355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Нил Гейман » Хрупкие вещи » Текст книги (страница 2)
Хрупкие вещи
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 02:45

Текст книги "Хрупкие вещи"


Автор книги: Нил Гейман



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Уязвленный до глубины души, я взял чистый блокнот и ручку, засел в беседке в дальнем конце сада и за полдня написал этот рассказ. А спустя пару недель я прочел его вслух на прощальном концерте на закрытии легендарного нью-йоркского клуба «CBGB». Это было, наверное, лучшее место и время для первого публичного чтения истории про панк и 1977 год.


ДЕНЬ, КОГДА ПРИЗЕМЛИЛИСЬ ЛЕТАЮЩИЕ ТАРЕЛКИ

Вещь написана в Нью-Йорке. В ту неделю, когда я начитывал аудиоверсию моей «Звездной пыли». Я написал ее в номере, пока ждал машину, которая должна была отвезти меня на студию. Стихотворение сделано по просьбе редактора и поэта Рейна Грейвза для сайта www.spiderwords.com. Мне было очень приятно, когда я понял, что людям нравится эта маленькая поэма, когда я читаю ее перед аудиторией. Значит, вещь удалась.


ЖАР-ПТИЦА

Моя старшая дочка Холли сказала мне прямо, какой подарок ей хочется получить на восемнадцатилетие. «Я хочу, чтобы ты подарил мне подарок, папа, который мне не подарит никто другой. Напиши мне рассказ». Она хорошо меня знает и поэтому добавила: «Я знаю, ты вечно опаздываешь и никогда ничего не делаешь вовремя, и мне не хочется тебя напрягать, так что если ты напишешь рассказ к моему следующему дню рождения, на будущий год, это будет нормально».

В городе Талса, штат Оклахома, жил писатель (он умер в 2002 году), который в конце 1960-х – начале 1970-х годов считался лучшим в мире сочинителем рассказов. Писателя звали Р. А. Лафферти, его рассказы не поддавались вообще никакой классификации: они были странными, необычными и совершенно неподражаемыми – читая рассказы Лафферти, ты понимал с первой строчки, что это именно Лафферти. В ранней юности я написал ему письмо, и он мне ответил.

«Жар-птица» – это попытка написать рассказ Лафферти, и она меня кое-чему научила: прежде всего тому, что в жизни все не так просто, как кажется. Холли получила подарок даже не на девятнадцать лет, а на девятнадцать с половиной, когда я застрял где-то на середине «Детей Ананси» и понял, что если не напишу хоть что-то законченное – что угодно, – я, наверное, сойду с ума. С разрешения дочки рассказ был опубликован в сборнике с очень длинным названием, которое обычно сокращают до «Шумные отморозки, недружелюбные дебилы и кое-какие другие штуки, которые не так страшны, как представляются», в рамках программы «826 Нью-Йорк».

Даже если у вас уже есть эта книга, может быть, вы захотите приобрести и тот сборник с очень длинным названием, потому что в нем опубликован рассказ Клемента Фрейда «Гримбл».


СОТВОРЕНИЕ АЛАДДИНА

Что неизменно приводит меня в замешательство («замешательство» в данном случае выступает синонимом крайней степени раздражения), так это чтение умных академических книг и статей по теме фольклора и народных сказок, в которых говорится, что эти сказки никто не писал, и что нечего даже пытаться определить их авторство: сказки якобы не сочиняют, а собирают, находят или же, в лучшем случае, перерабатывают. Когда я читаю такое, я думаю: «Да, но все сказки когда-то придумались у кого-то в голове. Потому что истории всегда рождаются в голове – это не артефакты и не природные явления».

В одной умной: книге написано, что все волшебные сказки, в которых герой попадает в мир сновидений и встречается там с волшебными существами, родились из снов, пересказанных людьми с примитивным типом мышления, неспособными различать сон и явь – теория, с моей точки зрения, совершенно несостоятельная, потому что любая волшебная сказка, дошедшая до наших дней и пересказанная в различных вариациях, всегда строится по логике повествования, а не по логике сна.

Истории сочиняются людьми, которые их сочиняют. Если история хорошая, ее запоминают и пересказывают. В каком-то смысле это само по себе волшебство.

Рассказчица Шехерезада – это вымышленный персонаж, как и ее сестра, и царь Шахрияр с наклонностями маньяка-убийцы. Сам сборник «Тысяча и одна ночь» – тоже вымышленная конструкция, составленная из историй и сказок, собранных в самых разных местах, а история Аладдина уже более позднее добавление, включенное в сборник французскими переводчиками всего лишь несколько сот лет назад. Иными словами, моя вариация истории Аладдина, безусловно, существенно отличается от изначальной истории. И тем не менее. И все же…


ПОВЕЛИТЕЛЬ ГОРНОЙ ДОЛИНЫ

Эта история родилась – и существует – из моей страстной любви к отдаленным районам Шотландии, где природа еще не утратила своего первозданного великолепия, где кости Земли местами выходят наружу, где небо окрашено бледно-белым, и красота мира ощущается особенно остро. Мне было приятно вновь встретиться с Тенью через два года после событий, описанных в «Американских богах».

Роберт Силверберг попросил меня написать новеллу для его сборника «Легенды II». Ему было без разницы, по какому именно из миров: по «Задверью» или по «Американским богам». Я начал с «Задверья», но там возникли некоторые технические сложности (рассказ называется «Как маркиз вернул свой сюртук», и когда-нибудь я его обязательно допишу). Я начал писать «Повелителя горной долины» в Ноттинг-Хилле, где мы снимали короткометражный фильм под названием «Небольшое кино о Джоне Болтоне», и закончил буквально одним затяжным и безумным рывком в летнем доме у озера, где я сейчас пишу данное предисловие. Легенды о хульдрах и других сказочных существах из Норвегии я узнал от моей давней подруги Исельмы Эвенсен. Исельма также поправила мой норвежский. Как и «Беовульф» из «Дыма и зеркал», эта история навеяна эпосом «Беовульф», и к тому времени, когда я ее дописал, я был уверен, что сценарий «Беовульфа», который мы делали совместно с Роджером Эйвери, так никогда и не будет закончен. Разумеется, я был не прав, и мы доделали этот сценарий, и я получил истинное удовольствие от настолько разительного различия двух воплощений одного и того же персонажа: матери Гренделя в версии Анджелины Джоли в фильме Роберта Земекиса и в моем собственном варианте.

* * *

Мне хотелось бы поблагодарить всех редакторов и составителей антологий, где эти рассказы и стихотворения были опубликованы впервые. Отдельное спасибо – Дженнифер Брель и Джейн Морпет, моим редакторам в США и Великобритании, за поддержку и помощь, и самое главное – за терпение, и моему литературному агенту, отважной Меррили Хейфец.

Сейчас, когда я пишу эти строки, мне вдруг пришло в голову, что многие вещи, которые мы полагаем хрупкими, на самом деле на удивление крепки и прочны. В детстве мы проделывали разные фокусы с сырыми птичьими яйцами, чтобы показать, что их не так просто разбить, как кажется; и еще нам говорили, что взмах крыльев бабочки в определенных условиях способен вызвать ураган. Сердце можно разбить, но сердце – самая крепкая мышца, которая качает кровь на протяжении всей жизни, сокращаясь семьдесят раз в минуту, и работает практически без перебоев. Даже сны, самые тонкие, самые неосязаемые субстанции, бывают настолько сильны, что от них не избавишься и в яви.

Истории тоже относятся к хрупким вещам. Как люди и бабочки, как птичьи яйца, сердца и сны. Истории складываются из букв и знаков препинания. Или сплетаются из слов – из произносимых вслух звуков, абстрактных, незримых, исчезающих сразу же после того, как они прозвучат. Что может быть более хрупким?! И однако же некоторые истории – простые, незамысловатые рассказы об удивительных приключениях или о людях, творящих чудеса, о волшебстве и чудовищах, о прекрасном и страшном – пережили всех своих рассказчиков и будут жить еще долго.

