Текст книги "Падение, или Додж в Аду. Книга вторая"

Автор книги: Нил Стивенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Примерно на расстоянии полета стрелы в озеро слева вдавалась длинная песчаная коса, соединяющая невидимый отсюда берег с невысоким каменистым островком. На островке росли несколько больших деревьев – вероятно, из семечек, некогда занесенных птицами. Одно из них было целиком объято пламенем, другое переломилось на высоте человеческих плеч – верхушка, зацепившаяся за щепки толщиной в руку, склонилась к воде.

Пламя горящего дерева казалось бледным и слабым в сравнении с тем, что творилось рядом. Небо над островом было черно, кое-где проглядывали звезды, а справа розовела полоска занимающейся зари.

Раздался звон стали о сталь, потом крик. Лучезарная молния описала дугу, оставив в глазах Прим метеорный след, и ударила вниз, но ее остановило более темное препятствие; оно как будто вобрало в себя ее энергию и взметнулось, словно наделенное собственной волей. Свет на мгновение заслонил темный силуэт: кроме рук и ног, как у обычной души, у него были крылья.

Теперь стало понятно, отчего остановился Лом: они вышли к месту боя, в котором участвовал по меньшей мере один ангел. Разумнее всего было оставаться на месте. Прим тем не менее обошла Лома и двинулась вперед. За лязгом оружия она услышала, как Мард кричит ей остановиться, но не послушалась. Теперь она уже различала, что противник ангела – Бурр. Он был вооружен не мечом, а длинным копьем, которым отражал ангельский меч, и при каждом удобном случае старался поразить врага острым наконечником или тяжелым окованным концом древка.

Прим вышла из пещеры. Холодная вода залилась в башмаки. Справа вздымались высокие обрывы серого камня, изрезанные устьями пещер. Левый берег, песчаный, изгибался и переходил в косу. Прим направилась туда – сперва быстрым шагом, затем перешла на бег – крики и тяжелое дыхание Бурра внушали опасения, что долго он против ангела не продержится.

Однако выбраться на косу Прим не успела – другая душа метнулась преградить ей путь. Эта душа тоже светилась, но совсем не так ярко, как ангельский меч, и высотой была всего около фута – отчасти и потому, что ноги у нее ниже колен заканчивались обрубками. Однако этот недостаток она более чем восполняла крыльями и порхала с ловкостью и проворством, о каких Корвусу не приходилось и мечтать. Другими словами, это была та самая душа, что нашла их в темной трещине под Вопросом и провела в это неведомое место.

– Не надо, – обратилась она к Прим. – Не применяй свою способность здесь и сейчас, не то Эл узнает, что ты вступила на Землю, и его лучезарные ангелы низвергнутся на нас тысячами.

Прим отчасти хотелось спросить, что проку в способности, если ее нельзя применять, однако сейчас, когда она остановилась, ее отвлекло странное ощущение, передающееся подошвам от земли.

Это были как будто слабые толчки, но они повторялись все чаще и чаще, и то, что земля содрогалась, говорило об исполинской мощи. Поединок на время прекратился – враги, разойдясь в стороны, переводили дыхание. От ангельского меча по озеру пролегла к Прим сияющая дорожка, как от закатного солнца. Рябь на воде тоже подрагивала от толчков.

Фея на земле не стояла и оттого позже заметила толчки – может, увидела дрожание ряби или услышала хруст ломаемых веток из леса на берегу озера. Она несколько раз взмахнула крыльями и взмыла на высоту, словно оглядывая местность, затем круто пошла вниз, к лесу. Перед деревьями она зависла в воздухе, развернулась и вновь полетела к началу косы. Свет ее стал ярче. Прим поняла, что она разом освещает дорогу и служит путеводной звездой тому, кто идет через лес, сотрясая землю при каждом шаге.

Тень Прим на земле резко метнулась в сторону от движения ангельского меча. Она обернулась к острову и увидела, что ангел поднимается с колен и расправляет крылья. Он ощутил то же, что Прим, и смотрел в сторону леса.

На берегу упало деревце – это было четко видно в исходящем от феи свете.

Через мгновение из леса вышла Эдда. Она не то что бежала, просто шла быстро, и каждый ее шаг сотрясал землю и колыхал воду. Эдда стремительно пересекла пляж и двинулась по косе к островку.

