Текст книги "Неуязвимых не существует"

Автор книги: Николай Басов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

76

Как ни странно, из всего богатства шефа я выбрал только «чок» с увеличенным магазином. Должно быть, потому, что вдруг обнаружил две автоматические пушки, которые были нацелены на подъездную площадку перед домом. Разобраться в их использовании было непросто, но я выволок шефа из кресла, подвел его к дистанционному пульту управления автоматическим огнем, он не выдержал, что-то такое стал соображать, когда все эти кнопочки-лампочки попались ему на глаза… А я срисовал общую схему, дополнил ее своим пониманием о том, кто прав, а кто нет, и перевел пушки в сторожевое состояние.

В общем, они должны были начать работать по всем потенциально опасным целям, исключая меня, шефа и Нетопыря, причем на убой, без всяких ограничений. Начало активности я определил после первого выстрела, и не раньше. Может, я заблуждался на свой счет, но полагал, что первый выстрел сделаю все-таки я, а значит, все будет правильно.

Потом я стал думать, как заставить Передела мне помочь. Суть была в том, что его все время полагалось держать на прицеле, но так, чтобы этого не было видно никому, может, даже его собеседнику, который стоял бы в паре шагов. К счастью, изобретательное человечество вышло и из этого трудного положения. Среди его пушек на втором этаже я нашел одну очень занятную штучку – пояс с детонатором, который управлялся на расстоянии. Вот я и застегнул на шефе этот поясок, прямо на голом теле, под потной, выгоревшей на солнце рубахой. Разумеется, он не мог расстегнуть защелку на брюхе и не взорваться при этом, а радиодетонатор находился у меня в кармане. То есть теперь он мог гулять по дому и около него, но если мне хоть что-то не понравится в его поведении, я отправлю его в лучший мир за четверть секунды или быстрее.

Потом я застегнул свой скафандр, еще раз проинструктировал шефа и вышел на крылечко. Может, я становился мнительным, но кажется, по дороге, ведущей к нам, уже поднималась какая-то легкая пыль. Дорога к Избушке была проложена что надо, бетонно-асфальтовая, гладкая, как гоночный трек. На ней просто не могло быть пыли, и все-таки я видел какое-то очень характерное завихрение на ярком, позднеапрельском солнышке. Должно быть, мое подсознание зафиксировало опасность и предупреждало о ней таким вот зашифрованным образом, оно ведь не простое – наше подсознание, оно разговаривает с нами символами и образами, которые открыл еще старина Фрейд, да и до него были удачные наблюдения.

Раздумывая об этом, я зашел в темный гаражик на две машины, стоящий на самом краю подъездной площадки. Гараж этот был устроен не под домом по понятной причине – подземелья Охранке были нужны для более существенных целей.

Шеф походил по крыльцу, приказ все время находиться у меня на виду он решил выполнить очень точно. Он знал, что я не собираюсь его «отменять», и был полон желания выжить. Кроме того, я каким-то образом полагал, что будет неплохо, если у меня останется свидетель, которому в Охранке поверят. Что это должно было значить в будущем, я не знал, но полагал, что это поможет.

Сначала шеф болтался с видом полного обалдуя, потом догадался и уселся в кресло-качалку. Была у него настоящая американская качалка, вообще, у него было много всякого из дерева, я даже заподозрил, что он сам это все и смастерил… Тоже компенсация, когда одуванчики на газоне не растут, например, долгими русскими зимами.

Лимузин, в котором прибыл Нетопырь, был бронирован не хуже президентского. Против него у меня не было бы шансов даже с полуармейским оснащением, которое я нашел в арсенале шефа. К тому же Нетопырь и вел себя грамотно, не совался, как чумовой, куда не попадя. То есть первым на свет из машины вылез… вылезло…

В общем, я действительно таких еще не видел, но догадался, что это и есть горилла. Высотой под два с половиной метра, волосатое настолько, что даже комбинезон топорщился на груди, спине и ногах. Руки были, конечно, голыми. Потому что не нужно быть телепатом, чтобы угадать, что помимо мускулатуры горильего самца, у этого чудовища была и скорость, сравнимая со «змейкой». На миг мне стало нехорошо, потому что именно с этими ребятами я и должен был сейчас сражаться.

Гориллоид вышел, постоял, посмотрел по сторонам, почти по-животному раздувая ноздри. Я испугался, что сейчас меня выдаст запах, тот самый пот, который я пытался высушить, расстегнув скафандр… Но нет, он остался спокойным. Подошел к шефу, что-то прорычал таким низким голосом, что я не разобрал ни слова, хотя напряг слух. Шеф сделал неопределенный жест. Горилла ушел в дом, и я услышал, как под ним скрипят половицы… Тогда я загрубил свой слух, чтобы не оглохнуть от пальбы, а темп восприятия поднял до предела. На этом закончилась моя подготовка к сражению.

Гориллоид появился на крылечке, помахал рукой кому-то в мобиле и переместил свою пушку из кулака в кобуру на поясе. Вот это да, подумал я, и кто бы заметил в его ладошке «кольт» семидесятого калибра? Я, как показал опыт, не смог.

Из мобиля показался еще один такой же тип, только не в брезентовом комбинезоне, а в черном долгополом плаще из кевлара. По сути, это был облегченный скафандр, хотя зачем он ему – было непонятно. Этому типу стоило только чуть-чуть поднапрячь мускулы, и их не взял бы гранатомет, не то что моя пукалка, хотя в обычном порядке ею можно прошибать крепостные стены.

Вот этот был силовиком, я в этом не сомневался. Шофер в брезентухе, который бродил по дому, казался рядом с ним заморышем, словно его мамаша как родила за три месяца до срока, так и не вырастила во взрослую особь. Зато, судя по всему, первый умел водить мобиль. Второму это было явно не по плечу, наверное, руль и коробка передач под его ручками рассыпались в пыль.

Этот тоже посмотрел по сторонам, что-то рыкнул вниз, в машину. И лишь после этого из нее появился Нетопырь. Настороженный, злой, странно опустив руку на пояс, словно не доверял даже бдительности своей охраны. И ведь правильно, сукин сын, не доверял! Потом они пошли к крылечку, к шефу. Тот встал, подумал, отошел от первого гориллоида подальше, тоже разумно…

Я вывалился вперед, полосуя воздух первой очередью, она – самая главная, или дает огромное преимущество, или не дает ничего, и тогда бой оборачивается совсем не так, как задумано.

Моя первая очередь воткнулась в гориллу в кевларе, словно спица в вязанье, только в слишком плотное вязанье… Это может кому-то показаться невероятным, но парень в черном комбинезоне сумел не только устоять на ногах, получив заряд «чока», но левой рукой подломил под себя Нетопыря, демонстрируя владение техникой комитатус, а правой выхватил свою пушку, кажется, автоматический «ирвинг», очень редкую, дорогую заморскую игрушку, и даже вынес ее на высоту плеча, чтобы завалить меня встречным огнем… Но тут заработали автоматические пушки Избушки.

Первая из них ударила откуда-то с крыши, из-за водостока. Ее огонь пришелся под очень острым углом и попал гориллоиду в плечо, что заставило его присесть… Но от плеча во все стороны полетели ошметки мускулов и сгустки крови. Несмотря на кевлар. А вторая подсекла его снизу, от фундамента, почти из подвала, и была даже более мощной – она подбросила гориллоида вверх. Он подлетел, как сбитая слишком тяжелым шаром кегля, провернулся в воздухе… Может, я ошибаюсь, но даже в воздухе он все еще выискивал меня своим стволом, пытался сопротивляться…

Выстрел второго прозвучал для меня довольно неожиданно. Оказалось, он стоял на крылечке, подавшись вперед, и бил из своего семидесятого «кольта», как на стрельбище. Сквозь забрало я отчетливо видел, как дергаются на выстрелах его руки. Понимая, что неизбежно опаздываю, я повернулся в его сторону, качнувшись, словно маятник, и получил первый удар. Он пришелся мне в плечо, но прошел по касательной… Кажется, одновременно с уходом вправо я еще и присел. Ай да молодец, похвалил я себя, работаешь, как на тренировке.

Потом получил вторую пулю… Нет, она была явно не второй, скорее всего, она была четвертой или даже пятой… Почему же я так долго не могу выстрелить, удивился я, отлетая назад на пару шагов, но оставаясь на ногах?.. И лишь тогда понял, что молочу из «чока» безостановочно и вполне точно, просто заряды этой игрушки не оказывали на гориллу почти никакого действия… Лишь теперь я разглядел, что, помимо правильной позиции, он тоже каким-то образом накинул на себя плащ, как две капли похожий на тот, что был на силовом гориллоиде… Интересно, где он его прятал, может, под волнами волос на загривке? Поэтому мои заряды втыкались в его плащик, полосовали его, оставляя тяжелые темные пятна, но шофер даже не падал.

Тогда за дымом выстрелов я увидел, что он оперся спиной о стену и стоит, широко расставив ноги, вылавливая меня на мушку своего «кольта»… И стреляет, как заведенный, как машина. Широко расставив ноги, в полуприсяде застыл и я, вколачивая в противника одну сплошную, почти без промахов, очередь, но не добиваясь ровным счетом ничего…

И только я это подумал, как снова ударила пушка с крыши. Мощно, словно Кракатау во время извержения, она выплеснула в этот мир сноп огня, пробила, как оказалось, довольно хлипкие перекрытия крылечка и пролила на моего противника струю раскаленной стали и взрывчатки. Как электронный мозг Избушки сумел вычислить эту траекторию стрельбы, как он увидел, что я не справляюсь, – не сумели бы понять даже инженеры, смонтировавшие Избушку. Но это помогло, и я вздохнул свободнее. Оказалось, что пара попаданий в скафандр из той карманной гаубицы, которую использовал шофер, существенно сдавила мое дыхание, несмотря на высшие показатели по защите… Я выпрямился, пушка с крыши еще молотила по своей цели, но я уже расслабился, вот-вот она должна была остановиться, наш противник был просто раскатан по крыльцу, а может, и сам пол на этом месте теперь зиял свежей обугленной дырой.

Постанывая на каждом шагу, я пошел к Нетопырю, чтобы проверить, жив он или, так сказать, не совсем. Оказалось, что жив, даже привстал на колено и трясущимися руками молотит в меня из служебной мухобойки… Я дошел до него, лишь пару раз дернувшись назад, когда он попадал в меня, потом ударил изо всех сил ногой по рукам. Пистолетик его, блеснув на солнце, отлетел метров на двадцать.

И тогда зашевелился гориллоид, которого мы убивали первым. Это казалось невероятным, он просто плавал в своей крови, как мамонт, которого разделало племя неандертальцев, но все еще пытался поднять «ирвинг», чтобы… В общем, снова ударила пушка из подвала, и остатки гориллы откатились еще на пять-шесть метров в сторону. Меня лишь обдало дымом, пироксилиновым смрадом и мелкими осколками бетона. Некоторые из этих осколков посекли Нетопырю лицо. Но он был жив, я очень отчетливо читал его сознание. Он был жив, а значит, мог давать информацию. Кажется, впервые за всю мою войну с Джарвиновым я почувствовал, что действительно могу победить.

77

После того как я прикрутил скотчем Нетопыря на бывшее шефово место, то есть к высокому креслу, я повел шефа в камеру. Камера была специально устроена в Избушке для вполне комфортного содержания самых разнообразных лиц. В автоматическом режиме она следила, чтобы задержанному поставлялась вода, пища, чтобы заключенный не замерз, чтобы эвакуировались отходы, и даже, кажется, по первому требованию выдавала одноразовое бумажное белье. Лично для Передела это означало, что его война со мной окончена, что я не собираюсь причинять ему никакого вреда, что он должен просто сидеть, пока его не хватятся и не освободят.

И тут затрещал зуммер видофона. Это могло быть что угодно и кто угодно. Но по красному тревожному сигналу над «глазком» камеры я понял, что звонят из полиции. Пришлось внимательно, даже несколько угрожающе посмотреть на шефа. Тот чуть улыбнулся, мол, а ты чего хотел?

Я-то хотел, чтобы нас оставили в покое, о чем ему и сообщил. Тогда он кивнул, соглашаясь на сотрудничество, и я подвел его к видюшнику, уже опробованным методом отступил из поля видения приборчика, а для наглядности выставил «чок». Шеф посмотрел на меня, на ствол и усмехнулся еще откровеннее. Потом надавил рычажок приема, скроив свирепое лицо.

Полицейский начал свою речугу в довольно агрессивной манере, как ему и полагалось по должности:

– Вынужден сообщить, что соседи, проживающие в округе вашего дома, обеспокоены…

Больше он ничего сказать не успел. Каким бы свирепым и влиятельным не был этот полицейский, шеф мог одним щелчком сделать так, чтобы бедолага до конца дней оказался младшим помощником подметальщика улиц и благодарил бы всевышнего, что попросту не исчез без следа и следствия. Шеф рявкнул:

– Послушайте, как вас там… Никак не запомню вашу фамилию. Мы договорились, что вы не лезете в процедуры и операции, которые происходят на территории, примыкающей к Избушке. Почему я должен напоминать об этом? – Он посверлил экран телевида упрямым взглядом, на самом дне которого тем не менее таилась усталость от только что пережитой опасности.

– Я хотел знать, что произошло и не нужно ли…

– Считайте, что вы получили все мыслимые уверения, что ничего не нужно. Понимаете, лейтенант, это просто не ваша проблема.

По ту сторону линии возникло секундное замешательство. Расклад сил, существующий изначально, изменил интонацию общения, причем изрядно.

– Я только хотел заметить, господин полковник, что с вашего участка доносится стрельба, взрывы, видны клубы дыма. И соседи…

Я вдруг вспомнил, что открытые документы величали шефа именно в этом чине. Хотя в нашей работе все эти звания и звездочки были куда как условны. Нетопырь был вовсе майором, а у него хватило влияния отправить шефа одуванчики пропалывать.

– А вот это, лейтенант, как раз ваша проблема.

Молчание телевида стало каким-то напряженным. Шеф оглянулся. Мне не составило труда догадаться, что этот чертов Нетопырь всунулся какой-то частью тела в камеру, кажется, ногой, которую я просто не успел приклеить к ножке кресла.

Я посмотрел на Нетопыря, сидящего в дальнем углу комнаты, жаль, что в Избушке не было спецкресла для допросов, а может, и было, просто я не знал, где оно находится, не приходилось им пользоваться. Впрочем, сейчас был ход шефа, и я ждал его с интересом. Оказывается, он краем глаза оценивал меня, вероятно, пытался понять, насколько я серьезно настроен. Потом вздохнул, посмотрел на полицейского по ту сторону экрана и почти мягко проворковал:

– Лейтенант, выполняйте свою работу, вам понятно? Вы ведь не хотите, чтобы между нами разом пропало взаимопонимание?

Полицейский не ответил, зато отключился. И не могу сказать, что это меня не устроило. Я был просто счастлив, что он не оказался более настойчивым, вероятно, от этого его отучили предыдущие контакты с нашей Конторой и с моим бывшим шефом.

В общем, я устроил Передела со всем возможным комфортом в камере и принялся ликвидировать следы нашей стычки перед Избушкой. Самым серьезным была уборка трупов обоих гориллоидов. Во-первых, это была действительно грязная работа, а во-вторых, уже в который раз я выяснил, что не очень хорошо переношу запах подпаленной плоти. Пару раз я даже отходил в сторонку, чтобы не вывернуться наизнанку. К счастью, в Избушке был, помимо камеры, и холодильник изрядных размеров, что облегчило ситуацию. Потому что внести разорванные, кровоточащие останки в дом и держать их там я бы не смог. Грешен, привык сматываться после убийств, амплуа «чистильщика» не для меня.

Придав Избушке более-менее нормальный вид на случай облета участка полицейским вертолетом, я занялся Нетопырем. С ним я провозился следующие четыре часа. И не потому, что очень хотел, скорее именно потому, что не хотел этого, потому что это было отвратительно, тяжело, почти невозможно. Есть такая характеристика в оценке психустойчивости – «выносливость на неудачу», она тренируется простым трюком – делай то, что не получается, что не выходит. Каким-то образом это «подгоняет» остальные компоненты любых бойцовых техник, и в целом становишься сильнее. Так я и поступил с Нетопырем.

В его сознании было заложено столько зла, столько ненависти к миру, к людям, к начальству, подчиненным, ко всему живому, нормальному и неизмененному, ко всем машинам и приборам, ко всему, что составляет жизнь, что проникать в этого человека было почти то же, что умирать. И именно потому, что это было невозможно, я сидел напротив него, вкалывал ему одну дозу «сыворотки правды» за другой и вчитывался в жизнь этого человека, которую и жизнью-то назвать было невозможно – так, в лучшем случае это заслуживало определения «существование».

