Текст книги "Проблемы морфологии и словообразования"

Автор книги: Нина Арутюнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Подведем краткие итоги. Суффиксы могут выполнять в словообразовании различные функции. Они могут указывать на то, к какой части речи принадлежит образуемое слово. Они являются также показателями принадлежности слова к тому или иному лексико—се—мантическому разряду. Эти две функции являются классифицирующими. Суффиксы выражают также регулярное отношение между значением основы и семантикой образуемого слова. Они способны оказывать на значение основы квантифицирующее воздействие. Наряду с этими функциями суффиксы могут выражать различные оценочные значения, а также свидетельствовать о принадлежности слова к тому или иному речевому стилю. Все перечисленные функции могут либо совмещаться в одном суффиксе, либо действовать самостоятельно. Поэтому одни суффиксы обладают более сложной, другие более простой функциональной структурой. Преобладание тех или иных значений зависит от ряда обстоятельств, в частности от той части речи, которую образует данный суффикс и от той основы, к которой он присоединяется.

Литература

Ахманова 1957 – О. С. Ахманова. Очерки по общей и русской лексикологии. М.: Учпедгиз, 1957.

Богородицкий 1935 – В. А. Богородицкий. Общий курс русской грамматики. Казань, 1935.

Будагов 1952 – Р. А. Будагов. Некоторые вопросы теории словообразования в романских языках // Доклады и сообщения Ин—та языкознания АН СССР. Вып. 1. М., 1952.

Вольф 1954 – Е. М. Вольф. Устойчивые сочетания глаголов с существительными без предлога в современном испанском языке: Дис. … канд. филол. наук. М., 1954.

Илия 1955 – Л. И. Илия. Грамматика французского языка. М., 1955.

Левинтова 1958 – Э. И. Левинтова. Словопроизводство отглагольных прилагательных (из очерков по современному испанскому словообразованию) // Вестник МГУ. Историко—филологическая сер. 1958. № 2.

Левковская 1955 – К. А. Левковская. О специфике префиксации в системе словообразования // Вопросы грамматического строя. М.: Изд—во АН СССР, 1955.

Bybee 1988 – J. Bybee. Morphology as lexical organization // Theoretical morphology. London: Academic Press, 1988. Br0ndal 1943 – V. Br0ndal. Essais de linguistique genérale. Copenhague, 1943. de Diego 1951a – V. García de Diego. Gramática histórica española. Madrid, 1951. Dillet 1997–1998 – Montse Dillet. Derivación y diacronía // Estudi General. Vol. 17–18. Girona 1997–1998. Harris 1946 – Z. Harris. From morpheme to utterance // Language. 1946.Vol. 22. № 3.

Newman 1948 – S. Newman. English suffixation: a descriptive approach // Word. 1948. Vol. 4. № 4. Pichon 1942 – E. Pichón. Les principes de la suffixation en franjais. Paris, 1942. Pike 1954 – К. L. Pike. Language. Part I. California, 1954. Togeby 1951 – K. ^geby. Structure immanente de la langue franjaise.Copenhague, 1951.

Wartburg 1943 – W. F. Wartburg. Einführung in Problematik und Methodik der Sprachwissenschaft. Haale, 1943.

Сокращения источников

Calderón 1829 – Calderón de la Barca. Las comedias. Vol. 1–2. 1827–1829.

Alberti 1954 – R. Alberti. A la pintura. Buenos Aires, 1954.

Unamuno 1945 – M. de Unamuno. San Manuel Bueno, mártir y tres historias

más. Buenos Aires, 1945. Cervantes 1947 – Miguel de Cervantes Saaverda. El ingenioso hidalgo Don

Quijote de la Mancha. Buenos Aires, 1947.

Глава IV
ИНТЕРФИКСЫ

Испанские слова – существительные, прилагательные и глаголы, сократив формообразование, не стали от этого короче и не потеряли гибкость. Испанские полнозначные слова редко бывают односложны. Чем же компенсировал язык понесенные морфологические утраты? Упростив формообразование, он расширил зону словообразования. Язык сузил репертуар грамматических значений, но расширил зону лексической семантики. Развитие номинативных средств испанского языка в ущерб грамматическим, отчасти мотивировано широтой его территориального распространения. Число носителей испанского языка достигает 300 млн. человек. На нем говорят в 19 странах Латинской Америки, в Испании, в ее бывших африканских колониях – Марокко, Гвинеи, на Филиппинских островах, в некоторых штатах Северной Америки, примыкающих к Мексике. На всех этих территориях испанский язык находится в тесном взаимодействии с другой природой, укладом жизни, с другой культурой и культурными традициями, наконец, с другими языками – языками индейских аборигенов, а также с близко родственными романскими языками – португальским, каталанским, галисийским, провансальским, французским. Кроме того, язык Испании отличается диалектальным разнообразием. Говорящие на испанском языке обладают разным ухом и слухом, разными артикуляторными навыками, побуждающими их видоизменять произношение слов и интонацию высказываний. Все это в той или другой степени отражается на варьировании как формы, так и значения слов. Кроме того, испанская речь изобилует неологизмами – однодневками, часто образными, отвечающими языкотворческим порывам и прорывам говорящих и пишущих. В итоге, испанский язык стремится к лексическому изобилию и разнообразию, но в то же время старается соблюдать грамматическую строгость и единообразие.

Характерно, что испанский дискурс не слишком широко пользуется аббревиатурами, приемом столь распространенным в языках

Европы и Америки. Напротив, среди неологизмов, кроме богатой аффиксальной деривации и словосложения, распространено удлинение слова за счет разного рода «вставок» (инфиксов, эпентезы), удвоения суффиксов, сращения словосочетаний и субстантивации предложений.

Нельзя, впрочем, не отметить, что наряду с растяжением слова, наблюдается обратный процесс сокращения слова, в частности стяжение сложных образований, причем иногда путем исключения из их состава корневых морфем и сохранения завершающих слово слогов: telemática (telecomunicacion + informática), itañol (italiano + español), cantautor (cantante + autor), Aviateca (aviación guatemal– tеca), muñecolates (muñeca + chocolate), camivolar (caminar + volar), suntusosa (suntuosa + sosa), petrodólares (petróleo + dólares), etc. [Casado Velardo 1985: 56–57].

В обыденной речи особенно активно идет процесс редукции слова к первым двум слогам: peli (película), tele (televisión), compi (compañeros), disco (discoteca), boli (bolígrafo), etc. Ср. аналогичное явление в русской речи: маг (магнитофон), бад (бадмингтон) и др.

Итак, испанский язык, прежде всего, лексичен. Он постоянно озабочен созданием новообразований, сохранением архаизмов, варьированием уже существующих слов, а также словесными играми. Одним из откликов на зов лексикона можно считать расширение арсенала морфонемных элементов, занимающих промежуточное место между основой слова и суффиксом или флексией. Эти элементы не входят в систему регулярного аффиксального словообразования. Поэтому для их обозначения служит термин интерфикс, а не инфикс, который ассоциируется с названиями собственно дериватив—ных морфем – суффиксом, постфиксом и префиксом. Термин инфикс, впрочем, также используется в лингвистике. Он обычно применяется к семантическим «вставкам» в основу слова, то есть внутрь лексемы; например, рус. ндрав, страм, ср. лат. vici «я победил» и vi—n—co «я побеждаю». Ср. англ. бранные слова hipo—blоody– crite, fan—fuckin—tastic [Carthy 1952]. Об интерфиксах и инфиксах см. также: [Celdrán M. E. 1978: 447–460; Montes J. 1985: 181–189; Dressler 1984; Dressler 1986: 381–395; Яруллина—Тодорова 1998].

В отечественном языкознании применяется ряд терминов для обозначения морфонемных элементов, входящих в состав слова и выполняющих в нем соединительную функцию, но не закрепивших за собой четкого значения. Их называют субморфами, квазиморфами, факультативными морфами, пустыми морфами, эпентезой, конка—тенаторами, формантами, «структемами», вставками, «прокладками», соединительными морфемами (Verbindungsmorphemen в терминологии Н. С. Трубецкого). См. серию работ об интерфиксах Е. А. Земской [Земская 1964; Земская 1973: 113–136; Земская 2004: 117–142]. См. также [Яруллина—Тодорова 1998; Лопатин 1977: 53–57]. В русскую лингвистику, как отмечает А. А. Реформатский, термин интерфикс был введен А. М. Сухотиным [Реформатский 1967: 266].

В русистике термин интерфикс используется преимущественно для обозначения соединительных звуков – гласных и согласных: лес—о—степь, стал—е—вар, пол—у—круг, пят—и—этажный, суди—л—ище, жи—л—ец, пе—в—ец, африк—ан—ец и др. Соединительная морфа может соответствовать грамматическому показателю первого компонента сложения: дв—ух—этажный, перекат—и—поле, тр—ех—рублевый. В то же время она может быть нулевой: вольт—метр. Очень часто интерфикс вводится в слово по аналогии; ср. будущ—н—ость, настоящ—н—ость; ялт—ин—цы, чит—ин—цы. Об аналогии см. ниже. Во всех случаях интерфиксация способствует созданию единства или цельнооформленно—сти слова. Она, кроме того, «расширяет круг основ, от которых могут создаваться суффиксальные производные» [Земская 1973: 126]. Русский язык не пользуется интерфиксами для растяжения звуковой оболочки слова. Интерфикс в нем выполняет в основном функцию фонетической адаптации суффикса или флексии к словообразовательной основе и способствует созданию морфосемантических аналогов. Более того, для русского языка вообще не слишком характерно стремление к растяжению слов. Напротив, в определенных ситуациях он любит словесные «обрубки»; ср. имена действия, обычно пользующиеся двухсложными суффиксами– ение, – ание, и др.: выгул выгуливание, отлов отлавливание, запрет запрещение, выполз выползание, вывод выведение, развод разведение, визг визжание, дребез дребезжание и др. ср. также: навар, нарыв, наскок, наем, накал, обрыв, воз, навес, развес, отлет, лет, полет, налет, подвиг, подкоп, разбой, прибой, прыг—скок и пр., а также окказионализмы: выпендр, выклянч, вымет икры, вымуштр солдат, выпор детей и пр. [Земская 1996: 130–131].

Сопоставление суффиксальных образований с «лилипутами» свидетельствует о влиянии значения, стиля и контекстов употребления слова на его протяженность. Так, сокращение слова было характерно для постреволюционной поры.

Испанский язык, напротив, не любит нулевых словообразовательных элементов. Он избегает прямого присоединения флексии к основе другой части речи, например, глагольной флексии к именной основе. Иными словами, он не пользуется конверсией, то есть переключением слова из одной парадигмы в другую в словообразовательных целях. Классический испанский язык не экономен, и это отличает его от других европейских языков, в частности английского и французского, не обременяющих слово избыточными морфологическими и слоговыми элементами. Так, назализация привела во французском языке к сокращению слогового состава слова, в частности суффиксов; ср. – mente (лат. mentis) и – ment.

В современном испанском языке арсенал интерфиксов богат и разнообразен, причем их выбор, значение и применение не подчинены строгим правилам. Интерфиксы вариативны, непредсказуемы и… не всегда необходимы. Интерфиксы – это своего рода складки, оборки и вставки, делающие звуковой «наряд», или «облачение», слова более гармоничным и выразительным. Приведем наугад несколько примеров с разными интерфиксами: mach—ac—ón, acab—ad—or, camb—al—ache, habl—anch—ín, pap—arr—ucha, com—ed—ero, dent—ec—illo, blanqu—in—oso, joven—z—uelo, etc. Всего в испанском языке насчитывается около 100 интерфиксов, в том числе 30 глагольных. Последние всегда предшествуют окончаниям глаголов 1 спряжения, даже если основа принадлежит глаголу 2 или 3 спряжения: lam—isc—ar «облизывать» (от глагола lamer «лизать»), adorm—il—arse «задремать» (от глагола dormir «спать»), com—isc—ar «перекусывать, закусывать» (от глагола comer «есть»), mord—isc—ar «покусывать» (от глагола morder «кусать»), mull—isc—ar «разрыхлять, размягчать» (от глагала mullir «делать мягким»), corr—et—ear «бегать, резвиться» (от глагола correr «бежать»), etc. Интерфиксы в этом случае, усложняя основу, упрощают формообразование, унифицируя его по образцу 1–ого спряжения. Как показывают приведенные примеры интерфиксы могут придавать значению глагола градуирующие коннотации, указывать на фреквентативность или процессуальность действия.

По данным испанского Академического словаря 1992 г. в испанском языке имеется 250 разных комбинаций интерфиксов с суффиксами и глагольной флексией. Некоторые суффиксы (например, – ón) соединяются с 40 разными интерфиксами: mach—ac—ón, corp—ach—ón, mat—al—ón, gat—all—ón, vej—anc—ón, garg—anch—ón, lim—at—ón, grab—az—ón, tem—er—ón, beb—err—ón, com—il—ón, etc. Некоторые интерфиксы (например, – аг-) предшествуют 14 разным суффиксам: viv—ar—acho, espumar—ajo, sec—ar—al, hoj—ar—asca, fog—ar—ata, bot—ar—ate, lengu—ar—az, hum—ar—eda, pasm—ar—otе, etc. Эти сведения приведены в [Portolés 1988: 166].

На необходимость введения в испанскую дескриптивную морфологию категории интерфиксов обратил внимание Я. Малькиель [Malkiel 1957]. Основной аргумент Я. Малькиеля состоял в том, что во многих случаях в языке отсутствует исходная (промежуточная) форма, способная, прямо, не прибегая к посреднику, присоединять к себе суффикс; ср.: humo – *humar – hum—ar—eda «облако дыма», polvo – *polvar – polv—ar—eda «облако пыли». Однако, интерфиксы вводятся в слово и при возможности прямого соединения суффикса c основой. Так, нет препятствий для непосредственного примыкания суффикса к основе прилагательного grande «большой» (ср. grandor «размер, величина»). Однако, язык часто предпочитает ин—терфиксальные образования: grandote, grand—ill—ón, grand—ull—ón, grand—ul—ón «высокий человек, дылда, верзила»; ср. также largu—iruch—o, larg—uch—o «долговязый». Это наводит на мысль, что большая протяженность предмета может повести к интерфиксальному растяжению обозначающего его слова, как бы передавая этим движение взгляда вдоль объекта; ср. рус. длинный – длиннющий, широкий – широченный, толстый – толстущий, высокий – высоченный и др. Впрочем слова со значением малой протяженности также растягиваются; ср. малый – маленький – малюсенький, короткий – коротенький – коротюсенький. Этим маркируется эмоциональная реакция на воспринимаемый объект.

После выступления Я. Малькиеля тема интерфиксов стала предметом широкой дискуссии. Те испанисты, которые возражали против введения в морфологический анализ категории интерфиксов, предпочитали пользоваться понятием усложненных вариантов суффиксов (ср. – eg—oso, – isc—al, – arr—ón), служащих их фонетической адаптации к основе, в частности устраняющих хиат. Кроме того, указывалось, что не всегда в дериватах выделима исходная основа, соответствующая реально существующему суффиксальному слову; ср. tonto – *tontero – tont—ería, bobo – *bobero – bob—ería. Сторонники интерфиксации объясняли эти случаи действием аналогии, благодаря которой суффикс среднего звена словообразовательной «тройки» переносится во второй элемент словообразовательной «двойки». Тем самым, приведенные выше производные повторяли последовательность морфем в третьем члене рядов типа ganado – ganadero – ganad—er—ía. Ласаро Карретер предпочитает применять к деривации по аналогии термин estereotipía «стереотипическое словообразование», при котором к основе присоединяется не последовательность отдельных элементов, а целостный блок, объединяющий интерфикс и флексию, например, – izar, – ecer [Carreter 1980; Carreter 1997].

Между тем действие аналогии, или стереотипа, не всегда может объяснить случаи интерфиксации. Например, пара *humar – humareda, как отмечает Л. Портолес, лишена опоры на аналогичные образования [Portalés 1988: 154–155].

Много споров вызывали также случаи двойной суффиксации. Так, Я. Малькиель обособляет интерфикс – ar– в словах bail—ar—ín, danz—ar—ín, cant—ar—ín. Ласаро Карретер видит в этих словах стереотипное воспроизведение итальянской модели типа ballerino [Carreter 1997: 18]. Л. Портолес допускает случаи совместного действия интерфиксации и аналогии (стереотипа), в результате которого оказывается возможным присоединять суффикс к инфинитиву. Аналогия как бы отрывает окончание инфинитива от глагола и переносит его к суффиксу; ср.: saltar—ín и salt—arín. Однако такое совместное действие интерфиксации и аналогии не укрепилось в испанском языке и обычно предпочтение отдается интерфиксации; ср.: escup—it—ina («плевок» от escupir «плевать»), habl—anch—ín, habl—ant—ín («болтун» от hablar «разговаривать»), parl—ant—ín, parl—anch—ín («болтун» от parlar «болтать») и др.

В сущности интерфиксация и аналогия отвечают разным тенденциям в функционировании языка. Интерфиксация, хотя и способствует грамматической унификации глагольных парадигм, в целом ведет к морфологическому и лексическому варьированию, тогда как действие аналогии (стереотипизации) направлено на снятие, или ограничение, варьирования морфологических форм, то есть ведет к унификации структуры близких по значению лексических групп слов. Грамматическая унификация и лексическое варьирование отвечают некой общей закономерности развития испанского языка. Его грамматические формы устремлены к единообразию, а лексические – к разнообразию. Испанская грамматика считается с нормой, а лексика любит отстранять ее от себя. Территориальное разобщение не вызвало резкого расхождения грамматических форм, но способствовало лексико—семантическому обособлению региональных вариантов языка, которые вместе с тем в той или иной степени взаимодействуют друг с другом, умножая варьирование. Даже, казалось бы, устойчивые формы морфологической деривации, не оберегают слово от варьирования. В испанском словообразовании, как показывает феномен интерфиксации, аналогия действует гораздо менее активно, чем в грамматике.

Каков же статус интерфиксов в испанской морфологии? Нельзя не заметить, что обращение к понятию интерфиксов весьма запутало морфологические теории структуралистов, внеся в них разнобой и поставив под сомнение статус и определение основной единицы анализа – морфемы. Отечественные испанисты этого избежали, отстранившись от интерфиксации.

Интерфиксы лишены регулярной семантической и грамматической функции. В этом смысле они подобны фонеме. Их, поэтому, трудно отнести к категории морфем в структурном понимании этого термина. Я. Малькиель, обратившись к анализу интерфиксации, расширил понятие морфемы, подведя под него асемантические и грамматически неактивные элементы, выделимые в слове остаточным путем [Malkiel 1958: 185]. Точно так же те авторы, которые видят в морфеме не столько мельчайшую значимую единицу, сколько единицу, выделимую в составе слова «по узнаванию», как, например, М. Аронофф, причисляют интерфиксы к морфемам: «What is essential about a morpheme: not that it means, but rather that we be able to recognize it» [Aronoff 1981: 15]. Некоторые филологи (например, Л. Бауэр) относят интерфиксы к числу формативов – дистрибутивных сегментов, выделимых в ходе морфологического анализа слова, независимо от того, обладают ли они признаками морфов или нет [Bauer L. 1983: 16–21]. Одни авторы видят в интерфиксах морфонемный элемент, цель которого – гармонизировать звуковую оболочку слова. Другие приписывают интерфиксам грамматическую функцию. Так, суффикс —ón может присоединяться только к основам глаголов I спряжения (acus—ar – acus—ón, tap—ar – tap—ón). Присоединение этого суффикса к основам глаголов II или III спряжений происходит через посредство интерфикса: com—er – com—et—ón, beb—er – beb—err—ón, perd—er – perd—ig—ón, dorm—ir – dorm—il—ón. Интерфикс, таким образом, снимает запрет на сочетаемость суффикса —ón с основами глаголов II и III спряжений и тем самым осуществляет не столько фонетическую, сколько грамматическую гармонизацию глагольных парадигм. Этот же суффикс избегает присоединяться к существительным мужского рода. Запрет снимается включением в слово интерфикса; ср.: vuelo и vol—ant—ón.

