Текст книги "Никогде (Задверье) (др. перевод)"
Автор книги: Нил Гейман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава VI
В своем воображаемом дневнике Ричард написал: «Еще в пятницу у меня были работа, дом и невеста. У меня была простая, логичная жизнь (насколько жизнь вообще может быть логичной). А потом я наткнулся на раненую девушку и, как добрый самаритянин, решил ей помочь. И теперь у меня нет невесты, нет дома и нет работы. Я шагаю по какому-то туннелю в сотне футов под Лондоном, и мое будущее столь же многообещающе, как будущее мухи-однодневки…»
– Нам сюда, – сказал маркиз, взмахнув грязным кружевным манжетом.
– По-моему, все эти туннели совершенно одинаковые, – заметил Ричард. – Откуда вы знаете, куда нам?
– А я и не знаю, – мрачно ответил маркиз. – Мы заблудились и никогда не найдем дорогу домой. Через два дня примемся пожирать друг друга.
– Правда?! – ахнул Ричард и тут же смутился, сообразив, что маркиз над ним просто издевается.
– Нет.
На лице маркиза отразилась невыразимая скука: мучить такого простофилю неинтересно. Однако самому Ричарду было уже наплевать, что о нем подумают. Все, кроме Двери, пожалуй.
Он снова вернулся к своему дневнику:
«В этом Лондоне сотни, а может, тысячи людей. Одни здесь родились, другие оказались в Нижнем мире потому, что выпали из жизни. Со мной девушка по имени Дверь, ее телохранительница и сумасшедший тип, который исполняет роль главного советника. Ночевали мы в крошечном туннеле. Дверь сказала, что это часть канализации начала 19 века. Когда я ложился, телохранительница не спала, когда проснулся – тоже. Кажется, она вообще не спит. Позавтракали мы ягодным пирогом – его достал из кармана маркиз. Зачем таскать пирог в кармане? Пока я спал, мои ботинки почти высохли. Я хочу домой…»
Последнее предложение он мысленно трижды подчеркнул, потом переписал его крупными красными буквами, обвел в кружочек и поставил рядом батарею восклицательных знаков.
Сейчас по крайней мере под ногами не хлюпало. Туннель был новый, с серебристыми трубами и белыми стенами. Маркиз и Дверь шли впереди, Ричард ковылял за ними, а Охотница постоянно перемещалась: то она оказывалась впереди всех, то позади, то сбоку. И все время старалась держаться в тени. Причем ступала она бесшумно, и Ричарду от этого было не по себе.
Вдруг впереди показался свет.
– Вот она, – объявил Маркиз, – станция «Бэнк». Оттуда и начнем наши поиски. Лучше места не найдешь!
– Совсем спятил, – тихо пробормотал Ричард, но эхо тут же разнесло его слова по всему туннелю.
– В самом деле? – ухмыльнулся маркиз.
Пол у них под ногами задрожал – неподалеку прошел поезд.
– Ричард, не начинай, – попросила Дверь.
Он понимал, что спорить с ними бесполезно, но все равно не сдержался:
– Да-да! Вы оба спятили. Это же бред! Нет никаких ангелов!
Маркиз задумчиво кивнул.
– Ну да, конечно. Теперь все ясно. Ангелов нет. Нет Нижнего Лондона, нет крыситов, нет пастухов в Шепердс-буш.
– Но там нет никаких пастухов! Только дома, магазины, дороги. Я там был!
– Есть там пастухи. И я от души желаю тебе их не встретить, – прошептала ему в самое ухо Охотница.
– Хорошо, пусть в Шепердс-буш есть пастухи. Но я все равно не верю, что под Лондоном толпами гуляют ангелы.
– Они и не гуляют толпами, – охотно согласился маркиз. – Ангел всего один. – Они дошли до конца туннеля и остановились перед дверью. – Прошу, миледи, – с поклоном промолвил маркиз, пропуская девушку вперед. Она коснулась двери, и та послушно открылась.
– Может, мы говорим про разных ангелов? – не сдавался Ричард. – Я про тех, которые с крыльями, нимбами, сидят на облаках и играют на арфах.
– Все верно, – сказала Дверь. – И мы про них же – про ангелов.
