Текст книги "Новая лампа Аладдина"

Автор книги: Николай Шагурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Шагурин Николай
Новая лампа Аладдина

Николай Яковлевич Шагурин

НОВАЯ ЛАМПА АЛАДДИНА

ИЗ ШАХРАЗАДЫ XX ВЕКА

Аладдин потер лампу, и перед ним по

явился джин гигантского роста и ужасаю

щего вида.

– Я раб лампы и того, кто ею владе

ет,– заревел он. – Приказывай! Может

быть, ты хочешь, чтобы я построил дво

рец или разрушил город?

Сказки тысячи и одной ночи

Но ведь и вымысел может Пролить нем

ного света на то, о чем писалось, как о

реальных фатах.

Э. Хемингуэй

1. ОБРЫВОК ПЕЧАТНОЙ БУМАГИ

Санта-Барбара, столица маленькой республики Микроландии. В центре города, в квартале от дворца диктатора, высится восьмиугольная афиша-тумба (таких реликтовых сооружений теперь уже не встретишь ни в одной европейской столице). Афиша мюзик-холла:

"Тропические страсти". Оперетта: "Сорок любовниц", музыка Амадео Пинкетти. Кинотеатр "Аполло": американский гангстерский фильм "Целуй меня насмерть". Театр "Гиньоль": "Рука мертвеца". И среди пестрых афиш, кабаре, дансингов, стриптизных заведений и кабаков высокого разряда болтается по ветру обрывок бумаги, на котором крупным шрифтом значится:

Внимание!

10.000 крезо будет выплачено тому, кто задержит, и 5.000 крезо тому, кто укажет местопребывание особо опасного преступника ТИЛО РУН-РИНА, обвиняемого в государственной измене.

Остальное оборвано, но можно заметить, что дальше была помещена фотография. Весьма вероятно, что некто, желающий заработать 10,000 крезо, оторвал и унес портрет опасного государственного преступника.

Прямо напротив афишной тумбы полукруглая арка ведет во двор мрачного кирпичного здания коммерческого суда. В ясные дни под аркой можно видеть человека экзотической наружности, смуглого, горбоносого, черноусого и черноглазого, в чалме и пестром халате. Это предсказатель судьбы Хуссейн Абдулла Исхак. Он сидит на низенькой скамеечке, перед ним разостлан коврик, на котором разложены яркие раковины, целая коллекция полудрагоценных камней разных цветов и огранки (Хусейн объясняет клиентам, что каждому характеру соответствует определенный камень), и на подставке из яшмы – хрустальный шар, в котором Хусейн созерцает будущее. Его никто не гонит отсюда. А в клиентах недостатка нет: люди бизнеса во многом зависят от случая и потому – суеверны.

– Рад видеть тебя, дорогой Кербер, – сказал он высоким, писклявым голосом. – С нетерпением жду твоего чрезвычайного сообщения...

Дельфас откашлялся.

– Да, экселенц *.

Он возлагал на эту аудиенцию большие надежды. Нужно было только заинтересовать диктатора.

Дельфас перегнулся через стол и многозначительно произнес:

– Что бы вы сказали, экселенц, если бы я предложил вашему вниманию волшебную лампу Аладдина?

2. ДИКТАТОР И ЕГО НАПЕРСНИК

Незадолго до того, как был объявлен розыск государственного преступника Тило Рун-Рина, Кербер Дельфас, государственный наушник второго класса, имел аудиенцию у диктатора Микроландии. Он вошел в приемную, придав верхней половине туловища наклон в 45 градусов. Здесь полагалось сдать портфель (личное оружие у него отобрали еще при входе во дворец).

Распахнулась бронированная дверь. К диктатору Дельфас взошел уже с наклоном в 90 градусов, так что металлические наконечники аксельбантов, свисающие с левого плеча, звякнули о паркет. Дельфас был тощ, долговяз, и диктатор усмехнулся: черт, как бы не переломился...

Наконец Дельфас выпрямился, и густое серебряное шитье на воротнике и обшлагах мундира заблестело в лучах заходящего солнца, проникавших сквозь пуленепробиваемое стекло огромного окна. Диктатор любил представительность и приближенных одел в импозантные мундиры. Сам диктатор был разряжен как рождественская елка: столько было навешано на нем всякой золотой бахромы, шнуров, шевронов, орденов ве

3. ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС КЕРБЕРА ДЕЛЬФАСА

Диктатор откинулся на спинку кресла и расхохотался.

– Ты что, вообразил себя волшебником из Магриба? Я еще не впал в детство...

– Экселенц, поверьте мне, это гораздо серьезнее, чем можно подумать. Я не шучу. Представьте себе аппарат, который будет производить все, что вам угодно.

– И танки?

– И танки.

– И атомные бомбы?

– Сколько угодно и по баснословно дешевой цене.

В глазах диктатора блеснул хищный огонек. Дельфас внутренне ликовал: клюнуло!

– И где же находится эта необычайная лампа?

– В ИНЭ.

– Это что?

– Институт новейшей электроники.

Диктатор припомнил, что такое научное учреждение существует и находится неподалеку от столицы.

– И он уже создан, этот аппарат?

– Пока нет, он строится.

1 Ваше сиятельство (испорч. франц.).

Диктатор вскочил и взволнованно заходил по кабинету.

– Черт побери, это вещь, если не брехня.

– Экселенц, я не позволил бы себе мистифицировать вас.

Дельфас внимательно следил за тем, как реагирует диктатор. А реагировал он бурно.

– И я могу получить в руки эту Аладдинову лампу?

– Я приложу все усилия, чтобы сделать это... Если вы предоставите мне необходимые полномочия.

Диктатор подошел к Дельфасу и потряс его за плечи. Последний никогда не видел его таким взбудораженным.

– Не только неограниченные полномочия. Я озолочу тебя. Сейчас, авансом, ты получишь чин государственного наушника первого класса. Я подарю тебе имение в Эгретских горах. Я...

Чин государственного наушника первого класса соответствовал министру. Звездный час Кербера Дельфаса наступил.

Диктатор, немного поостыв, снова опустился в кресло.

– Кто руководит работами?

– Тило Рун-Рин, инженер-электроник, микроландец.

Диктатор поднял глаза к потолку, как бы припоминая. Припоминать, собственно, было нечего, это имя ничего не говорило ему, хотя и было широко известно в научном мире.

– Ты знаешь его?

– Очень хорошо. Мы когда-то вместе учились в Париже.

4. ТИЛО РУН-РИН, ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОНСТРУКТОР

Да, было время, когда оба входили в землячество микроландцев, получавших высшее образование в Париже. Рун-Рин учился в Высшем политехническом училище, Дельфас в юридическом институте. Несмотря на разницу во взглядах и характерах, их связывала тесная дружба. Вместе они посещали кабачки на Монмартре, гуляли по бульварам и даже подругами их были две сестры. Однако отношения их со временем стали охладевать. Рун-Рин читал "Юманите" * и посещал коммунистические митинги, Дельфас выписывал "Фигаро" и склонялся к независимым республиканцам **, а под конец стал высказывать откровенные симпатии к ультра. Трещина в отношениях между приятелями постепенно превращалась в пропасть.

Рун-Рин окончил блестяще, преподаватели отзывались о нем, как о человеке, почти гениальном. Ему пророчили кафедру. Было много других заманчивых предложений. Но, проработав года три на крупном предприятии, производящем электронную аппаратуру и неустанно совершенствуя свои знания, Рун-Рин решил вернуться на родину, в свою маленькую уютную страну (Дельфас, получив диплом, уехал сразу и, так как Микроландия не была богата людьми с высшим юридическим образованием, вскоре получил видное место в правительственном аппарате).

Вернувшись, Рун-Рин с горечью обнаружил, что его маленькая страна перестала быть уютной. Год назад в результате реакционного переворота к власти пришел кавалерийский капитан Хуно Фуркаль, начавший с того, что произвел себя в генералы. Опираясь на кучку военных, занимавших в армии ключевые посты, с помощью "Гарпии" (так называлось учреждение, совмещавшее в себе функции ведомства безопасности и тайной политической полиции) Фуркаль начал свирепую расправу со всеми инакомыслящими. В народе его называли "мясником" (действительно, отец Фуркаля содержал скотобойни).

Невежественный, грубый, тщеславный, жестокий, Фуркаль люто ненавидел интеллигенцию, вероятно, потому, что сам не получил порядочного образования. Какой-нибудь унтер-офицер охранных войск в его глазах стоял выше академика.

Конечно, сведения о режиме хунты, возглавляемой Фуркалем, доходили до Рун-Рина еще в Париже, но только вернувшись, он смог реально оценить масщта

* Орган Французской компартии.

** Правая буржуазная партия.

бы опустошений, произведенных среди людей литературы, искусства, науки, среди передовой части рабочего класса. Все, что было здесь лучшего, талантливого, идеального, либо угодило за решетку, либо вынуждено было уйти в подполье. Тайные агенты и провокаторы "Гарпии" проникали во все щели в поисках хотя бы искорки свободомыслия. В общем Фуркаль и его хунта могли не опасаться, что подрастающее поколение микроландцев будет слишком грамотным.

Что же делать, а работать все-таки нужно... А там посмотрим, – рассудил Рун-Рин и отправился в институт новейшей электроники. Это было солидное учреждение, поставленное с размахом, на серьезную ногу, своеобразный и сложный комплекс. Под одной крышей здесь сожительствовали, во-первых, институт с научно-исследовательскими целями. Во-вторых, приданные ему лаборатории, обширные экспериментальные и испытательские мастерские. И, в-третьих, производственные цехи, выпускавшие новую электронную аппаратуру на экспорт. Если первая часть этой триады поставляла идеи и теоретически разрабатывала их, вторая воплощала их в жизнь, то третья являлась чисто коммерческим предприятием, носившим название "Акционерное общество "Юниверсал электронике". Фирма располагала оригинальными патентами и потому приносила весьма солидный доход, на отчисления от которого существовал институт и его хозяйство.

Трудно сказать, кто играл первую скрипку в этом симбиозе, но ясно было одно – хозяином его были иностранные капиталисты, прибравшие к рукам контрольный пакет акций "Юниверсума".

Сперва Рун-Рин работал в конструкторском бюро на рядовой должности, но вскоре руководство института и хозяева "Юниверсума" поняли, что в его лице они имеют дело не с заурядным инженером-исполнителем, а с человеком, способным на неизмеримо большее. В первые же месяцы были получены патенты на некоторые устройства, фактическим автором которых был Рун-Рин. Выдвинутый им затем проект "ЛА-1" чрезвычайно заинтересовал руководство института, и РунРин был назначен генеральным конструктором. Так он получил возможность осуществить мечту своей молодости и вместе с ближайшими своими помощниками – физиком Морисом Дювалем, кибернетиком Виском де Рие, электрониками Фаустом Панто и Лохом Ласси горячо взялся за дело. Рун-Рин умел подбирать талантливых сотрудников, они тянулись к нему, словно к магниту. Да и сам автор проекта понимал, что для выполнения титанической задачи, которую он поставил перед собой, необходимы такие щедро одаренные люди, и что без них дело обречено на провал. Последовательно появились проекты "ЛА-2", "ЛА-3", "ЛА-4". От раза к разу конструкция совершенствовалась, и наступил момент, когда проект "ЛА-5" удовлетворил самого Рун-Рина, ученый совет института и хозяев. Последние понимали, что реализация проекта потребует огромных затрат, но решили пойти на них. Игра стоила свеч.

В экспериментальный цех В-2 поступила первая серия чертежей.

5. ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС КЕРБЕРА ДЕЛЬФАСА (продолжение)

– Значит, ты хорошо знаешь этого Рун-Рина? – повторил диктатор.

– Я уже сказал, экселенц, что мы были когда-то друзьями, – вздохнул Дельфас.

– И вы давно не виделись?

– Года четыре с лишним. Закончив институт, я сразу же уехал, а Рун-Рин оставался в Париже.

– Он тебе доверяет?

– Вполне.

– Расскажи, как тебе удалось разнюхать эту историю с Аладдиновой лампой.

– Рун-Рин еще тогда носился с этой идеей. Но он еще учился, и у него, естественно, не было ни средств, ни возможностей для практических шагов в этом направлении. И когда до меня дошли некоторые сведения о том, чем занят он сейчас, я решил нанести ему визит. Разумеется, неофициальный и в штатском.

ИНЭ и предприятие фирмы находились в 18 километрах от города. Дельфас никогда не бывал тут и был поражен видом этого научно-производственного городка, который скорее напоминал крепость. Высокие бетонные стены с несколькими рядами колючей проволоки наверху отгораживали эту цитадель электроники от внешнего мира. Подкатив на своем "Ситроене" к воротам, Дельфас прежде всего столкнулся с двумя часовыми, одетыми в зеленую униформу и вооруженными автоматами. На спинах их курток стояло клеймо фирмы.

После долгих и придирчивых расспросов – кто да зачем? Дельфас попал в контрольно-пропускной пункт и получил возможность связаться по видеотелефону со старым приятелем. Рун-Рин, казалось, был приятно изумлен неожиданным посещением и распорядился выписать пропуск. Но и после этого Дельфасу пришлось заполнить анкету, предъявить служебное удостоверение (он заранее запасся фиктивным документом скромного юрисконсульта) и паспорт. И только тогда Дельфас получил квиток, дающий право на посещение этой "святая святых" современной электроники. Униформист проводил его до дверей кабинета, на которых красовалась бронзовая табличка "Генеральный конструктор".

И вот бывшие друзья сидели друг против друга в глубоких кожаных креслах и с интересом рассматривали друг друга.

Рун-Рин отметил, что Дельфас нисколько не изменился – все такой же сухопарый, тощий, долговязый, "глиста Дельфас" по студенческой кличке. Рун-Рин сохранил подвижность и спортивную выправку и одет был, как и прежде, с элегантной простотой, но осунулся и выглядел усталым и похудевшим, как человек, которого точит какая-то тайная болезнь.

– Давно мы не виделись, старина, – сказал Дельфас самым задушевным тоном, похлопывая генерального конструктора по колену.

– Да что-то около пяти лет, – заметил Рун-Рин.– Я совсем потерял тебя из виду. Да и не мудрено: последний год я почти не выхожу за пределы института, частенько и сплю здесь... он кивнул на диван в углу кабинета, покрытый персидским ковром.

– Ты, может, выпьешь чего-нибудь, Кербер? Помнишь кабачок "Улитка" на Монмартре, где мы с тобой, с Жанной и Мари пили белое вино. Помнишь дядюшку Буато за стойкой, этого друга и доброго гения студентов?..

– Париж никогда не забудется, – вздохнул Дельфас. – Ну, давай твое зелье, встречу надо вспрыснуть...

На столике появилась бутылка арманьяка.

– Значит, ты забросил и теннис, и конный спорт? – спросил Дельфас, потягивая вино из бокала чешского радужного стекла.

– Сейчас мне не до этого, – признался Рун-Рин. – Ну, а ты что поделываешь?

– Работаю в коммерческом арбитраже, учреждении, которое разбирает конфликты и взаимные претензии предприятий и торговых фирм, – солгал Дельфас. – А ты сидишь здесь, как в осажденной крепости. Кстати, почему такие строгости, охрана, контроль и прочее?

Дельфас показал пропуск, на котором была наклеена фотокарточка.

– Пока я заполнял анкету, меня успели сфотографировать, о чем я и не подозревал.

Рун-Рин улыбнулся.

– Так положено. К вечеру детективное бюро института будет иметь исчерпывающие сведения о тебе. На постороннее лицо, хотя бы оно побывало в стенах института только раз, заводится досье... И тут я ничего не могу сделать.

Дельфас выругался про себя, он понял, что дал маху.

– Видишь ли, – продолжал Рун-Рин, – работы, которые мы ведем, находятся в стадии эксперимента, излишняя гласность могла бы только повредить. Электронные и кибернетические новинки, которые здесь создаются, – лакомый кусочек, и охота за секретами фирмы приняла такой размах, что администрации волей-неволей приходится ограждаться от нее.

– Над чем же ты сейчас работаешь, если не секрет?

– Секрета, собственно, нет. Ты помнишь мое увлечение самовоспроизводящимися машинами еще в бытность в Париже?

– Да, ты не раз толковал об этом. Но ты знаешь, что я в технике профан и мне до сих пор многое неясно...

На круглом столике перед диктатором медленно вращались миниатюрные диски портативного магнитофона. Весь разговор Дельфаса с Рун-Рином был записан на пленку. Это устройство, размером чуть больше портсигара, выпускалось фирмой "Юниверсал электронике" и предназначалось для "термитов экономики", то есть для лиц, занимающихся промышленным шпионажем.

Голос Рун-Рина: Идея не нова, почему я и говорю, что секрета нет. Эту идею высказал еще в начале шестидесятых годов английский ученый Артур Кларк. Но так как он был не только ученым, но и писателем-фантастом, то его идею восприняли не как прозрение человека науки, а как игру ума фантаста. Ну, де, фантаст и фантаст, что с него взять... Правду сказать, при тогдашнем уровне техники эта идея выглядела преждевременной.

Но похоронена она не была. Ведь незадолго до Кларка выдающийся математик Джон Нейман сформулировал важный принцип, который утверждает возможность создания машины, способной воспроизводить любые другие машины, в том числе и самое себя.

Идея – это "тайна, лежащая открыто". Кто можетпусть разгадает. Разгадка – секрет, конструктивное решение, в которое я, извини, не могу тебя посвятить.

Дельфас: А потом? Что было потом, после Неймана и Кларка?

Рун-Рин: За эту задачу взялся замечательный физик, голландец Ван-Хорн. Для решения задачи у него были необходимые технические средства в виде электронно-вычислительной машины, новейшая электроника, прекрасная лаборатория. Истратив на изыскание свое весьма значительное состояние, он не сумел получить поддержку от государства или от промышленных магнатов. Те, кто считал создание самовоспроизводящихся машин химерой, оказались, к сожалению, в большинстве.

Ван-Хорн, человек уже преклонных лет, умер в лаборатории от инфаркта, так и не добившись своего. Эстафету приняли его ученики и сотрудники – французы Анри Дюваль и Мишель Эне, испанец Луис Монтеро и, независимо от них, такая звезда кибернетики, как профессор Высшей королевской технологической школы в Стокгольме Фольке Хальден.

Я разыскал Дюваля, и он работает сейчас у меня. Что делают остальные – мне неизвестно. Во всяком случае могу сказать, что эти люди в своих поисках шагнули вперед через столетие.

Дельфас: Благодарю за посвящение в историю вопроса. Но все же главное остается для меня по-прежнему неясным...

Рун-Рин: Тебе приходилось когда-нибудь видеть автоматическую станочную линию?

Дельфас: Нет, как-то не приходилось. Это ведь не по моей части...

Рун-Рин: Представь себе, что мы с тобой основали фирму "Дельфас и Рун-Рин" и решили выпускать на автоматической линии такие сложные устройства, как телевизоры и мотоциклы. Для этого нам нужно иметь точное словесное описание предмета, а также чертежи, синьки, а лучше всего их современный эквивалент – импульсы, записанные на магнитной ленте. Вот эта лента, управляющая автоматической станковой линией, несет на себе в закодированной форме полное физическое описание производимого предмета.

Но вот лента с программой готова, и на этом, по существу, акт творения заканчивается. Начинается производство, то есть чисто механический процесс воспроизведения, так же, как печатание газеты с готовых печатных форм. Нынче таким автоматизированным образом изготовляют все более и более сложные изделия. Но для каждого предмета требуются узкоспециализированные машины. Так, скажем, машину, изготовляющую радиоприемники, нельзя переключать на выпуск кинопроекторов. Так считалось до сих пор.

Дельфас: А теперь уже не считается?

Рун-Рин: Как человек, работающий над решением этой проблемы, могу заявить – не считается.

Дельфас: Значит, ты нашел решение?

Рун-Рин: Не я, а мы. Но это решение не окончательное.

Дельфас: Не понимаю.

Рун-Рин: Я вижу, дорогой Кербер, что для тебя все это не более, как китайская грамота. Но попробую пояснить. Представь себе, что ты перенесся в Испанию средних веков и что ты изобрел такую прозаическую вещь, как фотоаппарат для цветной съемки. За какую-то долю секунды он может создать копию картины, которой гениальный художник отдал, может быть, полжизни. По существу это универсальная машина, которая воспроизводит с большой, хотя и не абсолютной точностью, все возможные сочетания света, тени и красок. Слухи об этом доходят до всеслышащих ушей "святейшей" инквизиции. И на тебя напяливают балахон, разрисованный чертями, и торжественно, под звон колоколов, волокут на костер...

Дельфас: Бр-р-р... За что?

Рун-Рин: За опасное чародейство и связь с дьяволом.

Я бы не сказал, что в наше просвещенное время в некоторых государствах времена инквизиции миновали. Но современным инквизиторам приходится считаться с тем, что нынешняя техника располагает . устройствами, могущими решать неизмеримо более сложные задачи, чем фотоаппарат. Назову, например, нейтронные активационные анализаторы, спектрометры для инфракрасного и рентгеновского излучения, газовые хроматографы – широкая публика даже не слыхивала названия многих таких приборов. С их помощью в считанные секунды можно выполнить детальный анализ сложных веществ. Можно с уверенностью сказать, что в предвидимом будущем учеными будет создана аппаратура, которая сможет проникнуть в тайны любого объекта и автоматически записать все его характеристики.

Дельфас: И все же я не понимаю: где же решение?

Рун-Рин: Сделай еще хороший глоток арманьяка, Кербер, может быть, это прояснит твои юридические мозги. Что я подразумеваю под окончательным решением проблемы? Абсолютно универсальную автоматическую линию, на которой можно производить все, что угодно. Нужно только изменять закладываемую программу. Я имею в виду машину, которая сможет воспроизводить даже самое себя. Но такую машину современная техника при всех ее достижениях создать пока не может. Это крепкий орешек, и раскусить его в недалеком будущем призвана новая область техники – микроэлектроника. Дельфас: Арманьяк не помогает... Рун-Рин: Теперь мы уже располагаем микрорадиосхемами, в которых атомы программно напыляются слой за слоем. Компоненты этих схем настолько малы, что их мож"но разглядеть только в сильный микроскоп. Управление этим процессом, само собой разумеется, автоматизировано.

Дельфас: Но все-таки, на каком же этапе пути вы находитесь сейчас?

Рун-Рин: На полпути к цели. Сконструирована автоматическая линия, на которой машина может производить любые неодушевленные предметы, за исключением самой себя.

Дельфас: И танк?

Рун-Рин: Да.

Дельфас: И атомную бомбу?

Рун-Рин: И атомную бомбу.

(Если бы кто-нибудь присутствовал при этом разговоре, то заметил бы, что, отвечая на эти вопросы, Рун-Рин как-то странно посмотрел на собеседника).

Дельфас: А что же будет представлять собой абсолютно универсальная машина?

Рун-Рин: Артур Кларк условно называет ее дубликатором и предсказывает, что она сможет осуществлять синтез высших органических структур.

Дельфас: Но это ведь явится революционной перестройкой всех методов производства!

(Магнитофон не зарегистрировал, что, произнося эту фразу, Дельфас прикусил язык: само слово "революционный" рассматривалось ныне в Микроландии, как величайшая крамола).

Рун-Рин: Ты прав. Рождение дубликатора будет означать конец фабрикам и заводам. Для производства дубликатору потребуются только воздух и вода. Превращая элементы один в другой, машина сама обеспечит себя любым сырьем. Каждая семья все необходимое будет производить на месте у себя дома – от муки до мяса, от обуви до мебели.

Дельфас: Но ведь это возвращение к натуральному хозяйству!

Рун-Рин: Да, но на высочайшем уровне.

Дельфас: Ты рассказываешь необычайные вещи!

Рун-Рин: Однако следует учесть, что первый экземпляр дубликатора будет стоить баснословно дорого – не менее триллиона долларов... Зато второй и последующие будут получены, так сказать, бесплатно – ибо первой задачей первого дубликатора будет производство подобных себе. Таким образом задача решена нами только наполовину, пожалуй, даже на одну треть.

Дельфас: И как называется ваша конструкция?

Рун-Рин: Кодовое название "ЛА-5", то есть "Лампа Аладдина, модель 5".

Дельфас: Остроумно, дружище...

На этом магнитофонная запись обрывалась – не хватило ленты. Но все главное, в сущности, уже было сказано.

Дельфас взглянул на часы и стал торопливо прощаться.

– Я очень рад, что мы встретились, дружище. Но у меня в два часа арбитраж. Знаешь что? Давай-ка, по старой памяти, отужинаем на неделе в хорошем ресторане.

– Охотно, – отозвался Рун-Рин. – Вспомним студенческие времена и кутнем как следует. Я чувствую, что мне просто необходимо хотя бы на несколько часов отключиться от всяческих электронно-кибернетических материй, пока я не свихнулся на этих треклятых формулах и уравнениях.

Договорились встретиться послезавтра, в пятницу, в ресторане "Фонтенбло" с французской кухней.

Прямо от Рун-Рина Дельфас гнал машину к диктат торскому дворцу. Вот оно, валится само в руки – чины, ордена, деньги...

Это ликование омрачала одна мысль: завтра детективное бюро института сообщит Рун-Рину, кто такой Дельфас на самом деле. Дельфас морщился, ерзал за баранкой и, наконец, решил:

– А, будь что будет. Может быть, до Рун-Рина это и не дойдет? Во всяком случае на встречу я пойду...

6. НЕОЖИДАННОСТЬ

Выслушав Дельфаса и его комментарии к беседе с Рун-Рином, диктатор задумался. Крупные капли пота выступили на его низком лбу, и, казалось, слышно было, как со скрипом, медленно поворачиваются мозги в его голове.

– Так, говоришь, и атомную бомбу?

– Сколько угодно. И водородную. И даже кобальтовую, приврал Дельфас...

Диктатор тяжело дышал, лицо его приняло свекольный оттенок и выражение свирепого ликования. Он знал, что одной кобальтовой бомбы достаточно, чтобы жизнь на земле прекратилась. Это ли не предел мечтаний? Получить в свои руки оружие, с помощью которого он будет держать в страхе весь мир!

Наконец, диктатор пришел в себя и увидел Дельфаса, подносящего ему стакан воды. Его наперсник не на шутку испугался, что Фуркаля хватит удар.

Диктатор оттолкнул ст.акан, и вода пролилась на ковер.

– Скажи мне, в какой стадии находятся работы по реализации проекта "ЛА-5"?

– Насколько я понял, выполнены на две трети.

– За чем же дело стало? – выпалил, не задумываясь, Фуркаль. – Национализировать предприятия "Юниверсал электронике" – и дело с концом. Работы доведем до конца мы сами.

– Национализировать? – Дельфас позволил себе иронически усмехнуться. – Вы хотите, чтобы Микроландию оккупировали? Ведь это предприятие по существу концессия: 60 процентов акций находится в руках иностранных капиталистов.

– Что же делать, посоветуй, Кербер?..

– Нужно, во-первых, выкупить контрольный пакет акций. Во-вторых, нужны средства для достройки аппарата "ЛА-5".

– И много ли нужно?

Тут Дельфас назвал цифру, которая заставила диктатора разинуть рот:

– Около трех миллиардов долларов. Два – для выкупа акций и один – для завершения работ.

– Да где я возьму такие деньги? Ты знаешь – в казначействе хоть шаром покати. Последние тридцать пять миллионов валюты ушли на оплату партии самолетов "Молния-14". Кредит повсюду исчерпан. А ты говоришь-три миллиарда!..

Дельфас подумал, потом произнес:

– Я знаю, у кого мы можем найти эту сумму, скажем, под залог наших урановых рудников. (Кстати сказать, рудники эти являлись единственно реальным национальным достоянием, все остальное было заложено и перезаложено).

– Так. Где и у кого?

– У Ага Хана IV. *

– Первый раз слышу.

* Имам Ага Хан IV – духовный главарь исмаилитов.

– А кто такие исмаилиты?

– Самая богатая и многочисленная секта современного ислама. Исмаилиты почитают Ага Хана как "живого бога", происходящего, якобы, по прямой линии от пророка Мухаммеда и зятя его Али. Он имеет неограниченную власть над умами и кошельками своих приверженцев. А их – около 20 миллионов. И каждый из них платит ему налог – десятину с любого дохода. Ага Хан – один из пяти самых богатых людей на свете.

Дельфас картинно нарисовал портрет крупнейшего бизнесмена мусульманского мира, обладателя сказочного состояния, рядом с которым индийские махараджи показались бы нищими, владельца множества промышленных и финансовых предприятий в разных странах, любимца высшего аристократического английского общества, состоящего в родстве с верхушками лондонской финансовой знати, законодателя мод и прочая, и прочая...

– И вы думаете, что Ага Хан может раскошелиться на такую сумму? – неуверенно спросил Фуркаль.

– Только поборы с исмаилитов приносят ему 4 с половиной миллиарда долларов в год. Если он вкладывает огромные деньги в крупнейшие нефтяные и текстильные компании, то я не вижу причины почему бы ему отказать нам.

– А где найти его?

– В Бомбее, в Карачи, в Дар-эс-Саламе, в Лондоне, в Швейцарии... Но мы сами искать не будем, я знаю человека, который возьмет это поручение на себя.

– Ты золотой парень, Кербер! Кто он?

– Исмаилит.

– Здесь, в Микроландии?!

На диктатора это сообщение произвело такое впечатление, будто Дельфас сказал, что в Микроландии водятся бамбуковые медведи.

– Не удивляйтесь, экселенц. Исмаилиты рассеяны по всему миру, они живут в двадцати двух странах. Недаром эту секту называют "государством без территории". В Микроландии есть общины исмаилитов, человек пятьдесят. Все они – ваши подданные. Человек, которого я имею в виду, находится в одном квартале от вашего дворца.

– ?

– Вам никогда не приходилось обращать внимание на уличного предсказателя судьбы, что сидит в пролете здания Коммерческого суда?

– Представьте, что нет.

– Это и есть искомый человек.

– Ну что же. Дадим ему денег на поездку, необходимые полномочия и охранную грамоту. В случае успеха его миссии он получит хороший куртаж *.

– Но есть еще одно препятствие...

– Какое.

– Рун-Рин колеблется – завершать ли ему работу над реализацией проекта "ЛА-5".

– В чем дело?

– Видимо, блажит. А возможно, просто не хочет, чтобы "ЛА-5" служила средством производства вооружений. Он хочет, чтобы она использовалась исключительно для мирных целей.

– Ну, дорогой Кербер, у нас есть средства заставить его довести дело до конца.

Кербер позволил себе еще раз усмехнуться.

– Заставить, говорите вы? Легче заставить бронзового коня, на котором сидит генерал Альгамейро, – Кербер указал в окно на конный монумент, украшавший площадь перед диктаторским дворцом, – легче заставить этого бронзового коня встать на дыбы, чем заставить Рун-Рина. Этот человек скроен не из того материала.

Фуркаль задумался.

– Во всяком случае эту птичку нельзя оставлять на воле. Вызовите сейчас ко мне Ратапуаля.

Не прошло и полчаса, как шеф "Гарпии" стоял перед диктатором. Фуркаль со скрытой ненавистью смотрел на его наглую физиономию. Он внушил себе, что этот человек призван сыграть в его жизни роковую роль. От Ратапуаля можно было ждать чего угодно, вплоть до удара ножом в спину. "Только бы упредить и я, поверьте, ударю первым", – злорадно думал Фуркаль.

Ратапуаль был похож на Наполеона третьего и очень

* Вознаграждение посреднику в коммерческой сделке.

гордился этим: Луи Бонапарт был его любимым историческим героем. Он даже во внешности старался подражать этому "царственному босяку", как называл его Маркс – вплоть до эспаньолки и усов, закрученных в стрелочку.