Текст книги "Тутанхамон"

Автор книги: Николай Коляда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Николай Коляда
ТУТАНХАМОН

Современная комедия в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

АСЯ – 40 лет

ТАМАРА – 40 лет

ОЛЬГА – 45 лет

ВАДИК – 35 лет

ГЛЕБ – 40 лет

СТУДЕНТ, ИГРАЮЩИЙ НА ТРУБЕ

ГРУППА, ПОЮЩАЯ «ХАРЕ, КРИШНА!»

ДВОЕ У КОЛОНКИ С ВОДОЙ

ЦЫГАНКА

ТРИ СТАРУХИ

Дом на окраине города, подъезд, улица.

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

«Куба» – не остров, а полуостров – он клином выходит в городской пруд. Город на другой стороне пруда, светится огоньками; город недалеко, если напрямую, на лодке, не в объезд. А на трамвае (по одной колее ходит трамвай) – полчаса. Хотя зачем ехать в город? На «Кубе» есть всё: клуб с прогнившей крышей, кафешка стеклянная – «чипок», церковка маленькая, рядом с ней наркологическая больница – городская, сюда все ездят лечиться из города. Многим больным даже нравится жить тут на стационаре – сосны, тихо, свежий воздух, пляж, а в магазине – десять сортов водки. Главное сооружение на «Кубе» – деревообрабатывающая фабрика у берега. Правда, сгнила фабрика и ушла наполовину в воду, но работает, пыхтит помаленьку. Есть и причал, лодочная станция, мостки, выходящие далеко в воду, самопальный дикий пляж с выжженными на траве пятнами – туристы костры разводили. Двух и трехэтажных домов на «Кубе» штук сорок; дома покрашены желтой краской. Дома крепкие, послевоенной постройки, с колоннами, с балкончиками круглыми, с решёточками к месту и не к месту, с лестницами деревянными, скрипучими. Лестницы зелёной масляной краской выкрашены. У домов маленькие огородики. На деревянных скелетах теплиц болтаются рваные куски полиэтилена. Ещё есть детские площадки с песочницами и качелями. Скамейки вокруг них поддерживают гипсовые медведи, подновлённые серебрянкой – медведи с отколотыми носами и ушами. В центре «Кубы» – гора. Дома – у подножья её, а на вершине горы – краснокирпичная пятиэтажка, окружённая высоченными соснами. Это бывшая школа, а теперь – «трубное» (как говорят на «Кубе», а на деле – «духовое») отделение консерватории. Чтоб студенты в городе не досаждали никому своим искусством, их и выселили сюда. Вот и дудят они тут в лесу, покоя всей «Кубе» не дают.

Вечер, часов девять, сумерки, тепло. Хрустят шишки под лапами каких-то животных, сидят и спят чёрные птицы на ветках сосен. Из колонки, что рядом с домом, вода бежит. Два человека молча моют под струёй воды бутылки, счищают ножами этикетки и потому звенит во мраке. Пьяный или сильно творческий студент открыл окно в «консе» и дудит на трубе, дудит и дудит. Труба его воет, ветер осенний вдруг рванёт и завоет в проводах, собака сидит в будке и воет. Как хорошо. Листья шелестят, рябь на пруду, осень, но так тепло на улице, так тихо и спокойно, потому что – «бабье лето» на дворе.

В трёхкомнатной квартире на втором этаже двухэтажного дома, что у самой воды, балконное окно светится. Балкон широкий, на нём стулья, стол, кресло-качалка, цветы в горшках растут. В квартире везде обои синенькие, синий абажур, чистенько и всё по-простому – простая мебель, простые стулья, простая посуда. В «зало» (как говорят на «Кубе») на шифоньере сидит сова (настоящая, не чучело), глазами сверкает. Рядом – в лентах, разряженная, кукла в свадебном платье. На стене портрет Тутанхамона под стеклом – здоровенный портрет, маслом нарисован. Два кресла в накидках. На диване, тоже покрытом красным плюшем, облокотившись на полированный стол, сидит и ест печенье из вазочки ТАМАРА. Тома (ей лет сорок с хвостиком) в короткой кожаной юбочке, в рыжем парике, накрашена, кофточка из люрекса грудь плотно облегает. Её подруга и ровесница АСЯ без причёски, с колтуном на голове, по комнатам ходит в чёрной комбинации, что-то ищет, складывает, переворачивает, спешит, суетится и всё без причины улыбается. Вот села, стала пришивать пуговицу, укололась, палец в рот засунула, смеётся.

ТАМАРА. Кошмар – Маруся отравилась. Всё себе спичками подогрев делаем. Чирк! – мы живем. Чирк! – мы живы! А на деле, блин-косой…

АСЯ. Факт тот, что ты не права, Тамара.

ТАМАРА. Ах, уймитесь, батенька. Родная моя, я сорок лет Тамара. И ты столько же Ася. Только я в отличие от некоторых уже себя зову «Тампакс» – либидо угасло!

АСЯ. Ну да, угасло. А парик? (Смеётся). Либидо, ага. И факт тот, что подтяжку сделала. Будто на пенёк кожу натянули.

ТАМАРА. Тише, русские! Когда? Где? Это у меня естественное такое! Я не виновата, что от природы так. Сама пенёк. У меня денег – ноль. У тебя много, гляжу. Ну, скажи, сколько ты ему дала на кольца, сколько тысяч?!

АСЯ. Ай!

ТАМАРА. Есть у русских деньги! (Поёт, стучит пальцами по столу.) Тым-тыры-дым. Тым-тыры-дым. Нет, ну говно вопрос, он не приедет, я поняла. Скрылся с банком. Уже девять. Чего ждем? Нечего от трактора ждать газированную воду. Не-че-го. (Пауза.) И имя у тебя мусульманское – Ася. Асия Мулдадаевна просто. Невеста, блин-косой. Секс-пистолс. Волосы – в колтунах. (Встала, ходит по комнате, курит и пепел мимо, на синтетический ковер стряхивает.) А эта птичка – филин, нет? Не клюнет?

АСЯ. Сова. К счастью залетела на балкон, стала жить. Пусть. К счастью. Будет.

ТАМАРА. Зоопарк. Животные сплошные. Она на головки не ка-ка? А что не поёт? Птицы петь должны. Что за пугало на стенке?

АСЯ. Тутанхамон. Бог. Тигранчик купил. Они с совой прямо в гармонии в цветовой в такой. Цветовое такое решение. Мы с Тигранчиком, его зовут «Тигран», ходим к астрологу одному. Женщина-астролог, очень приятная, зовут «народная целительница матушка Феофания». Ну, зовут так. Мы теперь от астрологов не вылазим. На завтра по её наводке назначили свадьбу. (Быстро ходит по комнате.) Факт тот, что сказала – число удобное. Она, типа, восемь чисел в месяц назвала, когда, типа, можно соединяться узами. Но мы выбрали это число.

ТАМАРА. Супер-пупер. Семейка Адамсонов. Феофании, Тутанхамоны, Тиграны – какой-то отряд козлов доисторических. Восемь раз за месяц замуж можно? Классика. Выкомыривается. Колдуньи ей жить советуют.

АСЯ. Астрологи. Это очень популярно у интеллигентных пар. Она будет завтра. Он сегодня должен к ней, пригласительный отдать. Ну, что ты. Астрологи мне всё говорят.

ТАМАРА. Что? (Нашла коробок на столе, спички чиркает, бросает в пепельницу.)

АСЯ. Ну, как жить.

ТАМАРА. Ну и как жить, научи?

АСЯ. Ну вот так, как я живу. (Встала у зеркала, стала волосы начесывать дыбом.) Ты вот тоже – белую подкладку пришей к беретке, если носишь, а на шею зеленый шарфик – цвет жизни, и все будет тип-топ. Ещё: мне – тридцать четыре.

ТАМАРА. А мне – семнадцать. Вв-а-у, как всё запущено. Ася никак устаканиться не может. Кошмар – Маруся отравилась. Ну где он, твой гондольер-то?

АСЯ. Нет, нет. Всё будет. Факт тот, что я платье подвенечное купила, а он кольца привезет, и всё. Он приедет. Вот-вот. Не стучит? Приедет. У него машина. Вон, кукла какая, шахиня прям, мы её на машину завтра примандюрим, чтоб красиво. Приедет. Нет, Тамара, он не из этих, которые врут и всё такое. Нет, нет. Он совсем иначе. Тигран. Зовут так. Бывший футболист. Но факт тот, что он поломал ногу и перешел работать к нам на рынок.

ТАМАРА. Он хромой? «Шлёп-нога»? На культяпке, с культёй, с култышкой такой?!

АСЯ. Нет, целый! (Смеётся). Торгует запчастями на рынке для машин. У него соседний контейнер. Я на рынке три месяца как. Как сократили лабораторию на фабрике – я туда. А он ездит в другие города за запчастями и привозит, и торгует. Тигран. (Ходит по комнате.) У него машина. Увлечен астрологией. Хобби. Ну, что ты – он такой неоднозначный человек: за его мозгами охотятся. Тигран. Ему тридцать пять. Мне – тоже. Ты запомни!

ТАМАРА. Кто охотится?

АСЯ. Вот, Тутанхамона принёс, повесил сюда. От него положительные эмоции. Астрология – вещь исключительная. Познай самого себя, называется.

ТАМАРА. Да хватит с пенька срать-то! Кто охотится на него?

АСЯ. Да все. Весь рынок. Потому что он мыслит по-государственному, вот. Ему столько всяческих предложений делают. Но факт тот, что он – не хочет. Хочет сохранить своё «я». Знаешь, я недавно Фрейда перечитывала, так вот…

ТАМАРА. И что, родная моя?

АСЯ(откинула со лба чёлку). Ну, не важно.

ТАМАРА. Кошмар, Маруся отравилась! Родная моя, у тебя голова, чтобы причёсываться? Я в непонятке – меня зачем вызвала?

АСЯ. Потому что – завтра свадьба. А ты подруга. Нет. Да.

ТАМАРА. Азербот? Азербайджанин? Тигран – азербот, нет?

АСЯ. Да прям! Русский! Но зовут Тигран. Ну, может же звать так русских, нет? Вот. Раньше я замуж не выходила, помни. Потом – это было несчитово. Это так были, вечера такие, сидели, выпивали и всё. Это не серьезно было. Чик-чиров, я не игров. (Смеётся).

ТАМАРА. Родная моя, с азерботами не было, а с русскими было.

АСЯ. Факт тот, что он русский. Вот, кольцо мне подарил. Оно меняет цвет, если ты болеешь чем-то. Вот у меня нет болезней, и он светится синим. А как заболею – сразу красным становится. Примерь, может, ты болеешь чем?

ТАМАРА. На тебе не светится, а на мне засветится? Родная моя, на тебе полыхать должно. Тебя в книгу рекордов Гиннеса золотыми буквами по идиотизму записать надо! Что ж ты себя так разрушаешь? Фрейда читать стала. Нет, мне пора сливать масло, раз такое происходит с лучшей подругой моей. Это от старости, мозги усыхают. И со мной такое скоро начнется? Ну, нет, сдохну от стыда. Надо выпить какую-то таблетку, чтоб сразу, на фиг, блин-косой, помереть. Нет, Ася, Асенька, татарва, Асюша, Асилёк, Асия, нет – очень ты изменилась. Раньше ты ходила с рюкзаком, а теперь с крыльями. Ты кому поверила?

АСЯ(ходит по комнате, вещи перекладывает с места на место). Всё, хватит. Сиди, ешь, пей вон, и молчи. И факт тот, что нечего обсуждать мои действия.

ТАМАРА. Как мне твои действия обсуждать. Ты Фрейда перечитываешь.

Молчат долго. За окном идет группа в розовых костюмах, на баяне играют и поют громко-громко «Харе, Кришна!». Поют, разрываются.

(Стукнула по столу кулаком.) Да что у вас тут творится?! Кто там разорался? Вы тут все звезданулись в последнее время?

АСЯ. Пусть. Это «Харекришну» поют. Они чего-то наповадились тут ходить, петь. Ну пусть. У них тут место сбора у реки.

ТАМАРА. Харя Кришны? Сектанты! Тутанхамоны ходют! У них тут стая! У них тут гнездо! Место сбора, сходка, маёвка, конспиративная квартира, блин на фиг! Кошмар, Маруся отравилась, кошмар!!!

В комнате погас свет, Тамара вскочила. Свет загорелся.

А?! Что?!

АСЯ(красится, в маленькое зеркало смотрит). Ты двигай руками, а то свет гаснет. Сенсорная лампочка на потолке у нас. Тигранчик привез такую. Для экономии. Если никого в комнате – свет гаснет. Факт тот, что по-западному надо жить.

ТАМАРА(встала, ходит по комнате, касается кончиками пальцев шеи и щёк). По-западному. Азерботам тысячами выкидывать. А на свете экономить.

АСЯ. Тома, хватит! Ничего я никуда я не выкидывала я! Сейчас он приедет. Пей вон и говори вон про что-то вон про другое вон. Всё!

ТАМАРА. Ах, уймитесь, батенька. Я виновата, что тебя обули? (Села.) Сколько дала, ну? И я отстану, ну?

АСЯ. Я сказала – хватит! Он другой. Нежный.

ТАМАРА. Я знаю: такой нежный, хоть к нарыву прикладывай.

АСЯ. Хорош, ну?!

ТАМАРА. Я ж говорю – есть, есть у русских деньги.

В комнате опять погас свет, Тамара вскочила, Ася тоже. Свет загорелся.

Да етитское мясо! Убери её, я вздрагиваю!

АСЯ. Надо двигаться, не сидеть столбами, а то что ты, как мёртвая? Сейчас он приедет, сейчас. Я ему дала, и он пусть привезет. Я знаю его три месяца как, да, ну так бывает, раз вспыхнуло меж нами.

ТАМАРА(помолчала). Никого хоть не обожгло, кто рядом там на рынке стоял?

АСЯ. Ладно, успокойся. Факт тот, что мы с ним быстро, да, но мы проверим наши чувства в браке. Вот, так, Томочка.

ТАМАРА. А что, ну. Раз либидо кипит, Фрейд перечитан. (Смотрит в окно.) Не могу, это «харикришны» стучат по стеклу, нет, да?

АСЯ. Бутылки под колонкой моют бомжи. Пусть, им питаться надо тоже. Тут на пляже бутылок много. Ты не ляпни еще при Тигранчике про эти вечера и про моих про прежних. И мне – тридцать четыре, тридцать четыре. Будет как положено, свадьба и так далее. Будешь почетный свидетель. А вторым будет свидетелем друг Тиграна, тоже с рынка. Он на машине, и Тигран на машине. Я ему рассказала про тебя, что ты такая, ну, свободная, и что диктором в аэропорту, универ, «иняз» закончила и такую чешую. Тигран очень заинтересовался. Про твоих Славку и Костю не стала. Вот. И он обещал друга. Так что – готовьсь! жди! – и тебя обкрутим. Сдадим! (Смеётся.)

ТАМАРА(улыбается). Ну, ещё чего – азерботам, тиграм на съедение. Да чихала я. И не знакомь с ним меня. Еще жизнь изменится, а мне – зачем?

АСЯ. Посидим, попоём, потанцуем. И не куксись. Чтоб веселая была.

ТАМАРА(пошла на кухню, гремит тарелками). Не мумукай меня. Я не куксюсь. Зачем позвала? Я не баянист, не клоун. Я могу только как на работе по-английски пообъявлять чего-нибудь для юмора, чтоб разнообразить вам гульбу. Чтоб совсем невтерпёж весело было бы. (Взяла воронку, говорит в неё.) «Эттейншен плиз, флайт фри ту сикс ту Баку чекин ис ин прогресс. Ол пессенжерс плиз ту гейт твенти фо, сенкью». Что значит: «Гражданы пассажиры, регистрация на рейс сто три до Азербайджана за запчастями для машин продолжается. Азерботы – в зону, в отстойник на выход. Не забудьте Асю».

АСЯ. Я по-настоящему с фатой и так далее – первый раз замуж. Сейчас платье покажу.

ТАМАРА(пришла в комнату с бутылкой шампанского, с тарелкой огурцов, смотрит на Асю). Ты какое платье собралась надевать?! Он в девять утра на полчаса за кольцами поехал, а уже девять вечера! Тебя кинули, надули, обули, одели, раздели, тыщи забрали, а ты?! Ты газеты почитай, там только так всегда и делают с такими дурами, с наивняком таким, с таким, как ты, колхозом кубинским!

АСЯ. Да замолчи ты, ради Бога! (Заплакала.)

ТАМАРА. Ай, да какие мы – да роди Бога сама!

Ася бросила тряпье, с которым ходила по комнате, села. Горстями из вазочки печенье заталкивает себе в рот и рыдает. Тамара тоже заплакала. Сидят, плачут долго.

Стой, не плачь! Родная моя, повтори все с самого начала. Я сейчас вызову милицию и мы ей – доклад: кто, что и как, национальность и сколько раз. Ну?

АСЯ(рыдает, стукнула по столу ладошкой). Молчать! Тихо! Завтра свадьба! Ни слова! И даже не говори мне ничего, не каркай мне, мастер паники. Если он не приедет, я с улицы кого хочешь возьму и с ним поженюсь! Я хочу свадьбу, хочу свадьбу, хочу свадьбу, ети вашу мать, вы понимаете или нет?! «Снегопад, снегопад, если женщина хочет!» – понимаете вы все или нет? «Бабье лето её прекратить не спеши!», понимаете вы или нет?! Я что должна – помереть на фиг и на собственной свадьбе не погулять?!

ТАМАРА. Да мы гуляли, Ася! Родная моя, я свидетелем была! Говно вопрос – видела я тебя в платье. Не единожды. Многажды. Мужей было, как у дурака махорки! Два раза гуляли! Один – шофёр, другой – прапор, с обоими рассталась быстро, так, нет? С прапором жила – все про обороноспособность Родины трундела, с шофёром – про плохие дороги…

АСЯ. Это были не свадьбы, а вечера обычные, пьянки просто! И это было несерьёзно! А теперь серьёзно! Я хочу другое! Фата, кольца и так далее! И я люблю его, ты понимаешь?! Могу я человека полюбить, по-настоящему, первый раз в жизни, ты понимаешь? Я люблю его, люблю его, люблю его!!! (Рыдает.)

ТАМАРА(помолчала). Как это?

АСЯ. Да так это! Люблю! Люблю! Люблю! Люблю!

ТАМАРА(помолчала). Тише, русские. Кошмар – Маруся отравилась. Тым-тыры-дым. Тым-тыры-дым. Тым-тыры-дым.

АСЯ(вытирает слёзы). Хватит, сказала! Никаких вопросов! Говори про что-то про другое. Про погоду хоть. Говори про погоду и молчи.

ТАМАРА. Молчать или говорить? (Молчит, смотрит в окно.) Говно вопрос – погода хорошая. Завтра еще лучше будет. А послезавтра совсем будет – зыканская. Не снегопад, а бабье лето на «Кубе». Кошмар, Маруся отравилась.

АСЯ(смотрит в зеркало). Факт тот, что ты заряжена на отрицательные эмоции. Надо верить людям. Он приедет и привезет нам кольца. Сейчас, вот-вот.

ТАМАРА. Да кто против? (Помолчала.) А что этот Глеб, он живой?

АСЯ. Живой, что будет. Поначалу ничего было. Ничего был. Потом пил – запивался. Сколько лет назад вы уехали? Пятнадцать? Ну вот. Он же из Афганы, откуда-то оттуда, воевал, убивал. Зверюга опасная очень. Как вы с ними обменялись, он на лодочной станции работал, жена – померла, потом бабы у него пошли, ну – раз алкаш и фуфел полоротый, тюфтя. Алкашня к нему ходила. Потом отец, мать померли, он один остался. Факт тот, что с год где-то назад – на сто восемьдесят градусов вдруг: в церкви стал работать, старухи давай к нему ходить, странницы, или как-то так. И всё говорит про церковь, благодать. Да ну. Факт тот, что я с ним никаких взаимоотношений, и не здороваюсь.

ТАМАРА. А чего?

АСЯ. Да алкаш, кому нужен? Был, в смысле, алкаш. Безынициативный.

ТАМАРА. Ясно. (Улыбается.) Надо сходить, нашу старую квартиру глянуть. (Пауза.) Ты с ним – ага? Нет? А точнее?

АСЯ(мотает головой). Ну, что?! Один раз. Не считово. Давно. Случайно. Выпивали. С полгода назад. Ну его. Зачем мне надо брать на себя такой баланс?

ТАМАРА. Родная моя – «баласт». С полгода – это давно. Уж не из-за него ли ты, чтоб – насолить, а?

АСЯ. Ну, прям. (Ходит по комнате, вещи перебирает.) Нет, я в последний раз. В смысле, в первый раз замуж и – всё. Тигранчик переезжает пусть скоро. Он в городе квартиру снимает пока. Свадьба в кафе будет, дороже, но дома возни много, всё заказали уже. Венчаться будем. Кукла вон для машины. Сначала – ЗАГС, потом – церковь. К памятнику павших в боях за Родину съездим. На двух машинах. Два ящика водки купила, вон, под кроватью, а еду у них в «чипке» возьмем, салатики там и такое.

ТАМАРА. И ты заказывала всё сама, на своё, потому что у него сейчас – плохо с деньгами, так, да? Есть у русских деньги.

АСЯ. Хватит, говорю! Да, заказывала! Да, он экономный. Даже скуповатый. Ну пусть. Он дело своё хочет организовать. И я с ним. Пока у него с деньгами плохо. У него, Томка, во всех карманах кулёчки, конфетки, семечки, орешки. Мне даёт. Я ем. Я не гурманка, конечно, но ем. (Смеётся). Добрый он, всех угощает.

ТАМАРА. Добрых всегда порют. Это я не про него.

АСЯ. Хорош, ну? Так. Кто еще приедет? Ну, завтра с утра много понаедет. И с рынка девчат много будет, и с «Кубы» кто-то тоже. А тебя вот вызвала пораньше, чтобы…

ТАМАРА. Чтобы – что?

АСЯ. Ну, чтоб полялякали мы, не виделись сто лет, тебя ж не затащишь, интеллигенция стала. А я – всё. Свадьба с платьем. Пей шампанского вот, музыку слушай. (Включила магнитофон.) Зараза, магнитофон «буратинит», как завтра музыку пускать будем. Тигранчик хотел оркестр, а я отсоветовала, дорого.

В комнате погас свет, Тамара вскочила. Свет загорелся.

ТАМАРА. Да блин-косой, так и будет меня это дело напрягать?! Убрать надо фонарь этот тигранский. Экономный, ага. Значит, такая жадюга, что свету не видно. Я знаю. (Пошла по комнате, смотрит на сову, пальцем ей грозит.) Вот ты, коза-сова, меня зачем раньше позвала! Чтоб алиби подтвердить, а то не верит жених. Чтоб мне сказать, что мне надо сказать Тигранчику. Ясно. Говно вопрос. Скажем для подруги, чего. Семнадцать лет. В первый раз замуж. В библиотеке со школы в очереди за Фрейдом стояла. Вы все, конечно, знали телеграфистку Аську. Проезжий офицерик сломал ее мамаську. Её сенсорную лампочку.

АСЯ. Приедет скоро. Может, машина что. Ты себя нагрузила отрицательными эмоциями. Тебе к голове белое надо прикладывать и все будет в порядке.

ТАМАРА. Родная моя, говори меньше, сойдешь за умную. (Молчит.) Ну? И чего ты тут живешь у чёрта в татарах? Мрак. Могла бы эту квартиру запросто поменять на центр, свинтить отсюда.

АСЯ. Ай, нам что Крым, что крематорий. Тут хорошо. Никуда с «Кубы» не уеду. И Тиграну нравится тоже.

ТАМАРА. Говно вопрос. Как ему не нравится – трехкомнатная квартира, газ, свет, вода, всё есть. А он в горах жил раньше, в аулах, в кибитках. А тут – повесь фараона и живи. Ты ему скажи – он его выживет отсюда.

АСЯ. Кто?

ТАМАРА. Фараон этот – выживет его. Я чувствую.

АСЯ. Никто нас не выживет. И не ругайся на него, он же – Бог.

ТАМАРА. Какой Бог? Кто Бог?

АСЯ. Ну он – Бог. Хоть и ебипетский, но всё ж таки. Не выживет. Нет, нам на «Кубе» будет хорошо. Тут и клуб есть, и магазин, и церква, и пляж, и музыка живая, и «харикришны» ходют, и бутылки моют. (Смеётся). Пусть висит. (Взяла полотенце, встала на стул, протирает портрет). Дальше идти некуда, конец города. Никуда он нас не выживет. Жизнь только-только, можно сказать, начинается.

Тамара смотрит в окно, слушает трубача, который всё так же играет на трубе.

ТАМАРА. Ну, что оно дудит? Пьяный?

АСЯ. Да мы привыкли. Как школу расформировали, всех растолкали – кого куда, а их сюда перевели, ихнее консерваторское, ну – трубное отделение.

ТАМАРА. Духовое.

АСЯ. Ну да. Факт тот, что там студенты-музыканты – симпатичные парни встречаются. Когда вот так по ночам играют – красиво даже, романтично.

ТАМАРА. Ты уже нашла себе симпатичного. Тигра. Дудит! (Пауза.) Кто это додумался наш район «Кубой» назвать?

АСЯ. Потому что полуостров. И прямо в пруд. А там – город. Поэтому.

ТАМАРА. А Куба – остров.

АСЯ. Нет, полуостров.

ТАМАРА. Нет, остров.

АСЯ. Нет, полуостров! Факт тот, что, Тома, поверь: тебе белое к голове надо и тогда всё-всё будет…

ТАМАРА(вдруг закричала). А тебе просто башку надо, поняла?! Терплю её бредятину, терплю, надоела! Я её на шею, а она вместо шляпы садится. Дура! Семисёлка! Люблю, люблю! Сама старая! Мадам Каракум! Всё. Напоролась я твоей еды, напилась, до свидания. Размножайся! Родная моя, не отвлёкивываю я тебя от Тутанхамона. Живи. Тебе я на что? Для пафоса? «Смотрите, какая у меня подружка есть, в аэропорту объявляет!», да?! Фу, один другого гаже. Идиосинкразия у меня на тебя. Тошнит меня от тебя! От вас! Бобры обмоченные!

АСЯ. Ну и все, спасибо за поздравление. Завидует, а?! (Заплакала.)

ТАМАРА. Так точно, иззавидовалась. Сучу ногами и кругами. Бью чечетку. Поеду назад, пока не поздно. Дура, из аэропорта тащилась, ехала, а она…

Тамара сапоги принялась обувать в коридоре, молнию рвет, никак не выходит. Плачет. Молчание. Ася рыдает, в окно смотрит. За окном группа в розовых костюмах пошла от реки назад, мимо дома. Все поют то ли под баян, то ли под гармошку «Харе, Кришна!» во всю силу. Тамара вышла на балкон, кричит:

Цыгане шумною толпою толкали задом паровоз! Молчать, кусок сороконожки! Дурак не идёт в овраг и не лечится! Ходют, сектанты, блин, с поросячими носами!

«Харекришны» прошли, не обращая внимания на Тамарины крики. Поют. Тамара пошла к Асе в одном сапоге, стала вдруг её обнимать, плачет с нею вместе.

Прости. Поздравляю. Искренне рада. Давай, по шампаневичу, за твой брак.

АСЯ. Ну, что, Тома, что?

ТАМАРА. Ничего. Ничегошеньки. Счастливая. Поздравляю. А я – видишь? У них уже косточки погнили, а я всё хожу, дура. Мужа похоронила, сына похоронила, всех похоронила. А сама живу. Зачем? Вот парик, вот – подтяжку. Спичками подогрев – чирк! – я живу! Спасибо – позвала. А то сижу, как сова. На работу сбегаю, и дома – плачу, плачу. Опять на работу и – скука, хоть помирай.

АСЯ. Я вот помру тебе. В гроб себя ложит. Молодая, а такие слова? Надо жить, Тома, несмотря ни на что. Всё, мир на «Кубе». Тихо. (Пауза.) Ну, я надену?

ТАМАРА. Кого?

АСЯ. Да платье? Покажу? Оно такое, Томка, с рюхами с такими по подолу! И в мелких-мелких красных розочках! (Смеётся, рот ладошкой закрывает.) Кто-то должен порадоваться. Я так хочу, чтоб все со мной радовались. А никто не радуется, понимаешь?

ТАМАРА. Ах, уймитесь, батенька, я рада до посинения. Давай платье, родная моя. Только рюшек-то должно быть меньше. Чем больше, тем ближе к рабоче-крестьянству.

АСЯ. Ну и что? Факт тот, что мы гордимся, что мы рабоче-крестьянские! Он приедет сейчас! (Пошла в другую комнату, быстро надевает платье.)

ТАМАРА. Да мне по фиг, правда. Наряжайся, я схожу пока к Глебу, посмотреть на нашу старую квартиру. Пустит меня Глеб-то твой? Помочь молнию?

АСЯ. Он мой, как и твой. Нет, да сейчас я, постой! Не ходи, не надо!

ТАМАРА. Ну, наш. Пустит? Схожу. Подышу. Жарко. От дура я, бедная, дура.

Вышла в подъезд. Позвонила в дверь этажом ниже, в ту квартиру, что под квартирой Аси. Глеб дверь открыл. Он с бородёнкой жиденькой, в рубашке клетчатой, в тапочках, что-то жуёт.

Глеб, здорово. Тым-тыры-дым. Тым-тыры-дым. Родной мой, я на секунду. Ешь?

ГЛЕБ. Ем.

ТАМАРА. Я Тамара. Печальный демон, дух изгнанья. Ага. Это я. Царица Томка. Прям с горы. (Смеётся.) Красивый. Но постарел. Менялись с вами квартирами, помнишь? Пятнадцать, что ли, лет прошло.

ГЛЕБ. Ну, помню.

ТАМАРА. Родной мой, ты не приветлив. Вау-у, что ж тут так всё запущено?

ГЛЕБ. Я спать ложусь. Завтра рано утром уезжаю.

ТАМАРА. Ах, уймитесь, батенька. Ну, пусти меня, родной, я пройду, посмотрю, не украду я твоего богатства. (Пошла по комнате мимо Глеба.) Тым-тыры-дым. Тым-тыры-дым. Ну, что-о-о, а? Сказала – пройду по комнатам, погляжу, ну?

ГЛЕБ. Зачем?

ТАМАРА(смеётся). А что за секреты? Закопано миллионов, признавайся? (Встала у окна.) О, градусник меж рамами. Это еще отец делал, так и осталось. Зачем меж рамами – неясно. От дурак был, а? Старый дурак. (Смеётся.) Так и стоит. Среднюю температуру между комнатой и улицей показывает. Смешно.

ГЛЕБ. Ладно, идите, готовьтесь там, завтра гулять будете там.

ТАМАРА. А ты злой. Ревнуешь?

ГЛЕБ. К кому? Кого? Ага, делать нечего.

ТАМАРА(идет по комнатам). Тым-тыры-дым. Тым-тыры-дым. А что вы с Асей не дружите? Два одиночества. Развели б у дороги б костёр б, а? (Смеётся.)

ГЛЕБ. Ну её, твою Асю. У меня своя жизнь.

ТАМАРА. Какая?

ГЛЕБ. Какая надо. Мне вообще никого не надо. Давайте, идите туда и там давайте…

ТАМАРА. Да дадим, дадим, родной мой, успокойся, что ж тебя так колотит…

Тамара смеётся, стоит, оглядывается. Открыла дверь на кухню, увидела, как в полумраке под лампочкой за столом три старухи хлеб жуют.

Здрасьте. Извините. (Быстро закрыла дверь, молчит. Шепчет.) Господи, как я перепугалась. Господи, как я перепугалась. Господи, как я перепугалась.

Молчит. Слезы вытерла. Смотрит на Глеба снизу вверх, улыбается.

Лучше б не приходила. Ничего не узнать. Перепугалась я, Глеб. Как я перепугалась. Как страшно. Как страшно, Глебушка. Как страшно. Как страшно. Пошла. Поцелую тебя на прощание, родной мой? По-церковному, в лоб? (Поцеловала Глеба, молчит, смотрит на него.) Пошли? У нас винцо есть – церковное.

ГЛЕБ. Нет, я дома. Рано вставать.

ТАМАРА. Ну, пошли, ну что, жалко? Ты мужик, мы – бабы. Богом твоим так устроено, чтоб мужик с бабами был. Ну? Нам скучно, родной мой, а?

ГЛЕБ(молчит, смотрит на Тамару, щеку трёт). Вставать рано. И потом – она меня выгонит, не любит.

ТАМАРА. Ну-у, как всё запущено, а? А я на что? Я выгоню. Я всю поляну выгрузу за тебя, бобра обмоченного. Полюбит. Пошли. (Молчат.)

ГЛЕБ. Ты чего?

ТАМАРА(улыбается). Да так. Ко всем мужикам привязываюсь. Может, где и обломится. Ну?

ГЛЕБ. Хоть честно призналась. Так. Нет. Пошли. Только мне назад потом. Я дверь не закрою.

Тамара взяла Глеба за руку. Смеётся, слёзы вытирает, пошла наверх, ведет его за собой. Вошла в квартиру Аси, кричит из коридора:

ТАМАРА. Милка Ася! Ты снялася! В платье бледно-голубом!

Побежала, вытащила Асю в свадебном платье из дальней комнаты к столу, кружит её, хохочет. Ася хихикает. Увидела Глеба, остановилась.

Оттопырилась как! В фате даже! Стара барыня на вате! Глеб, знакомьсь. Невеста. Репетиция это. Спектакль завтра будет. Проходи. У нас есть церковные вина даже: «Кагор», «Монастырская трапеза», а ещё шампаневич и водяра даже. (Хохочет). О, букет сделаем, ага? Ну, «ага» или «не ага»? Ага, нет?

ГЛЕБ. Ага. Поздравляю. Красиво. А я завтра в монастырь уезжаю.

ТАМАРА. Ну вот, здрасьте, новости: монастырь – прости, бабушка.

АСЯ. Да ладно, садись, ешь, пей и не бреши, монастырь.

ГЛЕБ. Правда. Давно просил, чтобы место дали и вот. Поеду.

Тамара и Ася молчат. Ася платье теребит. Смотрят друг на друга.

АСЯ. Ну вот, зачем я его одела?

ТАМАРА. Да хорошо, что одела! И правильно! Будем праздновать, ты будешь в фате! Спичками подогрев – чирк!

АСЯ. Какими спичками?

ТАМАРА. Потом скажу. Выпьемте!

ГЛЕБ. Я не буду.

ТАМАРА. Ну, брат ты мой, не выступай! Начинается! Мы думали – гуль-гуль сделаем, оторвёмся, всё на одного мужичка больше было бы на свадьбе. А то она на завтра нагнала тут баб с рынками запчестёвого, баб с голодными глазами, и что? И мы будем сидеть в кафешке все вместе за длинным столом, смотреть друг на друга, зубами лязгать, про запчасти разговаривать и про мужские запчасти думать, так? Так.

АСЯ. Ну, вообще – да. Женщин будет много, да.

ТАМАРА. Я ж говорю – она им это всё в месть устраивает. Тихо, молчу! Пьём?

Лихо открыла бутылку вина, наливает в стаканы. Чокнулись. Не пьют. Молчат.

АСЯ. А кто у тебя жить будет?

ГЛЕБ. Тебе ключи оставлю. Никто. Присмотришь?

АСЯ. Ну дак. Сдал бы кому, денег получил бы.

ТАМАРА. Может, мне переехать? Пожить тут пока. Тут воздух. Заплачу. А?

ГЛЕБ. Пусть пустая стоит. Приедет кто в церковь, дак пустишь их, они придут. У них тоже ключ. Просто пригляди, вдруг кран прорвёт.

Трубач в «консе» снова затянул длинную мелодию.

АСЯ. А где это?

ГЛЕБ. А?

АСЯ. Монастырь?

ГЛЕБ. Под Москвой.

Звонок в дверь. Ася дёрнулась, улыбается. Тамара смеётся.

ТАМАРА. А сегодня вот что – почта. Явился. Дождалась ты, блин-косой. Свисток – вбрасывание. Выпить не даст. Марш Мендельсона!

Пошла в коридор, распахнула дверь широко. На пороге – цыганка в цветастом платье, пуховый платок на плечах.

ЦЫГАНКА(громко, ноет). Платки не надо пуховые-и?

ТАМАРА. А?

ЦЫГАНКА. Платки не надо пуховые-и? Платки не надо пуховые-и?

ТАМАРА. Платки?! Платки?! (Молчит, шепчет). Не надо, не надо, не надо…

Захлопнула дверь, прижалась к ней, молчит. Пришла в комнату, выпила, смотрит на Глеба, улыбается.

Ася, не он это. Не надо, да? Нам не надо старушечьих платков, да, Глебчик? Нам косынки нужны, косыночки, мы молодые, мы не помираем, да, Глеб?

ЦЫГАНКА(идет по лестнице вниз, плачет, ноет). Платки не надо пуховые-и? Платки не надо пуховые-и? Платки не надо пуховые-и?

Вышла на улицу, идет к другому дому.

ТАМАРА(кричит). Свадьба, проводы, слезы, поцелуи! Прощай, Глеб! Я тебя на прощание поцелую, поцелую, поцелую, поцелую…

ГЛЕБ. Уже целовала.

ТАМАРА. Ну да. Если я тебя, как следует, поцелую, то тебе «Скорая» понадобится! Ну, ты, такой-сякой, немазаный-сухой? Если женщина хочет, понимаешь?

Целует Глеба долго, в губы. Молчит. Смотрит ему в глаза.

ГЛЕБ(улыбается). Торкнуло меня. В ноги. И голова поплыла. От вина.

ТАМАРА. А это хорошо или плохо? (Смеётся).

АСЯ(вдруг зарыдала громко). Ну? Хорошее?

ТАМАРА. Кто?

АСЯ. Платье? Сниму? Снять?

ТАМАРА. Я сниму тебе! Закачаешься, какое платье! Давай репетировать! Нальем, нальем, выпьем, родные мои!