Они прошли в дверь, и Ричард невольно зажмурился от яркого света, полоснувшего по глазам как нож. Когда осторожно приоткрыл глаза, он с удивлением обнаружил, что они оказались в длинном переходе между станциями «Моньюмент» и «Бэнк». Туда-сюда сновали люди, не обращавшие на них ни малейшего внимания. Где-то выл саксофон, довольно успешно выводя «I’ll Never Fall In Love Again» Берта Бакара и Хэла Дэвида[26]26
Берт Бакара (Burt Bacharach, р. 1928) – американский пианист и композитор, который написал сотни шлягеров для англоязычной эстрады. Одним из первых композиторов самостоятельно продюсировал многие свои записи. Приобрел всемирную известность в 1950-е гг., аккомпанируя и гастролируя вместе с Марлен Дитрих. В 1957 г. встретил поэта-песенника Хэла Дэвида, с которым в основном и сотрудничал на протяжении последующих двух десятилетий.
[Закрыть]. Ричарду захотелось подпеть, но он, разумеется, этого не сделал. Они шли к станции «Бэнк».
– Так кого же мы ищем? – невинным тоном спросил он. – Архангела Гавриила? Рафаила? Михаила?
Маркиз постучал по станции «Энджел» на карте метро, мимо которой они как раз проходили:
– Ислингтона.
Ричард тысячу раз проезжал станцию «Энджел», расположенную в фешенебельном Ислингтоне с его антикварными магазинами и дорогими ресторанами. Он мало что знал об ангелах, но был уверен, что станцию назвали в честь какого-нибудь паба или таверны. И решил сменить тему:
– Когда я пару дней назад пытался сесть в вагон, у меня ничего не получилось.
– Надо было показать вагону, что ты сильнее, вот и все, – раздался негромкий голос Охотницы откуда-то сзади.
– Не волнуйся, мы сможем сесть на тот поезд, который нам нужен, – проговорила Дверь, кусая губы. – Если, конечно, сумеем его найти.
Ее слова потонули в музыке, звучавшей совсем близко. Они спустились по ступенькам, свернули за угол и увидели саксофониста. Он играл, а на полу перед ним было расстелено пальто. На нем лежали россыпью монетки, наверняка брошенные самим саксофонистом в надежде подбодрить прохожих. Но судя по всему, этот фокус ни на кого не действовал.
Саксофонист был необыкновенно высокий, с темными волосами до плеч и длинной раздвоенной бородой, с глубоко посаженными глазами и крупным носом. Он был в линялой футболке и заляпанных жиром голубых джинсах. Когда они подошли к нему, он перестал играть, вытряхнул слюну из мундштука, снова прижал его к губам и заиграл «Cry Me A River» Джули Лондон[27]27
Джули Лондон (наст. имя – Gayle Peck, 1926–2000) – известная американская певица и актриса, прославившаяся своим хрипловатым, чувственным голосом.
[Закрыть]:
Now, you say you’re sorry…[28]28
«А теперь ты говоришь: прости…» (англ.)
[Закрыть]
Ричард с удивлением понял, что саксофонист их видит, хотя и старается этого не показать. Маркиз остановился прямо перед ним. Мелодия с жалким писком оборвалась. Маркиз холодно улыбнулся.
– Ты ведь Лир, не так ли?
Саксофонист неохотно кивнул, нервно перебирая пальцами клавиши саксофона.
– Нам нужен Эрлс-корт, – сказал Маркиз. – У тебя случайно не найдется расписания?
Ричард начал догадываться, что «Эрлс-корт»[29]29
Эрлс-корт – станция метро и район в Лондоне. Район получил свое название оттого, что с начала XII в. эта местность принадлежала графам Оксфорд – потомкам Обри де Вера I.
[Закрыть] вряд ли означает ту станцию метро, на которой он сто раз сидел на лавочке в ожидании поезда, читая газету или просто о чем-нибудь думая. Саксофонист Лир облизнул губы.
– Может, и найдется. А что я получу взамен?
Маркиз сунул руки в карманы плаща и улыбнулся, как кот, которому доверили клетку с бестолковыми, жирными канарейками.
– Говорят, – промолвил он таким тоном, будто вел светскую беседу, – что наставник Мерлина Блэз однажды сочинил мелодию, настолько завораживающую, что монеты сами выпрыгивали из карманов у всех, кто ее слышал.
– Такая мелодия стоит больше, чем какое-то расписание, – прищурившись, заметил Лир. – Если, конечно, вы ее знаете.
Маркиз правдоподобно изобразил недоумение. Его лицо говорило: «Еще бы! Эта мелодия почти бесценна!».
– Ну, очевидно, ты будешь мне должен, – важно объявил он.
Лир кивнул, вытащил из заднего кармана джинсов сложенное вчетверо расписание и показал маркизу, но когда тот хотел его взять, Лир отдернул руку.
– Нет уж, сначала мелодия. И я хочу убедиться, что она работает.
Маркиз вскинул бровь, сунул руку в один из многочисленных карманов плаща и вытащил оттуда оловянный свисток и стеклянный шарик. С удивлением поглядел на шарик, хмыкнул, словно говоря: «А, так вот куда он запропастился!» – и убрал шарик в карман. Потом размял пальцы, поднес свисток к губам и заиграл странную развеселую мелодию. Она то взлетала, то опадала, и Ричард вдруг почувствовал себя снова тринадцатилетним, когда музыка так много для него значила. Ему вспомнилось, как он слушал на большой перемене «Лучшую двадцатку» хитов, и это казалось безумно важным. Мелодия, которую играл маркиз, представилась ему той самой, какую он всегда мечтал услышать.
Горсть монет со звоном полетела на пальто. Прохожие улыбались, шагая в такт. Маркиз опустил свисток.
– Ах ты жулик! – воскликнул Лир. – Ладно, я тебе должен.
– Конечно, – согласился маркиз, разворачивая расписание и удовлетворенно кивая. – Смотри не переборщи. От души советую: не увлекайся.
И они пошли дальше по переходу, мимо рекламы нижнего белья и новых фильмов, а также надписей, запрещавших уличным музыкантам играть в переходе. Издали доносился плач саксофона и звон монет, падающих на пальто.
Маркиз привел их на платформу Центральной линии. Ричард заглянул за край, как всегда гадая, по какому из рельсов идет ток. На этот раз он решил, что по дальнему, под который подложены белые керамические изоляторы, и улыбнулся, увидев темно-серую мышь, смело снующую по шпалам в поисках чипсов и недоеденных булок.
Из динамиков послышалось: «Отойдите от края платформы!» – официальный, бестелесный мужской голос, всегда предварявший появление поезда. Как большинство лондонцев, Ричард давно уже не замечал такие объявления, воспринимая их как звуковой фон. И вдруг Охотница схватила его за руку выше локтя:
– Отойди от края, – приказала она. – Встань там, у стены.
– Чего? – удивился Ричард.
– Я сказала, отойди… – начала она, но тут у края платформы появилось оно.
Призрачная, бесформенная тень – какой-то густой черный дым – вздувалась, как шелковая ткань под водой, скользила стремительно и в то же время медленно – как в дурном сне. Тень вытянулась, словно протянула щупальце, обвила лодыжку Ричарда, обжигая даже сквозь ткань джинсов… и дернула его к краю платформы, так что Ричард пошатнулся.
Краем глаза он заметил, что Охотница бьет тень шестом, снова и снова нанося мощные удары.
Послышался далекий вскрик – тонкий и неосмысленный, словно у ребенка-дауна отобрали любимую игрушку. Тень отпустила Ричарда и скрылась за краем платформы. Охотница взяла Ричарда за шкирку и оттащила к стене, к которой он тут же тяжело привалился. Его била дрожь. Все вокруг казалось нереальным. Там, где призрак коснулся его джинсов, на ткани осталась светлая полоса, словно джинсы неудачно покрасили в домашних условиях. Он подвернул штанину – на коже были ранки.
– Что… – хотел сказать Ричард, но голос пропал. Тогда он сглотнул и попробовал снова: – Что это было?
Охотница глянула на него совершенно бесстрастно. Казалось, ее лицо вырезано из темного дерева.
– Насколько я знаю, у них нет названия. Они живут за краем платформы. Я же говорила тебе отойти.
– Я раньше никогда такого не видел.
– Раньше ты не был частью Нижнего мира, – объяснила Охотница. – В другой раз стой у стены. Так безопаснее.
Маркиз достал массивные золотые часы, поглядел на них и снова пристроил в жилетный карман. Потом сверился с расписанием и удовлетворенно кивнул.
– С Эрлс-корт нам повезло, – объявил он. – Наш поезд через полчаса.
– Но ведь «Эрлс-корт» не на Центральной линии, – заявил Ричард.
Маркиз насмешливо на него поглядел..
– Какое у вас незамутненное сознание, молодой человек. Нет ничего лучше абсолютного неведения, не правда ли?
Ричард почувствовал теплый поток воздуха. К станции подошел следующий поезд. Ричард с завистью смотрел, как люди входят и выходят, занятые своими обычными делами. «Отойдите от края платформы, – призывал голос. – Не задерживайтесь в дверях – проходите в глубь вагона».
Дверь глянула на Ричарда и встревожилась. Он побледнел как полотно и тяжело дышал. Она подошла к нему и взяла за руку. «Отойдите от края платформы», – снова повторил голос.
– Я в порядке, – мужественно соврал Ричард, ни к кому конкретно не обращаясь.
* * *
Во дворе заброшенной больницы, в которой обосновались Круп и Вандемар, было сыро и безрадостно. Пучки травы пробивались у ножек оставленных здесь столов, резиновых покрышек и обломков мебели. Казалось, лет десять назад (то ли от скуки, то ли от отчаяния, а может, в знак протеста) врачи выкинули все из своих кабинетов и оставили здесь гнить.
Двор усеивало множество осколков. Здесь было несколько матрасов, почему-то прожженных. Почему, никто не знал, да и никому не было дела. Трава пробивалась между пружин. Целая экосистема сложилась вокруг фонтана в центре двора, который уже много лет не мог порадовать никого ни красотой, ни живительными струями. Дождевая вода собиралась в чаше фонтана вместе с водой из лопнувшей неподалеку трубы, и здесь расплодилось множество лягушек, которые беззаботно скакали вокруг, радуясь, что им ничто не грозит, если не считать их единственных врагов – птиц.
В свою очередь, вороны, дрозды, а также залетающие сюда изредка чайки считали это место уникальной закусочной, где в изобилии имеются лягушки, зато нет ни одного кота.
Слизняки лениво ползали между пружин прожженных матрасов, улитки оставляли липкие следы на осколках стекла. Большие черные жуки деловито сновали по обломкам серых пластмассовых телефонов и причудливо изувеченным куклам Барби.
Круп и Вандемар вышли подышать свежим воздухом. Похожие в своих темных потертых костюмах на две черные тени, они бродили по двору, и стекло хрустело у них под башмаками. Мистер Круп кипел яростью. Он шел в два раза быстрее мистера Вандемара, то забегая вперед, то обходя его сзади, подпрыгивая от негодования. Время от времени он бросался на стену и принимался молотить по ней кулаками и пинать ногами, вымещая свою злость. Вандемар же шел спокойно. Мерно, уверенно и неотвратимо – как сама Смерть. Он равнодушно смотрел, как Круп пнул стекло, прислоненное к стене, и оно с мелодичным звоном разлетелось вдребезги.
– Дело в том, мистер Вандемар, – заявил Круп, глядя на осколки, – что я сыт по горло. Мне надоела эта игра в прятки, это ничегонеделание, дуракаваляние… Жалкая жаба! Да я мог бы выдавить ему глаза вот этими самыми руками…
Мистер Вандемар покачал головой.
– Рано. Он наш босс. И дал нам задание. Вот заплатит, тогда и можно будет повеселиться.
Мистер Круп сердито сплюнул.
– Ничтожество! Лживый болван… Мерзкая тварь! Прихлопнуть его, укокошить, пустить в расход, аннулировать…
Громко зазвонил телефон. Круп и Вандемар стали озадаченно оглядываться. Наконец мистер Вандемар заметил аппарат, стоявший на груде размокших медицинских карт. Провода были оборваны. Вандемар снял трубку и передал ее Крупу:
– Это тебя.
Он не любил разговаривать по телефону.
– Мистер Круп у аппарата! – рявкнул Круп и тут же сменил тон на раболепный: – А, это вы, сэр… – Он помолчал. – В настоящий момент, как вы и просили, она беспрепятственно делает что хочет, беззаботная как бабочка. Боюсь, ваша идея насчет телохранителя с треском провалилась… Варни? Да, уже мертв. – Он снова помолчал. – Сэр, я начинаю испытывать некоторый дискомфорт от той роли, которую мы с моим коллегой играем во всем этом деле. – Он снова умолк и вдруг смертельно побледнел. – Непрофессионально? – прошипел он. – Мы? – Мистер Круп стукнул кулаком об стену, однако тон его ничуть не изменился. – Сэр, осмелюсь вам напомнить, что мы с мистером Вандемаром сожгли Трою, мы принесли черную чуму во Фландрию. Мы убили дюжину королей, пяток римских пап, полсотни героев и двух так называемых богов. По поручению нашего предыдущего работодателя мы замучили до смерти всех монахов монастыря в Тоскане в шестнадцатом веке. Так что, извините, мы – профессионалы!
– Мне, кстати, понравилось, – проговорил мистер Вандемар, запихивая в рот лягушек. Развлечение заключалось в том, чтобы натолкать как можно больше и только потом начать пережевывать.
– Что я хочу этим сказать? – переспросил мистер Круп, стряхивая с потертого пиджака воображаемую пылинку и не замечая грязных пятен. – Я хочу сказать, что мы убийцы, киллеры. Мы убиваем. – Его собеседник что-то сказал. – А как же этот, из Верхнего мира? Почему его нельзя убить? – мистер Круп поморщился, сплюнул, пнул стену и снова замер с ржавым разваливающимся телефоном в руке. – Запугатьее? Мы убийцы, а не пугала. – Он помолчал, глубоко вздохнул: – Хорошо, я понял. Но мне это не нравится.
На том конце повесили трубку. Мистер Круп поглядел на телефон, а потом принялся колотить им об стену до тех пор, пока аппарат не рассыпался в хлам.
Подошел мистер Вандемар. Он нашел где-то огромного черного слизня, ярко-оранжевого снизу, и теперь посасывал его, как лакричный леденец. Слизняк, не отличавшийся сообразительностью, пытался уползти Вандемару на подбородок.
– Кто это был? – спросил Вандемар.
– А ты как думаешь?
Мистер Вандемар пожевал хвост слизня, а потом всосал его, как толстую липкую макаронину.
– Пугало? – предположил он.
– Наш босс.
– Со второй попытки я бы угадал.
– Пугала! – Мистер Круп с отвращением сплюнул. Он медленно переходил от красной кипучей ярости к клейкой серой обиде.
Мистер Вандемар проглотил слизняка и вытер рот рукавом.
– Я знаю отличный способ пугать ворон, – сообщил он. – Подкрадываешься к вороне, хватаешь ее за шею и сжимаешь до тех пор, пока не перестанет трепыхаться. Вот это их до смерти пугает.
Он умолк, и в тишине послышался недовольный крик ворон, пролетавших над головой.
– Вороны, семейство врановые, по-латыни corvidae, собирательное существительное, – произнес мистер Круп, наслаждаясь словами. – В народе олицетворяют убийство.
* * *
Ричард и Дверь стояли у стены. Она молчала. То грызла ногти, то проводила руками по рыжеватым волосам, отчего они только топорщились, и Дверь тут же снова принималась их приглаживать. Она не походила ни на одну из девушек, каких Ричард когда-либо видел. Ловя на себе его взгляд, она пряталась еще глубже в свою огромную куртку и выглядывала оттуда с выражением, напомнившим Ричарду бездомного ребенка, которого он видел прошлой зимой в Ковент-Гарден. Он так и не понял, мальчик это был или девочка. Его мать просила милостыню, умоляя прохожих подать монетку, чтобы она могла накормить малыша, которого держала на руках. А ребенок, продрогший и голодный, молча смотрел на мир широко распахнутыми глазами.
Охотница, стоя рядом с Дверью, внимательно оглядывала платформу. Маркиз велел им подождать и куда-то пропал. Ричард услышал, как где-то заплакал ребенок, и из двери с надписью «вход» появился маркиз, жующий шоколадку.
– Развлекаетесь? – поинтересовался Ричард.
В потоке теплого воздуха снова подлетел поезд.
– Нет, занимаюсь делом, – ответил маркиз, снова сверился с расписанием и посмотрел на часы. – Это наш поезд, – объявил он. – Встаньте за мной. – Ричард разочарованно отметил, что поезд, с грохотом подошедший к станции, ничем не отличался от других. Маркиз перегнулся через Ричарда к Двери. – Леди, наверное, я должен был вас заранее предупредить…
Она поглядела на него. В ее необыкновенных глазах было удивление.
– О чем?
– Дело в том, что, возможно, граф будет не слишком рад меня видеть.
Поезд с шипением остановился. Перед ними оказался пустой вагон. Лампы в нем не горели. Он был темен и неприютен. Ричард иногда видел такие вагоны-призраки и не раз ломал голову, зачем они нужны. В остальных вагонах двери разъехались, одни люди вышли, другие вошли. Двери в пустой вагон оставались закрыты. Маркиз постучал – условным ритмичным стуком. Ничего не произошло. Ричард уже подумал, что поезд сейчас уедет, когда кто-то приоткрыл изнутри двери – дюймов на шесть. В щель показалось лицо.
– Кто стучит? – спросил старик в очках.
В щель Ричарду привиделись костры и люди, окутанные дымом. Однако если глянуть в вагон сквозь стекло, там по-прежнему было темно и пусто.
– Леди Дверь и ее спутники, – вежливо ответил маркиз.
Двери открылись, и они шагнули в Эрлс-корт.
Глава VII
На полу была разбросана солома – поверх тростника. В камине ярко горел огонь, потрескивали дрова, рассыпая снопы искр. Важно бродили куры, поклевывая солому. На сиденьях лежали подушки с вышивкой ручной работы, а на окнах и дверях висели старинные гобелены.
Поезд отошел от станции. Ричард покачнулся и, чтобы не упасть, ухватился за плечо стоявшего рядом человека. Это оказался невысокий, седой солдат, которого, если бы не железный шлем, плащ, плохо собранная кольчуга и копье, можно было принять за вышедшего на пенсию члена правительства. Впрочем, даже во всем этом обмундировании он был похож на члена правительства, – которого заставили сыграть солдата в местном театральном кружке.
Когда Ричард схватил его за плечо, старик мигнул, близоруко прищурился и сказал:
– Простите.
– Это я виноват, – отозвался Ричард.
– Да, точно.
Огромный ирландский волкодав прошел по вагону и остановился рядом с музыкантом, сжимавшим в руках лютню. Музыкант сидел на полу и наигрывал веселую мелодию. Волкодав пристально посмотрел на Ричарда, пренебрежительно фыркнул, лег у ног музыканта и заснул. В дальнем конце вагона престарелый сокольничий, у которого на рукаве сидел сокол в клобуке, обменивался любезностями с несколькими пожилыми дамами. Некоторые пассажиры мрачно уставились на вошедших, другие демонстративно отвернулись. Словно кто-то умудрился втиснуть в вагон метро небольшой средневековый замок, подумал Ричард.
Герольд поднял горн и затрубил. В ту же минуту из двери соседнего вагона вышел огромный старик в халате, отороченном мехом, и тапочках. Пошатываясь, он побрел по вагону. Рядом семенил шут в потрепанной пестрой одежде. Старик был чудовищных размеров – не человек, а гора. Один глаз у него закрывала черная повязка, как у пирата, и от этого старик казался беспомощным, как одноглазый сокол. В его рыжей с проседью бороде застряли остатки пищи, а из-под халата, отороченного мехом, выглядывала пижама.
Это, должно быть, и есть граф, догадался Ричард.
У престарелого шута, с лицом, раскрашенным, как у Арлекина, были тонкие сухие губы. Он напоминал старого неудачливого комика, лет сто назад сбежавшего из затрапезного викторианского театра. Шут подвел графа к резному деревянному креслу, похожему на трон, на которое тот с превеликим трудом взгромоздился. Волкодав встал, подошел к трону и лег у ног графа.
Эрлс-Корт, сообразил Ричард. Как это я раньше не догадался! И он задумался, есть ли барон на «Бэронс-корт» и ворон на «Рейвенскорт»[30]30
Бэронс-Корт (букв. «Двор барона») – станция метро и район в Лондоне. Название дал сэр Уильям Пэллисер – член парламента, которому принадлежали эти земли. Сэр Уильям был ирландского происхождения и назвал район в честь Baronscourt estate в Ирландии. Рейвенскорт-парк (букв. «Двор ворона») – станция лондонского метро. Название «Рейвенскорт» придумал для своего особняка в этой местности Уильям Корбетт (1680–1748), на гербе которого был изображен ворон.
[Закрыть]…
Престарелый солдат закашлялся.
– Эй вы, четверо! По какому делу пожаловали? – спросил он, поборов приступ кашля.
Дверь шагнула вперед, подняла голову, так что стала как будто выше, чем обычно, и проговорила:
– Мы просим аудиенции у его светлости.
– Холворд, что говорит эта девочка? – спросил граф.
Ричард решил, что он глуховат.
Пройдя по вагону, престарелый солдат Холворд сложил ладони рупором и прокричал:
– Она просит аудиенции, ваша светлость!
Сдвинув набок меховую шапку, граф задумчиво почесал лысую голову.
– Правда? Аудиенции? Замечательно! А кто это, Холворд?
Холворд снова повернулся к ним.
– Граф спрашивает, кто вы такие. Говорите, только покороче. Без особых подробностей.
– Я – леди Дверь, – представилась девушка. – Лорд Портико был моим отцом.
Услышав это, граф радостно улыбнулся и подался вперед, пытаясь в клубах дыма своим единственным глазом разглядеть нежданную гостью.
– Девочка говорит, что она – старшая дочь Портико? – переспросил он шута.
– Да, ваша светлость.
Граф махнул Двери:
– Иди сюда. Иди-иди, не бойся. Дай-ка я на тебя погляжу.
Дверь пошла к нему по раскачивающемуся из стороны в сторону вагону, хватаясь за веревочные петли, свисавшие с потолка. Остановившись перед креслом, в котором сидел граф, она сделала реверанс. Граф задумчиво почесал бороду и посмотрел на девушку.