Я не думаю, что истории, собранные в этой книге, навечно останутся в памяти человечества, но мне все равно было приятно собрать их всех вместе, найти для них дом, сделать так, что их будут читать и помнить. Надеюсь, они вам понравятся.

Нил Гейман

Первый день весны 2006 года


ЭТЮД В ИЗУМРУДНЫХ ТОНАХ

A Study in Emerald

Перевод. Н. Гордеева

2007


1. Новый друг

Сразу же по возвращении из Большого Европейского тура, где они дали несколько представлений перед КОРОНОВАННЫМИ ОСОБАМИ, срывая овации и похвалы своей великолепной игрой – равно блистательные как в КОМЕДИЯХ, так и в ТРАГЕДИЯХ, – «Лицедеи со Стрэнда» доводят до вашего сведения, что в апреле они выступают в театре «Ройал» на Друри-лейн с УНИКАЛЬНОЙ ПРОГРАММОЙ, в рамках которой будут представлены три одноактные пьесы: «Мой близнец – братец Том», «Маленькая продавщица фиалок» и «Так приходят Великие Древние» (последняя пьеса представляет собой историческую эпопею, поистине поражающую воображение своим неземным великолепием). Приобретайте билеты в кассах театра.

Все дело в необъятности, я полагаю. В громадности того, что внизу. Во тьме снов.

Но я витаю в облаках. Простите. Я ведь не настоящий писатель.

Мне было необходимо найти жилье, Так мы и познакомились. Я искал человека, с кем можно было бы снять комнаты вскладчину. Нас представил друг другу наш общий знакомый. Дело было в химической лаборатории Сен-Барта.

– Предполагаю, вы были в Афганистане, – это первое, что он сказал.

Я в изумлении открыл рот, и глаза у меня полезли на лоб.

– Потрясающе, – проговорил я,

– Отнюдь, – ответил незнакомец в белом халате. – По тому, как вы держите руку, я понял, что вы были ранены, причем специфическим образом. Вы сильно загорели. К тому же у вас военная выправка, а в Империи осталось не так много мест, где военный человек может загореть и, учитывая специфику ранения в плечо и традиции афганских дикарей, быть подвергнутым пыткам.

Конечно, в таком изложении все кажется простым до абсурда. С другой стороны, так оно и было. Я загорел до черноты. И действительно, как он и сказал, меня пытали.

Боги и люди Афганистана были настоящими дикарями и не хотели, чтобы ими правили из Уайтхолла, или из Берлина, или даже из Москвы, они не были готовы внимать гласу разума. Меня послали в эти холмы вместе с Н-ским полком. Пока бои шли в холмах и в горах, наши силы были равны. Но как только боевые действия переместились в пещеры, во тьму, мы поняли, что оказались на чужой территории и столкнулись с тем, что лежало за пределами нашего понимания.

Я никогда не забуду зеркальную поверхность подземного озера, как не забуду и то, что поднялось из его глубин: мигающие глаза той твари и шепчущие, поющие голоса, которые сопровождали это существо, пока оно поднималось к поверхности – голоса вились вокруг него, подобно пчелам, огромным, как весь этот мир.

То, что я выжил, было поистине чудом, но я выжил и вернулся в Англию, и нервы мои были разодраны в клочья. Место, где меня коснулся похожий на пиявку рот, навсегда обзавелось татуировкой, туманно-белой, въевшейся в кожу плеча, с того времени – парализованного. Когда-то я был богачом. Теперь у меня не осталось практически ничего, кроме страха перед миром-под-этим-миром, страха, близкого к панике, такого страха, когда тебе проще потратить шесть пенсов из своей армейской пенсии на такси, чем пенни – на поездку в подземке.

Однако туманы и сумрак Лондона успокоили меня, приняли обратно. Я потерял предыдущее жилье, потому что кричал по ночам. Когда-то я был в Афганистане, теперь меня там не было.

– Я кричу по ночам, – сказал я ему.

– Мне говорили, что я храплю, – ответил он. – А еще у меня нет четкого распорядка дня, и я часто использую каминную доску для учебной стрельбы. Мне понадобится гостиная, чтобы принимать клиентов. Я эгоистичен, неразговорчив и замкнут, и на меня легко нагнать скуку. Будет ли это проблемой?

Я улыбнулся, покачал головой и протянул руку. Мы обменялись рукопожатием.

Комнаты на Бейкер-стрит, которые он подобрал для нас, более чем подходили для двух холостяков. Я запомнил, что говорил мой друг о своей страсти к уединению, и не стал спрашивать, чем он зарабатывает на жизнь. Однако мое любопытство было растревожено. Посетители приходили в любое время дня и ночи. При их появлении я покидал гостиную и отправлялся к себе в спальню, размышляя, что общего может быть у этих людей с моим другом: бледная женщина с белым, как кость, глазом, маленький человечек, похожий на коммивояжера, тучный денди в бархатном сюртуке, все остальные. Некоторые приходили часто, прочие же появлялись лишь однажды, говорили с ним и уходили – с видом встревоженным или, напротив, удовлетворенным.

Он был для меня загадкой.

Однажды утром, когда мы вместе наслаждались великолепным завтраком, приготовленным нашей хозяйкой, мой друг позвонил в звонок, вызывая эту добрую леди.

– Примерно через четыре минуты к нам присоединится еще один джентльмен, – сказал он. – Подайте для него прибор.

– Хорошо, – сказала она. – Поджарю еще сосисок.

Мой друг продолжил внимательно изучать утреннюю газету. Я со всевозрастающим нетерпением ожидал объяснений. Наконец я не выдержал:

– Не понимаю, откуда вы знаете, что через четыре минуты у нас будет гость? Не было ни телеграммы, ни какого-то другого уведомления.

Он еле заметно улыбнулся.

– Вы слышали, как пару минут назад к нашему дому подъехал кеб? Он притормозил, когда проезжал мимо подъезда – очевидно, кучер узнал нашу дверь, затем экипаж вновь набрал скорость и проехал мимо, на Мэрилбоун-роад. На этой улице множество экипажей и кебов высаживают пассажиров у вокзала и Музея восковых фигур. Идеальное место для человека, который не хочет, чтобы его заметили. Оттуда до нашего дома – ровно четыре минуты пешком ...

Он взглянул на свои карманные часы, и в этот момент я услышал шаги на лестнице.

– Входите, Лестрейд, – сказал мой друг. – Дверь открыта, а ваши сосиски вот-вот поджарятся.

Человек, который, очевидно, и был Лестрейдом, открыл дверь и аккуратно притворил ее за собой.

– Не хотелось бы злоупотреблять вашим гостеприимством, – сказал он с порога. – Но, сказать по правде, утром сегодня мне так и не выдалась возможность позавтракать. И я, безусловно, смогу отдать должное этим сосискам. – Это был тот самый маленький человечек, которого я уже несколько раз видел у нас, человечек с манерами коммивояжера, продающего резиновые безделушки или патентованную панацею.

Мой друг дождался, пока наша хозяйка не выйдет из комнаты, и только потом обратился к гостю:

– Как я понимаю, это дело государственной важности.

– Вот это да! – воскликнул Лестрейд и побледнел. – Но ведь слухи еще не могли просочиться... Скажите, что нет. – Он начал накладывать себе в тарелку соусы, филе сельди, рыбу с рисом и тосты, но руки у него заметно тряслись.

– Разумеется, нет, – успокоил его мой друг. – Я узнал скрип колес вашего экипажа, хотя по прошествии времени вибрирующая нота «соль», стала заглушать высокую «до». А если инспектор Лестрейд не хочет, чтобы его видели, когда он едет к единственному во всем Лондоне сыщику-консультанту, и тем не менее все равно едет к нему, сразу становится ясно, что это не обычное рутинное дело. Следовательно, оно касается сильных мира сего, из чего, в свою очередь, следует, что данное дело является делом государственной важности.

Лестрейд вытер желток с подбородка салфеткой. Я смотрел на него во все глаза. Он был совсем не похож на полицейского инспектора в моем представлении, но, с другой стороны, и мой друг был совсем не похож на сыщика-консультанта – что бы это ни значило.

– Возможно, нам стоило бы обсудить это дело наедине, – сказал Лестрейд, взглянув на меня.

Мой друг хитро улыбнулся и наклонил голову, как делал всегда, когда наслаждался шуткой, непонятной никому, кроме него самого.

– Глупости, – фыркнул он. – Одна голова хорошо, а две – лучше. То, что можно сказать мне, можно сказать и моему другу.

– Если мне надо уйти ... – резко сказал я, но он знаком заставил меня замолчать.

Лестрейд пожал плечами.

– Мне все равно. – Он на мгновение замешкался. – Если вы раскроете это дело, я сохраню работу. Используйте свои методы, это все, что я могу сказать. Вряд ли от этого станет хуже.

– Если изучение истории нас чему и научило, так это тому, что как бы нам ни казалось, что хуже уже не бывает, потом может выясниться, что бывает, – заметил мой друг. – Когда мы едем в Шордич?

Лестрейд уронил вилку.

– Это уже слишком! – воскликнул он. – Вы насмехаетесь надо мной, а сами все знаете об этом деле! Как вам не стыдно…

– Об этом деле я не знаю ровным счетом ничего. Когда инспектор полиции входит в мой дом со свежими пятнами грязи специфического горчично-желтого цвета на ботинках и брюках, мне вполне можно простить догадку, что до того, как приехать сюда, он проходил по району раскопок на Хоббс-лейн в Шордиче. Это единственное место в Лондоне, где встречается глина такого цвета.

Инспектор Лестрейд был ошарашен.

– Да, если взглянуть под таким углом, – сказал он, – это кажется очевидным.

Мой друг отодвинул от себя тарелку.

– Разумеется, – сказал он слегка раздраженно.

Мы поехали в Ист-Энд в кебе. Инспектор Лестрейд вернулся на Мэрилбоун-роад за своим экипажем, так что мы с моим другом остались вдвоем.

– Так вы и правда сыщик-консультант?– спросил я.

– Единственный в Лондоне, а может быть, и во всем мире, – сказал мой друг. – Я не берусь за дела. Я консультирую. Люди приходят ко мне и рассказывают о своих неразрешимых проблемах, а я время от времени их решаю.

– Значит, все эти люди, которые ходят к вам ...

– По большей части полицейские служащие или частные детективы...

Утро выдалось погожим и ясным, но мы проезжали окраины трущоб Ceнт-Джайлза, этого прибежища воров и головорезов, которое портит лик Лондона, как рак кожи портит личико хорошенькой цветочницы, и свет, проникающий в кеб, был тусклым и каким-то зловеще мрачным.

– Вы уверены, что мне стоило ехать с вами?

Мой друг пристально посмотрел на меня.

– У меня предчувствие, – сказал он. – Предчувствие, что нам предназначено быть вместе. Что когда-то в прошлом или, может, в будущем мы сражались спина к спине, и это была славная битва. Не знаю ... Я – человек сугубо рациональный, но я знаю цену хорошему компаньону, и с того мгновения, как вас увидел, я сразу понял, что могу доверять вам так же, как себе самому. И да, я считаю, что вам стоило поехать со мной.

Я покраснел и, возможно, выдавил пару ничего не значащих слов. В первый раз после возвращения из Афганистана я почувствовал, что в этом мире я что-то значу.

2. Комната

«Жизненная сила» Виктора! Электрический ток! Вашим членам не хватает энергии? Вы с тоской вспоминаете дни юности? Радости плоти забыты? «Жизненная сипа» Виктора вернет жизнь тому, в чем ее давно нет: даже старый боевой конь сможет снова стать пламенным жеребцом! Верните себе настоящую жизнь: древний фамильный рецепт плюс последние научные разработки. Для получения документации, подтверждающей эффективность «Жизненной силы» Виктора, пишите в компанию «V. von F.», 16 Чип-стрит, Лондон.

Дешевые меблированные комнаты в Шордиче. У парадной двери стоял полицейский, Лестрейд поздоровался с ним, назвав по имени, и распорядился впустить нас. Я уже приготовился войти, но мой друг задержался на крыльце и достал из кармана пальто увеличительное стекло. Он изучил грязь на кованой железной скребнице, поковыряв ее указательным пальцем. Внутрь мы вошли только после того, как он дал понять, что остался доволен результатом осмотра.

Мы поднялись по лестнице на самый верх. Комнату, где было совершено преступление, мы вычислили сразу: ее охраняли два дородных констебля.

Лестрейд кивнул полицейским, и они отошли в сторону.

Мы вошли внутрь.

Я, повторюсь, не писатель по профессии, и мне сложно решиться на описание этого места, ведь я знаю, что мои слова все равно передадут все неправильно. И тем не менее я начал это повествование, и, боюсь, мне придется его продолжить. Убийство было совершено в самой комнатке. Тело, точнее то, что от него осталось, все еще лежало там, на полу. Я увидел его, но поначалу вроде как и не заметил. Сперва я заметил лишь то, что вытекло из горла и из груди жертвы: цвет этой жидкости варьировался от зеленовато-желтого до ярко-зеленого. Жидкость пропитала потертый ковер и забрызгала обои. На мгновение я представил себе, что это работа какого-то дьявольского художника, который решил написать этюд в изумрудных тонах.

И только потом, по моим ощущениям – спустя целую вечность, я обратил внимание на тело, распотрошенное как кроличья тушка на колоде мясника, и попытался осознать, что я вижу. Я снял шляпу, мой друг сделал то же самое.

Он встал на колени и осмотрел тело, внимательно изучая раны. Потом достал увеличительное стекло и подошел к стене, чтобы как следует разглядеть капли разбрызганного засыхающего ихора.

– Мы уже все осмотрели, – заметил инспектор Лестрейд.

– Правда? – не без иронии отозвался мой друг. – И к каким вы пришли заключениям? Мне кажется, это какое-то слово.

Лестрейд подошел к тому месту, где стоял мой друг, и задумчиво поднял взгляд. Там действительно было написано слово – зеленой кровью на выцветших желтых обоях – прямо над головой Лестрейда.

– R-A-C-H-E?.. – задумчиво произнес Лестрейд, прочитав слово по буквам. – По-моему, вполне очевидно, что он хотел написать имя Рэйчел, но ему помешали. Значит, надо искать женщину...

Мой друг не сказал ни слова. Он вернулся обратно к телу и осмотрел руки жертвы, сначала одну, потом – другую. Ихора на пальцах не было.

– По-моему, вполне очевидно, что это было написано не его королевским высочеством...

– Какого дьявола вы решили…

– Дорогой Лестрейд. Допустите хотя бы на миг, что у меня все-таки есть мозги. Труп явно принадлежит не человеческому существу. Цвет крови, число конечностей, глаза, расположение лица, – все выдает королевскую кровь. Не могу сказать точно, какая именно это династия, но рискну предположить, что это наследник... нет, второй сын в королевской семье одного из немецких княжеств.

– Поразительно! – Лестрейд умолк в нерешительности, но все же продолжил: – Это принц Франц Драго из Богемии. Он прибыл в Альбион в качестве гостя ее величества королевы Виктории. Решил отдохнуть и сменить обстановку...

– Театры, шлюхи, игорные дома...

– Если вам будет угодно. – Лестрейд явно смутился. – В любом случае вы нам дали хорошую зацепку, надо искать эту женщину, Рэйчел. Не сомневаюсь, с этим мы справимся сами.

– Безусловно, – сказал мой друг.

Он продолжил осмотр комнаты, отпустив несколько ядовитых замечаний по поводу неквалифицированных полицейских, которые затаптывают следы и передвигают предметы, каковые могли бы оказаться весьма полезными для вдумчивого, наблюдательного человека, пытающегося реконструировать события прошлой ночи.

Его особенно заинтересовала небольшая кучка грязи, обнаруженная за дверью.

Возле камина он также нашел следы грязи и еще, кажется, пепла.

– Вы видели это? – спросил он Лестрейда.

– В полиции ее королевского величества, – важно ответил Лестрейд, – как-то не принято впадать в ажитацию, находя пепел в камине. Ибо ему и пристало там быть. – Он захихикал над собственной шуткой.

Мой друг присел на корточки, взял щепотку пепла, растер ее между пальцами и понюхал остатки. Потом собрал весь оставшийся пепел, рассыпанный возле камина, ссыпал его в стеклянную пробирку, тщательно закупорил и убрал во внутренний карман пальто.

– А что с телом? – спросил он, поднимаясь.

– Из дворца пришлют людей, – сказал Лестрейд.

Мой друг кивнул мне, и мы вместе пошли к выходу.

В дверях он помедлил:

– Инспектор, поиски таинственной Рэйчел вряд ли помогут раскрыть это дело. Помимо всего прочего «Rache», – немецкое слово. Оно означает месть. Проверьте в словаре. Есть и другие значения.

Мы спустились по лестнице и вышли на улицу.

– Как я понимаю, до сегодняшнего утра вы ни разу не видели королевских особ? – спросил он. Я покачал головой, – Да уж, это поистине тяжкое испытание для неподготовленного человека. Друг мой, да вы весь дрожите!

– Прошу прощения. Через мгновение я буду в порядке.

– Быть может, прогулка пойдет вам на пользу, – сказал он, и я согласился. Мне надо было хоть чем-то заняться. Я был уверен, что если сейчас остановлюсь и задумаюсь, то закричу.

– Что ж, тогда нам туда. – Мой друг указал на темную башню дворца.

И мы пошли.

– То есть сегодня вам в первый раз в жизни довелось воочию увидеть особу королевской крови, – сказал мой друг.

– Да, – выдохнул я.

– Что ж, пожалуй, у нас есть все основания предположить, что первая встреча не станет последней, – сказал он. – И в следующий раз это будет не труп. Причем это случится достаточно скоро.

– А что дает основания предположить?..

Вместо ответа он указал взглядом на черный экипаж, остановившийся впереди, примерно в пятидесяти ярдах. Человек в черном котелке и шинели молча открыл дверь кареты, на которой был нарисован золоченый герб, знакомый у нас в Альбионе каждому ребенку. Человек в черном явно кого-то ждал, судя по всему – нас.

– Есть приглашения, от которых не отказываются, – сказал мой друг. Он снял шляпу и кивнул лакею, и мне показалось, что он улыбнулся, когда забирался в карету.

По дороге я попытался с ним заговорить, но он покачал головой, приложив палец к губам. Потом он закрыл глаза и, казалось, погрузился в раздумья. Я, в свою очередь, попытался припомнить, что я знаю о немецкой королевской династии, но не сумел вспомнить практически ничего, кроме того, что супруг королевы принц Альберт тоже был немцем.

Я сунул руку в карман и вытащил пригоршню монет: коричневых и серебряных, черных и зеленовато-медных. Я смотрел на портрет королевы, отчеканенный на каждой из этих монет, и испытывал одновременно и гордость за свою страну, и пронзительный ужас. Я пытался себя убедить, что когда-то я был солдатом, что мне неведом страх – и я даже помнил то время, когда это еще было правдой. На мгновение я вспомнил, каким был сорвиголовой – и, как мне хотелось бы думать, отличным стрелком, – но моя правая рука дрогнула, и на долю секунды ее словно парализовало. Монетки, звеня, рассыпались, и я не почувствовал ничего, кроме горького сожаления.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю