355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Нина Шнирман » Счастливая девочка растет » Текст книги (страница 1)
Счастливая девочка растет
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 01:30

Текст книги "Счастливая девочка растет"


Автор книги: Нина Шнирман



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Нина Георгиевна Шнирман
Счастливая девочка растет. Повесть-воспоминание

Око за око

Воскресенье, мы обедаем – я так люблю, когда мы все вшестером за столом – Мамочка, Бабуся, Папа, Ёлка, Анночка и я. Сидим и разговариваем. А Мишенька – ему пять месяцев – спит в коляске в столовой, с нами, за буфетом между роялем и родительской кроватью – мы это место называем спальней.

Война закончилась две недели назад, и у меня сейчас совсем другие мысли: завтра Папа уезжает в Германию демонтироватьтам какие-то заводы и ещё что-то. Он объяснил нам, что такое демонтировать.Я тогда спрашиваю:

– А зачем у них всё это забирать? Почему?

Мамочка говорит, что раз они на нас напали, столько городов разбомбили, разрушили, столько заводов и фабрик уничтожили – значит, сейчас, после нашей победы, мы имеем право у них что-то отобрать – всё равно это не заменит «наших потерь»!

– Вот именно, не заменит! – говорит Ёлка и делает кривую голову.

Бабушка вдруг говорит громко и грозно:

– Око за око, зуб за зуб! – И как стукнет кулаком по столу.

Мы с Анночкой немножко испугались, потому что Бабушка так никогда не делает.

– Мама! – говорит наша Мама немножко строго. – Ты Мишеньку разбудишь и напугаешь!

– Да! Око за око и зуб за зуб! – повторяет Бабушка тихо, но грозно.

Мне так в груди стало неприятно и даже холодно. Я не понимаю: Бабушка такая добрая… Даже зуб, по-моему, у человека отнять нельзя, а уж глаз вынуть – просто ужас какой-то!

– Ну Бабушка, – говорю, – как же можно у человека глаз вынимать?!

– А ты что хочешь? – спрашивает меня Бабушка, и совсем недобро спрашивает. – Тебя по одной щеке ударят, а ты другую подставишь?

Ёлка хмурится и опускает голову – она всегда так думает.

Я рассердилась – не нравится мне этот разговор – и говорю:

– Не подставлю! Но я, Бабушка, око у человека вынимать не буду! И зуб не буду!

– А тебе, Мартышка, – Папа говорит неожиданно весело, – недавно зуб вынули и отобрали.

– Не отобрали! – сержусь я. – Мне его выдрали, потому что он молочный и качался. Мама меня послала в поликлинику – мне его щипцами… раз… положили на ладошку, и доктор сказал: «Маме отнеси!» Я отнесла!

– Нинуша! – смеётся Мамочка. – Это же всё в переносном смысле – всё, что Бабушка говорит, всё это не имеет прямого смысла.

Я знаю, что такое «в переносном смысле», но всё равно у меня какая-то получилась картинка в голове, и она не уходит – это про «око за око», – и мурашки по спине. Анка сидит и глазами моргает, Ёлка хмурится.

Бабушка вдруг встаёт с кресла, делает так сильно рукой по воздуху, как будто она хочет его замесить, и говорит опять тихо, но грозно:

– Терпеть я не могу всю эту толстовщину! – И уходит из комнаты.

– Это ваш Дедушка был толстовцем! – смеётся Мама.

– Но ведь Бабушка Дедушку любила, тогда почему?.. – удивляюсь я.

– Любила, – кивает головой Мамочка, смотрит в окно и говорит как будто никому: – Стоял у нас на рояле… нет, рояля тогда ещё не было… стоял у нас на пианино маленький бюст Толстого – вы знаете, что такое бюст? – Это она у меня и Анночки спрашивает.

– Ну Мама! – Я даже удивилась, ведь мы уже большие – мне восемь, Анночке шесть.

– Конечно знаете! – Она кивает головой и продолжает: – И вот стоял он, стоял и вдруг… раз – упал и разбился!

– Ой! – сказала Анночка.

– Кто-то пыль вытирал и случайно его столкнул, – говорю, – потому что пыль бывает очень неудобная – когда много всего стоит, а вытирать надо.