Прим ожидала увидеть холм-великан или по меньшей мере исполинского дикого зверя из тех, какими Весна населила северные леса. Она могла объяснить себе появление Эдды, но невольно глядела на ангела, гадая, как это воспринял он. Знают ли ангелы про великанов, дикие души, говорящих воронов и фей? Рассказывают ли им о таком в какой-нибудь ангельской академии? Всезнающи ли они? Или Эл таит от них знания о подобных существах?

На середине косы путь Эдде преграждало молодое дерево. Она уперлась плечом, выворотила дерево с корнем и отбросила в озеро. Ангел, видя это, расправил крылья и напружинил колени, готовясь взлететь.

Однако Бурр рассудил иначе. Мощным взмахом копья он отсек ангелу правое крыло; оно упало, источая ауру. Через мгновение рядом упало второе.

Ангел зашатался и на сей раз еле сумел поднять меч. Эдда уже вступила на остров. Хотя рядом был враг, только что нанесший ему страшные удары, ангел повернулся к безоружной женщине, идущей прямо на него, и занес над головой меч.

Бурр одним движением рассек обе его руки между запястьями и локтями. Меч со звоном упал на камни и скатился в озеро, но не погас, а светился теперь под водой.

Эдда раскинула руки, и ее длинный плащ раскрылся, словно темные крылья. Не замедляя шага, она всем телом надвинулась на ангела и заключила его в объятия, полностью закрыв плащом.

К тому времени, как Прим добежала по косе до острова, от ангела не осталось и следа. Эдда стояла здесь, ничуть не изменившаяся.

– Добро пожаловать на Затерянное озеро, – сказала она. – Ты наверняка хочешь пить.

Бурр сидел на корточках, упершись локтями в колени и закрыв лицо, не в силах двинуться от усталости. Рядом, едва различимое в розовом свете северной зари, лежало копье с древком из дыма.

– Вы его, похоже, нашли, – заметил Лин, услышав от Эдды название озера.

Фергуулу шутка Лина не понравилась.

– А вы, похоже, вынырнули из волшебной дыры в скале. Легко, да?

Раздались шаги, затем треск – это Бурр вышел из леса и бросил на землю охапку хвороста – мертвых сучьев, собранных тихо без топора и колуна.

– Нет, – признал Лин. – Нелегко.

– Однажды, – сказала Плетея, – когда все это закончится, я соединю ваши приключения на Вопросе с нашими в Заплутанье в одну песнь, и уверена: в обеих частях будет близкое число строф.

Восточноотщепский отряд как-то залучил к себе фею, к которой они обращались Маб. Такое существо упоминалось в некоторых вариантах легенды об Адаме и Еве, и если это была та самая Маб, то найти ее и привлечь к Подвигу было не менее удивительным и опасным приключением, чем те, что выпали на долю их товарищей. Где-то по пути они еще и раздобыли волшебное копье с древком на вид будто из черного дыма, неуязвимое для ангельских мечей. И откуда оно только взялось?

Мало того, они пересекли весь Озерный край от Восточного Отщепа до Затерянного озера. Прим знала про Заплутанье только то, что соваться туда неразумно, поскольку оттуда многие не возвращаются. Те, кто все же добирался до холодных портов на берегу Пролета, рассказывали не о диких зверях и разбойниках – хотя они там тоже водятся, – но о бесконечном лабиринте озер, связанных стоячими протоками, которые вьются среди топкой грязи. Заплутанье. Дичи и рыбы там вдоволь, пресная вода повсюду, так что опытный путешественник может жить там бесконечно долго – только выбраться не может.

– Большинство идут туда с мыслью о возвращении, – сказал Фергуул. – Ваши друзья – первые на моей памяти, кто хотел идти все глубже и глубже, и это представляло трудности, к которым я оказался не подготовлен.

Он покосился на Эдду, затем выразительно глянул на то место перед устьем пещеры, куда они вытащили каноэ. Разумеется, Эдду бы такая хрупкая лодочка не выдержала. Наверное, она как-то шла по суше и успела к Затерянному озеру как раз вовремя.

