Текст книги "Черный пес"

Автор книги: Нил Гейман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Нил Гейман
Черный пес

Десять языков в одной голове.

Один язык пошел за хлебом,

Чтоб накормить живых и мертвых.

Старинная загадка

Copyright © 2015 Neil Gaiman

© А. Блейз, перевод на русский язык, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

I

Чужак в пабе

ДОЖДЬ ЗА СТЕНАМИ ПАБА лил как из ведра: добрый хозяин собаку не выгонит, а кошка и сама не пойдет.

Тень был не совсем уверен, паб это или нет. Правда, у дальней стены виднелась короткая барная стойка, за ней тянулись ряды бутылок, а над стойкой возвышались два огромных блестящих крана. Да и в зале стояло несколько высоких столов, а за столами выпивали люди. Но все равно это больше смахивало на комнату в каком-то жилом доме. Особенно из-за собак. Похоже, собаки тут были у всех, кроме Тени.

– Что за порода? – полюбопытствовал Тень. Собаки походили на борзых, но ростом были поменьше и на вид поспокойнее, не такие дерганые и напряженные, как обычно бывают борзые.

– Ищейки, – ответил хозяин паба, выходя из-за стойки с пинтой пива в руке. – Лучшие на свете псы. Охотники на браконьеров. Быстрые, умные и беспощадные. – Отхлебнув пива, он наклонился и почесал за ушами одну из собак, белую с рыжими пятнами. Пес сладко потянулся и только что не заурчал от удовольствия. Особой беспощадности в нем не наблюдалось, о чем Тень не преминул заявить.

Хозяин паба тряхнул копной ярко-рыжих с проседью волос и задумчиво поскреб бороду.

– Тут ты не прав, парень, – сказал он. – На той неделе мы с его братом – вон с тем, у камина, – гуляли по Кампси-лейн. Идем мы себе, и тут, представляешь, метрах в двадцати от нас из-за кустов – лисья морда. Здоровый такой, рыжий лисище. Покрутил головой и выскочил прямо на дорогу. И что ты думаешь? Я и глазом моргнуть не успел, а Клык на него уже несется, как подорванный. Зубами клац, за холку его – и готово.

Тень посмотрел на Клыка – серого пса, дремлющего у камина. Этот тоже выглядел безобидно.

– И что же это за порода такая – ищейки? Английская, что ли?

– Да это не совсем порода, – вмешалась седая дама из-за ближайшего столика, чуть ли не единственная здесь, при ком собаки не было. – Это помесь такая. Шотландская овчарка с борзой. Их специально скрещивают, чтобы щенки рождались быстрые и выносливые.

Ее сосед наставительно поднял палец.

– Ты небось не местный, – усмехнулся он, – и не знаешь, что тут у нас не каждому разрешали держать чистопородных собак. Но дворняжку мог завести всякий. А тем, со своими законами, и невдомек было, что ищейка куда лучше и проворней всех этих родовитых бестолочей.

Кончиком указательного пальца он подтолкнул повыше съехавшие очки и снова ухмыльнулся. Тень отметил про себя, что его каштановые бачки тоже присыпаны солью седины.

– Как по мне, так любая дворняга в сто раз лучше породистого пса, – подхватила женщина. – Вот почему Америка – такая интересная страна. Там все полукровки.

Тень никак не мог понять, сколько ей лет: волосы белые, как снег, но лицо еще совсем не старое.

– Ошибаешься, дорогая, – мягко возразил мужчина с бакенбардами. – На самом деле американцы почище англичан помешаны на породистых псах. Я как-то познакомился с одной дамой из Американского клуба заводчиков, и это был тихий ужас. Она меня напугала.

– Я не о собаках, Олли, – покачала головой женщина. – Я имела в виду… Ох, ну ладно. Неважно.

– Пить-то что будешь? – спросил хозяин паба.

На стене над стойкой висел рукописный плакатик, настоятельно советовавший не заказывать светлое, «потому что не всякому приятно вместо пива получить по морде».

– А что хорошего посоветуете из местных сортов? – спросил Тень, уже усвоивший, что разумнее всего отвечать именно так.

