Текст книги "На рубеже веков"
Автор книги: Нина Гайкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Нина Гайкова
На рубеже веков
Часть первая. Призванные исцелять.
Cura te ipsum (Исцелися сам)
Глава первая. Эскулап не исцеляет.
«За отсутствием доктора, уехавшего с становым на охоту, больных принимают фельдшера: Кузьма Егоров и Глеб Глебыч… Кузьма Егоров, в ожидании, пока запишутся больные, сидит в приемной и пьет цикорный кофе. Глеб Глебыч, не умывавшийся и не чесавшийся со дня своего рождения, лежит грудью и животом на столе, сердится и записывает больных…». А после один из них ещё и надевает клеёнчатый фартук, словно трупы в морге препарировать собирается…
Так начинается один из ранних рассказов «Сельские эскулапы» известного всему миру русского писателя, который был ещё и земским врачом.
Маленький отрывок – а сколько сразу поводов для смеха «сквозь слёзы» – вернее, для размышления. И доктор, оставивший больных на двух полуграмотных фельдшеров, и их внешний вид, говорящий о человеческой деградации.
Прекрасная идея – земские врачи, призванные помогать тем, кто не может «десять рублей за визит платить». Только любую идею опошлить можно, если совести и профессионализма недостаёт. Если не поинтересоваться, как служение своё выполняют те, что клятву Гиппократа давали и жалование из казны получают. А куда подобные «намерения благие» приводят, все знают, конечно.
Вспоминаются невольно герои Н.В.Гоголя, которые считают, что дорогих лекарств выписывать незачем – потому что «простой» человек «и так выздоровеет» или «и так умрёт»…
Похожие «мысли» звучат и в рассказе «Хирургия»: «Господин Египетский, Александр Иваныч, в Петербурге лет семь жил… образованность… один костюм рублей сто стоит… да и то не ругался… А ты что за пава такая? Ништо тебе, не околеешь!».
Получается, что по сути «эксперимент» над людьми проводится – кто «выживет» после «лечения» содой, касторовым маслом и нашатырным спиртом, каплями, что «на полке стоят», после «консилиума» безграмотных фельдшеров – а уж тем более, после столь бесчеловечного удаления зуба. Кстати, удалял зуб тоже фельдшер с сигарой – потому что врач уехал. Начало обоих рассказов очень похоже…
И всё же название «Хирургия» отражает скорее всего лишь т.н. «мнимую серьёзность», да и звучит слово это из уст того самого горе-фельдшера. С тем же «успехом» зуб Вонмигласову мог и кузнец удалить…
А «Сельские эскулапы»?! «Эскулап» – так нередко медика с иронией называют. Но изначально – это имя языческого бога врачевания в Древнем Риме. Языческого – значит, обожествлённого идола…
«Чувствительно вам благодарен… Славный вы у нас целитель, Кузьма Егорыч! Лучше докторов всяких! Ей-богу! Сколько душ за вас богу молится! И-и-и!.. Страасть!» – говорит один из пациентов в финале.
Господа, вы это всерьёз?! Конечно, в земскую больницу пришли люди простые, без запросов. И «почитание» человека образованного у народа русского всегда словно «в крови» было. Да и «пациент» в переводе значит «терпеливый»…
Но всему же какой-то предел быть должен! Да и прочитав рассказ, невольно приходишь к выводу: все, к Глебу Глебовичу и Кузьме Егоровичу пришедшие – люди очень здоровые и пришли со всякой «мелочью» скорее – «из интереса» что ли. Если живы до сих пор…
Словно «обожествили» земских врачей и фельдшеров, не видя, что на самом деле творится…
Очень-очень печально, а не смешно. И не «в царском режиме», как во времена советской идеологии в школах говорили, дело. Разве не актуально во все времена то, что если нет совести, если нет знания дела и желания своё служение исполнять, то жизнь человеческая обесценивается.
Разумеется, не был таким сам автор приведённых здесь строк. А потому о других образах призванного исцелять врача поговорим в следующих главах.
Глава вторая. На посту погибший.