Когда мне стало о нем известно больше, чем знала, наверное, его мать, я понял, что без небольшого перерыва не смогу продолжать. Я вскипятил чифиря, налил ему большую кружку, привинтил ее к специальной державке, которой можно было управлять подбородком, и ушел в ванную. Развязывать ему руки или хотя бы ноги я опасался. Несмотря на то что он был, как ни странно, неизмененным человеком и даже имел немалые способности к телепатии, что опять же являлось признаком определенной нормальности, я его побаивался. Именно потому, что знал, на что он способен. Во время боя он был контужен огнем верхней пушки, иначе фиг бы он мне так легко достался. Пришлось бы как минимум нашпиговать его в двух-трех местах металлом или поджарить бластером…

Я залез под воду, включив ее на полную, и, стоя под струями почти крутого кипятка, с наслаждением подставил под них лицо и плечи. Давно хотел вымыться, да так, что думать о том, как снова придется лезть в свое пропотевшее белье, не хотелось. Может, у шефа найдется что-нибудь моего размера, понадеялся я, по опыту всей предыдущей жизни зная, что вряд ли. Мне редко везет в мелочах, а в таких, как удобные тряпки, – никогда. Тогда я вспомнил, что могу раздобыть в камере вполне подходящий «конвертик» – очень практичное соединение майки и трусов…

Внезапно я стал думать, что сделать с оружием, которого осталось на площадке перед избушкой видимо-невидимо. Ну, пяток стволов, скорее по привычке, чем по серьезной необходимости, я сунул в машину, на которой подкатил Нетопырь. После того как мне достался код-брелок от этой тачки, она мне все больше нравилась. Если придется уходить из Московии на колесах, более надежный способ, чем этот экипаж, не придумаешь. А вот остальное…

Оружейную шефа я, разумеется, запер, теперь и сам шеф не сумел бы в нее проникнуть. Она открылась бы только на мою прижатую ладонь. Разумеется, можно прижать и ладонь трупа, но зачем тогда нужна оружейная? Что еще?.. И тогда я понял, почему думаю об этом. В доме что-то изменилось, появилась какая-то угроза, причем нешуточная.

Медленно, не выключая воду, я выскользнул из-под душа и прислушался. Группа захвата обычно не достигала необходимой степени бесшумности и незаметности. Они просто не вырабатывали ее как следует, потому что слишком важным элементом для них являлось устрашение противника, и достигалось оно демонстрацией силы – мол, смотри, какие мы сильные, как нас много. Нет, ребят Очуркина поблизости не было. Значит?..

Я шагнул в сторону двери и протянул руку, чтобы толкнуть ее, мне было легче понять, что происходит, если бы я не блокировался от остального дома этой тонкой, но такой существенной преградой… И вдруг в ванную ворвался Нетопырь. Он был перегружен лекарствами, плохо ориентировался, он был к тому же безоружен, но он атаковал!

Одним твердым, почти прицельным движением он швырнул в меня пояс, с помощью которого я взял шефа в заложники, и почти тотчас нажал на детонатор, который сжимал в левой руке… Пока пояс летел, я вспомнил, что снял его с шефа перед тем, как запихнуть бывшего начальника в камеру, и бросил, кажется, на полу. Тогда это показалось несущественным… К тому же краем глаза я заметил, что с правой рукой Нетопыря что-то не то, она кровоточила, воняла, болела, но – черт подери! – она была свободна.

И еще я понял, что вот-вот раздастся взрыв, после которого мне едва ли удастся быстро привести себя в боеготовность. А это было необходимо, потому что Нетопырь, не хуже меня зная, что за пределами круга в два-три метра этот взрыв будет не страшнее детской хлопушки, и не рассчитывая, что взрыв задержит меня надолго, уже бросился к моему бластеру, который в наплечной кобуре висел поверх полотенец на красивых бронзовых крючках… Просто удивительно, как много замечаешь за мгновения опасности.

Но прежде чем сообразил, что к чему, я уже начал реагировать. Не самым лучшим образом, как решил потом, но в тот момент вполне достойно. Напрягшись, как регбист перед столкновением, я кинулся Нетопырю под ноги, молясь про себя о двух вещах одновременно. Первая – чтобы пояс взорвался хоть на пару мгновений позже, чем нужно, чтобы я успел проскочить под ним и взрыв не размазал меня по рифленым плиткам шефовой ванной… И чтобы я не промахнулся, чтобы Нетопырь не сообразил через меня перепрыгнуть, чтобы я не скользнул мимо его ног, ибо тогда он дотянется до бластеров и тогда я буду подстрелен самым гнусным образом…

Я выиграл, причем в обоих желаниях. Пояс взорвался, опалив мне заднюю часть ног, но лишь опалив, а не разорвав их в клочья. И я сумел захватить Нетопыря за ноги, он не перепрыгнул через меня и не успел отшатнуться в сторону. А дальше все было просто: с рычанием голодного хищника я крутанул дорогой, но грязный башмак, в который было упаковано копыто моего противника, и он грохнулся на пол от боли, от изумления, что его трюк не прошел, и от моего зажима, который я не ослаблял, даже вывихнув ему ступню. А когда он очухался, кстати, довольно быстро, и попытался перекатиться на спину, я уже привстал и снова прыгнул вперед. На этот раз коленом вперед, прицелившись влепить ему между ног.

Между ног не получилось, но это было уже не важно – мне открылась его шея, в которую я коротким, резким щелчком вогнал кулак. Что-то под тонкой кожей Нетопыря хрустнуло, для верности я ударил его еще дважды – локтем по плавающим ребрам и задней частью левой ступни куда-то в район коленного сустава.

По суставу я промахнулся, зато локтем угодил почти строго по почкам, и он обмяк. После этого я взлетел на ноги, готовый к продолжению, но боя не последовало… Я понял это не по расслабленности противника, а ментально. В мозгах Нетопыря что-то происходило, что-то страшное, чего обычно не происходит с людьми, что неминуемо ведет к смерти, хотя и не очень быстрой.

Подхватив его под мышки, почему-то не опасаясь ловушки, я поволок его к креслу, снова привязал, мельком осмотрел руки. Так и есть, на внутренней стороне запястий под кожу ему была встроена лазерная дуга – довольно хитрая штука, длиной с полкарандаша, которая по определенной команде сознания или при какой-нибудь очень сложной позиции пальцев включала короткий лазерный шнурок, прорезающий, конечно, и кожу, но способный перепилить захват наручников, не то что слабенькую обмотку скотча, как в нашем случае.

Заинтересовавшись этой приспособой, я открыл в теле Нетопыря и другие усовершенствования, например, такую же штуку, только неиспользованную, на ногах, в районе лучевой кости, некую почти невесомую приставку к печени, которая имела колоссальную способность поглощать из крови, например, ту гадость, которой я попытался накачать его во время допроса, что и обеспечило ему относительно здравое поведение даже под медикаментозным прессом… Кстати, если бы он был умнее, ему следовало не выискивать пояс с подрывными патронами, а вызвать помощь. И уж в любом случае, не найдя оружия, лезть в драку со мной было глупо, но он хотел все сделать сам и был уверен, что успеет добраться до моего бластера, который увидел в щель неплотно прикрытой двери ванной… Если бы он действовал иначе, он не был бы Нетопырем. Именно это и спасло меня.

Вырезав ножом дуги, остановив кровь биогелем, я прикрутил его к креслу еще надежнее, чем прежде, и пошел за бластерами, которые пока решил больше не снимать, кроме того, воспользовался одним из купальных халатов шефа. Пока я ходил, с Нетопырем стало откровенно плохо. Он изгибался, изо рта у него шла пена, а мускулы ног были сведены судорогами, сила которых удивила даже меня. Быстро, но подробно я осмотрел на полевом уровне все, что составляло физические особенности этого человека.

Во время этого досмотра мне стало удивительно, как я не заметил всей той массы электронно-биотических примочек, которыми буквально было нашпиговано это тело. Разумеется, он не был андроидом, даже до Сапегова ему было далеко, но назвать его неизмененным человеком я бы уже постеснялся.

И что-то со всем этим оборудованием сейчас было не так. Должно быть, мой удар по почкам или тычок в шею что-то сломал ему внутри, и если раньше эта техника помогала ему во всех излишествах и пороках, сейчас она работала против него, выжимала из этого тела силу и саму жизнь. Конечно, его можно было доставить к медикологу и за пару часов привести в норму, но я не рассчитан на благотворительность. Вместо того чтобы помочь Нетопырю, я подгрузился к его сознанию, стараясь вычитать там все, что могло быть полезно в дальнейших действиях против Джарвинова. Кроме того, я считывал информацию, позволяющую перетекать в его личину. Конечно, хорошо знакомого с Нетопырем человека я бы не обманул, но те, с кем я собирался встретиться под его внешностью, знали его не как облупленного, не как любовница, не как идентификационный компьютер в родной конторе. И это меня устраивало.

В общем, прежде чем мертвый Нетопырь, отравленный одной из сломанных машинок, вставленных ему в тело, а может быть, и в мозги, стал окончательно нечитаем, я уже знал, что буду делать дальше, как сумею победить своего противника и что должен сделать, чтобы меня хотя бы на пару часов с ним перепутали.

Остаток ночи я провел, пытаясь привести себя в порядок физически и психически, то есть самым бессмысленным образом продрых почти десять часов. И это было лучшей подготовкой к решающей операции, к тому, что в наших протоколах обычно называлось «критической фазой».