– А Маб вам помогала? – спросила Прим. – Мы бы без нее дороги не нашли.

– Мы с ней встретились совсем недавно, – ответил Фергуул. – Она обитает здесь.

Он через плечо обернулся к Затерянному озеру. Солнце встало час назад, и они рискнули зажечь костер – в устье пещеры, чтобы укрыться в случае нового нападения.

Хвощ сбросила одежду и нырнула в озеро за ангельским мечом – он воткнулся в каменистое дно, как дротик. Ослепленная его сиянием, она выплыла на поверхность с закрытыми глазами и рукоятью вперед протянула меч Марду – тот нашел на месте поединка темные ножны. Убранный в них меч был теперь прислонен к ближайшему валуну. Хвощ, дрожа всем телом, сидела рядом с ним у стены пещеры, куталась в одеяло и пила из кружки сваренный Эддой бульон. Ее всегдашняя нетерпеливая резкость, граничащая с заносчивостью, совершенно исчезла. Проход через хаос, поединок Бурра с ангелом, вмешательство феи и великанши, дымовое копье и выкованный Делатором меч – такие чудеса она тщетно искала с тех пор, как нечто столь же сказочное возникло из моря и отняло у нее близких. Она прошла на волосок от двенадцати смертей и получила желаемое.

– Ангел был исключительно храбр, или беспечен, или плохо осведомлен, – сказала Эдда. – Слугам Эла лучше не приближаться к этому месту.

У Прим мороз пробежал по коже.

– Почему? – спросила она и повернулась к Плетее. – Что тут такого для них опасного?

– Ты, – ответила Плетея.

Никому из пришедших с Вопроса не хотелось карабкаться на скалы. Впрочем, отдохнув у входа в пещеру, утолив жажду чистейшей озерной водой, а голод – провиантом, который Фергуул и его спутники привезли на каноэ, они все-таки взобрались на обрыв серого камня, образующий крутой южный берег Затерянного озера. Здесь росли темные хвойные деревья, какие они видели, проходя на «Бочонке» меж северных осколов, и лиственные, привычные жителям Каллы – по большей части зеленые, но уже тронутые осенним пламенем ближе к верхушкам. Желтые и красные листья лежали на земле пятнами яркой краски; их прелый запах трогал Прим сильнее любой книги или песни.

Усталые мышцы еще не успели слишком сильно заныть, как подъем закончился. Они выбрались на вершину обрыва. К северу лежали Затерянное озеро и Заплутанье, которое, согласно карте, тянулось до северного края Земли. Многоцветье лесистых холмов и синие озера в низинах радовали глаз, но путешественники уже наслушались об этих краях от товарищей и недолго любовались видом. Затем они повернулись спиной к Заплутанью и глянули на юг.

На какое-то время их взгляды и мысли приковали грозовые тучи, занимавшие почти всю южную половину неба. В этой части мира нет горизонта, ибо граница между небом и Землей скрыта за серой завесой дождя и окутана туманами, в которых вспыхивают зарницы и сверкают изломанные вспышки молний. Нижняя поверхность Грозовья была плоской, хотя там и тут круговращение туч свивалось в воронку, которая медленно и неумолимо тянулась вниз. Достигнув земли, облачные воронки какое-то время рыскали по ней, словно свиньи в темноте, затем постепенно истончались и пропадали. Само Грозовье беспрестанно клубилось, как облако на ветру, черно-серебристое, прорезанное длинными горизонтальными молниями, при виде которых нельзя было не вспомнить ангельский меч. А над его вершиной – по легенде, она была вровень со Дворцом Эла в сотнях лиг к югу – тянулся длинный рог, как у наковальни. Ливни, способные затопить любой город на Земле, низвергались с верхнего яруса облаков и, не достигнув земли, поглощались нижними слоями туч.

Уроженцы Каллы, а равно Хвощ и Кверк читали о Грозовье всю жизнь, но видели его впервые. Некоторое время они ничего не могли делать, только упивались этим зрелищем, как прежде – озерной водой. Однако какое-то время спустя они все же поглядели вниз.

Будь сплетение гор под ними деревом со старыми кривыми корнями и будь эти корни каменными и тянись дальше или ближе от дерева, то самым длинным, по крайней мере на северной стороне, был бы тот, что уходил под землю на самом берегу озера. На этом-то частично полом корне они и стояли. Даже без объяснений Лома (на которые тот пока не нашел времени) все, кто спустился в трещину на Вопросе и вышел здесь, понимали, что Плутон в начале Первой эпохи исследовал недра и соединил их дорогами хаоса, чтобы легко перемещаться из одной части Земли в другую, не утомляя себя долгими путешествиями через лежащие между ними края. Мало кто мог пройти этими путями и не затеряться в неведомом, но Лом отыскал начало дороги, а Маб благополучно вывела их сюда.

Припасы и снаряжение выгрузили из каноэ на берегу озера. Среди вещей довольно много места занимала одежда; те, кто пришел с Вопроса, были одеты легко, так что просто натянули ее на себя. Остальное разложили по заплечным мешкам и узлам, которые можно было нести на шесте по двое.

Лом хотел исследовать входы других пещер поблизости, но Корвус буквально ощетинился всеми перьями.

– Это займет вечность, – сказал он. – Маб заверила, что они не ведут, куда нам нужно. Теперь ты знаешь, где это место, – можешь вернуться сюда позже, когда мы спасем мир, и заниматься изысканиями, сколько душе угодно.

– Если наша цель – спасти мир, то я впервые об этом слышу, – заметил Фергуул.

– Да, – подхватил Лин. – Ты мог бы упомянуть это раньше.

– Да бросьте! – воскликнула Хвощ. – С самого начала было очевидно.

– Иногда я выражаюсь немногословно, – сказал Корвус, – чтобы наши советы не длились вечно. Если выражение «спасти мир» вам не нравится, я могу изложить пространнее. Пользы от этого не будет. Сейчас Земля оставляет желать лучшего, и любой, видевший то, что за последнее время видели мы, с этим согласится. Даже если вы не можете указать точно, что не так, вы чувствуете – настоящий бог устроил бы все иначе. Сам собой мир не исправится. Вероятно, потому-то меня и отправили сюда из иного уровня бытия. Начат процесс, который я намерен довести до конца. Прекращайте спорить.

– А что именно значит «довести до конца»? – спросил Лин самым вкрадчивым тоном, показывая, что вовсе не спорит.

– Не знаю, – сознался Корвус, – но думаю, мы все порадуемся, что Фергуул благоразумно прихватил теплую одежду. Наш путь лежит на юг в Область Бурь.

– Ты хочешь сказать, мы идем к Твердыне, – уточнила Прим. – Мы должны пробиться сквозь бури и проникнуть в Твердыню.

– Если она стоит на своем месте с падения старых богов, – буркнул Корвус.

– Совсем недавно мы все сидели и слушали – очень терпеливо, добавлю, – песню, в которой Плетея расписывала, как вся Твердыня окована волшебными цепями и всем таким.

– Да и вообще, к ней нельзя подобраться, – вставила Плетея. – Экспедиция лорда Страната не смогла увидеть ее даже издали.

– Согласно единственному уцелевшему участнику, да! – признал Корвус. – Но он струсил и дал деру, когда молниевые медведи выскочили из засады. Меньше чем на полпути к Пропасти, с края которой, согласно Темному кодексу, впервые можно заглянуть во внутренние сплетения Узла.

– Темный кодекс ослепляет любого человека, который попытается его прочесть! – возмутилась Плетея.

– Нужно поставить зеркало и читать задом наперед, – вставила Эдда.

– Надо же!

– И я не человек, – присовокупил Корвус. – Послушайте, нам надо туда – в этом самый смысл Подвига, – и в сравнении с лордом Странатом у нас много преимуществ. Мы не станем связываться с молниевыми медведями, а опасность вихревых духов сильно преувеличена.

– Я о них никогда не слышала, – сказала Плетея.

У нее за спиной Лин и Мард обменялись торжествующими взглядами.

– Тогда чем меньше о них говорить, тем лучше. Идти к Твердыне? Наш путь лежит на юг, теперь по дневной поверхности. Бросить Подвиг? К вашим услугам вполне исправные каноэ.

– И перед вами все Заплутанье, – хмыкнул Лин, обращаясь к Марду.

– Я могу его пересечь, – напомнил Фергуул, – как недавно доказал. И собираюсь пересечь снова. Все, кто желает, могут отправиться со мной.

Все уставились на него. Через некоторое время он пожал плечами.

– Такие, как Плетея, знают о лорде Странате и поют о нем песни лишь потому, что один его спутник «струсил и дал деру», когда счел это разумным. Для меня как раз настало это время. Вы сумасшедшие. Я навидался ангелов и тому подобного на всю оставшуюся жизнь. Доброй дороги, а если выберетесь отсюда, сделайте милость, навестите меня в Восточном Отщепе и спойте мне свои песни.

Больше никто в Заплутанье отправиться не захотел. Так что они проводили Фергуула – он греб, стоя на корме каноэ, – и двинулись на юг. Впереди были бури и горные хребты, но теперь путешественники знали, куда идти.

53

– Когда Эл явился во славе и вышвырнул вон Ждода, и весь Пантеон, и все верные ему души, они ударились о Небосвод и зажгли на его черноте алые огни, – сказала Плетея. – Не желая, чтобы Эл и другие земные души видели их унижение всякую ночь, как на востоке восходит Алая Паутина, Ждод задернул ее покровом дыма и пара. Что происходит за этим покровом – для нас тайна.

Походный костер прогорел, лишь красные уголья светились в ночи. Плетея хотела поэтически противопоставить их Алой Паутине, которая в эти самые мгновения появилась на востоке – ненадолго, ибо скоро должна была скрыться за вечными грозовыми тучами на юге.

Кверк, Мард и Лин, угадав, к чему клонит Плетея, переводили взгляд с догорающего костра на созвездие. Однако для Прим и то и другое было одинаково четким – словно молнии, вспыхивающие в грозовых тучах. Впрочем, свои соображения она оставила при себе.

Мард покосился на нее – возможно, вспомнил неловкий разговор на Вопросе. Прим сделала вид, будто не замечает, и Мард вгляделся пристальнее. Тут лагерь на мгновение озарила бело-голубая молния. Прим глянула на Марда, и тот быстро отвел взгляд.

Кверк поддалась на уловку Плетеи.

– Я выросла в южной пустыне и слышала такие истории и песни, – сказала она, – но многие над ними смеялись, называя их суевериями обмороженных северян.

– В одно из этих суеверий ты скоро войдешь, – ответила Плетея. – Некоторые зовут его Безумием Весны.

– Мне как-то попалось это сочетание в книге, которую я переписывала, – сказала Кверк. – Я запомнила его из-за странности, но больше я ничего про него не знаю.

– Название и впрямь странное, – согласилась Плетея. – Я расскажу вам о нем завтра, когда туда войдем.

– Думаю, мы уже туда вступили, – заметил Мард. – Когда я собирал хворост, одно дерево точно пыталось меня убить – и белка его подговаривала.

– Если я сейчас запою, то разбужу остальных, – сказала Плетея, выказывая непривычную заботу о любителях тишины и покоя. – Завтра. Главное, что надо знать: опасайтесь всего живого.

– Это песня из тех, что начинаются с середины, – сказала Плетея на следующее утро.

Они шли хорошим маршевым темпом; в случае Корвуса это означало темп полета, при котором он мог и разведывать дорогу впереди, и приглядывать за опасностями в воздухе. Корвус считал: ничто на Земле, за исключением батальона ангелов, не посмеет на них напасть, и все равно нервничал. Конец его нынешним тревогам могло положить лишь вступление в Грозовье, где нервничать надо будет уже по другим причинам.

Где-то между Восточным Отщепом и Затерянным озером Плетея обновила свой набор музыкальных инструментов. На первом этапе пути, от дома Калладонов до Западного Отщепа, у нее были при себе две флейты и арфа, требующая бесконечной настройки. Теперь их место заняло нечто под названием «дорожный орган». Впрочем, думать о нем как об одном инструменте значило бы недооценивать его сложность. Он состоял из нескольких частей, изготовленных, судя по виду, в разные исторические эпохи мастерами, державшимися противоположных взглядов на то, что они создают.

После завтрака Плетея начала прилаживать части одну к другой и проверять, как они работают. Мард и Лин заранее мрачно переглядывались. Даже Прим, любившая слушать Плетею, вышла в путь с некоторым страхом перед масштабами и длительностью готовящегося увеселения. Однако, когда Плетея заиграла бодрые маршевые песенки, Прим решила, что они прекрасно соответствуют духу места и ничуть не утомляют.

Путники шли вверх, и чем дальше, тем больше было хвойных деревьев и меньше лиственных. Они сейчас стояли в осеннем великолепии, ветки еще не успели оголиться, а палая листва под ногами – багряная, красная, желтая и рыжая – побуреть. Идя целый день через такое буйство красок, скоро перестаешь замечать его, но лиственные рощи попадались все реже, и когда, перевалив или обогнув холм, они видели такую рощу, то заново дивились и радовались ее красоте. Листья взывали к Прим каким-то непонятным для нее образом, она часто поднимала их с земли, разглядывала переходы цвета и рисунок жилок, ветвящихся, словно молния в грозовой туче. Импровизации Плетеи звучали в лад гипнотическому настроению. Настолько, что Прим вздрогнула от неожиданности – почти от обиды, – когда Плетея заговорила:

– Будь вы из первых слушателей этой песни, вы бы уже знали начало. А именно, что превращение Твердыни в окованную темницу для Ждода эхом прокатилось по всей Земле. Ульдармы добывали железо там, где Плутон счел нужным разместить руды, автохтоны разыскивали в необжитых краях холмов-великанов, чтобы приставить их к кузнечным горнам, ловили и обращали в рабство больших животных для перевозки тяжестей. Длилось это недолго – года, наверное, три, но так или иначе коснулось всех концов Земли. Так об этом услышала Весна. Сперва она не знала, для чего все делается, только что это затрагивает ее творения. Выращенные ею деревья рубили на телеги для руды, зверей, которых она создала свободными, заставили трудиться под бичами погонщиков-ульдармов. Весна в то время была в удаленной части Вопроса – пыталась создать растения и животных, способных обитать в тамошнем засушливом климате. Оттуда она двинулась к середине Земли: путь ей указывали колеи, оставленные караванами с рудой, следы холмов-великанов, бескрайние вырубки. К тому времени, как Весна вступила в Область Бурь, Эл уже завершил свои труды и выбросил ключ в Пропасть. И он, и его ангелы, и автохтоны давно покинули это место. Ульдармы маршировали длинными колоннами туда, откуда их пригнали. Холмы-великаны, освобожденные из кабалы, бродили без всякой цели. Ненужных теперь вьючных животных просто отпустили в суровом краю, где им трудно было найти пропитание. К тому времени Весна уже поняла, что Ждод посещал Землю, и не один раз, а много, и бродил в разных обличьях, тщетно ее разыскивая.

Земля содрогалась у них под ногами, и не только от шагов Эдды, к которым путешественники уже привыкли. Из-за рассказа Плетеи многие были склонны рассматривать это как приближение серьезной опасности. Маб испуганно трепетала. Затем их ушей достиг долгий раскат, и они поняли, что подошли близко к Грозовью и теперь не только видят молнии, но и слышат гром. Бурр, взявшийся было за дымовое древко второй рукой, вновь оперся на копье, как на палку.

– Привыкайте, – посоветовал Корвус.

Лин, оправившись от недолгого испуга, вернулся к теме, затронутой в рассказе Плетеи.

– Немудрено, что Вопрос – все такая же вонючая дыра, – произнес он.

– Можно сказать, забытое богом место, – подхватил Мард.

– Богами, во множественном. – Кверк покосилась на Лома. – Не забывайте, Плутон тоже его забросил.

– Возможно, мы еще пожалеем, что Весна трудилась в этих краях усерднее, чем на Вопросе, – объявила Эдда. Не то чтобы угрожая. Просто отмечая.

Прим поймала на себе взгляд Корвуса.

– Да, – ответил он. – Возможно, придется убивать.

Бурр, Мард и Лин тронули свое оружие. Ангельский меч Бурр забрал себе, но не вытаскивал из ножен больше чем на палец, чтобы не ослепить товарищей. Он только похлопал по рукояти. Но Прим знала, что Корвус обращается к ней.

Хвощ знала, где ее абордажная сабля и кортик, поэтому держала руки скрещенными на груди. Она разглядывала дерево на вершине ближнего холма, черное и голое. По лишенному коры стволу вился обгорелый след молнии.

– Мы ведь уже здесь? – спросила Хвощ. Когда никто не ответил, она взглянула на Эдду с Плетеей и поняла, что угадала. – В Области Бурь. Да, я вижу, что дождь не льет, ветер слабый, а между облаками проглядывает чистое небо. Но именно так бывает посреди страшного урагана. Шторм бушует не все время. Иногда наступают затишья.

– Мы здесь уже с утра, – признал Корвус, – и пока нам просто везло.

За тучами полыхнула молния. Прим заметила, что Маб как будто исчезла – фея состояла из света и в более ярком свете совершенно пропадала.

Плетея взмахивала руками, словно тоже хочет взлететь, но от земли не отрывалась. Она качала мехи. Из прорех дорожного органа с шипением вырывался воздух. Зажужжало, раскручиваясь, просмоленное колесико. Плетея открыла клапан, подающий воздух в бурдонную трубку, и немного поправила струну, так что теперь просмоленное колесико задевало ее и производило более высокий звук, резонирующий с бурдоном. То ли случайно, то ли она нарочно так подгадала, но раскат грома прозвучал несколько мгновений спустя – как будто Грозовье служит Плетее ударным инструментом. Она запела. Интонации были непривычные – Прим слышала такие у бардов-мореходов с северных осколов.

 
Окрест Узла, средь стремнин и высот,
Искала дом, что построил Ждод,
Гонима ветрами, снегами, дождем,
Хранима надеждой и мыслью о нем.
«Бог мой, любимый, творец Земли,
Где бы ты ни был, зову внемли.
Вот горы и долы, дела твоих рук,
Здесь лес я взрастила, взлелеяла луг».
Со свитой из пчел и порхающих птиц
Бродила, не ведая стран и границ
Тысячелетьями; вдруг узнает,
Что милый, утерянный, снова живет!
«Тверди Небесной создатель, услышь!
Раны Паденья лишь ты исцелишь!
Мир, нами устроенный, нам охранять,
Дворец обновить, заблудших сыскать».
Вошла в Заплутанье, вышла южней,
Словно дорогу мостят перед ней.
Опасные звери сбегаются, чуть
Коснуться Весны, в щеку лизнуть.
Пусть буря свирепствует; что ей? Она
Как прежде тепла, как прежде нежна.
Есть тайный приют в середине Узла. —
Однажды была и забыть не могла,
Он близко, без всяких сомнений, и тут
И отдых, и ужин всегда ее ждут.
Пылает очаг, чтоб согреться помочь,
И в милых объятиях долгая ночь.
Мечты, увлекая, не дали Весне
Заметить, что кто-то вел по стране,
По этому краю могучую рать,
Чтоб Узел запутать, Твердыню сковать.
Тропа изменялась по краю Провала,
Весна беззаботно шаги ускоряла.
Вот цель ее странствий, корень Земли,
Откуда древнейшие горы взросли.
Невиданной молнии вспышка слепит,
Ужасный Весне открывается вид.
Надеждам конец. Перед ней тюрьма,
Где быть должна Твердыня сама.
Как воин, лишившись оружья и сил,
Пощады в бою у врага не просил,
И ныне не латы – оковы несет,
И доблестный облик его не спасет.
Так замысел Ждода, игрушка его,
Над буйством стихий красоты торжество, —
Загублен. Нет, не разбит на куски —
Окован, природе своей вопреки,
Металлом. Хрупких башенок ряд
Железом обит. Пленительный сад,
Тот, что Весна создавала в уме,
Погибнет, иссохнет без света, во тьме.
На входе в тюрьму торжествующий Эл
Знак собственной власти запечатлел,
Символ, насмешку – тяжкий замок,
Чтобы любой понял намек
Внятный:  оставь здесь надежду, всяк.
Ее он прежде томил в плену
Беременную – и прогнал одну,
Без деток, Адама и Евы. Она
Власть его познала сполна.
Коварство и мудрость, и сколь он могуч.
Лишь Элом самим зачарованный ключ
Пленного Ждода освободит.
Ужас гонит Весну, ей противен вид
Прежде милого места. Она летит
В буре, одной лишь мысли внемля:
Убить светозарного Короля
Захватчика, чтобы из мертвых рук
Вырвать ключ, которым замкнут Друг.
В пути повстречалась певунья Весне.
Автохтоны их слали – в дальней стране,
Где в глуши, на краю земли, живут
Потомки Адама и Евы, где ждут,
Что Ждод вернется, верят, что он,
Восстав, сокрушит Узурпатора трон,
Паденье исправит, правду вернет,
Мир воцарит, от ига спасет. —
Долг менестрелей – бедных невежд
Избавить от бесполезных надежд:
Ждод, хоть и жив, тот же мертвец.
Худшее приберегла под конец:
Эл, чья свирепость не утолена,
Ключ зашвырнул в бездну без дна,
В пучину хаоса, в вечную ночь,
Невозвратно. Ей не помочь.
Слез не терпит такая беда.
Весна обезумела. Длятся года.
Рыщет в пределах Узла. Ей равны
Высоты скал, пещер глубины.
Собственный облик ей нестерпим.
Тело, когда-то любимое им,
Он не обнимет – зачем ей оно?
Множить страданья? Не все ли равно,
Сюда примчалась, как буря, как шторм,
Пусть гнев ее примет любую из форм,
Пусть хлещет неистово, ломит и гнет,
Ветвясь во все стороны, множась, растет.
Став воздухом, молнии мечет в ночи,
Во мрак непробудный вонзая мечи.
Водой низвергает в холмы водопад,
И реки бурлят, обращаясь назад.
Землею Весна была тверже кремня,
Стены сметая, врагов гоня.
Огнем – из камней выплавляла металл
Для оружий мятежникам. Час настал.
Мощь, талант, высший дар ее —
Жизнь создавать, творить зверье.
Не пчелок и птичек – чудовищный род,
Что сам себя после воспроизведет,
И так без конца; потому-то Эл
Адама и Еву сгубить хотел.
Их Порожденье внушало страх,
В песнях прославлено и в боях…
В безумье долг Весне не забыть:
Землю спасти, а Эла убить.
У Эла – воины. Значит, у ней
Должны быть смелее, быстрей и сильней.
В глуши Заплутанья она возрастит
Огромных, немыслимых тварей, чей вид
Чудовищен…
 

