колено. Валишевский пишет: «Немец Шварц был убит вилой крестьянкой, которой он старался доказать, что лейб-компании ни в чем не может быть отказа».

Наказание

Главные противники Елизаветы – Миних, Остерман, Левенвольде и Головин – были отправлены в Петропавловскую крепость. Вины у всех были разные, часто придуманные на скорую руку, но расплата по законам XVIII века была жестокой. Елизавета, спрятавшись за занавеской, присутствовала на допросах, она же и прекратила следствие. Суд был суровым, наказание безумным: Остермана колесовать, Миниха четвертовать, прочих – под топор. Впрямь ли судьи хотели угодить, или голову совсем потеряли? Елизавета приговор не подписала.

Казнь назначили на 18 января 1742 года на Васильевском острове у здания Двенадцати коллегий. Заранее был сооружен самый простой эшафот. Императрица на казни не присутствовала, она уехала в загородный дворец. Осужденных заранее перевели из крепости в здание Двенадцати коллегий. У Остермана была подагра, ноги не ходили, и его к месту казни привезли на санях. Он был облачен в обычный, всем известный костюм: короткий парик, черная шапочка и лисья, хорошо ношенная шуба. Миних рядом с ним выглядел гоголем – чисто выбритый, в красном парадном камзоле, он смотрел надменно и гордо, кивая солдатом.

Остермана принесли к плахе, поставили на ноги, прочитали обвинение. Он слушал без признаков волнения, внимательно и сосредоточенно. Оказывается, милосердная царица заменила колесование «отрублением головы». Он покорно дал снять с себя парик, шубу, освободил шею и положил голову на плаху, но тут ему сообщили, что милосердная царица заменила ему казнь вечной ссылкой. Театр, да и только! Остерман не разволновался, надел парик, шубу и попросил отнести его в сани. Я думаю, что кто-то заранее предупредил, какая его ожидает участь. Но при любом раскладе – какое хладнокровие! Мало ли что кто-то мог ему сообщить!

Остермана сослали в Березов, Миниха – в Пелым, Левенвольде – в Соликамск.

Генрих-Иоганн Остерман

Это он в Германии был Генрих-Иоганн, а в России Остермана (1686–1747), кроме как Андрей Иванович, не называли. Он родился 30 мая 1686 года в Бохуме (Вестфалия) в семье бедного пастора. О детстве его мы ничего не знаем, но, видно, смышленый был юноша, если учился в Иенском университете. Студенты в те времена вольно жили, много пили, дрались на кулаках и на шпагах. У молодого Остермана тоже случилась дуэль, и он вынужден был бежать в Амстердам. Там он познакомился с российским вице-адмиралом Крейсом и вскоре стал его секретарем. С ним Генрих-Иоганн и прибыл в 1704 году в Россию; ему было 18 лет.

У Остермана был особый талант к языкам. Он знал французский, английский, итальянский языки и латынь, так что русским он овладел очень быстро. Как-то Петр I, находясь на корабле у Крюйса, попросил прислать к нему какого-нибудь толкового человека, чтобы написать письмо. Крюйс направил Остермана. После этого Петр уже не отпускал его от себя. В 1707 году он стал переводчиком Посольского приказа, в 1711-м – его секретарем. Он уже стал Андреем Ивановичем, а дальше шажок за шажком вверх по служебной лестнице.

В 1711 году Остерман вместе с Шафировым участвовал в заключении мира с турками. Этот поход – грустная страница русской истории. Петр был уверен в легкой победе, вместе с ним на войну отправилась Екатерина, в результате наша армия попала «в котел» – в окружение сорокатысячной армии турок. Петр уже написал в Петербург: мол, если попадет в плен, то «вы не должны меня почитать своим государем и ничего не исполнять, что мною, хотя бы то по собственному повелению, от вас было требуемо…» Вице-канцлер Шафиров вместе с Остерманом поехали в турецкую армию к визирю, два дня толковали о заключении мира – договорились. Ценой уговоров были обещанные золотые горы, а пока задаток – драгоценности Екатерины, которые она пожертвовала на общее дело. Главным в этом удачном для России деле был, конечно, Шафиров, но и Остерман не сплоховал, а Петр помнил оказанные ему услуги. Вскоре Остерман был пожалован в тайные секретари и обязался не уезжать из России до окончания Шведско-русской войны.

Начиная с 1716 года, Остерман и Брюс ведут со шведами переговоры о мире. На Аландском конгрессе лозунг наших дипломатов: «Его царское величество желает удержать все им уже завоеванное». У шведов своя программа: «Король желает возвратить все у него взятое». Карл XII погиб, переговоры прекратились и возобновились только в 1721 году. Ништадтский мир, выгодный для русских, «вечный, истинный и ненарушимый мир на земле и на воде», подписали Остерман и Брюс. После этого Андрей Иванович был возведен в баронское достоинство. Вице-президентом Коллегии иностранных дел Остерман был назначен после заключения с Персией торгового договора.

Остерман был трудоголик, поэтому умел не только ладить с Петром, но и был его советником во многих внутренних делах. «Табель о рангах» – тоже его придумка. После смерти Петра Екатерина I назначила Остермана вице-канцлером, главным начальником над почтами, президентом комерц-коллегии и членом Верховного тайного совета. Меншиков его ненавидел. Но Остермана невозможно было сокрушить. Он никогда не шел на открытый конфликт. «Наша система, – писал Остерман в 1727 году, – должна состоять в том, чтобы убежать от всего, что могло бы нас в какие проблемы ввести». Эта «наша система» касалась, конечно, не только внешних, но и внутренних дел.

На престоле Петр II. Отношения Остермана с Меншиковым обострились до крайности, а ведь когда-то именно Меншиков сделал его вице-канцлером вместо Шафирова. Теперь же Андрей Иванович, кажется, и не делая ничего, выиграл – низвергнул своего благодетеля. Меншиков пошел в ссылку. Но что значит – «не делая ничего»? Это только сияющая верхушка айсберга, а под водой – интриги, притворство, хорошая мина при плохой игре.

Находящийся в это время в России испанский посол де Лирия очень высоко оценивает Остермана – вначале он даже писал в своих дневниках, что в России никто так не радеет о России и продолжении политики Петра Великого, как Остерман. Он был врагом Долгоруких и изо всех сил старался оторвать юного государя от охоты и пьянок и вернуть его к государственным заботам. Все так, но мальчик-царь внезапно скончался, закрутилась интрига верховников. Название «верховники» появилось потому, что все они были членами Верховного совета, им же был и Остерман. Он тут же заболел – подагра, простуда, насморк, гланды или плоскостопие – кто тут разберет, главное, что он лежит, прикованный к кровати, стонет, и рука не в силах держать перо, чтобы подписать какую бы то ни было бумагу, а уж тем более кондиции, ограничивающие власть будущей государыни. Анна по заслугам оценила его «верность», он стал графом и получил, по словам де Лирия, «очень хорошие земли в Лифляндии». Став бароном, а потом графом, он никогда не ставил этих титулов в подписи под бумагами, а только – Андрей Остерман.

А вот приятеля своего де Лирия он перед Анной Иоанновной «оговорил», обвинив его в тесных и опасных сношениями с верховниками. Что тут правда, что ложь, неважно, де Лирия смог оправдаться перед императрицей, а вскоре был отозван испанским королем на родину. Нам интересна характеристика, которую он дал Остерману: «Он имел все нужные способности, чтоб быть хорошим министром, и удивительную деятельность. Он истинно желал блага русской земле, но был коварен в высочайшей степени, и религии в нем было мало, или, лучше, никакой; был он скуп, но не любил взяток. В величайшей степени обладал искусством притворяться, с такой ловкостью умел придавать лоск истины самой явной лжи, что мог провести хитрейших людей. Словом, это был великий министр; но поелику он был чужеземец, то не многие из русских любили его, и потому несколько раз был близок к падению, однако же всегда умел выпутаться из сетей».

При Анне Иоанновне Остерман был деятелен и вполне благополучен. Он вершил не только дела внешние, но был советчиком Бирону и государыне во внутренних делах. Бирон не любил его, но отдавал должное уму и работоспособности, иногда, правда, откровенно смеялся. Бирон писал нашему посланнику в Варшаве в апреле 1734 года: «Остерман лежит с 18-го февраля и во все время один только раз брился, жалуется на боль в ушах, обвязал себе лицо и голову. Как только получит облегчение в этом, он снова подвергнется подагре, так что, следовательно, не выходит из дома. Вся болезнь может быть такого рода: во-первых, чтобы не давать Пруссии неблагоприятного ответа… во-вторых, турецкая война идет не так, как того желали бы».

Все верно, но зато Остерман удержался на своих постах при шести правительствах, и все работал, работал… По его инициативе были проведены в жизнь полезные для людей преобразования: уменьшен срок дворянской службы, снизился размер податей. Были приняты меры для улучшения торговли, дел судебных, развития грамотности. Надо сказать, что он давал по большей части разумные советы, беда только, что им не всегда следовали. Например, он был против войны 1736 года с Портой. Крымские татары нападают на нас на границах, бесчинствуют – воюйте, пресекайте бесчинства, но не ввязывайтесь в большую войну. Не послушались! В этой войне мы одержали множество побед, но они ничего России, кроме опустошения казны и гибели множества людей, не принесли. Правда, мы несколько расширили свои границы. А зачем? Вот уж чего у нас в достатке, так это, не скажешь даже земли, – пространств.

В 1740 году Остерман сочинил манифест о заключении мира с турками, за что получил от императрицы 5000 рублей пенсии (сверх жалованья), серебряный сервиз и перстень с бриллиантом.

При Анне Леопольдовне Остерман упрочил свое положение и после падения Миниха стал фактическим правителем страны. Для этой высокой должности он не подходил по размерам, «широкости» не хватило. Можно сказать, что в браке «он был счастлив», во всяком случае, супруга была верна ему до смертного часа. Еще Петр I женил его на красавице Мавре Стрешневой (1798–1781), кто-то из современников оценил красавицу так: «Она была одна из самых злых созданий, существующих на земле». Автор этих строк, может быть, не объективен, мало ли какие там у них сложились отношения, но то что Мавра Ивановна была плохой хозяйкой, это точно, целый хор современников это подтверждает. Андрей Иванович без женского присмотра был попросту нечистоплотен (не в духовном смысле, а в физическом) – одет кое-как, ногти не чищены, лисья доха вся залоснилась на рукавах. И дом под стать хозяину. Да, он скуп, но мебель приличную можно приобрести! Слуги одеты как нищие, пол не метен, драгоценный серебряный сервиз не стоит на горке, сверкая боками, а пущен в повседневный обиход – замызган, засален и выглядит как оловянный. Видно, Остерману было совершенно наплевать на такие мелочи, как быт. Все его интересы были сосредоточены на работе. У четы Остерманов было четверо детей. Один умер в младенчестве. Остались дочь Анна и два сына – Федор и Иван. Иван сделал блестящую карьеру, он был дипломатом, посланником в Швеции, а впоследствии государственным канцлером России.

Андрей Иванович Остерман знал через своих агентов о заговоре цесаревны и не раз предупреждал о том правительницу Анну Леопольдовну, но, видно, недостаточно настойчив был в своих предупреждениях, а скорее всего, просто не оценил Елизавету по достоинству. А дальше – арест и суд. Вот зафиксированные следователями вины Остермана: «Подписав духовное завещание Екатерины I и присягнув исполнять его, он изменил присяге; после смерти Петра II и Анны Иоанновны устранил Елизавету Петровну от престола; сочинил манифест о назначении принца Иоанна Браунгшвейгского; советовал Анне Леопольдовне выдать Елизавету Петровну замуж за иностранного “убогого принца”; раздавал государственные места чужестранцам и преследовал русских; делал Елизавете Петровне “разные оскорбления”…» Список можно продолжать, но он столь же бессмысленен. В нем все правда, но за это не колесуют. И кроме того, неплохо бы вспомнить о заслугах этого человека. Он уехал в ссылку в Березов, где и умер в 1747 году.

В заключение цитата из «Записок» Манштейна: «Граф Остерман был без сомнения в свое время один из величайших министров в Европе. Он совершенно знал пользы всех держав; имел способность обнимать все одним взором, и одарен будучи от природы редким умом, соединял с оным примерное трудолюбие, проворство и бескорыстие. Он никогда не принимал ни малейшего подарка от иностранных дворов, не получив прежде на то позволения от своего двора. С другой стороны, имел чрезвычайную недоверчивость и простирал часто слишком далеко свои подозрения; не мог терпеть никого выше себя, также равного, разве несведущего. Никогда коллеги его в Кабинете не были им довольны; он во всем хотел быть главным, а чтобы прочие соглашались только с ним и подписывали».

Бухард-Христофор Миних

Энциклопедия столетней давности пишет, что Бухард-Христофор Миних (1683–1767), русский государственный деятель, «не нашел пока беспристрастной оценки в русской историографии». По-моему, ничего не изменилось и по сей день. Мнение о Минихе очень противоречиво. Иные возносят его до небес как инженера и полководца, другие считают, что полководцем он был никаким, солдат не щадил и клал их на полях битв многими тысячами. (Можно подумать, что наш великий Жуков щадил солдат!) Но и почитатели, и противники Миниха сходятся в одном – он был фигурой значительной и служил русскому трону достойно. Он был недругом Елизаветы Петровны, и очень жаль, что ненависть императрицы вычеркнула из его жизни двадцать, проведенных в ссылке, лет.

Бухард Миних родился в графстве Ольденбургском 9 мая 1683 года. Графство это было немецким, но со временем вошло в состав Дании. Род Миниха принадлежал к крестьянскому сословию, а так как графство Ольденбургское и лежащее рядом Дельменгорское по сути своей сплошные болота, то все предки Миниха занимались осушением этих болот. Отец Бухарда – Антон-Гюнтер Миних – служил в датской службе и дослужился до полковника, а позднее был назначен главным надзирателем над плотинами и осушением в двух упомянутых графствах. Когда сыну Бухарду было 19 лет, отец получил дворянство.

Любовь к гидравлике была у Бухарда в крови. Учился он прилежно, пособием к теории была сама жизнь – отец часто брал его с собой в служебные поездки. Он отлично чертил, занимался математикой и механикой, между делом выучил французский. Но не век же сидеть на осушении болот. Юный Миних хотел посмотреть жизнь. Отец в молодости воевал, и он будет делать военную карьеру! Шестнадцати лет Бухард поступил во Франции на военную инженерную службу, но вскоре его увлекли поля битв – началась заварушка, известная в истории как Война за испанское наследство. Он воевал с французами против немцев, потом с немцами против французов.

Отец с трудом оторвал его от военных подвигов. Женщины вились вокруг него, как рой пчел, но он сумел выбрать «правильную» подругу жизни. Женой его стала фрейлина Гессен-Дармштадтского двора Христрина Лукреция Вицлебен, двадцатилетняя красавица и умница. Но и она не удержала его у семейного очага. Миних опять воюет. Он сражался под командой величайших полководцев своего времени – принца Евгения Савойского и герцога Мальборо. Рана кинжалом в живот и долгое лечение в Париже несколько охладили его пыл. Свой плен он вспоминал не без удовольствия, французы к нему замечательно относились.

А почему бы нет? Миних легко сходился с людьми. Н.И. Костомаров пишет: «Он был очень высок ростом, чрезвычайно статно сложен, красив лицом; его высокий открытый лоб и быстрые проницательные глаза с первого раза выказывали величие духа, которое заставляет любить, уважать и во всем повиноваться». Мы переживаем – засилье немцев у трона, русскому человеку не дают выдвинуться, а в XVIII веке было обычным делом идти служить в другие государства. Не можешь найти дельной службы на родине, ищи работу в другом месте. Алексей Бестужев начинал свою карьеру в Англии, и Петр I только приветствовал это.

Потом Миних служил польскому королю Августу II. В Польшу он попал уже овеянным славой полковником, но не сошелся характерам с фаворитом. Миних любил служить сильнейшему. Решил искать другое место. Кто в Европе у всех на устах? Шведский король Карл XII и Петр I. Судьба сама сделала выбор, Карл XII погиб. Случай свел Миниха с русским посланником в Польше князем Григорием Долгоруким, тот и предложил Бухарду попытать счастья в России. Через Долгорукого Миних передал в Петербург царю свой трактат о фортификации, после прочтения которого он был приглашен в Петербург на должность генерал-инженера с обещанием немедленно получить чин генерал-поручика. Это решило дело. В феврале 1721 года Миних с семьей был уже в Петербурге. Ему было 37 лет.

Миних приступил к своим обязанностям, однако с предоставлением нового чина не торопились. Беда была в том, что Миних необыкновенно молодо выглядел. Царь долго присматривался к новому инженеру, возил его с собой на верфи, на военные укрепления. Так с царской свитой он попал в Ригу, где судьба нашла возможность помочь талантливому инженеру. Случилось вот что. Удар молнии сжег колокольню церкви Св. Петра. Это произошло на глазах Петра I и произвело на него очень неприятное впечатление. Петр приказал немедленно восстановить колокольню. Однако выяснилось, что в рижском магистрате нет ни чертежей, ни рисунков сгоревшей колокольни. Никто не осмеливался доложить царю об отсутствии рисунка. И вдруг любимец царя Ягужинский узнает – есть рисунок! Оказывается, Миних за день перед грозой от нечего делать нарисовал колокольню Св. Петра. Неожиданное совпадение помогло Ягужинскому вспомнить об обещанном Миниху чине. Царь был доволен.

Но не это событие по-настоящему сблизило Миниха с русским царем, а любовь к воде, именно к Ладожскому каналу, который еще не был достроен. Это было любимое детище Петра. Его начали строить еще в 1710 году. Ладожское озеро было очень неспокойным, много судов гибло, особенно осенью. Канал мог наладить нормальное судовождение. Руководство строительством канала было поручено генерал-майору Писареву, креатуре Меншикова. Строительство велось неграмотно, бестолково, огромные суммы попросту разворовывались. После Персидского похода 1723 года Петр решил навести на канале ревизию, в результате которой Писарев был отставлен, а руководство строительством поручено Миниху. Этим Миних приобрел серьезного врага в лице Меншикова.

К власти пришла Екатерина I. Миних не уехал из России. Меншиков был свергнут, отбыл в ссылку. Миних продолжал успешно работать. В награду за службу он получил в собственность деревню и дворец на построенном им канале, остров на Неве близ Шлиссельбурга, а также право таможенных и кабацких сборов на Ладожском озере. То есть все шло прекрасно, но две мечты не были осуществлены, а герой наш был горяч, жаден до работы, жизни и денег. Он хотел иметь достойный дом в Петербурге и чин генерал-фельдцейхмейстера. К этому времени он уже похоронил верную и любимую жену Христину Лукрецию.

В январе 1728 года двор с Петром II отбыл в Москву. Миних остался в Петербурге и стал генерал-губернатором Северной столицы. За время своего губернаторства он успел сделать много полезных дел для города и армии. В это время он вступил во второй брак (и опять по любви) с Варварой Елеонорой, вдовой обер-гофмаршала Салтыкова – урожденной немкой. В этом браке он тоже был счастлив.

В политических играх верховников Миних участия не принимал. Он был умным человеком и понимал, что негоже ему, немцу, вмешиваться в критический момент в русские дела. К этому времени он близко познакомился с Остерманом, тот представил его государыне и Бирону. Фавориту Миних понравился: любезен, умен, находчив в разговоре. Не без помощи Бирона Миних получил вожделенный чин генерал-фельдцейхмейстера, а позднее, после смерти князя Трубецкого, – освободившееся место президента Военной коллегии. Потом Анна Иоанновна ввела его в Кабинет. Государыня ценила высоких, красивых и преданных мужчин.

Получив чин в русской армии, Миних сразу же произвел ряд преобразований: он создал два новых гвардейских полка – Измайловский и Конной гвардии, уравнял жалованье русских и иностранных офицеров. Ранее по заведенному Петром I порядку иноземцам платили вдвое больше. Минихом был организован Сухопутный шляхетский корпус, где дворянские дети в возрасте от тринадцати до восемнадцати лет обучались военным наукам. Корпус разместился в бывшем дворце Меншикова. Еще нововведение – при гарнизонах пехотных полков начали обучать и солдатских детей. Не много найдется русских, которые в то время сделали бы для армии больше, чем этот немец датского происхождения.

Когда двор Анны вернулся в Петербург, Миних смог показать себя в полном блеске: он повез государыню прокатиться по Ладожскому каналу. Путешествовали на яхте, за императрицей следовал эскорт из восьмидесяти судов. Триумф был полный!

Анна не скрывала своего расположения к Миниху. Это способствовало его карьере, но отвратило от него Остермана, который боялся соперника на политической арене. Еще больше обеспокоился Бирон. Миниху уже пятьдесят, но он по-прежнему моложав, умеет разговаривать с дамами и льстит им так искусно, что каждая готова ему верить.

Отношения между Бироном и Минихом быстро пошли вразнос, тем более что нашелся третий – Левенвольде. Кажется, обер-шталмейстеру-то чем Миних не угодил? Ничем и всем. Есть тяжелое заболевание у людей – зависть. Этот недуг сродни ревности, страху или жадности. Если зависть не гасить постоянными подачками, делая хотя бы малые гадости сопернику, сердце завистника разорвется от невыносимых мук. Впрочем, и сам Миних не был лишен этих общечеловеческих качеств, но это так, к слову. Общими усилиями – канцлер граф Головкин тоже принимал в этом участие – наши царедворцы удалили Миниха вначале из дворца, то есть заставили его оставить апартаменты (тогда ближайшая к императрице знать большую часть времени жила в непосредственной близости от императрицы), а потом и вовсе из Петербурга. Миних отправился воевать в Польшу.

В это время польские дела были самые горячие в Европе. В феврале 1733 года скончался Август I Саксонский, король польский – союзник России еще со времен Петра I. «Пост» короля в Речи Посполитой, как известно, был выборным, и в эти выборы немедленно вмешались Франция, Россия и Австрия. Ставленником Франции был Станислав Лещинский (тесть Людовика XV), Россия и Австрия прочили на польский трон сына покойного Августа – нового курфюрста Саксонского, его звали тоже Август. В борьбе за польский трон Франция действовала с помощью интриг и золота, Россия, как всегда, делала ставку на военную силу – что у нас дешевле, чем люди?

Польша выбрала Лещинского. Россия ввела туда войска под командованием генерала Ласси и заняла Польшу. Лещинский бежал в Данциг (Гданьск). Началась осада города. Наши войска действовали нерешительно, и Бирон посоветовал императрице послать туда для поправки дел Миниха. Так началась его военная карьера. Осада Данцига продолжалась сто тридцать пять дней. Лещинский, переодевшись в крестьянское платье, бежал из города. На польский трон сел Август II Саксонский.

Миних вернулся в Петербург победителем. Недруги тут же пустили слух, что Миних за взятку дал Лещинскому скрыться, надо бы с этим разобраться. Но сплетни скоро утихли, потому что на подходе была уже новая война – с Турцией. Не буду описывать подробности этой войны, не женское это дело, скажу только, что Миних одержал несколько славных побед и такое же количество не менее обидных поражений. Летняя кампания 1737 года ознаменовалась победой в Очакове, сильно укрепленной крепости турок. Осада была долгой, но в решающий бой русской артиллерии удалось поджечь пороховой склад. Ужасающей силы взрыв заставил турок выбросить белый флаг.

Самой яркой победой Миниха было взятие Хотина в 1739 году. Этой победе Ломоносов посвятил свою известную оду. Затем русская армия перешла Прут и в сентябре уже праздновала присоединение к России Молдавии. Путь в Турцию, как говорят на войне, «был открыт». Но в дело вмешалась коварная наука дипломатия. Австрия вела войну с турками менее успешно. Франция тут же предложила австриякам посредничество в заключении мира. России этот мир был вроде не с руки, но делать нечего, согласились. В результате Белградского мира весь навар от войны достался Австрии, а Россия, как и прежде, не имела право держать в Черном и Азовском морях свои корабли. Энциклопедия сообщает: «Военные успехи Миниха не имели почти никаких результатов для России», и от себя добавлю: только народу положили немерено.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю