Текст книги "Я ехала домой"
Автор книги: Нина Горланова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Горланова Нина
Я ехала домой
Нина Горланова
Я ЕХАЛА ДОМОЙ
В плацкартном вагоне гуляли дембеля.
Моими соседями оказались фехтовальщики в одинаковых синих свитерах. Именно их тренер – похожий на Есенина экземпляр, находящийся в великолепной физической форме, – громко учил солдат, как устроиться на гражданке. Поэтому дискуссионный клуб шумел прямо возле моего уха.
– Поезжайте в район! – Тренер взмахивал рукой, демонстрируя перстень (такой я видела у Макаревича на экране телевизора). – Сейчас в глубинке бухают, а вы не пейте! Поступайте на заочное в техникум. Года через два все заметят: никогда вас не видали под забором. И выдвинут! Конечно, жополизы быстро продвигаются, но честные люди еще дальше могут пойти. Это я вам точно говорю. Только поступить на заочное и не пить!
При этом он набирался все больше и больше, но упорно повторял: "Не пить!" Порой уже мог выговорить только "ить", однако снова собирался с силами и произносил ясно: на заочное, не пить.
– Был такой случай. Командир подходит: "Найдите дневального!" А где его найдешь? Он пять раз подходит: мол, не найдете, я вас сгною. Жара в Таджикистане такая, что мы уже едва стоим на посту, а он еще ходит и пугает, – вываливали в ответ дембеля, перебивая друг друга.
– Тогда предлагаю тост... как говорится: "Выпьем за нас с вами и за хрен с ними!" – Тренер уже поднес стакан к губам, но вдруг провозгласил следующее: – Хочу, чтоб все были хорошими людьми, весь народ наш!
– Да чтоб тебя бабай завалил, думаем мы, – продолжали дембеля. – Чтоб таких офицеров побольше в мирное время, как наши командиры! Но не дай Бог с такими воевать! Был такой случай...
Хорошее название для небольшой газеты: "Был такой случай", думала я.
– В район! Там все бухают, а ты не пей. Танечка, угощайтесь орешками! – Это он проводнице, идущей мимо (и она угостилась: не в руку взяла орешки, а сразу губами).
Я ехала домой. Из Москвы. Не заключив ни одного договора! Разве только у этого тренера слова расходились с делами! Призывал не пить, а сам набрался! Мне тоже звонили из двух издательств и просили привезти рукописи. Как можно больше! Но льготы книгоиздателям вдруг отменили, и вот еду без копейки.
А цены так подскочили! Ценники в магазинах невидимыми нитями связаны с моими нервами и дергают, как током. Лежу на полке – дерг! Это цены опять подскочили.
Мне пятьдесят пять скоро, и сколько живу в родной стране, только в школе пару месяцев верила в коммунизм, а так – всегда ждешь худшего, изо дня в день. Но раньше мы были моложе, и муж мог работать грузчиком. Однажды однокурсница Славы увидела его в магазине с ящиком. "Ты что тут делаешь?" "Так, прогуливаюсь с тяжелым ящиком, чтобы здоровье укреплять..."
Уже год живу без переднего зуба. Нет денег, чтоб вставить. Может, поэтому со мной не заключают договоры? Второй раз съездила в Москву без зуба – и второй раз возвращаюсь без копейки. Без гонорара не вставить зуб, а без зуба нет гонораров. Круг замкнулся.
– В рай... в рай-он! Поезжайте!
– Говорю: товарищ лейтенант, Сиротенко опять наблевал прямо на гаубицу! А он: ну и хрен с ним... Но не дай Бог с ними воевать, дай Бог им в военное время успеть быстро погоны снять!
Мимо прошла проводница, смеясь каким-то русалочьим смехом.
– Заметили? Она вертит задом, как лисица хвостом! – Тренер то совсем терял дикцию, то вдруг начинал говорить почти внятно. – У меня двести тридцать фотографий – коллекционирую женские попочки.
– Хорошо, что не мужские, – ответил один солдатик, засыпая на полужеве, с куском курицы во рту.
– Он зверски прав, – тихо прокомментировали ребята-фехтовальщики, лежащие на верхних полках.
Тренер продолжал: попы так же прекрасны, как бабочки. Даже можно гадать – по отпечатку сырой попы на песке.
– У меня все нормально, есть жена, у нее пятки как яблоки! Но есть любовь-линия и любовь-точка. В семье линия, а стало нужно, чтоб были и точки... А вас в район, не пить и на заочное! – Вспомнил, что нужно нести идеи в массы, но своими поступками опровергал их тут же (видимо, эти идеи он сочинил для других, а себя считал исключением).
В это время проводница прошла обратно, и тренер сделал ей комплимент. В ответ она задумчиво сказала:
– Еще бы кто-то мне стиральную машину отремонтировал.
– И тут, как назло, билетов нет! Мы к проводнице: возьмите дембелей!
– Надо было не к молодой, а к пожилой проводнице, она скорее пожалеет. У нее самой сыновья, – советовал им тренер.
– Кое-как купили билеты на этот поезд...
– И хорошо, со мной встретились, вас надо понужать! Я научу, как дальше быть: в район, не пить и на заочное! – Он хотел, чтоб все прогрессивное человечество усвоило его советы.
Ребята-фехтовальщики (на вид им было по двадцать лет, а потом из разговора стало понятно, что одному шестнадцать, а двум – по семнадцать) пытались отвлечь тренера от стакана, на каждой большой остановке предлагая: "Стоим двадцать минут – выйдем пофехтуем!" (Может, это такая шутка, а может, нет. Длинные сумки с инструментами у них были с собой.)
Дембеля к вечеру заснули почти все. Тренер пошел к проводнице, сообщив последнему солдатику, остававшемуся рядом:
– Жена – фотографиня, талантливая, но... такой пылесос! Пока с ней живу, денег никогда не будет! Есть любовь-линия, но совсем другое любовь-точка...
– Он зверски не прав, – сказал лежащий на верхней полке фехтовальщик.
– Молчи, щукин сын! – ответил другой.
Тот послушно умолк. Возможно, такая у него фамилия: Щукин.
В самом деле, думала я, зачем тренер пошел к проводнице?! Это тоже расхождение слов с делами. В загсе ведь клялся, что будет с женой и в горе, и в радости. К тому же молодым какой пример подает...
Ребята перебрасывались редкими репликами.
– Я у него вел-вел, а потом проиграл двенадцать – десять! Он все жертва-жертва, и вдруг...
– А я не держу дистанцию, раз – и в атаку! Четыре – два я вел, а он бросился, я подсел и снова...
– Этот, из Москвы, проиграл пятнадцать – два и заревел! Снимает маску: глаза такие...
– Артемьев выигрывал кубок России, ну и что – сейчас пивом торгует.
– Из Казахстана, беспонтово, в первый тур не прошел. Юниоры проиграли.
– Они тормоза такие, не двигаются, не маневрируют.
Один фехтовальщик был побрит налысо, рана на голове его заклеена пластырем.
– Что матери скажешь про пластырь?
– Что-нибудь...
– Пойду я попью, – сказал тот, кто все время предлагал выйти и пофехтовать.
В этот миг свет выключился. Наступила тишина. Только днище вагона стучало, как сердце ночи. Хорошо бы поспать, размечталась я. Но тут вернулся юноша с последними новостями о тренере:
– А мы там целуемся!
– С проводницей?
– С Танечкой.
– Он – говно, – рявкнул раненый.
– Кто?
– Градус.
– Молчи!
– Не буду я молчать!
– А ты сам-то! Пришел на дискотеку со своей девушкой и каждые тридцать секунд с ней целуешься! Кто так делает?
– А что тут такого? Это моя девушка.
– Молчи!
Было ясно, что им не хотелось плохо говорить о тренере. Но его поступки натекают на их поведение, вот и бросились на раненого товарища. Реки желчи потекли. Конца этому не предвиделось.
– Каждые тридцать секунд ты с ней целовался!
– А что тебе-то!
– Все должно быть в меру...
– В меру, да? А у тебя три итальянских наконечника, ты с нами не поделился! Если в меру, зачем три наконечника...
Крики понеслись по всему вагону: кто есть кто... В их голосах уже мелькали невидимые шпаги. У меня подскочило давление, пришлось выпить две таблетки андипала. В окне елки, как лешие, мелькали.
– Ребята, – сказала я. – Давайте спать! Ночь ведь.
– Кому-то хочется спать, а нам не хочется! – бросились они в скандал со мной, обрадовались, что нашли жертву: все-таки хорошо, что можно сорвать зло на постороннем.
– Мама никогда вам не говорила, что вы не одни на белом свете? Что надо уважать и других людей!
– Не трогайте мою маму, мы ведь вашу не трогаем!
– Так я вам не мешаю спать.
– А мы не хотим спать.
– Хорошо. Не спите. Но молча. Можно лежать и думать, для чего голова-то дана.
– Не указывайте.
– Послушайте: Бог не для одних вас создал этот мир, этот вагон.
– Он вообще не создавал ничего!
– Зачем вы говорите такие слова? Молчите лучше, а то отвечать потом придется.
– Не придется. Вы знаете, что Гитлер – в раю?
– Боже мой, да что же это за языки у вас, остановитесь же!
– А вы что – философ? Можете с нами поспорить на эту тему?
– Нет, я – писательница, спорить не хочу, я спать буду.
– Вот и напишите рассказ, как мы не давали вам спать.
– Кому это интересно? Рассказ должен ситуацию просветлять, а не затемнять. Тем более, что вы – люди неплохие, а вырастете – будете вообще хорошими, просто разнервничались... это бывает. Сейчас давайте все замолчим.
Ребята пошептались, куда-то вышли (может, покурить, но точно не знаю), потом вернулись и тихо улеглись. Больше я не слышала от них ни слова. Почему? Сие тайна великая есть. Честно, не знаю, в чем дело. В Перми я вышла, а поезд пошел дальше, в Сибирь.
Меня встречали дочери и муж. В глазах у них стояли вопросительные знаки: везу ли я договоры, авансы. Сразу сказала, что нет. Повисло молчание. На привокзалке младшая дочь заметила:
– Зато мама вышла с выражением рассказа на лице!
Слишком хорошо они меня знают. Да, если б заключила договор, ехала б в купе, этой встречи с фехтовальщиками не было б... А так я поняла причину многих российских невзгод: слово расходится с делом. Всегда в чем-то проигрываешь, а в чем-то выигрываешь. Только так и бывает. О жизнь, ты прекрасна, прекрасна!