«Умирает, потому что пожертвовал собой… Какая потеря для науки! – сказал он с горечью. – Это, если всех нас сравнить с ним, был великий, необыкновенный человек! Какие дарования! Какие надежды он подавал нам всем! – продолжал Коростелев, ломая руки. – Господи боже мой, это был бы такой ученый, какого теперь с огнем не найдешь. Оська Дымов, Оська Дымов, что ты наделал!… А какая нравственная сила!… Добрая, чистая, любящая душа – не человек, а стекло! Служил науке и умер от науки…»
Странным на первый взгляд кажется «соседство» таких пронзительных слов о докторе и названия «Попрыгунья». Оно к легкомысленной, не видящей настоящего человека супруге его, в позднем «раскаянии» рыдающей и вовсе не о том «скорбящей» относится.
Сам же Осип Степанович Дымов – доктор, как принято говорить, «с большой буквы» – и человек «с большой буквы», конечно. «Служил науке и умер от науки…» – говорит об умершем один из коллег – но служил, наверное, прежде всего людям, от болезни, от смерти спасая. И умер, больного ребёнка из лап смерти вырывая, – погиб, как воин на посту…
Не самый большой и вроде бы без особых «психологических» сложностей рассказ. Правда, невольно множество вопросов возникает – почему такого замечательного врача и человека «соединяет» писатель с той, что настолько глупа, что словно не повзрослела – и «взрослеть» не желает; почему доктор без памяти влюбился в такую. А ещё, наконец, отчего именно в этом «окружении», в этом «контексте» доктор умирает?! Может, быть, оттого, что никогда понятым не будет, оттого, что станет после нелёгкой службы безропотно ехать в город за перчатками для любительского спектакля и терпеть измены супруги?! Ведь не «юнцом желторотым» в брак вступал…
Может быть, звучит упрёк окружающим за то, что такого человека слишком поздно «оценили». Возможно, обращён «немой» вопрос и к самому доктору – почему он вне своего служения словно становится «тенью» потерявших совесть «знаменитостей» и своей нравственно инфантильной супруги, к тому же явно, не готовой быть матерью…
Но то бесспорно, что создал А.П.Чехов образ настоящего, делу избранному служащего врача. Скромного героя, об истинных достоинствах которого читатель узнаёт в основном от других и после смерти главного героя.
А потому поводов для размышления тоже немало…
Глава третья. Как все или как немногие?!
Постараемся в этой главе собрать самые разные образы, чтобы после к главному подойти. А для этого перенесёмся в начало века двадцатого – в русскую деревню, где живут Соня и дядя Ваня, именем которого пьеса названа.
«Затягивает эта жизнь. Кругом тебя одни чудаки, сплошь одни чудаки; а поживешь с ними года два-три и мало-помалу сам, незаметно для себя, становишься чудаком. Неизбежная участь. (Закручивая свои длинные усы.) Ишь, громадные усы выросли… Глупые усы. Я стал чудаком, нянька… Поглупеть-то я еще не поглупел, бог милостив, мозги на своем месте, но чувства как-то притупились. Ничего я не хочу, ничего мне не нужно, никого я не люблю…».
Это упадническое настроение выражает в монологе своём Михаил Львович Астров – доктор…
Конечно, если надо оперировать истекающего кровью пациента, то и ему, и родным его безразлично, что говорит врач вне службы – лишь бы спас. Но перед нами прежде всего образ литературный, являющийся воплотителем той или иной идеи автора. А потому нет нужды говорить, что не может сам А.П.Чехов «разделять» подобные мысли и настроения.
Врач, в котором не осталось любви и сострадания, врач, на окружающих его людей свысока смотрящий…
Есть в мире особые «служения», где без любви просто нельзя. Врач призван исцелять – и если внимательно к слову сему приглядеться, значит – восстанавливать болезнью нарушенную «целостность». А земский доктор Астров, судя по всему, сам почти до самого основания «разрушен».
А после ещё и «загорается» он страстью к чужой жене – пусть далеко не нравственной, не скрывающей, что хотела бы иметь молодого мужа, а пожилой отставной профессор Серебряков – ради выгоды.