– Да-а, – улыбается Мама, – пыль надо вытирать, – смеётся и продолжает: – Папа мой, ваш Дедушка, купил новый бюстик, поставил на то же место… и через месяц он тоже разбился!

– Вот и понятно! – Я радуюсь, что догадалась. – Наверное, место у него было неудобное.

– Очень неудобное – три бюста разбилось! – Мама смеётся, смеётся, потом машет рукой, как будто сама себе машет, и говорит: – Все могут выйти из-за стола, а я пойду Мишеньку кормить. – И уходит за буфет.

Ёлка вдруг странно улыбается – она иногда улыбается совсем непонятной улыбкой.

Анночка встаёт и спрашивает меня:

– Мы будем в «эвакуацию» играть?

– Будем-будем! – говорю. – Иди, сейчас приду.

Она кивает головой и уходит в детскую.

Папа встаёт из-за стола и садится за свой письменный стол. Он вынимает из ящика какие-то «инструменты», раскладывает их, поднимает голову и улыбается мне. Я очень люблю смотреть на Папины глаза – они такие добрые, красивые, и ещё кажется, что там, внутри, за ними есть какая-то удивительная жизнь.

– Пап, – спрашиваю, – ты в Германии долго будешь?

– Недолго, – говорит Папа, – не больше месяца.

Ну, думаю, ничего себе – недолго! Месяц – это очень долго! Это ужасно долго! А я очень люблю с Папой разговаривать!

Я улыбаюсь Папе и иду в детскую – будем с Анкой в «эвакуацию» играть. А Ёлка никуда не идёт и всё улыбается непонятной улыбкой. Из коридора вижу Бабушку на кухне – стоит неподвижно, наверное, задумалась.

И я вспоминаю: пыль-то я совсем неправильно вытираю! Столько красивых вещей – я их люблю, а ведь могу случайно и столкнуть! Надо сначала всё снять, пыль вытереть, потом всё на место поставить. Да!

Но это всё-таки лень!

Надо подумать!

Дворец

Мы с Бабушкой на трамвае приехали в Останкинский дворец, а он закрыт – входная дверь заперта! Рядом с дверью стоит маленькая худенькая пожилая женщина и говорит:

– Для посетителей и экскурсий дворец закрыт.

Я не понимаю, как дворец может быть закрыт – он должен быть всегда открыт, там ведь никто сейчас не живёт, а всем хочется посмотреть, по-моему, это какая-то глупость.

Ёлка ворчит:

– Я говорила, я говорила! – И отходит от двери.

Мы с Анкой идём за ней, я расстраиваюсь и сержусь, потому что очень не люблю, когда хочу что-то сделать, а мне мешают, и даже не просто мешают, а не дают это сделать.

– Давайте посмотрим его снаружи! – говорю, потому что я никогда не видела дворец – только на картинках.

Немножко отходим от него и разглядываем – мне кажется, что на картинках в книжках дворцы как-то… волшебнее и роскошнее, а это просто красивое здание. Оно очень красивое, но не очень-то дворцовое.

– Дети, идите сюда! – зовёт нас Бабушка. – Сейчас для вас откроют дворец! – И у неё очень торжественный голос.

Прибегаем к входу, маленькая женщина вынимает из кармана ключ, отпирает дверь, распахивает и говорит тоже торжественно:

– Проходите, пожалуйста!

Мы кричим:

– Спасибо! – И заходим внутрь.

Ой! Ой! Мы все просто остолбенели от восторга – там так красиво, такой простор, такая высота… а пол, он совершенно удивительно красивый!

– Какая прекрасная зала! – говорит Бабушка.

Мы с Ёлкой вздрагиваем, таращимся друг на друга, потом, не сговариваясь, хватаем Анку, бежим к стене, делаем вид, что разглядываем её, и хохочем.

– Почему зала́?! – хохочу я и остановиться не могу.

– Да откуда я знаю? – хохочет Ёлка.

Анка вдруг перестаёт хохотать и говорит:

– Какой красивый дворец!

И мы начинаем ходить по залу и всё разглядывать – так всё красиво и необыкновенно, это действительно настоящий прекрасный дворец! Подходим к Бабушке с пожилой женщиной, Эллочка спрашивает:

– А для чего этот зал?

– Для приёмов, танцев и театральных представлений! – гордо говорит пожилая женщина.

– Для танцев, – повторяет Ёлка задумчиво… И вдруг отбегает от нас, выпрямляется, разводит руки в стороны, как будто собирается улететь, и начинает кружиться, но она не просто кружится – я чётко чувствую ритм, который в ней звучит, и вижу по движениям: она танцует вальс.

Мы недавно по книжке все втроём – Ёлка была главной – научились танцевать вальс. Мамочка посмотрела и доучила то, что мы делали плохо. А потом сказала:

– Девочки, в вальсе особенно важна прямая спина, радость внутри вас и чувство, что с каждым витком вы взлетаете всё выше и выше!

Я хватаю Анночку – когда мы с ней танцуем, я танцую за мужчину – и говорю:

– «На сопках Маньчжурии»!

И мы поём и танцуем вальс под собственное пение. И с каждым витком мне кажется, что мы становимся легче и легче и вот-вот взлетим.

Мы опять ходим и всё разглядываем, очень долго разглядываем удивительный пол. Вдруг Ёлка меня спрашивает:

– А ты бы могла здесь жить?

Какой странный вопрос! Я думаю, думаю и говорю:

– Могла бы!

– А я бы не могла, – говорит Ёлка, – здесь такое огромное пространство, такой высокий потолок, ужасно неуютно – я бы не смогла здесь жить!

– Огромное пространство – разве плохо? – удивляюсь я.

– А помните, – говорит Анночка, – Мама рассказывала, что у неё в детской была ширма с очень красивыми китайскими рисунками? – И она ведёт нас в правый угол зала. – Вот здесь, – говорит, – можно поставить две большие ширмы – и получится нашадетская.

Ёлка хмыкает, пожимает плечами и спрашивает:

– А куда ты денешь этот высоченный потолок?

– Я никуда его не буду девать, пусть остаётся, – отвечает Анночка.

Я поражаюсь: какая она иногда бывает умная, ведь ей всего шесть лет! Мы-то с Ёлкой взрослые – мне восемь, Ёлке одиннадцать.

К нам подходят Бабушка с пожилой женщиной.

– А здесь ещё есть другие комнаты? – спрашивает Анночка у женщины.

– Да! – радуется женщина. – Здесь ещё много комнат: столовые, гостиные, спальни, но они пока все заперты – даже я не могу их отпереть.

Я думаю: а где сейчас те люди, которые здесь жили, ели, спали?

– Дети, нам пора уходить! – говорит Бабушка. – Вам понравился дворец?

– Очень! – не сговариваясь, говорим мы хором пожилой женщине. – Большое спасибо!

Женщина улыбается и говорит:

– Для вас и ваших внучек дворец всегда открыт!

И мне кажется, что она уже не такая пожилая и не такая худенькая.

Мы едем домой на трамвае, я сижу с Ёлкой. Ёлка молчит-молчит, а потом вдруг говорит:

– Конечно, у нас маленькая квартира, но она очень-очень уютная!

– Что-о? – Я даже подскочила на сиденье. – У нас «маленькая квартира»?!

– А ты что считаешь? – Ёлка делает кривую голову и тонкие глаза. – Тридцать шесть квадратных метров жилой площади – это много? Ведь нас семь человек!

– Ничего не знаю про… квадратные метры, – говорю, – но у нас очень много замечательных и красивых вещей и везде можно пройти!

– А как ты пройдёшь в столовой к окну, если кто-то на рояле играет? – спрашивает Ёлка очень ехидно.

Я расстраиваюсь и сержусь – не знаю, что сказать, как ответить, потому что там действительно не пройти к окну, если кто-то играет на рояле.

– Ну ведь не обязательно к окну идти, если кто-то играет на рояле! – говорю.

– Нинуша! – Ёлка так бывает похожа на Маму, когда говорит «Нинуша». – Мы называем эту комнату столовой, а там на самом деле на двадцати квадратных метрах три комнаты – столовая, папин кабинет и родительская спальня. Да ещё рояль! Мама мне сказала, что только такой замечательный конструктор, как Папа, мог втиснуть в эту комнату столько вещей.

Я чего-то не понимаю, не знаю, что сказать, и поэтому молчу. Ёлка тоже молчит и смотрит в окно. А я думаю: сейчас приедем домой и я всё у Мамы расспрошу, как это Папа взял всё и втиснул в одну комнату, если Ёлка говорит, что это три комнаты?

Думаю о дворце: это так замечательно, что мы сможем туда ходить!

И ещё я думаю о Ёлкином странном вопросе – могла бы я там жить или нет? Я очень люблю нашу квартиру – она большая и замечательная, я бы хотела жить в ней! А дворец можно было бы оставить, как свою дачу… ну так… понарошку.

Когда Папа был маленький, у них была своядача в Мустомяках.

Но потом она почему-то сгорела!

Папа приехал из Германии

Входит Мама и говорит торжественно: «Сюрприз!» И мы бежим в столовую. А там стол совсем к левой стенке сдвинули – на полу около рояля и Папиного стола огромная куча каких-то коробок и вещей, Папа рядом стоит и улыбается сюрпризной улыбкой. Мы все втроём бросаемся на него, он обнимает нас, а потом здоровается с Бабушкой, почему-то за руку, – потом спрошу у Мамы.

– Мышка, ты с чего начнёшь… смотреть? – спрашивает Папа у Мамы.

Мамочка быстро, но внимательно осматривает кучу и показывает на вторую коробку сверху.

– Вот с этого, – говорит.

– Начинай, – кивает Папа, и улыбка у него становится такая сюрпризная, что я уже просто терпеть не могу.

– Мама, Мамочка! – кричу я. – Открывай скорей!

Мама берёт коробку, ставит её на кресло, открывает, вынимает и говорит тихо и медленно:

– Чер-но-бур-ка!

Бабушка хлопает в ладоши, качается и говорит, по-моему, со слезами, но, может, мне кажется:

– Вавочка, милая, теперь тебе зимой будет всегда тепло!

– И красиво! – добавляет Элл очка.

Вдруг я вижу – а раньше не видела, не заметила – у самой стенки, то есть у стенного шкафа, задвинутое столом, стоит что-то большое. Я подхожу – ой, ой, ой! – это же большой, очень красивый велосипед, но немножко не похож на Папин.

– Папа! – кричу. – Почему он такой… красивый?

– Верхней перекладины нет, – смеётся Папа. – Это дамскийвелосипед!

И тут же открывает одну из коробок и говорит:

– Девочки! Вам я привёз по два нарядных платья – для зимы и для лета, немножко белья и по паре нарядных туфель. У Мартышки и Анки зимние платья одинаковые – я думаю, они вам понравятся. И ещё, – тут Папа делает загадочное лицо, – есть маленький сюрприз, но этот сюрприз на троих!

Анночка вдруг спрашивает:

– Папочка! А где он?

– Пошли в ванную! – зовет Папа. Он вынимает откуда-то небольшую коробочку – такие бывают из-под шоколадных конфет, у Мамочки есть, – берёт из кучи большую картонку и смеётся: – Пошли!

В ванной Папа часто занимается фотографией, у него есть для этого несколько деревянных досок, он кладёт их на ванну рядом – получается как стол, и на этот «стол» он кладёт картонку – ух, как темно и здорово, сейчас сюрприз будет! – и велит нам:

– Закройте глаза! – Мы закрываем глаза, что-то шуршит, и Папа говорит: – Открывайте!

Ой, ой!!! Мы обалдели все втроём! На картонке лежит очень много разных фигурок – и все они светятся!Мы наклоняемся и разглядываем их: вот это кошка… вот это ягодка… какой-то человечек… жучок… а это… не может быть… я как закричу:

– Па-ро-ход!!!

– Папочка, что это? – умоляет Анночка.

– Это брошкивам на троих, общие, – будете носить, когда захотите, и вечером, в темноте, они будут светиться.

У Папы такой голос, хоть он немножко и притворяется, что ему всё равно, но я слышу – он ужасно радуется!

– А как же их носить? – удивляется Ёлка.

– Сзади у каждой брошки булавка, – объясняет Папа, – открываешь булавку и прикрепляешь куда хочешь.

– Девочки! – прошу я. – Можно, я немножко сейчас пароход поношу, потом вы?

– Можно, можно! – разрешает Ёлка. – А я поношу этого человечка! – Ёлка берёт человечка в руки, разглядывает и говорит торжественно: – Это матрос!

– Папочка! – просит Анночка. – Прикрепи мне, пожалуйста, вот этого жучка! – И она берёт жучка в руки. – Он очень красивый!

Папа прикрепляет слева на груди на платье Анке жучка, мне – пароход, а Ёлке – матроса. Мы смотрим друг на друга – брошки так ярко светятся в темноте! – и мы кричим «ура!». Хохочем и опять кричим «ура!».

Папа открывает дверь и говорит:

– Идите, пусть Мама и Бабушка посмотрят!

Вбегаем в столовую. Бабушка сидит на кресле, Мамочка рядом с ней на стуле, они обе, глядя на нас, ну… на наши брошки, сначала охают, а потом хлопают в ладоши. Входит Папа, он сдерживает улыбку, но она не сдерживается.

– Жоржик, милый! – Мама смотрит на Папу и улыбается, у неё есть такая улыбка и качание головой – только для Папы. – Ты замечательно придумал!

– Вавочка, а теперь ты сделай нам сюрприз, – просит Бабуся и руки к груди прижимает. – В Палате мер и весов в Ленинграде, где мы жили, где работал ваш дедушка, – объясняет она, – мне все говорили: «Надежда Ивановна! Вавочка у вас просто как статуэтка!»

Мамочка смеётся и говорит:

– Девочки, вот вам вашакоробка – идите в детскую, примеряйте, радуйтесь, и ты, Мамочка, с ними, а я пока тут что-нибудь придумаю и позову.

В детской мы раскладываем на Ёлкиной атаманкевсё, что Папа нам привёз. Я никогда не видела столько красивых вещей. Вообще-то я никогда не обращала внимания на вещи, особенно на свои, – мне как-то это было неинтересно, и всё казалось одинаковым. Когда меня спрашивали: а какое на ней было платье? – я не могла ответить, не помнила. Потому что мне неинтересно, во что одет человек, а вот что он говорит, мне интересно! Я могу запомнить любое количество текста с одного раза, любое количество музыкального «текста», любой самый длинный разговор – не хочу, но запоминаю. А вот, во что одет человек, не помню – неинтересно. Кроме Мамочки – я знаю и могу подробно рассказать все её платья, туфли, бусы, шляпы, их немного, но они все очень красивые – я ни у кого таких не видела! А Бабушка говорит: ваша Мама украсит любое платье!

И сейчас я разглядываю все эти прекрасные платья, туфли, шёлковые рубашечки и удивляюсь: как я раньше могла не замечать вещи?А Ёлка как будто подслушала мои мысли и говорит:

– Никогда у нас не было таких красивых вещей! Никогда! Только до войны у меня были шёлковые трусики, но они были одноцветные!

Совсем недавно я случайно услышала, Бабушка сказала Мамочке:

– Вавочка, у Ниночки осталась только одна ночная рубашка! Это невозможно, когда воспаление лёгких, она в одной лежит, а другая сохнет. Я из своей ей рубашку перешью.

– Но у тебя одна ночная рубашка! – говорит Мама.

– Посплю пока в старом сарафане – он уже весь как сито, ходить в нём нельзя!

И совсем недавно у нас было только по одному платью.

Когда я очень удивляюсь, я забываю дышать, и сейчас я не дышу – в самом низу моей стопки лежат шёлковые трусики, они в каких-то чудных цветочках, цветных разводах – я даже представить себе не могла, что трусики могут быть прекрасными!Я начинаю дышать, быстро снимаю свои трусики и надеваю эти, прекрасные!Ёлка смотрит на меня, хмурится, потом тоже быстро снимает свои трусики и надевает подарочные – они у неё тоже прекрасные!

Бабушка хлопает в ладоши, прижимает руки к груди, она смеётся, но, как всегда, непонятно – она плачет или смеётся, хотя она, как и все мы, хохотушка.