Хозяин и седовласая женщина не сошлись во мнениях о том, какие из местных сортов пива и сидра можно признать хорошими. Когда страсти уже накалились не на шутку, коротышка с бакенбардами вмешался и заявил, что, по его скромному мнению, «хорошее» – это не просто «неплохое», а нечто куда более выдающееся. Одним словом, то, что делает мир прекраснее. Высказавшись, он застенчиво хихикнул – мол, не принимайте меня всерьез, на самом деле я понимаю, что речь всего лишь о выпивке.

Пока остальные отвлеклись на коротышку, хозяин успел налить Тени пиво по своему вкусу – темное и очень горькое. Тень выпил и остался не в восторге.

– Как называется?

– «Черный пес», – ответила женщина. – Говорят, его так назвали из-за того, что бывает, если его перебрать.

– Хандра находит, – пояснил ее спутник. – Ну, как на Черчилля[1]1
  Уинстон Черчилль – премьер-министр Великобритании, страдал тяжелой депрессией, которую называл «черным псом».


[Закрыть].

– На самом деле этот сорт назвали в честь одной местной собаки, – присоединилась к беседе другая женщина, помоложе. Она была в оливково-зеленом свитере и стояла у стены. – Только это не настоящая собака, а так… То ли выдумка, то ли нет.

Тень нерешительно посмотрел на Клыка.

– Можно почесать его за ушами? – спросил он, памятуя о печальной участи лиса.

– Конечно, – ответила седая женщина. – Ему это дело нравится. Давай, не стесняйся.

– Ну-у, я не знаю, – протянул хозяин. – Тому говнюку из Глоссопа он палец чуть начисто не оттяпал, – предостерег он таким тоном, как будто со стороны пса это был подвиг.

– По-моему, то был какой-то местный чиновник, – сказала женщина. – А таких не жалко. Хочет собака укусить – пускай кусает. И налоговых инспекторов – всегда пожалуйста.

Женщина в зеленом свитере подошла к Тени. Напитка у нее в руке не было. Тень посмотрел на нее: темные, коротко стриженные волосы и целая россыпь веснушек на носу и щеках.

– Ты-то ведь не чиновник? – спросила она.

Тень помотал головой.

– Я вроде как турист, – сказал он.

Отчасти так оно и было. По крайней мере, он путешествовал.

– Канадец? – спросил коротышка с бакенбардами.

– Американец, – ответил Тень. – Но я давно в дороге.

– Ну, тогда никакой ты не турист, – заключила седая женщина. – Туристы они ведь как: приедут, посмотрят тут, что им надо, и поминай как звали.

Тень пожал плечами, улыбнулся и, наклонившись, почесал Клыка за ушами.

– Значит, ты не собачник? – спросила темноволосая.

– Не собачник, – подтвердил Тень.

Будь на его месте кое-кто другой – тот, кто говорил у него в голове обо всем, что с ним происходит, – он сказал бы, что у его жены в детстве были собаки. И что она иногда называла Тень щенком, потому что очень хотела собаку, а домовладелец запрещал держать животных. Но о таком лучше было помалкивать. Британцы тем ему и нравились, среди прочего, что они не задают лишних вопросов, даже если им интересно, что творится у тебя внутри. Тому, что внутри, не место снаружи. Вот уже три года прошло, как его жена умерла.

– Все люди делятся на собачников и кошатников, – заявил коротышка с бакенбардами. – Выходит, ты кошатник?

Тень задумался.

– Не знаю. Когда я был маленьким, животных мы не держали. Все время переезжали с места на место. Но…

– Я не просто так спрашиваю, – перебил коротышка. – Кошка тут тоже есть. Может, ты захочешь взглянуть.

– Раньше мы ее тут держали, но потом отправили в заднюю комнату, – добавил хозяин из-за стойки.

Тень только диву давался, как тот ухитряется поддерживать разговор, одновременно принимая и отпуская заказы.

– Собаки нервничали? – предположил он.

Дождь, на время приутихший, снова забарабанил по стеклам. Ветер стонал, посвистывал, а потом внезапно завыл во всю мочь, и дрова в камине затрещали и посыпали искрами.

– Не в том смысле, как ты думаешь, – ответил хозяин. – Эту кошку мы нашли, когда пробили стену в соседнюю комнату, чтобы расширить стойку. Пойдем, – усмехнулся он. – Сам увидишь.

Тень двинулся за ним в заднюю комнату. Коротышка с бакенбардами и седая дама встали из-за стола и пошли следом.

Тень обернулся и окинул взглядом зал. Темноволосая женщина тепло улыбнулась, встретившись с ним глазами.

Задняя комната оказалась больше и светлее. Здесь уже не возникало чувства, будто вместо паба ты очутился у кого-то в гостиной. Сидевшие за столами люди не столько пили, сколько ели, и еда у них на тарелках выглядела, да и пахла, аппетитнее, чем закуски, которые подавали в пивном зале. Хозяин провел Тень к дальней стене, где стояла пыльная стеклянная коробка.

– Вот она! – гордо объявил он.

Кошка была коричневая и на первый взгляд состояла сплошь из сухожилий и смертной муки. Дыры на месте глаз горели гневом и болью; пасть была широко раскрыта, словно свой последний вздох кошка испустила в безумном вопле.

– Животных замуровывали в стены с той же целью, с которой в древности под фундамент дома живьем закапывали детей, – пояснил из-за спины коротышка. – То есть чтобы дом не рухнул. Хотя при виде мумифицированных кошек я всегда вспоминаю тех, которых нашли в египетском Бубастисе, в храме Баст. Их там были целые тонны. Просто непонятно было, куда их девать. В конце концов, этих несчастных кошек стали отправлять в Англию, а там их измельчали в порошок и пускали на удобрения. А еще в Викторианскую эпоху из мумий делали краску. Наверно, коричневую.

– Выглядит ужасно, – сказал Тень. – Сколько ей лет?

Хозяин паба почесал щеку.

– Ну, по нашим прикидкам, стена, в которой ее нашли, появилась где-то между тысяча трехсотым и тысяча шестисотым. Это если верить церковным записям. В тысяча трехсотом году здесь еще ничего не было, а в тысяча шестисотом уже стоял дом. Записи за промежуточные триста лет потерялись.

Мертвая кошка в стеклянном ящике, голая и кожистая, как будто следила за ними, таращась черными провалами глазниц.

«У меня есть глаза везде, где ходит мой народец», – прошелестел голос в глубинах памяти. Тень на секунду задумался о полях, удобренных порошком из кошачьих мумий: странный, должно быть, они дали урожай.

– «…Его посадили в дырку в стене, – произнес коротышка Олли. – И там он жил, и там скончался. Никто не плакал и не смеялся»[2]2
  Строки из старинного детского стихотворения.


[Закрыть]. Ух, и кого только не замуровывали в стены, чтобы дом стоял крепко! Всяких-разных животных… А бывало, что и детей. И в церквях, конечно, тоже.

Дождь выстукивал неритмичную дробь на подоконнике. Тень сказал хозяину спасибо за демонстрацию кошки, и все вчетвером вернулись в пивной зал. С легкой досадой Тень отметил, что темноволосая женщина уже ушла. Жаль, казалось, он ей был симпатичен. Тень заказал по пинте для Олли, его седовласой спутницы и хозяина паба.

Хозяин пошел за стойку, а Тень сообщил:

– Меня зовут Тень. Фамилия – Лун.

Олли в восторге всплеснул руками:

– Надо же! Как здорово! У меня в детстве была эльзасская овчарка по кличке Тень. Это настоящее имя?

– Так меня зовут, – только и сказал Тень.

– Мойра Калланиш, – представилась седая женщина. – А это Оливер Бирс. Он знает все на свете. И если наше знакомство продолжится, он, несомненно, расскажет тебе все, что знает.

Они пожали друг другу руки. Хозяин поставил перед ними напитки, и Тень спросил, не сдает ли он комнаты. Поначалу он не собирался здесь ночевать, но дождь явно зарядил надолго. Ботинки у Тени были прочные, плащ не промокал, но идти под дождем все равно не хотелось.

– Раньше сдавал одну комнатушку, но теперь там живет мой сын. Вернулся, так сказать, под отчий кров. Иногда я пускаю народ переночевать в сарае, но ничего лучше предложить не могу.

– А у кого-нибудь в деревне можно найти комнату?

Хозяин паба покачал головой.

– Вряд ли. Погодка сегодня та еще. Но отсюда до Порсетта всего несколько миль по дороге, и там у них есть настоящая гостиница. Если хочешь, я позвоню Сандре, скажу, что ты придешь. Как тебя звать?

– Тень, – повторил Тень еще раз. – Тень Лун.

Мойра посмотрела на Оливера и что-то прошептала – как показалось Тени, что-то насчет «бездомных и заблудших». Оливер пожевал губу и вдруг закивал с энтузиазмом.

– А как ты смотришь на то, чтобы заночевать сегодня у нас? – предложил он. – У нас комната пустует – крохотная, правда, что твой чулан, но кровать там есть. И там тепло. И сухо.

– С огромным удовольствием, – сказал Тень. – Я могу заплатить.

– Не валяй дурака! – возмутилась Мойра. – Так приятно в кои-то веки принять гостя!

II

Висельная клетка

Выйдя из паба, Оливер и Мойра раскрыли зонтики. Свой зонтик Оливер тут же всучил Тени, резонно заметив, что Тень гораздо выше и если он будет нести зонтик над ними обоими, то никто не промокнет.

Кроме того, у Оливера и Мойры имелись при себе фонарики, которые они по местному обыкновению называли факелами. От этого словечка Тени пришли на ум крестьяне из фильма ужасов, штурмующие замок на холме в такую же грозовую ночь, под грохот грома и вспышки молний. «О, мое создание! Нынче ночью я подарю тебе жизнь!» В другое время Тень только посмеялся бы над этой нелепой мысленной картинкой, но сейчас ему стало не по себе. После той мертвой кошки он чувствовал себя как-то странно.

Узкие дорожки между полями превратились в канавы, полные воды по щиколотку.

– В хорошую погоду, – прокричала Мойра сквозь шум дождя, – мы бы просто пошли через поля. Но там сейчас сплошная грязь и слякоть, так что придется топать через Чертов переулок. Кстати, вон то дерево видишь? На нем когда-то была висельная клетка. – Она махнула рукой в сторону перекрестка, где высился старый платан с толстенным стволом. Веток на нем почти не осталось, и голая верхушка сиротливо выглядывала из-за пелены дождя.

– Мойра здесь живет лет с пятнадцати, – добавил Оливер. – А я только восемь лет назад перебрался. Раньше жил в Лондоне, на Тернем-Грин. А впервые я тут побывал в четырнадцать, на каникулах, – и запомнил на всю жизнь. Такое не забывается.

– Эта земля врастает в плоть и кровь, – сказала Мойра. – Ну, образно говоря.

– А плоть и кровь уходят в землю, – подхватил Оливер. – Так или иначе. Взять вот хотя бы это дерево: тела оставляли в клетке, пока они не истлеют дотла. Пока птицы не выщиплют все волосы себе на гнезда, а вороны не обчистят все мясо с костей. Или пока не подвернется другой труп, чтобы было кого выставить напоказ.

Тень не сомневался, что понял правильно, но все равно решил уточнить. Спрос, как говорится, не ударит в нос, а Оливер определенно был из тех всезнаек, что обожали коллекционировать всякие любопытные факты, а потом делиться ими с окружающими.

– Что такое висельная клетка? – переспросил он.

– Такая железная клетка, вроде птичьей, только большая. В них вывешивали трупы казненных преступников – в назидание другим. Клетку запирали на ключ, чтобы друзья и родные не могли украсть тело и похоронить его по-христиански. Сомневаюсь, что других преступников это останавливало, но случайные прохожие пугались будь здоров.

– А кого казнили?

– Да любого, кому не повезет! Триста лет назад смертью каралось больше двухсот видов преступлений. Включая разъезды в компании цыган в течение месяца и дольше, кражу овец – и, кстати, чего угодно, что стоило дороже двенадцати пенсов, – и рассылку писем с угрозами.

Оливер набрал воздух в легкие, чтобы продолжить перечисление, но тут вмешалась Мойра:

– Насчет смертных казней Оливер прав, но в этих краях в клетке вывешивали только убийц. Поэтому один и тот же труп мог провисеть лет двадцать. Убивали у нас нечасто. А вот и Чертов переулок! – объявила она, видимо пытаясь перевести разговор на менее мрачную тему: – Местные говорят, что ясными ночами тут можно увидеть, как за тобой бежит Черный Черт. Это такая волшебная собака. В такую ночь, само собой, надеяться не на что.

– Ну, мы-то сами его ни разу не видели, – вставил Оливер. – Даже в ясную погоду.

– И это очень хорошо, – подхватила Мойра. – Потому что кто его увидит, тот умрет.

– Сандра Уилберфорс клянется, что видела его, – и до сих пор здорова как лошадь.

Тень улыбнулся.

– А что он делает, этот Черный Черт?

– Ничего он не делает, – сказал Оливер.

– Еще и как делает! – возразила Мойра. – Он идет за тобой до дома. А потом проходит немного времени, и ты умираешь.

– Вроде ничего страшного, – заметил Тень. – Ну, не считая последнего пункта.

Между тем они уже дошли до конца переулка. Дождевая вода текла рекой, перехлестывая через тяжелые туристические ботинки. Тень спросил:

– А как вы познакомились?

Он уже знал, что такой вопрос едва ли сочтут невежливым, когда имеешь дело с парой.

– В пабе, – ответил Оливер. – На самом деле я просто приехал сюда отдохнуть.

– Я тогда была не одна, – добавила Мойра. – Но у нас с Оливером случился бурный роман, и мы сбежали от прежней жизни. Никто от нас такого не ожидал.

Они и впрямь непохожи на людей, способных так потерять голову, подумал Тень. Но, в конце концов, у всех свои причуды. Он пожалел, что задал этот вопрос: теперь и самому надо было что-то сказать.

– Я был женат. Моя жена погибла в автокатастрофе.

– Как печально! – сказала Мойра.

– В жизни всякое бывает, – пробормотал Тень.

– Когда придем домой, я сделаю нам всем по виски-маку, – пообещала Мойра. – Это виски с имбирным вином и горячей водой. А еще мне надо будет принять горячую ванну. В такую погоду жуткую смерть подхватить можно, не то что простуду.

Тени представилось, как он протягивает руку и подхватывает смерть, словно мячик. Его передернуло.

Дождь припустил с новой силой, и внезапная вспышка молнии высветила окрестный пейзаж с необычайной отчетливостью: каждый серый камень в кладке стены, каждая травинка, каждая лужица, каждое дерево – все на мгновение озарилось ослепительным светом и тотчас вновь утонуло в непроглядной тьме, оставив перед глазами Тени яркие отпечатки.

– Вы это видели? – спросил Оливер. – Черт знает что такое!

В небе заворчал и раскатился гром, и Тени пришлось подождать с ответом, пока тот не стихнет.

– Я ничего не видел, – наконец произнес Тень, но тут полыхнула еще одна молния, и ему показалось, что на одном из дальних полей движется в сторону от них какая-то фигурка. – А, вон там? – спросил он.

– Это осел, – сказала Мойра. – Просто осел.

Оливер остановился

– Не надо было идти этой дорогой, – заявил он. – Надо было вызвать такси. Мы сваляли дурака.

– Олли, – сказала Мойра. – Успокойся. Мы уже почти пришли. Подумаешь, дождь! Не сахарные, не растаем.

Вспыхнула очередная молния. Прежде чем снова наступила тьма, Тень успел бросить взгляд на дальнее поле, но там уже ничего не было. Тень повернулся к Оливеру – и обнаружил, что рядом с ним под зонтиком тоже никого нет. Фонарик Оливера валялся на земле. Тень поморгал, чтобы скорее восстановить ночное зрение, и огляделся вокруг. Коротышка лежал на обочине, свернувшись клубком в мокрой траве.

– Олли? – Мойра наклонилась над ним, зажав зонтик под мышкой. Посветила ему в лицо своим фонариком. Потом посмотрела на Тень. – Нельзя его тут оставить, – смущенно сказала она. – Такой дождь…

Тень поднял второй фонарик, сунул его в карман, передал свой зонтик Мойре и взвалил Оливера на плечо. Тот оказался нетяжелым, а Тень был крепкий парень.

– Далеко еще?

– Нет, – ответила Мойра. – Уже совсем рядом.

Дальше они шагали молча. Оставив позади кладбище на краю общего выгона, они вошли в деревню, и Тень увидел свет в окошках серых каменных домов. Вскоре Мойра свернула к дому, стоявшему в стороне от главной улицы. Тень шел следом. На входе Мойра пропустила его вперед и придержала дверь.