– Погоди, – перебил Лин. – Плетея, ты хоть подумала, что подрываешь наш боевой дух?

– Все хорошо, – ответила Плетея. – Приходит Ева. Успокаивает Весну, пока все не зашло слишком далеко. Вот увидите.

Она набрала в грудь воздуха, чтобы продолжить строфу, но ее снова перебили, на сей раз Лом.

– А певуньей была ты, Плетея? – спросил он. – Той, что сообщила Весне известие, лишившее ее разума?

– Думаю, да, – ответила Плетея и глянула на Эдду. Та кивнула. – С тех пор я не раз умирала и потому не всегда отличаю, что видела своими глазами, а что слышала от других бардов. Однако Безумие Весны я помню хорошо – это одна из тех редких историй, где рассказчик участвует в событиях.

Несколько мгновений спустя Плетею испепелило молнией. Остальные члены отряда еще не успели осознать весь ужас того, что произошло у них на глазах, как небо почернело. Все глянули на Хвощ, перевидавшую в жизни всякую непогоду, но та лишь завороженно смотрела в небо и не отвечала на вопросы. Корвус стремительно преображался в человека, не дожидаясь, когда буря переломает ему крылья и вырвет перья. Маб, лишенная вещественного тела, не выказывала страха. Однако она вступила с Эддой в какое-то недоступное другим общение. Эдда, по крайней мере временно, возглавила отряд. Она торопливо повела их вниз по крутому склону. Чуть впереди торчал каменный выступ; не успели они его увидеть, как налетевший со спины ураганный ветер с дождем бросил их на землю, ослепил и в считаные мгновения промочил насквозь. Только Эдда и Маб сохранили присутствие духа. Маб освещала путь, пока Эдда помогала им забраться под выступ. Ниша, куда они еле поместились, плохо защищала от бури, но Лом тут же начал ее увеличивать, а остальные – руками выбрасывать наружу землю, которую тут же уносило ливнем.