Текст книги "Взрыв произойдет сегодня (сборник)"
Автор книги: Николай Томан
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
Совет Строгановых
Широко распахнулась дверь. Вошли рослые, широкоплечие отец и сын Строгановы.
– Иван Прокофьевич! Илья Иванович! – радостно воскликнул Дружинин. Спасибо, что не забыли! Откуда вы? Я ведь адреса вашего раздобыть не мог. Ходили даже слухи, будто погибли вы на фронте.
Строганов-старший сказал степенно, с легкой усмешкой:
– Погибать-то погибали, и не раз, да вот, как видите, не погибли. Я партизанил, а Илья в армии был. Гвардии старшина, полный кавалер ордена Славы. Можете поздравить.
Владимир Александрович крепко пожал руку Илье Строганову, и тут взгляд его упал на Воеводина.
– Прошу познакомиться, – обратился он к Строгановым, кивая в сторону Алексея, – гвардии майор Воеводин.
Строгановы пожали майору руку.
– Ну, а теперь присаживайтесь и рассказывайте, – сказал Дружинин, подвигая Строгановым стулья.
– Мы к вам, Владимир Александрович, прямо из областного центра, – начал Иван Прокофьевич. – Только что кончили там монтаж оборудования. Работа, скажу я вам, была мелкая, а мы прямо-таки истосковались по большому делу.
Илья Строганов поддержал отца:
– Что верно, то верно. Уж я не раз вспоминал горячие денечки, когда вы у нас на трансформаторном секретарем парткома работали. Боевое было время!
– Верно говоришь, – подтвердил Строганов-старший. – Вот и теперь, Владимир Александрович, хотим мы так поработать. Узнали, что вы всем районом командуете, и решили к вам податься. Пошли в обком, думали – драться придется за путевку к вам, а нам говорят: «К Дружинину? Пожалуйста!»
Владимир Александрович улыбнулся и спросил с любопытством:
– Ну, а как догадались-то, что у меня дело большое? Говорят, что ли, много об этом в области?
Илья Строганов собрался ответить, но отец опередил его:
– Да что говорить! И без того каждому ясно. Заводы у вас в Краснорудске транспортного машиностроения, а на транспорт в послевоенной пятилетке отпущена одна шестая всех капиталовложений в народное хозяйство. Как же тут не сообразить, что заводы эти будут и в первую очередь, и в широком масштабе восстанавливаться? – Старик подкрутил усы и усмехнулся: – Мы ведь в политике малость разбираемся.
– Все, значит, будем на ноги ставить? – удалось наконец и Илье вставить словечко. – Всю районную промышленность?
– Все и всю, – весело ответил Дружинин. – Но только теперь придется работать еще быстрее, чем до войны
– Когда прикажете в строй становиться? Мы готовы.
– Успеете еще, – уклончиво ответил Владимир Александрович. – Устраивайтесь пока с квартирами.
– Да что нам устраиваться-то? Мы уже у родичей своих определились.
– Устраивайтесь, устраивайтесь обстоятельнее. С работой все равно придется повременить.
– Как же это так – повременить? – удивился Иван Строганов.
– Не в вашем это характере, Владимир Александрович, – поддержал отца Илья. – Непонятно это…
Иван Прокофьевич нахмурился и сказал строго:
– Вы уж выкладывайте все начистоту. Мы свои люди, скрывать от нас нечего. Поговаривают, будто фашисты с заводами что-то натворили. Мины вроде поставили. Правда это, Владимир Александрович?
– Правда, – угрюмо ответил Дружинин. – Один из заводов враги заминировали. Пока не отыщем мину, работу начинать нельзя. Я не могу рисковать людьми.
– А ее ищут?
– Ищут. Вот майор Воеводин с саперами ищет.
– Очень хорошо, – одобрительно отозвался Строганов-старший. – Искать ее, конечно, нужно, но зачем же восстановительные работы из-за этого приостанавливать, непонятно. Выходит, нас мина страшит? А разве не ходили мы в годы войны по минным полям? Не таскали эти мины в вещевых мешках, уходя на боевые задания в тыл противника?
Дружинин повернулся к окну, избегая взгляда Ивана Прокофьевича.
– Оно, может быть, и негоже простому рабочему самого секретаря райкома партии учить, – взволнованно продолжал старик, – но я тебе все же как коммунист коммунисту скажу: собери ты, Владимир Александрович, народ, скажи ему прямо, что завод заминирован, и предложи идти работать тем, кто не боится этой мины. Вот увидишь, все пойдут! А майор между тем пусть делает свое дело.
Дружинин порывисто протянул руку Строганову:
– Спасибо, Иван Прокофьевич, спасибо за совет! Поверьте моему слову – недолго осталось ждать. Вопрос всего нескольких дней.
Илья легонько толкнул отца локтем:
– Не пора ли нам?
Иван Прокофьевич решительно поднялся:
– Ну, мы пойдем. Извините, если чего лишнего наговорили, но ведь мы свои люди, на нас нельзя быть в обиде. А совет наш попомните.
Проводив Строгановых до дверей, Дружинин вернулся к Воеводину и сказал восхищенно:
– Какой народ! Разве испугаешь их какой-то фашистской миной!
По-прежнему все в тумане
Следующий день был спокойным. С утра Дружинин ездил в горсовет по неотложным делам, потом совещался в райисполкоме с прибывшими инженерами, принимал у себя заведующего гороно. А когда наконец немного освободился и взялся за газеты, вошла Варя и доложила, что пришел инженер Орликов.
– Сергей Сергеевич? – удивился Дружинин. – Да ведь он был у меня сегодня! Что там у него такое?
– Говорит, по неотложному делу.
– Ну что ты будешь делать со стариком! – вздохнул Дружинин. – Пригласи его.
Пожилой, седоволосый инженер Орликов вошел, слегка прихрамывая и опираясь на толстую палку с массивным набалдашником.
– Извини, Владимир Александрович, что я к тебе вторично, – густым басом начал он, – но я с жалобой на саперов. Что же это такое! Оцепили все заводы и никого не подпускают. Как же я смету составлять буду?
– Ну-ну, успокойся! – улыбнулся Дружинин. – Раскипятился! Ничего, дорогой Сергей Сергеевич, не поделаешь. Ты же знаешь, что заводы заминированы и могут в любой момент взорваться?
– Ну, так что же из того, что заминированы? – не успокаивался Орликов. – А когда я мост через Дон строил, нас день и ночь бомбили и обстреливали, а я его все-таки построил. И ничего, жив-здоров, как видишь.
– Ну, тогда была война, а теперь другое дело.
– Как «другое дело»? Разве дух боевой из нас уже выветрился?
– Не узнаю тебя, Сергей Сергеевич! Очень ты ершистым стал, – засмеялся Дружинин и серьезно добавил: – Дело тут, конечно, не в боевом духе, а в простом благоразумии, так что ты два-три дня воздержись от посещений заводов. Я тебе просто запрещаю это. И не будем больше трепать нервы друг другу. У тебя все?
– Все, – мрачно отозвался Орликов.
Дружинин подал ему руку:
– Ну, будь здоров!
Когда инженер ушел, Владимир Александрович снова взялся за газеты. Но тут Варя доложила о приходе капитана Шубина.
Хмурое лицо капитана не предвещало ничего хорошего. Это отметил Дружинин еще до того, как Шубин успел открыть рот.
– Ну, что новенького? – спросил его Владимир Александрович. – По-прежнему, значит, плывем в тумане? А как же Хмелев ведет себя теперь?
– Очень странно, – ответил Шубин, закуривая папиросу. – Все свободное время проводит в библиотеках, хотя, как мне известно, никогда не увлекался чтением.
– Пристрастился, значит, на старости лет.
– Не похоже что-то. Книги он берет по какому-то списку, перелистывает их и, не читая, возвращает.
– Да… – пожал плечами Дружинин. – Странновато…
Что же ищет Хмелев?
Владимир Александрович давно уже не имел отдыха. Он терпеть не мог безделья. А теперь, в дни великой восстановительной страды, выходные дни были для него особенно тягостны. Дружинину почти физически больно было смотреть на остановившиеся станки, опустевшие комнаты учреждений. Начинало казаться, что все вокруг замерло, перестало двигаться и совершенствоваться.
А в последние дни забыл Владимир Александрович уже не только об отдыхе, но и о спокойном сне. Днем и ночью думал он теперь о мине, видя в ней коварного врага, который, хотя и не наносил пока осязаемого удара, но ежечасно, ежеминутно грозил большой бедой. И уже в одной только этой угрозе таилась немалая опасность.
Дружинин был волевым, темпераментным человеком. Он привык принимать быстрые, смелые решения, но теперь нужна была другая тактика. Он обязан был проявлять особую осторожность, выдержку, тщательно анализировать создавшуюся обстановку. Хорошо понимая необходимость всего этого, Владимир Александрович очень досадовал, однако, что приходится терять драгоценное время.
В газетах уже сообщалось о первых успехах соседних промышленных районов. Во всех уголках страны шла стройка, а в Краснорудске работа застопорилась из-за угрозы взрыва. Дружинин верил в искусство Воеводина и не сомневался, что рано или поздно он найдет мину. Вопрос только в том – когда?
Шубин шел к той же цели своим путем. Он видел разгадку тайны в самом Хмелеве, который не договаривал чего-то. Дружинин был с ним отчасти согласен в этом, но ему казалось, что Шубин ошибается, исходя из одних только подозрений. И вот Владимир Александрович сам решил сходить к Хмелеву и вызвать его на откровенный разговор.
Небольшой аккуратный домик бывшего кузнечного мастера находился в конце тихой, безлюдной улицы. Владимир Александрович вышел из машины неподалеку от него и пошел дальше пешком. Подойдя поближе к домику Хмелева, он заглянул в низкое окошко. Его удивил беспорядок, царивший в комнате: подоконник, стол и даже пол ее были завалены книгами, тетрадями и какими-то бумагами.
«Уж не сошел ли с ума старик?» – мелькнула у Владимира Александровича тревожная мысль. Он хотел уже было отказаться от своего намерения зайти к нему, но в это время Хмелев, сидевший на полу спиной к окну, обернулся и увидел Дружинина. Старый мастер поспешно вскочил на ноги и, крикнув что-то, побежал открывать дверь.
– Здравствуйте, Владимир Александрович! – приветливо сказал он, ничуть не растерявшись. – Заходите, пожалуйста. Вот уж не ожидал вас у себя увидеть! Премного вам за это благодарен.
– Вы ведь не знаете, зачем я пришел. Может быть, зря благодарите-то, – заметил Дружинин.
Хмелев улыбнулся:
– Если бы кто-нибудь другой пришел, я бы не решился, пожалуй, так вдруг благодарить, а вас вот благодарю.
– Почему же?
– Я знаю, мне теперь не доверяют. Однако таким людям, как вы, легче, чем другим, разобраться – сломлен во мне дух советский или не сломлен. Вам полагается знать человека глубже и верить в него крепче, чем другим.
– Любопытно рассуждаете, – задумчиво произнес Дружинин, дивясь неожиданной для него логике Хмелева. – Вот только ведете себя не совсем понятно. Если бы дух советский не был в вас сломлен, вы не примирились бы с недоверием, которое к вам питают, старались бы рассеять его. – Он обвел глазами пол, заваленный книгами, и добавил раздраженно: – Черт знает что у вас тут творится! Прямо-таки погром какой-то…
Хмелев, казалось, не обратил никакого внимания на это замечание и спросил:
– А откуда это видно, что дух советский во мне сломлен? Нет, Владимир Александрович, я еще не отказался от надежды защитить свое достоинство. А ход мыслей у меня такой: перво-наперво нужно было мне решить, что у нас сейчас самое главное. Прикидывал я и так и этак, и выходило, что главное сейчас – это судьба заводов. Значит, если я помогу решить главное, то буду действовать по-советски, а люди потом пусть уж сами решат, что я за человек. Короче говоря, хочу я помочь мину найти, а что при ней, может, документы, порочащие меня, окажутся, так это уж дело второстепенное.
Увидев, что Дружинин все еще стоит посреди комнаты, Хмелев спохватился вдруг и подал ему стул.
– Садитесь, пожалуйста, – смущенно проговорил он. – Простите, что сразу не предложил. Тяжело мне, Владимир Александрович, на старости лет такое недоверие к себе видеть… Об этом день и ночь неотступно думаю, потому, может быть, чудаком стал казаться. Вот эти книги почему разбросаны? Перевод донесения Гербста я ищу. Оно ведь по-немецки было написано, а я не мог разобраться в нем. Попросил племянника, ученика восьмого класса, перевод сделать. Он перевел мне донесение на русский язык, а я для памяти записал его на переплете какой-то книги. У меня ведь большая библиотека сына осталась. После войны я передал ее горсовету на пополнение городских читален, разграбленных фашистами. Вот и хожу теперь по библиотекам, ищу ту книгу, на переплете которой перевод записан. Подлинник-то я капитану Овсянникову передал, когда он стал мину разыскивать. Донесение Гербста хотя и не дописано было, но в нем есть кое-какие цифры, которые, возможно, пригодились бы.
– Что же это за цифры? Вы разве не помните? – спросил Дружинин.
– Нет, не помню. Забыл за три-то года.
Владимир Александрович посмотрел на часы и поднялся со стула.
– Ну, мне пора, Тихон Егорович, – проговорил он. – Если вам посчастливится и вы ту книгу найдете, обязательно покажите ее мне.
– А как же иначе, Владимир Александрович! – возбужденно воскликнул Хмелев. – Для чего же тогда искать ее?
Взрыв произойдет сегодня
Едва Владимир Александрович пришел в райком, как к нему явился капитан Шубин.
– Вы, кажется, от Хмелева только что? – спросил он.
– А вы откуда знаете?
– У секретаря вашего навел справку, – ответил капитан. – Любопытно, что поведал вам старик?
Владимир Александрович рассказал ему о своей встрече с Хмелевым и предложил:
– А не попробовать ли нам разыскать этого капитана Овсянникова, на которого ссылается Хмелев?
– Пробовал уже, – ответил со вздохом Шубин. – Запрашивали мы Министерство обороны, но, по их сведениям, в инженерных войсках оказалось около десятка носящих эту фамилию капитанов и майоров, значительная часть которых уже демобилизовалась из армии. Имени же и отчества нужного нам Овсянникова Хмелев не помнит. Теперь, однако, и нет в этом нужды. Опередили мы Хмелева. Раньше его нашли перевод донесения обер-лейтенанта Гербста.
С этими словами Шубин вынул из своей полевой сумки какую-то потрепанную книгу.
– А как же догадались вы, что он именно перевод донесения разыскивает? – удивился Дружинин.
– Должен вам признаться, я об этом и не догадывался вовсе. Ясно мне было лишь, что Хмелев упорно разыскивает что-то в книгах, которые, как нам удалось выяснить, сам же пожертвовал местным библиотекам. Раздобыв список всей пожертвованной им литературы, мы по абонементным листкам Хмелева установили, какие из своих книг он уже просмотрел, а остальные перелистали сами. И вот на переплете этой нашли копию донесения Гербста.
– Выходит, что Хмелев не обманывал нас, – с облегчением сказал Дружинин, но так как Шубин ничего не ответил на это, спросил: – Вы разве еще сомневаетесь в чем-то?
– Я просто не тороплюсь с таким выводом. Если перевод донесения Гербста поможет нам отыскать мину, никаких сомнений у меня уже не останется. Не думаю, впрочем, что можно будет извлечь что-нибудь из этих скудных данных. Вот взгляните-ка сами.
Капитан протянул Дружинину найденную книгу. Владимир Александрович подошел к окну и не без труда прочел на ней потускневшую от времени карандашную запись:
«Господину майору фон Циллиху.
В соответствии с Вашим распоряжением, минирование произведено 12 мая 1943 года. Поставлено 168 кг взрывчатого вещества (6 зарядов по 28 кг). Замедление взрывателя рассчитано на три года. Исходя из идеи вашего замысла и будучи уполномочен на самостоятельные действия, я решил…»
На этом донесение обрывалось. Дружинин дважды перечитал его и вдруг воскликнул:
– Позвольте, какое же у нас сегодня число? Двенадцатое мая? Черт побери, как раз ровно три года с тех пор, как была установлена мина! Взрыв-то, значит, произойдет сегодня!..
Снова поиски
Варя, взволнованная и возбужденная, встретила Воеводина у дверей приемной.
– Как хорошо, что ты пришел, Алеша! А я уже хотела тебя разыскивать.
– Случилось что-нибудь? – тревожно спросил Воеводин.
– Я не знаю подробностей, – ответила Варя, – но то, о чем говорили при мне Владимир Александрович и Шубин, показалось мне очень важным. Тебя они пока не спрашивали, но я не сомневаюсь – ты им очень понадобишься. Подожди минутку, я доложу о тебе.
Оказалось, Воеводин в самом деле был очень нужен Дружинину, и он приказал немедленно пригласить его. Владимир Александрович тотчас же ввел Алексея в курс дела и подал ему книгу с донесением обер-лейтенанта Гербста.
– Может, это пригодится вам? – спросил он.
Майор внимательно прочел донесение. Подумав немного, ответил:
– Пригодится, конечно. Я попытаюсь сделать кое-какие расчеты, хотя должен признаться, и на этот раз общий вес зарядов меня очень смущает.
Дружинин взволнованно ходил по комнате. Шубин почти растворился в клубах дыма. Возле него стояла пепельница, переполненная окурками.
– В конце концов, обстановка, по-моему, разряжается, – произнес наконец Дружинин. – Пусть эта мина, черт бы ее побрал, взрывается сегодня! С этим, видно, ничего не поделаешь, но зато завтра мы сможем спокойно приняться за работу.
– Не думаю, чтобы она взорвалась именно сегодня, – заметил Воеводин.
– Как? Вы разве сомневаетесь в точности работы взрывателя? – удивился Шубин.
– Если бы взрыв должен был произойти ровно через три года, – пояснил Воеводин, – то он уже произошел бы еще одиннадцатого мая, так как из этих трех лет один год был високосным. Но дело в том, что Гербст вообще не мог указать точного срока взрыва. Это ведь совершенно невозможно. Двенадцатое мая может быть лишь теоретической датой. Практически же совершенно неизбежны отклонения в сторону уменьшения или увеличения этого срока.
– Это ваше предположение или тут существует какая-то закономерность? – спросил Шубин
– Нет, это не только мои предположения. Даже такие точные взрыватели, как часовые, имеют значительное отклонение в ту или иную сторону. Финский восьмисуточный, например, имеет точность установки плюс-минус один час. У немецкого двадцатисуточного взрывателя с часовым механизмом при установке его на предельный срок точность хода плюс-минус шесть часов. А в электрохимическом взрывателе при установке его на сто двадцать суток возможно отклонение до пятнадцати процентов в сторону увеличения этого срока. Вот и судите, каково может быть отклонение при трехгодичном сроке замедления.
– Давайте все-таки хладнокровно во всем разберемся, – предложил Дружинин. – Выходит, что взрыватель на заминированном заводе должен сработать двенадцатого мая или в промежутке между двенадцатым мая и, допустим, двенадцатым августа. Так?
– Да, пожалуй, – согласился Воеводин.
– Если бы он сработал сегодня или завтра, – продолжал Дружинин, – это еще полбеды. Но ждать три месяца, три месяца жить в неизвестности, в ожидании взрыва – невозможно. Что делать в таком случае?
– Искать, – твердо произнес Воеводин. – Снова искать!
– Но как же будем мы искать теперь? – спросил Дружинин.
– Теперь искать будет легче, – убежденно заявил Воеводин.
– Почему же легче?
– Потому, Владимир Александрович, что у нас есть сейчас некоторые данные: количество установленных зарядов и их вес. Сложное уравнение со многими неизвестными превращается, таким образом, в уравнение с одним неизвестным. Я тотчас же приступаю к его решению и, если у вас нет ко мне больше вопросов, прошу отпустить меня.
Майор ушел.
Следом за ним поднялся и Шубин. Дружинин остался один. Невесело думал он о сложившейся обстановке. Ну чем, в самом деле, могут помочь Воеводину эти жалкие данные?…
Размышления Дружинина неожиданно прервала Варя. Она вошла со стаканом чая и бутербродами.
– Вы ведь не обедали сегодня, Владимир Александрович, – сказала она, ставя стакан на стол. – Выпейте хоть чаю.
– Спасибо, Варя! С удовольствием выпью. Никакие потрясения не убивают во мне аппетита.
Он отпил несколько глотков горячего чая и, остановив Варю, направившуюся к двери, спросил:
– Знаешь, как дела-то обстоят?
– Догадываюсь.
– Выходит, что в самом деле эта проклятая мина стала нам поперек дороги. Но, черт побери, не так-то просто нас остановить!.. Ты раздобыла подробные схемы наших заводов?
– Раздобыла, Владимир Александрович, – ответила Варя. – Пришлось все Архивное управление перевернуть и переругаться со всеми архивариусами, но схемы я все-таки раздобыла. Сейчас принесу их вам.
Спустя несколько минут Варя принесла три больших, сильно помятых свертка и положила перед Дружининым. Владимир Александрович развернул их и с интересом стал рассматривать. Варя, смотревшая на них через плечо Дружинина, заметила:
– А что, если мы дадим эти схемы Алексею? Тут видны все мельчайшие детали заводских территорий.
– Это идея, – согласился Дружинин. – Непременно нужно передать их Алексею. Поезжай к нему немедленно.
У рыбака Рощина
Продолжал напряженно обдумывать создавшееся положение и капитан Шубин, хотя ему казалось, что теперь он мало чем может помочь Воеводину.
Еще вчера он вызвал всех своих оперативных работников и дал им задание: расспросить краснорудцев, проживающих в районе заводов, не замечали ли они немецких солдат на заводской территории в день эвакуации гитлеровцев из города.
Помощники Шубина навели необходимые справки. Выяснилось, что никто из краснорудцев не видел в тот день на заводах немецких солдат. Некоторые из опрошенных ежедневно бродили по заводским территориям в поисках топлива и, следовательно, не могли не встретиться с гитлеровцами, если бы они там находились.
Хотя все собранные сведения были малоутешительными, это не обескуражило Шубина. Он вспомнил, что один из его офицеров рассказывал ему историю, приключившуюся с местным рыбаком Рощиным. Вызвав этого офицера, капитан спросил его:
– Помните, товарищ Никитин, вы докладывали мне о Рощине, у которого гитлеровцы отобрали лодку в тот день, когда эвакуировались из города? Как, по-вашему, для чего она могла им понадобиться в такой момент?
– Да уж не для увеселительной прогулки, конечно, – ответил Никитин. – Старик Рощин, вспоминая об этой лодке, говорил, что фашисты куда-то поспешно на ней поплыли.
– Не удирать же они на ней вздумали? – продолжал размышлять Шубин.
– Река течет на восток, а это им явно не по пути. Грести же против течения просто нелепо, – заметил Никитин.
– Знаете вы, где живет Рощин? – спросил Шубин.
– Так точно, знаю, товарищ капитан. Пригласить его к вам?
– Нет, зачем же старика беспокоить. Мы можем и сами съездить к нему. Вызовите мою машину.
…Рощина Шубин застал за просушкой сетей на берегу реки. Старик приветливо поклонился ему, сняв белый парусиновый картуз.
– Ну, как жизнь, папаша? Как рыбачите? – спросил его капитан.
– Ничего себе. Жаловаться не на что.
Присмотревшись, Шубин заметил старую лодку, до половины вытащенную на берег, и сказал сочувственно:
– Плоховата лодочка-то у вас.
– Верно говорите, – согласился старик. – Хорошую фашисты угнали при отступлении. Офицер ихний вдобавок еще по зубам мне надавал.
– Зачем же им лодка понадобилась?
– А кто их знает! Ящиками они ее какими-то нагрузили. Помнится, очень уж осторожно укладывали, будто хрупкую посуду. Я так и подумал тогда: не иначе как добро награбленное куда-то переправляют.
– Ну, а еще у них было что-нибудь, не помните? Может быть, инструменты какие?
– Было, кажись, и еще что-то, да я уж запамятовал. А вот ящики запомнились, потому как уж больно они церемонились с ними.
Капитан Шубин слушал рыбака, задумчиво прохаживаясь вдоль развешанных на шестах сырых сетей. Остановившись перед стариком, он спросил:
– А направились-то они куда: вниз или вверх по течению?
– Вниз, – уверенно ответил рыбак. – Это я точно помню.
– Ну, спасибо, папаша! – Шубин протянул Рощину руку. – Извините за беспокойство.