Кухня оказалась просторной и теплой. У стены стоял уютный диван, заваленный журналами. Правда, Тени пришлось пригнуться, чтобы не удариться головой о балку. Он снял с Оливера дождевик и бросил на пол (с плаща тут же натекла лужа), а самого Оливера уложил на диван.

Мойра набрала воды в чайник.

– Может, вызвать «Скорую»?

Мойра покачала головой.

– А что, с ним такое часто бывает? Чтобы вот так шел-шел – и вырубился ни с того ни с сего?

– Иногда, – ответила она, доставая кружки с полки. – Ты не волнуйся, это ненадолго. У него нарколепсия. Если его внезапно удивить или напугать, он просто падает и засыпает. Скоро он проснется. И захочет чаю. Так что виски-мак на сегодня для него отменяется. После такого он иногда не очень соображает, что с ним и где он. Но иногда, наоборот, помнит все, что с ним происходило. И терпеть не может, когда вокруг него разводят лишнюю суету. Рюкзак можешь поставить вон там, у плиты.

Чайник вскипел. Мойра ополоснула кипятком заварочный чайник и сказала:

– Ему сейчас нужно черный чай. Я буду ромашковый, а то не засну. Нервы разыгрались. А ты какой будешь?

– Черный, – ответил Тень.

За этот день он отшагал двадцать с лишним миль, так что бессонница ему не грозила. Он с интересом разглядывал Мойру. Та держалась на удивление хладнокровно, и Тень пытался понять, действительно ли она полагает, что волноваться не о чем, или просто не желает обнаружить слабость перед малознакомым человеком. Так или иначе, он ею восхищался, хотя не смог бы объяснить почему. Англичане все-таки очень странные. Но отвращение к «лишней суете» – это он мог понять. Да.

Оливер завозился на диване. Мойра тут же поднесла ему чашку чая и помогла сесть. Оливер отхлебнул из чашки; вид у него был слегка обалдевший.

– Он шел за мной до самого дома, – сообщил он, как будто продолжая неоконченный разговор.

– О чем это ты, милый? – голос Мойры не дрожал, но в нем сквозило неподдельное беспокойство. – Кто за тобой шел?

– Пес, – ответил Оливер и отпил еще глоток. – Черный пес.

III

Бритва

Тем вечером, сидя за кухонным столом с Мойрой и Оливером, Тень узнал много нового.

Он узнал, что в Лондоне Оливер работал в рекламном агентстве, но это занятие не приносило ему никакой радости. Необычная болезнь, приступ которой он сегодня продемонстрировал, дала ему возможность уйти на пенсию гораздо раньше положенного срока – по медицинским показаниям. Олли перебрался в деревню и занялся ремонтом каменных стен. То, что начиналось как развлечение, постепенно превратилось в источник заработка. Техника сухой кладки, пояснил Олли, – это настоящее искусство, а если все делать правильно – то еще и превосходная медитативная практика.

– Когда-то в этих краях были сотни каменщиков. А теперь мастера перевелись – и дюжины не найдется. Стены латают бетоном или шлакоблоками. Одним словом, умирает наше искусство. Эх, я бы тебе показал, как это делается. Полезный навык, в жизни может пригодиться. Чтобы выбрать камень, иногда приходится слушать: камень сам скажет, куда он хочет лечь. И тогда уж ложится как влитой – стену и танком не прошибешь. Удивительное дело.

Тень узнал, что несколько лет назад Оливер страдал тяжелой депрессией, но вскоре после того как встретился с Мойрой, пошел на поправку и в последнее время отлично справляется. «Точнее сказать, неплохо», – поправился он.

Еще Тень узнал, что у Мойры было свое состояние: она с сестрами могла бы спокойно прожить всю жизнь на ренту. Тем не менее в восемнадцать она решила стать учительницей – и действительно стала. Правда, теперь она больше не преподавала, но очень активно участвовала в общественной жизни и провела блестящую кампанию против отмены местных автобусных маршрутов.

А еще Тень узнал – точнее, сделал вывод из того, о чем Оливер старался умолчать, – что тот чего-то боится до полусмерти. И когда Тень спросил, чего он так испугался и что имел в виду, когда сказал, что черный пес шел за ним до дома, Оливер начал заикаться и мямлить. Стало понятно, что допытываться не стоит.

Что же Оливер и Мойра узнали в тот вечер о Тени?

Ничего особенного.

Тени они пришлись по душе. Он был не дурак: в прошлом он доверялся людям, которые потом его предавали, – и усвоил урок. Но эта пара ему понравилась, и в доме у них пахло приятно – свежим хлебом, и джемом, и полированным ореховым деревом. Поэтому, устраиваясь на ночлег в крохотной спаленке, Тень снова и снова возвращался мыслями к тому, чего же так испугался этот говорливый коротышка с седеющими бачками. Что, если там, на поле, был вовсе не осел? Что, если это и вправду была огромная собака? Что тогда?

Когда Тень проснулся, дождь уже перестал. На кухне никого не было. Тень поджарил себе тост. Мойра вернулась из сада, и вместе с ней в кухню ворвался прохладный утренний воздух.

– Ну, как спалось? – спросила она.

– Замечательно.

Этой ночью Тени приснилось, что он ходит по зоопарку. Со всех сторон в клетках сопели и хрюкали какие-то животные, но он их не видел. Во сне он снова был маленьким: мама вела его за ручку, и он чувствовал, что его любят и защищают. Тень остановился перед львиной клеткой, но вместо льва в клетке оказался сфинкс – лев только наполовину, а наполовину женщина. Охлестывая хвостом бока, сфинкс улыбнулся – и улыбка эта была точь-в-точь как у матери. А потом женщина-лев заговорила с ним, и голос у нее оказался теплый, кошачий и с каким-то незнакомым акцентом.

– Познай себя, – сказала она.

– Я знаю, кто я такой, – ответил Тень, вцепившись в прутья клетки. За прутьями раскинулась пустыня. Тень посмотрел вдаль и увидел пирамиды. Увидел тени на песке.

– И кто же ты такой, Тень? От чего ты убегаешь? Куда ты бежишь? Кто ты?

И Тень проснулся в недоумении от этих вопросов и в тоске по матери, умершей двадцать лет назад, когда он был еще подростком. Но все-таки сон принес утешение: Тень все еще помнил тепло и надежность материнской руки, сжимавшей его детскую ручку.

– Олли сегодня нездоровится, – сообщила Мойра.

– Какая жалость.

– Да. Но тут уж ничего не поделаешь.

– Огромное спасибо за ночлег. Ну, пожалуй, мне пора.

– Подожди, – сказала Мойра. – Можно я тебе кое-что покажу?

Тень кивнул и пошел за ней во двор. Мойра обвела его вокруг дома и указала на розовую клумбу:

– Как, по-твоему, на что это похоже?

Тень наклонился и посмотрел.

– На «отпечатки лап огромной собаки», как сказал бы доктор Ватсон.

– Вот именно, – кивнула Мойра.

– Ну, если тут и вправду бродит собака-призрак, – рассудил Тень, – то вряд ли она станет оставлять следы. Или может?

– Честно говоря, я в этом не разбираюсь, – сказала Мойра. – Когда-то у меня была подруга, которая знала о таких вещах абсолютно все. Но она… – Мойра умолкла, махнув рукой, а потом с деланой бодростью заявила: – А знаешь, миссис Камберли тут по соседству держит доберман-пинчера. Нелепое существо.

Тень не совсем понял, относились ли последние слова к миссис Камберли или к ее собаке.

Сейчас, при свете дня, вчерашние события казались уже не такими пугающими и странными. По крайней мере, никаких мистических объяснений они не требовали. Ну, допустим, за ними и впрямь увязалась какая-то бродячая собака. И что с того? Да, конечно, Олли испугался и упал в обморок, но ведь с ним такое бывало и раньше.

– Ну ладно, – вздохнула Мойра. – Пойдем, я соберу тебе в дорогу чего-нибудь перекусить. Вареные яйца есть. Как проголодаешься, скажешь спасибо.

Они вернулись в дом. Оставив Тень на кухне, Мойра пошла что-то искать, а когда вернулась, на ней лица не было.

– Оливер заперся в ванной, – сообщила она.

Тень молча уставился на нее. Он не знал, что сказать.

– Сказать тебе, чего я хочу? – спросила Мойра.

– Да.

– Я хочу, чтобы ты пошел и поговорил с ним. Я хочу, чтобы он открыл дверь. И поговорил со мной. Я слышу, как он там возится. Через дверь все очень хорошо слышно.

И, помолчав, добавила:

– Боюсь, он опять пытается себя порезать.

Тень вышел в коридор, встал под дверью ванной и окликнул Оливера по имени.

– Ты меня слышишь? С тобой все хорошо?

Из ванной не донеслось ни звука.

Тень осмотрел дверь. Дерево было крепкое. Старый дом, а в прежние времена все строили на совесть. Но с утра Тень заходил в ванную и помнил, что замка в двери нет – только крючок с петлей. Он навалился на ручку и со всей силы толкнул дверь плечом. Дерево затрещало, и дверь распахнулась настежь.

Когда Тень сидел в тюрьме, ему довелось видеть, как человека ни за что ни про что пырнули ножом. Он помнил тело, лежавшее в луже крови в дальнем углу тюремного дворика. Страшно хотелось отвернуться, но Тень заставил себя смотреть. Ему казалось, что отвернуться было бы неуважительно.

Оливер лежал голым на полу ванной комнаты. Кожа у него была бледная, на груди и в паху курчавились густые, темные волосы. В руках он сжимал старинную безопасную бритву. Он уже успел исполосовать себе руки и грудь выше сосков. Порезы виднелись на внутренней стороне бедер и даже на члене. Кровь была повсюду – на теле Оливера, на черно-белом линолеуме, покрывавшем пол, и на белой эмали ванны. Огромными и круглыми, как у птицы, глазами Оливер смотрел прямо на Тень – но вряд ли что-то видел.

– Олли? – донесся из коридора голос Мойры, и Тень сообразил, что загораживает дверь. На секунду он замер в нерешительности: стоит ли ей видеть, что тут творится? Потом взял с вешалки розовое полотенце и обернул им Оливера. Тот заморгал и уставился на Тень, как будто только теперь заметил его присутствие.

– Пес, – пробормотал он. – Это все для него. Его надо кормить, понимаешь? Мы с ним подружимся.

– О господи боже мой! – вскрикнула Мойра.

– Я вызову «Скорую».

– Нет, нет, пожалуйста, не надо! – всполошилась она. – Ему будет лучше дома, со мной. Я не знаю, что мне… Пожалуйста!

Тень поднял Оливера, закутанного в полотенце, отнес его в спальню на руках, как ребенка, и водрузил на кровать. Мойра взяла с тумбочки айпад и включила музыку.

– Дыши, Олли, – сказала она. – Вспоминай. Дыши. Все будет хорошо. Ты поправишься.

– Дышать трудно, – жалобным голосом возразил Оливер. – Не получается. Но сердце я чувствую. Чувствую, как оно бьется.

Мойра взяла его за руку и села на край постели. Тень оставил их наедине.

Когда Мойра вернулась на кухню, рукава ее были закатаны по локоть, а от рук пахло антисептической мазью. Тень сидел на диване, читал путеводитель по местным туристическим маршрутам.

– Ну, как он?

Мойра пожала плечами.

– Ты с ним одна не управишься, – заметил Тень.

– Да. – Она стояла посреди кухни и растерянно оглядывалась по сторонам, словно не понимая, где искать помощи. – А ты… Я хочу сказать, тебе обязательно надо уйти сегодня? Ты выбьешься из графика, если не уйдешь?

– Меня никто не ждет. Нигде.

Мойра посмотрела ему в глаза, и Тень заметил, как побледнело и осунулось ее лицо за последний час.

– С ним и раньше такое случалось. Через несколько дней он уже опять будет как огурчик. Это никогда не длится долго. Вот я и подумала – а не мог бы ты… ну… задержаться тут ненадолго? Я звонила сестре, но она сейчас где-то в дороге. А сама я действительно не справлюсь. Не могу больше. Но если тебя кто-то ждет, я, конечно, не стану тебя просить…

– Никто меня не ждет, – повторил Тень. – На несколько дней я вполне могу задержаться. Но мне кажется, Оливеру нужна помощь специалиста.

– Да, – согласилась Мойра. – Ты прав.

Под вечер пришел доктор Скейтлок – старый приятель Мойры и Оливера. Тень так и не понял, ходят ли сельские врачи в Англии по вызовам, как в прежние времена, или это был просто дружеский визит. Доктор прошел в спальню и вернулся через двадцать минут.

Они с Мойрой сели за кухонный стол, и доктор сказал: