Текст книги "Настало времечко…"
Автор книги: Николай Самохин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
Водитель, видя ее аварийное положение, порылся в «бардачке», нашел пару булавок.
– Может, зашпилитесь? – предложил.
– А! – дернула головой Стелла Борисовна. Она вдруг сделалась строгой, деловой. – Едем! Время не терпит.
Из плаща она ловко вывернулась уже в салоне, скомкав, упрятала его в сумочку.
Водитель покосился на стройную фигуру Стеллы Борисовны. Кашлянул:
– Нервная вы какая-то. Все торопитесь.
– Будешь тут торопиться, – невесело усмехнулась она.
– А вы, кстати, кем работаете? – спросил водитель. – Костюмчик на вас, гляжу… как на депутате горсовета.
– Нет. Я лабораторией заведую. В НИИ.
– О-о! Начальство! Так ведь начальство не опаздывает – задерживается.
– Мне нельзя, – сказала Стелла Борисовна. – У меня и так один завелся… борец за свободу творческой личности. И борется, и борется… Да если еще я начну.
– А насчет творчества как? Творит?
– Творит, – вздохнула она. – А потом за него перетворяешь.
– Ну и послали бы его к та… куда подальше.
Стелла Борисовна оживилась:
– Подальше бы хорошо! Только он сам уйдет. И поближе. Давно уже грозится. Заявление в кармане носит. – Она почувствовала вдруг расположение к этому покладистому дядьке. – Представляете: костюм другой надевает – заявление перекладывает. Как проездной билет – всегда при себе. – Она помолчала. – Но ведь он как уйдет, если ему хоть малую зацепку дать. Так дверью на прощанье шарахнет – косяки отвалятся.
– Бывают же такие! – возмутился таксист. – Еще и мужиком называется. Сидит в конторе – протирает штаны.
– Штаны? – переспросила Стелла Борисовна. И повернулась к водителю. – Этот не протрет. Он, знаете… он! – Она, схватившись за голову, по-девчоночьи рассмеялась. Даже слезы на глазах выступили. – Ой, не могу!.. Он подушечку на стул подкладывает. Вышитую. Цветочками! Честное слово! Ему мама вышила… Ну почему цветочками-то? Почему?..
Я вскочил из-за стола.
Все!.. Пропал мой объективный рассказ! Сгорел!.. Дернуло же ее за язык! Убила она мне героя этой подушечкой. Уничтожила. В гнома превратила.
Я и рассердился на нее: ну, нельзя же так! Нечестно!
И тут же рассмеялся вместе с нею. Почему-то я уже не мог ей не верить – этой заполошной, нелепой, симпатичной женщине. Уже чувствовал я к ней влечение – «род недуга».
Какой уж тут, к черту, объективизм!
Я покурил, успокоился и, холодно осознав свой провал, свою полную неспособность к современному письму, решил оставить самодеятельность. Обратился к фольклору.
Считалку вспомнил детскую: «На золотом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной. Кто ты будешь такой?»
Дальше там события развивались следующим образом: кто-то на вопрос «Кто ты такой?» отвечал, допустим, – «Царь». И немедленно слетал с крыльца.
Затем поочередно слетали царевич, королевич, сапожник, король… Оставался один – портной, к примеру. Но оставался не для того, чтобы сидеть на золотом крыльце и пряники кушать. Он водящим становился. Работать должен был: искать попрятавшихся царевичей-королевичей, чтобы кого-то из них вместо себя на золотое крыльцо посадить – то есть работать заставить.
И вот, если в игре какая-то логика существовала и даже, я бы сказал, перекличка с реальной жизнью (хоть ты и царь, а вылезай-ка из кустов да принимайся за дело), то сама считалка еще в детстве меня очень смущала. Ну правда – как они там оказались-то, на одном золотом крыльце: и царь… и портной?
Может, эта считалка и была прообразом такой литературы, когда автор словно бы в кустах? Он, значит, в кустах, а эти сидят рядышком, чай, возможно, пьют, беседуют. Один скажет мысль – очень передовая! Другой ему возразит – тоже крыть нечем.
Автор же из кустов читателям машет: ну-ка, ближе, ребята, ближе! Ну-ка вот, послушайте. А, каково? Мозгуйте, ребята, мозгуйте.
А по-моему, ни черта они там не усидят – перегрызутся. Кто-то кого-то да начнет спихивать. А если замешкаются, я лично всегда готов на помощь прийти – тому, кто мне симпатичнее.
Так что извините, товарищи.
Немножко выдумки
Три прекрасных витязя
– Нервное переутомление, – определил врач и прописал мне ежевечерние полуторачасовые прогулки перед сном.
Я представил себе нашу Вторую Глиноземную в эту пору: темные подворотни, забор с проломами вокруг новостройки, фонари, расположенные друг от друга на расстоянии полета стрелы, – и мне стало тоскливо.
– Доктор, – робко сказал я. – А днем нельзя?
– Почему нельзя, – ответил доктор. – Можно и днем. Даже нужно. Пешком на работу, пешком с работы – если не очень далеко… Но перед сном – обязательно…
Вечером, провожая меня на первую прогулку, жена сказала:
– По тротуару не ходи. И от заборов держись подальше. Лучше иди серединой улицы.
– Учи ученого, – буркнул я.
– Закуривать ни с кем не останавливайся, – продолжала жена. – Знаешь эти их приемчики: сначала – дай закурить, а потом – раздевайся. – Она задумалась, припоминая что-то. – Я после войны сразу с одним парнем дружила…
– Ну? – сказал я.
– У него пистолет был – отец с фронта привез. Правда, не стрелял – что-то там заржавело, – но помогал здорово. Подойдет к нему ночью какой-нибудь тип прикурить, а он свою папироску в ствол вставит и протягивает. Представляешь?
– Угу, – хмыкнул я. – Вот и выходила бы за этого ковбоя.
– Тебе все шуточки! – обиделась жена.
– Какие, к черту, шуточки! – мрачно сказал я, запихивая в карман гаечный ключ. – Шуточки…
На улице было темно и пустынно. Хотя кое-какая жизнь и пульсировала, судя по доносившимся звукам. Звуки эти, однако, были неутешительные. Возле забора стройки кто-то со скрипом выворачивал доску. Неизвестно, для какой цели. Может, вооружался. Где-то впереди противными голосами пели неразборчивую песню с леденящим душу припевом: «Стра-а-ашно, аж жуть!»
Я шел серединой дороги, от фонаря до фонаря. Самые темные отрезки перебегал рысью, хватаясь за бухающее сердце.
…Бандит вышел из-за угла пивного ларька. Здоровенный детина с квадратными плечами.
– Эй, гражданин! – хриплым голосом сказал он. – Прикурить не найдется?
«Вот оно!» – ахнул я, и правая рука мгновенно онемела.
Теперь, если бы даже у меня был не гаечный ключ, а пистолет, как у того жениного ухажера, я бы не смог им воспользоваться.
Левой рукой я кое-как вытащил зажигалку и начал безуспешно щелкать ею – рука позорно дрожала, огонь не высекался.
– Что ты трясешься, будто кур воровал, – неодобрительно сказал детина. – Дай-ка сюда.
Он отнял у меня зажигалку и с первой попытки добыл огонь.
И тут я увидел на рукаве у него красную повязку.
– Господи! – воскликнул я. – Так вы дружинник?! Я-то думал…
– А ты думал – мазурик, – усмехнулся он. – Правильно думал.
У меня подсеклись ноги.
– Правильно опасался, земляк, – пыхнул он сигареткой. – Здесь этой шпаны, как мусора. Запросто могут и раздеть, и ухайдакать.
Тут я окончательно убедился, что он не бандит, и правая рука сама собой оживела.
– Пусть попробуют, – храбро выпрямился я. – Пусть только сунутся. А вот этого они не нюхали? – И я показал ему гаечный ключ.
– Выбрось! – строго сказал он. – Приравнивается к холодному оружию. Срок получишь.
– Извините, – хихикнул я. – Вы же дружинник. Не учел…
Дальше мы пошли вместе. Я больше не вздрагивал и не оглядывался. А чего мне было бояться рядом с дружинником?
– Ты, собственно, какого лешего по ночам блукаешь? – спросил он.
– Гуляю, – признался я. – По рекомендации врача. Полтора часика ежедневно. Перед сном.
– Врача! – остановился он. – Это какого же? Дмитрия Сергеевича?
– Точно. Откуда его знаете? Хотя, пардон, вы же дружинник. Все забываю…
– Вот что, – помявшись, сказал он. – Неудобно как-то. Вроде я тебя конвоирую. Еще подумает кто. – И он начал снимать повязку.
– Ни-ни-ни! – запротестовал я. – Выполняйте свое задание. Кому тут думать-то – нас всего двое.
– Тогда мы вот как сделаем. – Он все-таки снял повязку, которая в развернутом виде оказалась почти новой дамской косынкой, и разодрал ее на две части.
– Не заругает супруга? – спросил я, подставляя рукав.
– Не узнает, – подмигнул он. – Я незаметно ее слямзил, когда уходил на это… на дежурство.
Возле «забегаловки» к нам присоединился третий. Мы сначала приняли его за пьяного, но потом разобрались: гражданин этот просто оказался очень нервный. До предела издерганный. И страшно сердитый на медицину.
– Коновалы! – орал он, брызжа слюной. – Таблеток пожалели! Придумали лечение – гулять перед сном! По этому Бродвею, да? Где за каждым углом по мокрушнику!!
Он успокоился лишь после того, как мы оторвали ему полоску красной материи и повязали на рукав.
…В половине двенадцатого мы задержали первого бандита. Он бежал от гнавшихся за ним милиционеров и вымахнул прямо на нас. Правда, командир наш успел сигануть в сторону и спрятаться за газетный киоск, но оказалось – поздно. Ворюга уже разглядел повязки, понял, что его окружили, и сдался.
Ради чего?
В одно прекрасное воскресное утро я понял, что жизнь мне осточертела. Доконали меня подвернувшиеся под руки спички. На этикетке усатый красавец с томными глазами нежно прислонялся к худосочной перепуганной девице и было написано: «Тихий Дон».
– Господи боже мой! – простонал я, хватаясь за голову. – Тоска зеленая!
Я побежал на кухню и, жестоко опалив брови, прикурил от электроплитки. После этого несколько успокоился и меланхолически подумал: «А жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг…» Я с холодным вниманием осмотрел свою комнату: вызывающий слабость под ложечкой циклопий глаз телевизора, портрет папы Хемингуэя на стене, керамическую абстрактную статуэтку индианки… И снова застонал.
Чего ради, собственно, начинался хотя бы сегодняшний чудный день? Ради уплаты по жировке, обязательной воскресной партии в шахматы с соседом-энтузиастом и стандартной вечеринки у Люси Паникоровской по случаю ее именин. Вечеринки – в квартире с телевизором, портретом Пастернака на стене, с абстрактной соломенной фигуркой танцующего шамана.
«Повешусь! – ясно, без содрогания подумал вдруг я. – Ну, не буквально повешусь, потому что вешаться как-то не интеллигентно, а что-нибудь в этом роде… Вот только навещу ближайших друзей… в последний раз».
И я запрыгал на одной ноге, надевая брюки.
За дверью, когда я ее открыл, стоял идиотски сияющий сосед с шахматной доской в руках.
– Бур-бур-бур, – сказал я, толкнул его плечом и скатился по лестнице.
Какие теперь шахматы! Жировки, вечеринки! Зола все это!
Ближе всех от меня жил Миша Побойник. К нему первому я и завернул.
Побойник стоял возле аквариума и чайным ситечком пытался выловить какую-то рыбешку, состоящую из одного живота.
– Заболела, – озабоченно сказал Миша. – Ничего не жрет, понял?.. Вот пакость – опять унырнула! Ну-ка, свети сюда. – Он протянул мне карманный фонарик.
– Погоди ты! – отмахнулся я. – Скажи мне лучше – зачем мы на свете живем?
Мишу очень заинтересовали мои слова. Он отложил ситечко, и глаза у него стали боязливо-веселые.
– Покупочка, да? – спросил он.
– Какая там покупочка. Я серьезно.
– Придуривайся, – сказал Миша. – Знаю, это розыгрыш такой. Я тебе скажу, а ты меня потом как-нибудь подденешь. Точно?
– Ах, Миша! – сказал я. – Друг золотой! До розыгрыша ли мне. Может, последний раз видимся.
– Ну, артист! – восхитился Миша. – Вот артист!.. Только меня не купишь… Ну-ка, держи! – И он силой вставил мне в руку фонарик. – Свети в угол.
Я машинально посветил, и Миша с третьей попытки выудил рыбешку.
Рыбка лежала на дне ситечка бледная и недвижимая.
– Гм, – сказал Миша и ковырнул ее пальцем. – Ты чего-нибудь в рыбе понимаешь?
– В жареной, – нашел в себе силы сострить я.
– Черт его знает, что такое. – Миша почесал затылок. – Не жрет. Третий день. – Он бултыхнул рыбу обратно в аквариум. – Пойдем-ка лучше выпьем.
– Не могу, – сказал я. – Тороплюсь очень.
– Куда же ты торопишься? – слегка обиделся Миша.
– В этот… в з-з-зоопарк! – бухнул я.
– Хо! – шлепнул ладонью по лбу Миша. – Там ведь рядом зоомагазин. Купишь мне дафний, а? – Он достал откуда-то из-под ремня сложенную в шестнадцать раз трешку.
– Это же много, – замялся я. – Дал бы лучше мелочи.
– А у меня всегда трешками, – сказал Миша. – Удобно, знаешь.
…Я вышел от Побойника, вертя в руках злополучную трешку, и не представлял – что же с ней теперь делать. «Ладно, – вздохнул я наконец. – Не обедняет. В крайнем случае подколю к завещанию…»
К Лялькиным мне заходить не пришлось. Я их встретил на улице. Лялькин, обливаясь потом, катил на салазках большой зеркальный шифоньер, а Лялькина шла сбоку и поддерживала шифоньер двумя пальцами.
– Привет, – прохрипел Лялькин, сунув мне взмокшую ладонь. – Чего ж ты не поздравляешь нас с покупкой?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