– А ты почему не надеваешь? – спрашиваю у Анки.

– Я их поберегу! – объясняет Анночка.

– Для чего их беречь? – Ёлка делает кривую голову и тонкие глаза. – Смешно!

– Вот будет праздник – я их надену! – Она так спокойно и уверенно говорит, как взрослая.

– Мамочка! Девочки! – зовёт Мама из столовой.

Мы вбегаем в столовую. Между обеденным столом и Папиным «письменным» стоит Мамочка – я никогда не видела её такой прекрасной!

На ней большая белая, с волнистыми полями и чёрной лентой блестящая шляпа, она как будто сплетена из белых и немножко чёрных лент, моё любимое платье, на шее белые новые бусы, на руках новые длинные белые шёлковые перчатки с чёрными пуговками, левая рука согнута – на ней висит новая чёрная кожаная(так Бабушка сказала) сумка, на ногах новые замшевые туфли на блестящем каблуке, и весь носок у них как будто обсыпан конфетти! Все хлопают в ладоши, я тоже, но я ничего не могу сказать, хочу, но не могу – потому что я не могу найти слов, правильных слов, для моей любви и восхищения!

Мы ложимся спать. Я сижу в ночной рубашке на своей кровати и разглядываю трусики и брошку-пароход, они рядом на стуле. Не буду ложиться, если лягу, сразу засну, а мне ещё хочется всё вспомнить и посмотреть на свои трусики и пароход!

Взрослые часто говорят, что у них что-то не помещается в голове, у меня всегда в голове всё помещается! И сегодня Папка привёз такой замечательный сюрприз– он весь поместился у меня в голове, я сижу и всё вспоминаю.

Входит Бабушка, у неё мокрые глаза и руки прижаты к груди.

– Жоржик! – Она говорит очень серьёзно, ласково, и мне опять кажется, что ей трудно не плакать. – У меня лет тридцать не было таких красивых, удобных, мягких туфель! Большое вам спасибо! И они мне удивительно по ноге!

– Я рад, Надежда Ивановна. – Папа кивает головой и немножко смущается.

– Посмотри, Мышка, я думаю, тебе понравится! – И Папа что-то протягивает Маме.

Мама не просто охает, а прижимает «это» к лицу, и я вдруг вспоминаю: война, Свердловск, сорок третий год, лето, Мамин день рождения, Папин подарок, который дарит Ёлка, и что-то блестящее, прекрасное, лёгкое, жёлтое летит над столом – крепдешиновая косынка! И сейчас и тогда Мама прижимает «это» к лицу. Потом она ставит «это» на рояль, я вздрагиваю – Мамочка очень бережёт рояль. Мы все – нас трое и Бабушка – подходим к роялю и видим: на рояле стоят игрушечные, волшебные, маленькие-маленькие ярко-жёлтые босоножки.

– Это Мишке на следующее лето, – объясняет Папа.

– Правда, они похожи на сыроежки?! – У Мамы немножко хриплый голос.

Два радиоприёмника, большой и поменьше, пишущая машинка с русскими буквами и пишущая машинка с английскими буквами, машинка для точки карандашей, чемодан с «отрезами материалов»… Папа говорит:

– Мышка, только что открылось академическое ателье, может, ты сошьёшь себе там несколько платьев, а то ведь у тебя уже совсем ничего нет!

Мамочка открывает следующую коробку… а там шёлковые перчатки – длинные, короткие, белые, чёрные, жёлтые, коричневые, с полосками, с дырочками, с пуговками, с кнопками. Мама охает! И шёлковыечулки. Мама опять охает, а под чулками коробочка – Мамочка её открывает и говорит:

– Жоржик, милый, ну как ты догадался?!

В коробке бусы – это называется «бижутерия», – они все три одинаковые по форме, но разные по цвету – белые, нежно-голубые и нежно-зелёные.

Лучше всего – Мамочка между столами в Папиных сюрпризах и босоножки-сыроежки. Они стоят сейчас на рояле – это чудо,как Мишенькины пальчики и брошка-пароход!

Я думаю: на свете нет брошки лучше!

Потому что это па-ро-ход!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю