Текст книги "Враг мой (СИ)"

Автор книги: Нина Канавиня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Мы источник веселья – и скорби рудник.

Мы вместилище скверны – и чистый родник.

Человек, словно в зеркале мир – многолик.

Он ничтожен – и он же безмерно велик!

Омар Хайям

Солнце, прогнав с неба ночь, так похожую на разлитое черничное варенье, припудрило золотом редкие облака-бродяги, крыши зданий, а также проснувшиеся от крепкого сна улицы и парки. Наступившее утро пахло свежестью. В воздухе кружился опьяняющий аромат жасмина и сирени. Он был резкий, будто вскоре, нарушая все законы природы, обещала грянуть гроза – буйная и неукротимая. Воробьи, точно сговорившаяся шайка разбойников-детей, задорно перелетали с ветки на ветку, купались в песке и весело чирикали. Природа пела, и мелодия стремилась ввысь – к Ангелам, кометам, звездам. В ней звучала благодарность за чистое мирное небо над небольшим городом, который туристы прозвали «маленьким Парижем».

Рая, опираясь на трость и не обращая внимания на боль в пояснице, гордо шла по улице Слокас. Сегодня для нее был самый главный праздник в жизни. Тот самый, за который она так отчаянно боролась четыре года – четыре страшных, полных бесконечных потоков слез и крови, года. Сейчас, видя окружающий многокрасочный мир, цветущие тюльпаны и нарциссы, пышную зелень и беззаботные улыбки на лицах мимо проходящих людей, она особенно остро понимала, что все жестокие испытания были не зря. Не напрасно она, находясь под свистящими пулями, в грохоте взрывов и оглушительных вскриков молниеносно уходящих в Лету солдат, изо всех сил пыталась помочь тем, кому из них еще можно было помочь. Перевязывала их страшные раны; под шквальным обстрелом тащила подальше от могущих взорваться подбитых машин тихо стонущих обгоревших танкистов; под свист падающих снарядов накрывала собой искалеченных бойцов, умоляющих оставить их умереть, не дать им жить, лишившись конечностей.

Рая свернула с улицы на дорожку в парке Победы. Внезапно позади себя услышала немецкую речь. Удивилась, ибо в Риге чаще всего звучала либо латышская, либо русская речь, в редких случаях – английская, но никак не немецкая. Повернув голову, увидела пару молодых людей. Активно жестикулируя, они обсуждали развернутую карту, тыча пальцами в журнал, в котором узнавался путеводитель по городским достопримечательностям. Возможно, как посчитала Рая, эти двое были туристами, а может быть, заблудившимися студентами, приехавшими на учебу по обмену.

Достав из кармана блистер таблеток валидола, Рая положила одну себе под язык и продолжила путь. Но ее мысли уже были далеки от этого места и времени. Они точно стая птиц, встревоженные выстрелом, вспорхнули и полетели в то время, когда она впервые познала, что у настоящего человека нет национальности. Он либо есть по сути человек, либо он по своему естеству зверь, третьего не дано. И, к сожалению, лишь война нещадно и быстро открывает истину, показывая миру, кто ты есть на самом деле.

… Сидя на холодном деревянном полу и притянув колени к груди, Рая вжималась в угол. Пыталась заснуть под стук колес, но не могла. Плачь, стоны, смрад, шепот и крики, а еще жуткий страх терзали ее разум. Казалось, в следующую секунду она сойдет с ума. Тогда все станет неважным. Пропадет. Исчезнет. А пока ее нещадно мучила жажда. Та словно раскаленным песком драла сухое горло и разбухший язык. Голод скручивал желудок. Ужас ледяными иглами струился по венам и вытекал через слезы. Рая с трудом дышала, в вагоне было невыносимо душно, витал сладковатый удушливый запах смерти и кислый – мочи. Люди, точно набитые в бочку огурцы, ждали своей участи. Порой поезд останавливался и конвоиры, открывая вагоны для скота, выкидывали на обочину тех пленных, которые значительно ослабли, находились при смерти или кого жизнь уже покинула. На прощание кому-то из них стреляли в голову, а кому-то штыком кололи в живот. Оставшимся в «загонах», если это можно назвать везением, как великую милость иногда швыряли буханку хлеба и флягу воды.

Рядом с Раей сидел мужчина средних лет. Его плечо было простреляно. На грязном лице застыли разводы пота. Темные волосы, в которых просвечивалась седина, были перепачканы запекшейся кровью и землей. Все то время, что мужчина находился возле Раи, он тихо стонал. Его трясло. А вскоре он умолк. Посмотрев на его перекошенное страданием лицо, Рая заметила остекленевший взгляд серых глаз и недвижимые искривленные губы. Покрытое копотью лицо укрыла вуаль забвения. Мужчина умер. Рая, сдерживая всхлип, судорожно стиснула кулаки и отвернулась. Ей было всего семнадцать лет. Она еще не познала, какое оно счастье во взрослой жизни, как судьба обрушила на нее войну – огненный ад, реку крови и захват разрушившими ее мир немцами, несущими чуму смерти.

Желая забыться, отрешиться от окружающего кошмара, Рая неистово зажмурилась. Но от этого сделалось только хуже. Перед ее взором тут же встал родной и любимый край Беларуси – город тенистых аллей и ажурных каштанов Гомель. С первых чисел июля тысяча девятьсот сорок первого года он стал ареной боевых действий. Население таяло на глазах. Каждый день погибало огромное количество людей. Горожане вместе с Красной армией отчаянно боролись с наступающим врагом, но силы были далеки от равенства и советские войска вынуждены были с тяжелейшими боями отступить. Гомель оказался в оккупации. Начались грабежи, расстрелы. В ответ в подполье возникло движение сопротивления и создавались партизанские отряды. За их действия фашисты развязали против мирного населения подлинный кровавый террор: зверские пытки подозреваемых в нелояльности к Рейху, публичные массовые повешения и расстрелы, расстрелы, расстрелы. В довершение к царящему мраку нацисты сотни и сотни людей отправляли на каторжные работы в Германию. Так говорили, но куда в действительности увозили эшелоны женщин, детей и пленных мужчин никто из местных точно не знал. Кое-кто шептался, что там на западе есть для них лагеря смерти и удача умереть тут в петле, чем там прожить хотя бы день. Город детства увядал быстрее, чем зеленые листья осенью.

По щекам Раи потекли слезы. В воспоминаниях она увидела улыбающуюся мать, дающую ей топленое молоко, играющего под ногами брата и читающего газету отца – алая вспышка! – и вот ее семья лежит на полу – тела в нелепых позах. Кругом кровь, звенящий шум в голове. Окна без стекол. Раю спасло лишь то, что она вышла в соседнюю комнату за носовым платком для братика.

Рая содрогнулась. Почти полгода ей удавалось избегать плена и оставаться в живых. Она скрывалась то в полуразрушенных домах, то в жилищах тех открытых сердцем людей, кто мог ее приютить на час, на день, неделю. С самого начала немецко-фашистской оккупации она мечтала присоединиться к боевым партизанам. Но кроме простых поручений от подполья ей ничего не доверяли. А прошлой январской ночью ее схватили.

Внезапно, не понимая, что происходит, Рая почувствовала сильный толчок, и вместе с людьми полетела кубарем. Всех заметало влево-вправо. Все пространство заполнили вопли страха и боли. Всех охватило безумие. Рая, закрыв лицо руками, испуганно закричала, что есть силы, но крика своего не услышала, он утонул в скрежете металла и треске дерева. Толпа придавила ее к стенке. От боли она широко распахнула глаза и увидела, что часть вагона, в котором она ехала, оторвалась. Поезд сошел с рельсов. Где-то впереди горел паровоз. Казалось, будто игрок в «городки» метнул огромных размеров биту и с чудовищной силой раскидал ею вагоны – «рюхи». Уцелевшие в крушении люди, не теряя времени, начали выбираться из остатков вагона и разбегаться врассыпную, желая спастись от медленной или быстрой смерти, кому как повезет. Рая отпихнула от себя грузную женщину, придавившую ей ногу. Та, чертыхнувшись, отползла и только успела привстать, как содрогнулась, раскидывая руки в стороны. Упала навзничь. Спина женщины оказалась изорвана пулями. Рая, увидев страшную цену поспешности, плотней прижалась к укрытой снегом железнодорожной насыпи. Проползла несколько метров, укрывшись за куском железа, нагроможденным на оторванную колесную пару. Огляделась. На соседних путях под треск автоматов и ружей высокие языки пламени жадно поглощали цистерны с топливом и военную технику с фашистскими крестами. В ушах завывало и стонало от выстрелов, раскатистых взрывов, резких криков солдат и воплей погибающих пленных. Мелькавшие то там, то тут гитлеровцы не столько убивали убегающий «груз», сколько вели бой с кем-то, поливающим их свинцом из леса. Кровь нацистских палачей так же щедро лилась на искрящийся в отсвете пожара снег, как и кровь их невинных жертв.

Прошептав: «Боженька, помоги», Рая аккуратно подползла к концу раскуроченного вагона и спрыгнула в сугроб. Запретив себе оглядываться и тратить бесценные секунды, она побежала в сторону высоких деревьев, молясь, чтобы никто ее не заметил. Мороза, крепчающего в сгущающихся сумерках, Рая не чувствовала. Она ощущала лишь манящую впереди надежду на спасение и ужас, гнавшийся за ней по пятам.

Взглянув на людей, несущих красные гвоздики к памятнику Победы, Рая замедлила шаг. Ей казалось, что сердце сейчас птицей выскочит из груди, покинет клетку с чувством узника, сбегающего из вечной для него тюрьмы. Прошлое, пролитые в нем слезы и пережитая боль прочно вжились в ее вены. Время – лучший лекарь всех времен и народов – не окутывал туманной дымкой яркие воспоминания, а лишь больше их усиливал. Годы войны не позволяли забыться в счастливом настоящем, без стука наведываясь ночью в сны. Вздохнув, Рая огляделась. От четкого осознания, что народ еще помнит кровавую историю великой цены свободного воздуха, ей тут же стало легче дышать. Улыбнувшись, она, несмотря на свой возраст, бодро зашагала вперед, лишь изредка опираясь на трость.

… Спотыкаясь от усталости, но отчаянно стараясь не сбавлять темп, убегая все дальше от раскаленных пуль, чей свист давно затерялся за ее спиной, Рая пересекла лес. Ее колотило от холода и пронизывающего ветра. Длинная юбка порвалась. Рая практически не чувствовала ног, впрочем, как и окоченевших рук. Но ее душа не собиралась сдаваться.

Расступившиеся сосны открыли изможденному взгляду Раи большую деревню. Надеясь, отыскать в ней убежище, она из последних сил направилась к ближней избе. Вдруг из-за густых кустов орешника показалось двое солдат. Они были одеты в серые шинели, черные сапоги. На шапках был рисунок свастики. У каждого возле живота висел автомат. Один из воинов Рейха был низкорослый мужчина с круглым лицом и выпученными серо-зелеными глазами. На его густые брови спадала челка русого цвета. Пухлые губы были бледны. Второй солдат был почти на полторы головы выше своего товарища. Широкий шрам пересекал его лоб и упирался во внутренний угол правого глаза.

Рая испуганно отступила на шаг и, зацепившись за ветвь, едва не упала.

– Гляди, Кан, кто к нам сам добровольно прибежал, – хмыкнул низкорослый солдат и широко улыбнулся. Он говорил по-немецки, но Рая его прекрасно понимала, потому как ее мать была учительницей немецкого языка и по вечерам практиковала его изучение со своими детьми. – Хочешь посмотреть, как я, – он направил дуло автомата на Раю, – поохочусь на русскую свинью? Вначале прострелю ей одну лапу, потом другую… – В глазах солдата заплескалось безумие. – С упоением послушаем, как она сладко визжит. – Зло засмеялся.

Понимая, что ей неоткуда ждать помощи, Рая зажмурилась и мысленно зашептала «Отче наш». Секунда, и она услышала сдавленный булькающий хрип. Глухо проскрипел снег. Что-то тяжелое осело на землю. Страх подкосил Раю, и она упала на колени. Слезы потекли по ее щекам. С трудом разлепив ресницы, она увидела, что солдат, желавший над ней поиздеваться, лежит на зимнем покрывале, испачканном брызгами крови. Другой же мужчина – Кан – вытирает об снег штык-нож. Засунув клинок за ремень брюк и не сводя сосредоточенного взгляда с Раи, он взял товарища за ноги. Молча потащил его к окраине леса. Наспех вырыл в сугробе яму и скинул туда труп. Закидал сверху снегом. Рая, не понимая того, что происходит, наблюдала за немцем, боясь дышать. Тот, сплюнув, твердыми шагами подошел к ней. Грубо взяв под локоть, поставил на ноги. Рая едва держалась, силы были на исходе, и она вцепилась скрюченными промерзшими пальцами в плечо своего неожиданного защитника.

– Слова не говорить, – приказал солдат на ломаном русском и, придерживая Раю за талию, пошел с ней в сторону деревни. Она не сопротивлялась, с трудом осознавая, что раз он не позволил своему товарищу ее убить, то вряд ли в эту минуту ведет ее на верную гибель. – Делать, что я говорить. Сейчас, – он приложил указательный палец к ее губам. Сосредоточенно заглянул в глаза. – Ты понимать? – вскинул темную бровь. – Т-ссс…

Рая кивнула, вглядываясь в карие, почти черные глаза.

– Я знаю немецкий, – несмело прошептала она.

Кан криво и как-то судорожно улыбнулся.

Рая пересекла парк, перешла через улицу Барыню и вот во всей красе увидела памятник Победы, возле которого уже столпились люди, складывая цветы. По венам разлилось счастье. Сердце радостно запело, как и синицы, сидящие на ветвях. На больших экранах, висящих по обе стороны от сцены для торжественных выступлений и концерта, шла прямая трансляция праздничного парада из Москвы, с Красной площади. К памятнику почетные делегации возлагали цветы. К Рае подбежала девочка лет одиннадцати и протянула ей три красных тюльпана, со словами: «Спасибо за победу!» Крепко обняла. Глаза Раи увлажнились.

– Мы это сделали ради вас. – Она погладила девочку по голове и пошла дальше, ближе к памятнику. Вдыхая мирный воздух, она с содроганием подумала, что могла и не дожить до этого величайшего дня. Кроме горя, слез и боли могла ничего не познать в своей жизни после гибели родных в таком далеком сейчас тысяча девятьсот сорок первом году.

… Стараясь быть незамеченным, Кан аккуратно вел Раю по окраине деревни. Ночь ему помогала оставаться в тени. Спустя минут пять Рая вместе с ним очутилась напротив деревянной избы, из трубы которой струился дым. В окнах дрожал тусклый свет. Открыв дверь и держа за руку Раю, Кан вошел в помещение. Оно было натопленным, казалось удушающе жарким и, несмотря на явную бедность хозяев, довольно уютным. В углу комнаты сидела пожилая женщина и вязала при свечах. Но, увидев солдата, тут же отложила спицы и вскочила на ноги. В ее глазах заплескались страх и капли удивления.

– Меня слушать, – вновь на ломаном русском заговорил солдат. – Греть, мыть, кормить и спать пусть лежать. Пять часов и я буду здесь. Ее нет. Молчать всем. Приказ командир! – он поправил автомат так, словно собирался навести его на хозяйку. Та со страхом на лице активно закивала. – Прийти другия немца, спрятать ее. – Он посмотрел на Раю. Скривился. – Найти одежда. Теплая! – в голосе прозвучала сталь.

– Сделаю, генерал, сделаю. Не стреляй только. Баба Тома все исполнит, как велел генерал, –запричитала пожилая женщина и засуетилась, подбежала к сундуку, начала вытаскивать из него юбки и свитера.

Кан кивнул и выпустил из своей ладони руку Раи.

– Через пять часов я за тобой вернусь и выпущу. Решишь сбежать – обречешь себя на смерть, – на немецком сказал он и, развернувшись, хотел уже было уйти, как Рая, схватив его за локоть, остановила. Он резко обернулся.

– Спасибо, – едва размыкая губы, прошептала она. Кан ничего не ответил. Он ушел.

Хозяйка избы сделала все, что и обещала солдату. На вопросы Раи отвечала неохотно, чаще их игнорируя. Единственное, что удалось узнать Рае, так это было то, что она находится на территории Латвии. Близко к границе с Беларусью. Немцы в деревни давно стоят, но то одни, то другие. Сейчас танки приехали, и все чего-то ждут.

Подойдя к памятнику, Рая возложила цветы. С улыбкой посторонилась, пропуская школьников. Краем глаза заметила тех двух молодых немцев, которые недавно встретились ей по дороге. Они уже не спорили о написанном в путеводителе.

… Ночь апатично блекла в предрассветных сумерках. Из темноты лениво проступали нечеткие контуры мохнатых сосен. Вокруг звенела сонная тишина.

Рая молча следовала за Каном, выводящего ее из деревни. Она была сыта и так тепло одета, что мороз, кусающий ее за щеки, казался ей юным озорником, а не жестоким грабителем. Небо на востоке светлело.

Они шли по колено в снегу.

Спустя минут десять-пятнадцать Кан остановился на опушке. Оглянувшись, закурил.

– Как тебя зовут? – выдыхая дым, на немецком языке спросил он.

– Раиса. – Пауза. – Рая. – Застенчивая улыбка.

– Хорошее имя. Рая… Рай по-вашему… Близкое к небу… Запоминай. Идешь туда, – он указал направо, – держишься солнца так, чтобы оно всегда было от тебя слева. Ошибешься, угодишь в руки эсэсовцев. Идти придется долго, около семи-восьми часов. Тут, – он снял с плеча небольшую сумку и отдал Рае, – буханка хлеба, каталка колбасы и фляга шнапса.

– Если пойду как ты сказал, куда я приду?

– Если повезет, ты окажешься у партизан. Они, предполагаю, тебе помогут.

– Спасибо, – с благодарностью сказала Рая и стала вглядываться в карие глаза солдата. В них затерялись первые лучи солнца. – Откуда ты знаешь русский язык? – нетвердо спросила она.

– Мой отец инженер. В тысяча девятьсот тридцать втором году по направлению германского правительства его отправляли сотрудничать с вашими коммунистами. Семь лет моя семья прожила в вашей стране советов. До войны наши государства, казалось, крепко дружили, многое делали вместе – и военные учения, и некоторую технику разрабатывали…

– Почему ты меня спас? – набравшись смелости, Рая перебила Кана. Тот замолчал. Кинул окурок на снег. – И что ты сказал своим, когда они обнаружили, что твой товарищ пропал?

– Мало ли кто мог на нас напасть. – Криво усмехнулся. – Партизаны повсюду. Ступай. Мне пора возвращаться.

– Ты так и не ответил…

– Прощай. – Посверлив Раю задумчивым взглядом, Кан добавил: – Нет в войне красоты, лишь ужас. Врут или безумны некоторые поэты. Надеюсь, ты доживешь до того дня, когда мир окутает спокойствие и любовь, и его не будут тревожить ни пули, ни мины. – Он развернулся и быстрым уверенным шагом начал удаляться.

Некоторое время Рая стояла и смотрела ему вслед, думая о том, что для человечества, видимо, еще не все потерянно, пока есть такие люди, как Кан.

Солнце точно оторвалось от горизонта и воздушным шаром стало подниматься в небо.

Поплотней затянув на шеи шарф, Рая пошла по указанному ей пути.

Два молодых немца стояли возле высокого мужчины преклонных лет. Отчего-то Рая не могла отвести от него глаз. Мгновение, и он, точно ощущая на себе ее пристальный взгляд, обернулся. Мир вокруг Раи будто покачнулся. Лицо мужчины было в морщинах, волосы седы, но она узнала его по шраму, по глазам цвета топленого шоколада. Опираясь на трость, Рая поспешила к нему. Он вопросительно на нее посмотрел, явно не признавая, и вежливо поинтересовался на хромающем русском:

– Вам помочь чем?

– Кан? Сын инженера… – дрожащим голосом на немецком спросила она.

– Мы знакомы? – удивился мужчина.

– Немного. – Робкая улыбка. – Однажды ты спас своего врага – девочку Раю. Это я. – В ее глазах застыли слезы. Сердце бешено застучало.

– Рая… – с теплотой в голосе произнес мужчина и обнял ее. – О чем-то правду говорят поэты! Чудо творя, его обретешь! Русский Ангел, что помог мне ступить на верный путь, вытащить из себя разъедающую тьму…

– Ты тогда так и не ответил, почему помог мне избежать смерти?

– В то время, наблюдая за происходящем, за массовыми убийствами, когда почву больше питала кровь, нежели дожди, я начал сомневаться в правильности действий Рейха и его солдат. В фашизме. Увидев тебя – замершую, дрожащую, измученную девчонку в лохмотьях, забрызганную кровью и смотрящую безумными перепуганными глазами – не мог дать позволить Паулю тебя убить, да еще так по-зверски. Ведь ты была точно таким же человеком, как и я, он… И какая-то чертова политика стравливала нас, а ведь нам, обычным людям, по сути нечего было делить. После той ночи я еще пару дней колебался, не решаясь предать… Гитлера? Родину? Неважно. Но вспоминая твое лицо и смех Пауля, продолжая видеть творящее в мире зло, которое кормил Рейх, я сбежал и примкнул к немецким коммунистам. Было сложно. Очень.

– Расскажешь?

Кан кивнул.

– Только давай пойдем, присядем на скамейку? – уголки его тонких губ приподнялись. – А то старость дает о себе знать.

– Конечно, – согласилась Рая. – А кто эти молодые люди?

– Мои внуки. Я живу в Берлине, но часто бывал в России, искал тебя. – Сказав внукам, что отойдет в сторону со своей старой знакомой, Кан вместе с Раей прошел сквозь нарастающую толпу и направился к скамейке. Присели. – Тебе тогда повезло! Встретила партизан или иначе спаслась?

– Да, повстречала… В отряде обучилась на медсестру. Когда Красная армия освобождала Латвию, примкнула к одной из дивизий и дошла до Эльбы. – Рая украдкой смахнула слезу. – А потом судьба вернула на эту землю. Осталась жить в Риге. – Рая одновременно с Каном крепко сжали друг другу морщинистые ладони. Она прошептала: – Я тоже тебя искала.

Со сцены донеслись слова: «С днем Победы!»