– Безвременная смерть твоего отца поразила нас всех до глубины души и… – Граф неожиданно умолк и, помолчав, продолжил: – То, что произошло с твоей семьей, привело нас… – Он снова смолк. – Ты знаешь, что я питал к твоему отцу самые теплые и дружеские чувства. У нас с ним были общие дела… Бедный Портико… У него всегда было столько идей… – Он похлопал шута по плечу и прошептал, так громко, что его шепот можно было услышать из любого конца вагона, несмотря на стук колес: – Пора пошутить, Тули. Зря, что ли, я тебя кормлю?
Шут заковылял по вагону, прихрамывая и морщась от боли, – видимо, его мучил артрит и ревматизм. В конце концов он остановился рядом с Ричардом и спросил:
– Кто бы это мог быть?
– Я? – переспросил его Ричард. – Эээ. Я? Вы хотите узнать мое имя. Меня зовут Ричард. Ричард Мэхью.
– Я? – визгливо передразнил его шут, неудачно попытавшись изобразить шотландский акцент. – Я? Эээ. Я? Гляди-ка, дядюшка! Да это же просто дурачок!
Подданные графа вежливо захихикали.
– А меня зовут маркиз Карабас, – сказал Карабас, ослепительно улыбнувшись шуту. Тот замигал.
– Маркиз Карабас? – переспросил шут. – Воришка? Похититель тел? Предатель? – Он повернулся к придворным. – Нет-нет, это не маркиз Карабас. Почему? Да потому, что того Карабаса навсегда отлучили от двора нашего милостивого графа. Наверное, это новый вид горностая, который гораздо крупнее своих сородичей.
Придворные неуверенно хихикнули и обеспокоенно зашептались. Граф не проронил ни слова. Он сидел, плотно сжав губы и дрожа от злости.
– А меня зовут Охотница, – сообщила Охотница шуту.
Придворные молчали. Шут открыл было рот, собираясь что-то сказать, но глянул на Охотницу и снова его закрыл. На губах у Охотницы заиграла легкая улыбка.
– Давай же, – попросила она. – Скажи что-нибудь забавное.
Уставившись в пол, шут выдавил из себя:
– А моей собаке отгрызли нюх.
Граф неотрывно смотрел на маркиза Карабаса. Он был похож на динамит с длинным фитилем, по которому медленно бежит искра. Глаза выпучил, губы у него побелели, – словно он не мог поверить в то, что видит. Внезапно граф вскочил на ноги – седобородый вулкан, престарелый берсеркер[31]31
Берсеркер – у древних скандинавов воин-герой, обладавший сверхчеловеческой силой и яростной жаждой битв.
[Закрыть] – и уперся головой в потолок. Указав на маркиза, он вскричал, разбрызгивая слюну:
– Я этого не потерплю! Не потерплю! Путь он подойдет!
Холворд мрачно ткнул маркиза своим копьем. Тот подошел к Двери и встал перед графом. Волкодав глухо зарычал.
– Это ты! – завопил граф, ткнув в него длинным узловатым пальцем. – Я тебя узнал, Карабас! Думал, я тебя забуду?! Ни за что! Да, я старый, но я все прекрасно помню!
Маркиз поклонился.
– Осмелюсь вам напомнить, ваша светлость, – вежливо сказал он, – что у нас был уговор. Я помог вам заключить мир с Рэйвенскорт. А взамен вы обещали оказать мне любую услугу, о какой бы я ни попросил.
Значит, «Рэйвенскорт» тоже не просто станция, подумал Ричард. Ему стало интересно, кто там живет.
– Услугу? – пророкотал граф. От злости он покраснел как помидор. – Вот как ты это называешь! Во время отступления из Уайт-Сити[32]32
Уайт-сити – станция метро и район к северу от Шепердс-буш. Получила свое название от белых выставочных павильонов (здесь проходила франко-британская выставка в 1908 г., британско-японская в 1910 г. и др.).
[Закрыть] я потерял дюжину подданных исключительно по твоей дурости. И лишился одного глаза.
– Позвольте заверить вас, ваша светлость, – проговорил маркиз, – что эта повязка вам к лицу. Она великолепно подчеркивает вашу красоту.
– Я поклялся… – прогремел граф, тряся бородой. – Я поклялся… что если ты еще раз окажешься в моих владениях… – Он запнулся. Растерянно покачал головой, словно силясь что-то вспомнить. Потом продолжил: – Ничего-ничего, я сейчас вспомню. Я никогда ничего не забываю.
– Значит, он, возможно, будет не слишком рад тебя видеть? – прошептала Дверь маркизу.
– Ну да. Разве он рад? – пробормотал в ответ Карабас.
Дверь снова шагнула вперед.
– Ваша светлость, – громко и четко сказала она, – маркиз Карабас мой друг и помощник. Прошу вас, во имя взаимного уважения, какое всегда питали друг к другу мой и ваш род, во имя вашей дружбы с моим отцом…
– Он злоупотребил моим гостеприимством! – рявкнул граф. – Я поклялся, что… если он еще раз окажется в моих владениях, я прикажу его хорошенько выпотрошить, а потом повесить сушиться… как нечто, что… хмм… сначала выпотрошили, а потом… хмм… повесили сушиться…
– Может, как воблу? – подсказал шут.
Граф пожал плечами.
– Какая разница! Стража, взять его!
Стража тут же повиновалась. И хотя стражники тоже были не первой молодости, они крепко держали свои арбалеты, нацелив их на маркиза. Ричард глянул на Охотницу. Казалось, ее это не особо заботило: она смотрела на происходящее с легкой улыбкой, как зрители смотрят забавную пьесу.
Дверь сложила руки на груди и еще выше вскинула голову. Сейчас она была похожа не на маленького оборвыша, а на очень упрямую девочку, которая привыкла добиваться своего. Ее опаловые глаза засверкали.
– Ваша светлость, маркиз пришел со мной, он помогает мне в очень трудном деле. Наши с вами семьи всегда были дружны,…
– Да, дружны, – перебил ее граф. – Сотни лет. Несколько сотен лет. Я знал еще твоего прадедушку. Забавный был старикан, – потом тихо добавил: – Правда, со странностями.
– Я вынуждена заявить, что расцениваю акт насилия по отношению к моему другу как полное неуважение ко мне и моему роду. – Дверь сурово посмотрела на престарелого графа. А он уставился на нее. Так они простояли несколько минут, не проронив ни слова. В конце концов, ожесточенно подергав свою рыжую с проседью бороду и по-детски обиженно выпятив нижнюю губу, граф сказал:
– Пусть уходит.
Маркиз вынул из кармана золотые часы, которые подобрал в доме Портико, спокойно взглянул на них, повернулся к Двери и сказал так, будто ничего особенного не произошло:
– Полагаю, леди, мне лучше сойти с поезда. Там от меня будет больше пользы. Мне нужно много чего обдумать.
– Нет, – отозвалась девушка. – Если вы уйдете, мы тоже уйдем.
– Не переживай, – успокоил ее маркиз. – Здесь, в Нижнем Лондоне, тебя всегда защитит Охотница. Я постараюсь встретиться с вами на следующем рынке. А пока что – будь умницей и не наделай глупостей.
Состав как раз подходил к станции.
Дверь пристально посмотрела на графа, и, несмотря на ее юный возраст, во взгляде ее больших опаловых глаз было что-то невероятно древнее и могущественное. Ричард заметил, что придворные тут же замолкали, когда она начинала говорить.
– Вы позволите ему уйти, ваша светлость? – спросила она.
Граф провел ладонями по лицу, потер свой единственный глаз, потеребил повязку на другом, потом посмотрел на девушку.
– Пусть идет, – сказал он и, посмотрев на маркиза, добавил: – В следующий раз… – он провел пальцем по горлу. – …Вобла!
Маркиз отвесил поклон.
– Не надо меня провожать! – бросил он стражникам и подошел к открытым дверям.
Холворд вскинул арбалет и нацелил его в спину маркиза. Охотница протянула руку и направила арбалет в пол. Маркиз вышел на платформу, повернулся и игриво помахал им рукой. Двери с шипением закрылись.
Граф опустился в свое резное кресло и какое-то время сидел молча. Громыхая и раскачиваясь, состав мчался по темному тоннелю.
– Я совсем забыл о гостеприимстве! – вдруг пробормотал граф себе под нос. Он посмотрел на своих гостей единственным глазом и проревел так, что стены задрожали, как от барабанного боя: – Я совсем забыл о гостеприимстве! – Он жестом подозвал одного из престарелых стражников. – Дагворд, они наверняка хотят есть. И пить тоже.
– Так точно, ваша светлость.
– Остановите поезд! – крикнул граф.
Двери открылись, и Дагворд выскочил на платформу. Ричард с интересом смотрел на людей на станции. Ни один не вошел в их вагон. Казалось, никто вообще не заметил ничего странного.