Итак, введение в испанскую морфологию интерфиксов слегка пошатнуло ее строгие основания. В конечном счете, большинством авторов интерфикс был признан все же морфемой – минимальной узнаваемой единицей грамматического анализа [Portales 1988: 156–157].

Какие же признаки позволяют выделить интерфиксы в особый класс морфем?

К числу интерфиксов принято относить компоненты слова, удовлетворяющие следующим условиям: 1) Форма интерфикса не зависит от синтаксической функции слова, то есть интерфикс не влияет на синтаксические отношения и связи слова с другими лексическими единицами. 2) Интерфикс занимает позицию между основой слова и суффиксом или флексией. Поэтому в категорию интерфиксов не входят соединительные гласные (barb—i—rrubio), фонемы, отделяющие префикс от основы (en—s—anchar), фонемы, проникшие внутрь корня (dele—z—nable от delenar). 3) Интерфикс не несет на себе ударения, но может получать его в ходе глагольного спряжения: despach—urr—ar – despach —urro. 4) Не являются интерфиксами первые компоненты суффиксальных цепочек, возникающих при вторичной суффиксации: leche – lech—ero – lech—ería. 5) Не принято относить к интерфиксации действие аналогии, при которой в близкое по смыслу слово вводится целый звуковой блок; ср. аналогическое образование медицинских терминов: verb—orrea «многословие», bronc—orrea «слизистые выделения из горла», leuc—orrea «бели, мокрота», pi—orrea «нагноение» и др. 6) Не выделяют интерфиксы в заимствованных словах и латинизмах, переживших в испанском языке фонетическую эволюцию (так называемые palabras patrimoniales): cafetera (fr. cafetiere), tutear (fr. tutoyer), ferretero (cat. ferreter) «торговец скобяными изделиями», cervigón букв. «имеющий большой затылок», фиг. «упрямый» (lat. cervicus от cervus «олень»), в котором сегмент– ig– есть результат эволюции латинского этимона, etc. 7) Интерфикс, в отличие от суффиксов и префиксов, тяготеет не к основе слова, а к суффиксу или флексии, и, образовав с ними единый компонент, входит в состав слова: [hum(o)] + [ar + eda]. Это давало повод смешивать интерфиксы с цепочками суффиксов; ср. chico – chic—it—o – chic—it—ín.

Принято считать, что в отличие от суффиксов, которые выбираются основой, интерфиксы выбираются суффиксом или флексией. Испанский язык утратил способность образовывать глаголы путем прямого присоединения флексии к именным основам. Для образования глаголов используются интерфиксы, которые примыкают к флексии, образуя с ней единый блок: – ear, – ificar, – izar, – ecer. Если бы интерфиксы создавали единый блок с основой глаголов, это бы затрудняло непосредственное присоединение глагольной флексии, как это имеет место в словах с интерфиксальным посредником, типа churr—asc—ar, agu—az—ar, ar—ic—ar, tromp—ill—ar, com—isc—ar, mach—uc—ar и др. Такого рода образования, как уже отмечалось, переводят глаголы II и III спряжений в продуктивный класс глаголов I спряжения: adorm—il—arse, lam—isc—ar, com—isc—ar. Такие объединения отличны от вербальных суффиксов типа – ear, – ificar, – izar, – ecer, которые образуют целостный блок, способный присоединяться и к основе глагола, и к интерфиксам: llor—iqu—ear, ol—isqu—ear, atont—ol—in—ar, chisp—orr—ot– ear [Portolés 160].

Теперь перечислим те функции, которые выполняют в испанском языке интерфиксы:

1. Интерфиксы исключают хиат: ruso—n—iano (от Rousseau). В испанском языке не используется форма rus—i—ano, которая больше бы соответствовала принятой норме (ср. Lorca – lorquiano), так как в этом случае могла бы возникнуть ассоциация не с Rousseau, а с ruso «русский».

2. Интерфиксы препятствуют возникновению омонимов: ср. llamada «зов, призыв» (от llamar «звать») и llamarada (от llama «пламя, огонь») «вспышка пламени», manada «горсть, пригоршня», man—ot—ada «удар рукой».

3. Интерфиксы сохраняют вспомогательный акцент на корневой морфеме, препятствуя ее варьированию, в частности дифтонгизации, которая бы мешала узнаванию корня: tierno – tiern—ec—illo.

4. Интерфикс снимает фонетические препятствия для суффиксации: lengu—a – *lengu—udo – lengu—ar—udo.

5. Интерфикс вносит в слова новые значения и коннотации: enamorarse – enamor—isc—arse, chup—ón – chup—et—ón, trag—ón – trag—all—ón, mam—ón – mam—ar—ón – mamant—ón, mam—ar – mam—uj—ar – mam—alón – mam—ant—ear, bes—ar – bes—uqu—ear, llor—ar – llor—equ—ear, morder – mord—is—que—ar, pis—ar – pis—ot—ear, ner—vo – nerv—ad—ura, bot—ón – boton—ad—ura, cuern—o – corn—ad—ura, estac—o – estac—ad—ura.

Эти значения не столь ясны и определенны, как значения суффиксов, поскольку, как отмечалось, интерфикс непосредственно взаимодействует не с основой слова, в которой сосредоточено лексическое значение, а с суффиксом или флексией. В некотором роде интерфиксы подобны фонеме: они не выражают регулярных отношений между означающим и означаемым. Тем не менее, интерфиксы делают некоторый вклад в семантику слова, наделяя ее фреквен—тативными и оценочными (обычно отрицательными) коннотациями, а также эначением эвфемизации. Поэтому интерфиксальные слова отдают предпочтение предикатной позиции, а, выполняя субъектную функцию, придают ей субъективные коннотации. Испанская семантика не склонна ограничивать употребление слов чисто информативной целью, достаточной для того, чтобы emiliarse, то есть обмениваться сообщениями по e—mail'y.

6. Наконец, интерфиксы препятствуют укорачиванию слов, превращению их в неавтономные компоненты высказывания. Х. Порта—лес, вслед за Малькиелем, считает, что обилие интерфиксов отвечает склонности испанской речи к растяжению слова ради сохранения второстепенного пропарокситонического ударения (acento esdrú– juk)). Тем самым интерфикс, будучи сам неударным, способствует сохранению второстепенного ударения на основе слова, позволяя тем самым ее идентифицировать. Тенденция к развитию пропарок—ситонического ударения заметна также в экспрессивной лексике; ср. titiritar «дрожать». Я. Малькиель отмечал неприязнь испанского языка к односложности полнозначных слов, особенно прилагательных. Он объяснял удлинение имен тем, что «пропарокситоническое ударение стало для испаноговорящих столь привлекательным, что они все чаще вставляют в слова незначимые слоги, чтобы подвести их звучание под излюбленную модель (as if to squeeze them into their favorite mould» [Malkiel: 355]. Испанская речь отдает предпочтение певучей, а не рубленой, интонации. Испанская интонация, особенно эмоциональная, нуждается в протяженности. Слово—знак растягивается в слово—высказывание.

Подчеркнем еще раз, что в испанском языке тенденция к максимализации слова отличает его от некоторых других европейских языков, в частности английского и французского, в которых, скорее, заметна склонность к «уплотнению» лексем.