Конечно, никто не осудит за то, что не желает доктор назвать супругою давно влюблённую в него Соню, которую лишь уважает и которая стала бы прекрасной женою земского врача. Но нескрываемое желание, стремление встречаться тайком с замужней женщиной греховно изначально. Астров этого не понимает?! Скорее, понятия греха и добродетели куда-то «улетучились».
Образ, конечно, не главный – и пьесы А.П.Чехова не о «докторах», как многие рассказы, да и всё происходящее очень «банально». Только очень-очень грустно смотреть на такого человека – а на доктора – «вдвойне. Он сам не «исцелился»…
А вот ещё один образ в хорошо известном всем рассказе, созданном лишь несколькими годами раньше, – «Ионыч».
Наверное, Старцев мог с горечью произнести те же слова, что и Астров. И снова отражена в образе врача деградация человека, к тому же внешним образом дополняемая.
Кроме того, Старцев променял призвание, ради которого университет оканчивал, на служение «мамоне» и «радость» в том находит, поглаживая вечером хрустящие в кармане купюры…
Стоит вспомнить, наверное, про отношения к земскому доктору как человеку образованному – он изначально был где-то «на ступень выше» окружающих.
Так отчего же доктор, изначально приехавший нести своё служение, предпочёл «опуститься» и стать «своим» для тех, которых раздражают любые разговоры о «несъедобном»?!
А ради чего одинокому человеку столько «бумажек» и новый дом, он бы, наверное, сам ответить затруднился…
И «несостоявшаяся» любовь, женитьба – лишь часть, вернее, – логический финал всего произошедшего. Иначе, виноваты все и всё – Катерина Ивановна, её родители, всё окружение – только не сам Старцев. Так не бывает.
И потому снова возникает мысль о трагической банальности происходящего, в образе врача отражённой…
Перенесёмся ненадолго в век двадцатый – и вспомним образ врача Александра Зеленина из повести В.П.Аксёнова «Коллеги». Коренной ленинградец считает своим долгом поехать в глухую провинцию. Кстати, А.П.Чехова он и новые его коллеги тоже вспоминают – в квартире, для врача предназначенной, портрет великого писателя – неслучайно, конечно.
Какая интеллигентность, какое благородство молодого доктора во всём – и в переживании о том, что не смог охотника спасти, хоть вины доктора ни капли в том не было, и по отношению к окружающим людям, и в достойном отпоре хулиганам…
Оттого и собирается весь посёлок вокруг больницы, когда раненного бандитом Александра оперируют приехавшие в гости коллеги. И электричество, которое в полночь всегда отключали, в эту ночь ради операции не отключили.
Все эти, может быть, и не очень образованные люди, были лучше, честнее, умнее тех, что окружали Старцева – потому ль, что они «советские», или врач Александр Зеленин по той же «причине» лучше Старцева, как могли бы сказать лет сорок назад?!
Разумеется, нет – потому что всё, о чём говорится, вне времени – это, наверное, и доказывать никакой необходимости нет.
Всё дело именно в том, каким был добровольно проехавший нести своё служение людям доктор Александр Зеленин. Он и подобные ему способны исцелять…
Мы же вновь возвращаемся к героям А.П.Чехова – к рассказу «Цветы запоздалые».
Пришедший к заболевшему Егорушке известный доктор с «мужицкой» фамилией Топорков из «плебеев», как говорит о нём бывшая барыня – княгиня Приклонская. И в дом бывших господ своих входит Топорков как «хозяин жизни» – потому что меньше пяти рублей за визит и приём не берёт.
То, что сумел получить бывший слуга образование, «сколотить» состояние делает ему честь. Только…
«Шестьдесят тысяч просит… Известное дело! Жена женой, а деньги деньгами. Сами изволите знать… Я, говорит, жены не возьму без денег, потому она должна у меня всякие удовольствия получать… Чтоб свой капитал имела…
Сваха ходила по купеческим домам и щедрою рукою рассыпала докторские фотографии. Ходя из одного богатого дома в другой, она искала товара, которому могла бы порекомендовать «благородного» купца. Топорков не посылал ее специально к Приклонским. Он послал ее «куда хочешь». К своему браку, в котором он почувствовал необходимость, он относился безразлично: для него было решительно всё одно, куда бы ни пошла сваха… Ему нужны были… шестьдесят тысяч. Шестьдесят тысяч, не менее! Дом, который он собирался купить, не уступали ему дешевле этой суммы. Занять же эту сумму ему было негде, на рассрочку платежа не соглашались. Оставалось только одно: жениться на деньгах, что он и делал».
Господи, да неужели такое вообще возможно, чтобы таинство брака в торговую сделку превращалось?! «Жена женой, а деньги деньгами» – с кем же он жить собирался?! Как пред алтарём стоял и произносил слова, что соединяют супругов в Вечности?!
А после Топорков снова с ничего не выражающим лицом едет в дорогой карете на службу – вернее, «делать» новые деньги…
Рассказ считается неким «преддверием» драматургии века двадцатого – прежде всего, наверное, знаменитого «Вишнёвого сада» – княжеские роды разоряются, а люди «плебейского происхождения» хозяевами становятся. И относится великий А.П.Чехов – человек тоже рода не «княжеского» со страхом или настороженностью, с презрением, возможно – потому что нельзя «продавать» свою душу, продавать себя «в рабство» материальному благополучию. А эти «герои» именно таковы.
Вряд ли Топорков и ему подобные станут на свои средства строить музей, школу или больницу…
А для влюблённой в него Маруси жизнь вообще, можно сказать, останавливается – ведь так с «не подошедшей по размеру вещью» поступают…
И только неожиданное признание Маруси вдруг словно пелену с глаз доктора «срывает» – правда слишком поздно.
«Топорков искоса поглядел на десяти – и пятирублевки, которые валялись у него на столе, вспомнил барынь, от которых только что взял эти деньги, и покраснел… Неужели только для пятирублевок и барынь он прошел ту трудовую дорогу? Да, только для них…
Вспомнил Топорков свои семинарские «идеалы» и университетские мечты, и страшною, невылазною грязью показались ему эти кресла и диван, обитые дорогим бархатом, пол, устланный сплошным ковром, эти бра, эти трехсотрублевые часы!»
Он уже сделал то, к чему стремился – а дальше тупик – тупик, самим же «героем» созданный…
«На другой день Топорков сидел с ней в купе первого класса. Он вез ее в Южную Францию. Странный человек! Он знал, что нет надежды на выздоровление, знал отлично, как свои пять пальцев, но вез ее… Всю дорогу он постукивал, выслушивал, расспрашивал. Не хотел он верить своим знаниям и всеми силами старался выстукать и выслушать на ее груди хоть маленькую надежду!
Деньги, которые еще вчера он так усердно копил, в огромнейших дозах рассыпались теперь на пути».
Понял бы кое-что раньше, возможно, не было бы трагического финала.
«Он всё отдал бы теперь, если бы хоть в одном легком этой девушки не слышались проклятые хрипы! Ему и ей так хотелось жить! Для них взошло солнце, и они ожидали дня… Но не спасло солнце от мрака и… не цвести цветам поздней осенью!
Княжна Маруся умерла, не прожив в Южной Франции и трех дней…»
Безмерно жаль неизлечимо больную Марусю – не могли в то время чахотку победить. «… не спасло солнце от мрака и… не цвести цветам поздней осенью!» Да разве только в болезни дело?! А что бы вообще могло быть дальше?! Расторжение брака невозможно, если не совершено прелюбодеяние – а совершает сей смертный грех сам Топорков – и настаивать на «расторжении» может только та самая купчиха. И дом на её деньги куплен.
А несчастной, столько выстрадавшей Марусе какая судьба была бы уготована – только любовницы?
Всё поздно – и ничего уже не поделать. И никто, кроме погнавшегося за шестьюдесятью тысячами Топоркова, в том не виноват…
А после смерти возлюбленной доктор взял к себе в дом беспутного брата её. «Егорушкин подбородок напоминает ему подбородок Маруси, и за это позволяет он Егорушке прокучивать свои пятирублевки».
Абсурд полнейший – пристроил бы лучше к делу какому– нибудь! Сначала, никого и ничего кругом не видя, устремляется доктор к деньгам, а после, не глядя, расточает не известно на что заработанное ради памяти об утерянной по его же вине любви. И сколько так продолжаться сможет?! …
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
