Текст книги "Бурундук – хозяин тайги"

Автор книги: Николай Горнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Ещё Андрей потерял варежку. Одну он намертво сжал зубами, а вторая так и осталась лежать где-то на берегу урманной реки.

В тот же день Кукиш твердо намерился сделать самогонный аппарат…

4.

«Одна надежда: если цивилизация присоединённой к России средней Киргиз – Кайсатской орды удастся по намерениям правительства, либо китайская торговля мехом бурундука вместо Кяхты проложит путь на Иртышскую линию, либо золотая промышленность упрочится в степи и действователи с капиталами поселятся в Омске, тогда только он величественно возрастёт…

Вот такую физиономию имел Омск в 1808 году, когда я туда въехал первый раз, помнится 10 июня…»

(Из мемуаров Генерал-губернатора С.Б. Броневского.)

Герб Омской области: в щите, имеющем красное поле, изображен всадник в азиатской одежде на белом коне, скачущий на левую сторону за бурундуком, и имеющий в руках лук натянутый за стрелою, а за спиною – колчан со стрелами. Утверждён 18-го февраля 1825 года.

(Гербы городов, губерний, областей и посадов Российской империи; Санкт-Петербург, 1899 г).

В конце феврале неожиданно наступила оттепель. Сугробы покрылись серой ноздреватой коркой, а на дорожках, где снегу не давали скапливаться, днем порой блестели лужи. Едва ли такая погода установилась надолго. Здесь и в мае часты заморозки, а снег может сойти лишь к началу июня, но всем хотелось верить, что весна не за горами.

Андрей вдохнул полной грудью теплый воздух. О городской жизни он вспоминал редко, лишь когда получал письма от матери. После зимовья и отрядная казарма казалась верхом цивилизации. Кругом люди. Есть клуб с библиотекой. По субботам кино показывают, да в баню водят. Что еще человеку нужно?

Подполковник Кваша встретил его как родного, сразу посадил за стенгазету и определил на должность библиотекаря. Сказал, что больше в тайгу не отпустит. За два месяца Андрей смыл три слоя грязи, и всё чаще мысленно возвращался к зимовью. К таежным тропам. К заимке, которую однажды так засыпало снегом, что им пришлось несколько часов разгребать его руками, выбираясь на волю. Хорошо было сидеть долгими вечерами возле жарко натопленной печи, прихлёбывая крепкий чай. Кукиш где-то раздобыл две лишних пачки, и им хватило надолго. А еще напарник знал бесконечное количество анекдотов и очень артистично умел их рассказывать, так что скучать не приходилось.

Через неделю на промысел уходит очередная партия. Если поговорить с отрядным писарем, то Кваша ничего и не заметит. План под угрозой. Тот самец-шатун, которого они подстрелили с Кукишем, так и остался единственным. Обидно. Три месяца по тайге бродили. Устали, как черти. Кто вообще додумался зимой отстрел зверя вести? Зимой бурундук в спячку впадает. Сделает себе нору и спит. Все это знают. Промысловики знают. Даже подполковник Кваша знает. Но сделать ничего не может. Указание свыше: отстрел зверя вести круглогодично. Вот и рапортуют снизу вверх. Кукиш по этому поводу анекдот любит рассказывать, как в Политбюро решили послать космонавтов на Солнце. А чтоб не сгорели, говорят, будете лететь по ночам.

Скоро ужин. Со стороны казармы слышны команды на построение. Андрею, как библиотекарю, поблажка. До столовой можно добираться самостоятельно.

Он шел по короткой дороге – мимо котельной – и за угольной кучей услышал сдавленное пыхтенье. Три темных силуэта повалили кого-то на грязный снег и ожесточённо били ногами. Жертва уже не сопротивлялась, только закрывала голову и тихо поскуливала после каждого удара.

Сразу возникла трусливая мысль: сбежать! Андрей с детства не мог ударить человека по лицу, как многие интеллигентные мальчики, поэтому в любой драке был заведомым аутсайдером и старался избегать острых ситуаций.

– Вы чего, мужики, трое на одного? – сказал он, ощущая противный холодок внизу живота.

На него никто не обратил внимания, тогда Андрей схватил крайнего за рукав и попытался оттащить в сторону. В следующую секунду перед глазами сверкнула молния. Он почувствовал на губах соленый привкус и понял, что уже лежит на снегу.

– Вот козлы, – прошептал Андрей и медленно поднялся на ноги.

Его слегка пошатывало, но страх прошел.

– А ну, разойдись! – отчаянно завопил он и, наклонив голову, врезался в толпу, беспорядочно размахивая руками.

Получив с разных сторон порцию тычков, он уже ничего не чувствовал, лишь слышал короткие вскрики и звуки ударов. Через некоторое время кто-то осторожно вытащил его из сугроба и прислонил к стенке. Сквозь мутную пелену Андрей увидел знакомое лицо.

– Ты чё, Студент? – испуганно спросил Кукиш.

– А ты чего? – через силу прошептал он разбитыми губами.

– А я покурить вышел. Смотрю моего напарника какие-то уроды метелят. Вот и подписался, бля буду!

– Как он там? – Андрей махнул рукой в сторону неподвижного тела.

– А чё ему не сделается, очухается… – скривился Кукиш. – Это ж Рома – хант.

В котельной, где Кукиш через сутки работал кочегаром, можно было перевести дух и привести себя в божеский вид. Туда же затащили ханта, уложив на лавку. На этом Андрей сумел настоять.

Возбуждение от драки спало, и лишь теперь Андрей в полной мере почувствовал боль. Губы так распухли, что каждое слово давалось с огромным трудом. И пока Кукиш обрабатывал ему лицо раствором перекиси, Андрей только шипел и плевался.

– Ты чё в драку полез, Студент? Не дело это, бля буду! – качал головой Кукиш. – А не окажись я поблизости? Оторвали бы башку…

– Они втроем на одного…

– Большое дело! Лагерь – не пансионат для девиц. Здесь урки срок тянут. И Рома тоже «фрукт». Ты его хорошо знаешь?

– Совсем не знаю.

– Вот, – огорчился Кукиш. – А подписываешься! Встретят тебя братки в уголке и «решку» начистят. Уже конкретно, без свидетелей. И всё из-за бомжа задрипаного!

– А он кто? – заинтересовался Андрей.

– Сам и спроси, как очухается. Знаю, что не из контингента. Бродит здесь, как у себя в чуме. Сколько раз его начальство ловило, а всё нипочём! Достопримечательность, короче. Алик конченый, бля буду! Пьёт все, что горит, да шаманит потихоньку…

Хант начал подавать признаки жизни и приподнялся на лавке. Кукиш заметил и скорчил умильную гримасу.

– Эй, Ромка, водка дай!

Хант улыбнулся, обнажив гнилые зубы. Пахнуло застарелым перегаром.

– Что молчишь? Твоя моя не понимай? Рассказывай: опять украл?

– Ромка не крал! – Он быстро замотал головой.

– Ага, так я тебе и поверил, – веселился Кукиш. – Оленям сказки рассказывай! Спасибо Студенту скажи. Заступился за тебя, интеллигент хренов.

– Оленей у Ромки нет. Ромка не вор.

– Ладно, вали домой, Ромка и больше не попадайся!

Андрей остался на ночь в котельной. Сил не было идти в казарму, да и Кукиш придерживался того же мнения.

– Вот завтра смена моя кончится, и пойдём, – заявил он. – Я в углу матрас брошу.

В топках двух котлов гудело пламя. От переплетения труб ощутимо тянуло теплом. Андрей выпил стакан чая, через силу сжевал кусок хлеба и незаметно уснул под мерный шум работающих насосов.

С утра на стрельбище привели группу новичков. Занятия у них вел капитан Кучегура. Туповатый карьерист, зануда и педант. С ним у Андрея были весьма натянутые отношения, но со стороны эта натянутость в глаза не бросалась. Андрей своё место знал, обязанности исполнял быстро и точно, тем самым лишая капитана повода для наказаний. У Кучегуры тоже хватало ума Андрея не трогать.

Обязанности у инструктора нехитрые. Подготовить боеприпасы, раздать винтовки, проверить правильность снаряжения магазинов, но и, конечно, следить за порядком на огневом рубеже. Работать Андрей вызвался сам. Кваша разрешил с условием, что это не будет отвлекать от основной деятельности. Кроме стенгазеты, Андрей редактировал офицерский листок «На боевом посту» и вычитывал штабные рапорты в Округ.

С оружием Андрей мог возиться часами. Ему всё доставляло удовольствие: чистить, смазывать, протирать ветошью, даже просто держать его в руках. К тому же, частенько удавалось пострелять по мишеням, когда требовалось уничтожить неиспользованные боеприпасы. Ради этого Андрей готов был потерпеть и Кучегуру, который сегодня был особенно не в духе. Группа попалась тяжелая. Большинство никак не могли выполнить норматив, даже на «троечку». Слушали, открыв рот, старательно копировали все движения, но мишени оставались девственно чистыми. Андрей даже поймал себя на мысли, что сочувствует капитану. Через пять дней новичков надо отправлять на промысел, а формально этого сделать нельзя, пока не они не выполнят норматив. За такое безобразие Кваша по голове не погладит. В лучшем случае, выговор с занесением. И прощай, майорская звезда. Кучегура, видимо, осознавал нависшую над ним опасность и метался по огневому рубежу, как раненый барсук. Андрей не хотел лишний раз попадаться ему на глаза и спрятался в «оружейке». Там его и нашел Кукиш.

– Ты с ума сошел! – удивился Андрей. – Посторонним запрещено появляться на стрельбище.

Андрей выглянул в коридор и плотно прикрыл стальную дверь.

– Плохо дело, Студент, бля буду. – Кукиш выглядел озабоченным, что в принципе было для него не характерно. – Вычислили нас эти урки.

– Какие урки? – За эти дни синяки стали почти незаметны, и Андрей начисто забыл о неприятном инциденте.

– «Шестёрки» Кудрявого.

– Я ничего не понимаю. Ты можешь по порядку?

– По порядку… – вздохнул Кукиш. – Могу. Понимаешь, Студент, здесь по всем понятиям «зона», а воровской закон не соблюдается. Для блатных – кость в горле. Не могут, значит, «зону» у ментов отбить. А недавно они ухитрились пристроить сюда своего придурка. Погоняло у него – Кудрявый. Пообещали сделать его «смотрящим», вот он и выслуживается. Собрал шушеру разную из «хулиганов». Пока ничего серьёзного, сплошной понт, бля буду. Но нам не легче. Их много. Кудрявый рвет на груди робу и грозит воткнуть заточку в того, кто его «шестёрок» обидел. Тебя уже вычислили и «приговорили», а скоро и до меня доберутся. В общем, полный песец, Студент…

Андрей некоторое время молчал, переваривая информацию.

– И что делать?

– А я знаю? – пожал плечами Кукиш. – Ты головастый, тебе видней. Было бы в масть – исчезнуть на время. Через пару-тройку месяцев всё забудется. Или Кудрявый из отряда вылетит. Не он первый здесь порядки пытается установить…

Непонятная, но вполне реальная угроза подтолкнула к действию. Единственная сложность: как объяснить свою просьбу начальнику отряда? Андрей чувствовал, не стоит посвящать его в подробности. Слишком плотный узел завязывается. И нарушения режима, и драка, и хант…

Андрей долго мялся, чесал в затылке и невнятно бубнил, пока Кваша не потерял терпение.

– Темнишь, осуждённый Макаров, – нахмурился он. – Рассказывай, как с «блатными» поссорился.

– А вы откуда…это… – потупился Андрей.

Кваша ухмыльнулся. Отслужив изрядное количество лет в ГРУ, он исколесил половину африканского континента, а начлагом был назначен после очередного переворота в республике Чад, когда к власти пришел совсем не тот генерал.

– У меня свои источники. Кстати, что прячешься от них в библиотеке, я тоже знаю.

Андрей промолчал. Оправдываться бесполезно.

Кваша задумчиво переложил на столе папки с документами, покрутил в руках карандаш и, сломав грифель, рассеянно бросил его в урну.

– Хорошо, сейчас найдешь прапорщика Дзюбу и сдашь ему «оружейку». Завтра в семь ноль-ноль на сборном пункте, вместе с напарником. Пойдёте на промысел, если невтерпёж. Вопросы?

– Отсутствуют, – облегченно вздохнул Андрей.

В библиотеку Андрей заскочил на минутку, перед тем, как сдать ключи завклубу. Люминесцентные плафоны, мигая и потрескивая, осветили стеллажи с книгами и стопки газет. Аккуратными рядами лежали подшивки «Правды», «Известий», «Труда», «Красной Звезды» и «Советской России». А сбоку комплект «Вопросов философии» за 1969 год, неведомо как сюда попавший. Андрей на досуге любил листать эти пожелтевшие журнальные книжки.

Закрыв глаза, он прислонился лбом к прохладному оконному стеклу. Завтра предстоит тяжелый день. Правда, на этот раз большую часть пути они проедут на грузовике. От «зимника» до заимки не больше трех часов. Да и погода благодатная для пеших прогулок.

– Кто здесь? – Андрей вздрогнул и быстро оглянулся, уловив посторонний шорох.

У стены на корточках сидел хант.

– Фу, черт, напугал! – выдохнул Андрей. – Ты чего?

– Тебя искал…

Роман пружинисто поднялся, подошел почти вплотную и, склонив голову набок, заглянул в глаза. Щуплый хант никакой угрозы не представлял, но Андрей непроизвольно отшатнулся от резкого букета запахов, где преобладали рыба и пот. В голове возник закономерный вопрос: как он здесь очутился? Дверные петли отличались крайней скрипучестью, а заранее в помещение библиотеки попасть не мог никто. Ключ всего один и Андрей не выпускал его из рук…

– Я тебя искал, Андрейка. Ты завтра уходишь в тайгу, я торопился. Извини … – Он изогнулся, сделав круговое движение рукой, и сложил ладонь лодочкой. – Видишь?

– Что? – удивился Андрей.

Роман покачал головой, глядя на плафон:

– Плохой свет…мертвый свет…

И прежде, чем Андрей успел что-то сообразить, быстро вытащил из тумбочки керосинку. На случай перебоев с электричеством, она стояла здесь всегда, и Андрей даже пытался ей однажды воспользоваться, но старый фитиль упорно не подчинялся. На этот раз лампа послушно зажглась, распространяя слабый запах керосина. Щелкнул выключатель. Тусклый огонёк метался за пыльным стеклом, разогнав мрак по углам комнаты. Хант зачарованно смотрел на огонь.

– Ты хороший человек, Андрейка, – сказал он шепотом и достал что-то из кармана рваного ватника. – Возьми его с собой.

Андрей осторожно взял в руки маленькую плоскую фигурку из темного дерева.

– Лув кит колым ох ким ма кинхачем охир вул паны почэл вул… – Роман пританцовывал и вполголоса тянул странную песню на одной ноте. – Чуким вувып ко энтэм вул. Ма чу кинем энтэм: куц вув пона, куц сымынг вар пона…

Выдохнув последнее слово, он сник, и устало опустил руки.

– Не потеряй его, Андрейка…

Громко хлопнула форточка. Поток холодного воздуха зашуршал газетами. Пока Андрей чертыхаясь закрывал щеколду, хант исчез. Так же внезапно, как и появился.

Подарок холодил ладонь. Андрей, недоумевая, поднес его к свету. Деревянный человечек с большой головой сидел скрестив ноги и чему-то улыбался. Тени по углам качнулись, и в тишине отчетливо послышался звук лопнувшей струны. Андрей непроизвольно поёжился. Ему стало жутковато…

В кузов отрядного «Урала» набились плотно. Многим даже не хватило сидячих мест, и они ехали, держась за борта. Андрея стиснули со всех сторон – ни вдохнуть, ни выдохнуть. Общительный Кукиш, естественно, сразу завладел вниманием. Новички, открыв рот, слушали его бесконечные байки.

– …Если у нас садятся, то либо по – пьяни, либо через непомерно длинный язык. Мне, как водится, повезло. Я сел за то и другое сразу. Такое вот пролетарское счастье….Сидим мы, значится, в курилке, анекдоты, как положено, травим, сетуем по привычки на происки БТЗ. Вспомнили о получке. Выходило еще четыре дня, а сегодня пятница. Помрачнели. Смотрим, семенит по проходу «электронщик» с приметной канистрой. Тут массы сразу пришли в движение. Ясен перец, спиртягу почуяли! К концу дня все были на бровях, даже тёлки лупоглазые из ОТК разом подобрели. И нормалёк, казалось бы. Нет же, черт понес меня мимо инструменталки. Слышу, Маруська хихикает. И басок Сан Саныча ясно различим. А еще идейным прикидывался! Ну, думаю, зайду на огонёк, раз у вас так весело. Что мы с ним не поделили, уже не помню. Может, Маруську? В общем, прилетело ему от меня, скажу без лишней скромности, крепко…

Кукиш был в ударе. Хохот не смолкал и разносился далеко по округе, пугая задремавших на сосне ворон. «На бис» пошел рассказ об отстреле свирепого шатуна. Андрей слушал вполуха. При каждом пересказе эта история обрастала новыми подробностями и сочными деталями. Не исключено, что через год Кукиш расправится уже с целым прайдом свирепых хищников.

Машина быстро пустела. На очередной остановке спрыгнули и они. Почти последними.

– Ты чего смурной, Студент? Не заболел случаем?

Андрей забросил мешок за спину, проверил винтовку и достал из кармана деревянную фигурку.

– Как думаешь, что это?

Кукиш пригляделся.

– Амулет, кажись. Я такой у Гриши Файберга прошлым летом видел. Он его на бутылку антифриза выменял и страшно был доволен. Всё рассказывал, как его этот амулет грёбаный от бурундука защищать будет. А я так скажу, Студент: не верю я в эту муть. Против зверя одна метода – пуля в глаз. Все остальное, бля буду, евреи придумали. Хотели русскому мужику башку заморочить.

– Евреи-то при чем, – фыркнул Андрей. – Амулет хантейский. Мне его Рома подарил.

– Э – э, Студент, в этом вся диалектика! Евреи после революции и к хантам в доверие втёрлись. Письменность им придумали, амулеты и богов разных, чтоб простого охотника в страхе держать. Но им это тоже боком вышло. Вот и Гришке не помогло. Как ушел в тайгу, так больше его и не видели. Месяц искали…

– Всё, кончай трёп, – буркнул Андрей. – Идти пора. Не забудь ружьё зарядить, а то опять будешь прикладом отмахиваться…

5.

«Охота на крупных животных, огромных мамонтов, бурундуков и диких лошадей являлась главным средством существования человека…

Шкурами люди покрывали жилища, шили из них одежду. Из бивней мамонтов, рогов оленей и когтей бурундуков делали орудия и украшения.

В Омской области найдены остатки небольших родовых поселений неолитических рыболовов и охотников: на левом берегу Иртыша в черте города Омска и в Тарском районе».

(«История Омской области»; Омск, 1976 г.)

«Путём эксплуатации бедноты, богачи присваивают себе всё большую долю коллективно добываемого продукта. Разбогатевший хант или манси отдавал орудия лова бедняцким семьям, получая за них половину бурундука…»

(М.Е. Бударин, «Прошлое и настоящее народов Северо – Западной Сибири»; Омск, 1952 г.)

Клочковатый туман стелился по холодной мокрой траве. Через густую сосновую крону с трудом пробивался рассвет.

– Сту-у-у-де-е-е-нт!

Андрей никак не мог определить верное направление. Каждый раз казалось, что крик доносится с другой стороны.

– Сту-у-у-де-е-е-нт!

Он уже устал от изматывающего бега по кругу. Всё чаще останавливался, хватая открытым ртом воздух. Пот заливал глаза. Болела щека. Ныли содранные в кровь ладони. Он запинался об корни и натыкался на шершавые стволы. Колено превратилось в сплошной синяк. Но он всё равно бежал.

Бежал до тех пор, пока не просыпался…

В ночной тишине слышалось ровное дыхание спящих. Из щели под дверью тянуло прохладой. Настойчиво зудел одинокий комар. Нижняя рубаха пропиталась потом, и противно липла к спине. Несколько минут Андрею потребовалось на то, чтоб восстановить дыхание. Он наощупь выбрался на улицу, стараясь не опрокинуть ничего в душной темноте дома, и присел на чурбачок под навесом. Непослушными руками набил трубку. К курению пристрастил Ефрем, да и трубку он же подарил. Хорошую. Из душистой липы…Ефрем – добрый старик. Хотя, по годам-то и не старый – слегка за сорок, а уже весь высох, сморщился. Ханты вообще рано стареют.

Вышла заспанная Агафья.

– Опять сон приснился?

– Приснился, – согласился Андрей и надсадно прокашлялся. Крепкий табак у Ефрема.

– На вот, накинь. – Она протянула ему шерстяное одеяло. – Холодно сегодня.

Андрей не стал возражать.

Агафья – дочь Ефрема. Всё хозяйство на ней. Она и морды на озёрах ставит, и сети тянет, и силки с капканами проверяет, а недавно загорелась еще и олениху стельную взять. Будет, говорит, каждый год по олененку приносить. Ефрем ворчит, но видно, что дочерью гордится. Сына у него нет. И жены нет. Умерла, когда Агафье едва семь лет исполнилось. От крупозного воспаления легких. С тех пор Ефрем так и не женился. Жил бобылём. Агафья росла в интернате, домой лишь на летних каникулах приезжала. Еле-еле дотянула восьмой класс и категорически отказалась учиться дальше. Очень по отцу скучала. Да и он в ней души не чаял. Конечно, беглянку быстро разыскали. Уговаривали вернуться в интернат, но уехали ни с чем – Ефрем решение дочери поддержал. Так и живут вдвоем. В колхозный поселок не перебираются. Слишком там все чужое. Ефрем говорит, что умрет в этом доме. Его еще дед ставил. Дом хороший, крепкий. Из такой сосны сруб и сто лет простоит, дождями и ветрами отполированный. Всей заботы – крышу подлатать, да за очагом-чувалом присмотреть, чтоб не дымил угарно. Ефрем только новый лабаз пристроил – повыше и побольше.

Агафья давно ушла. Трубка погасла. Андрей откинулся на мшистую стену дома и не заметил, как задремал…

Сегодня в посёлке будет приёмщик, и Агафья с утра собиралась на пристань. Отцу сдачу рыбы она не доверяла с прошлого года, когда бесхитростный Ефрем потратил все вырученные деньги на водку, и три дня угощал весь посёлок. Андрей старался не упустить возможности прогуляться по округе и уговорил взять его с собой. Агафья сначала не соглашалась. Уж больно хлопотный из Андрея попутчик. Последний раз на озере перевернулся вместе с обласом. Вымок до нитки и чуть не пошел ко дну. Пришлось бросать весь улов и тащить его до дому, а потом натирать бурундучьим салом и поить отварами. Андрей клялся, что ничего подобного больше не произойдёт, и Агафья сдалась. Она всегда сдавалась. Не могла выдержать умоляющего взгляда. Ефрем категорически не отпускал Андрея одного. Вот с Агафьей можно, а одному никак. Без объяснений. Когда Андрей спрашивал его впрямую, Ефрем либо отмалчивался, хитро улыбаясь, либо коротко отрубал: «Так надо!» Андрей каждый раз намеревался задать этот вопрос Роману – старик, по всей видимости, лишь выполняет его волю, но почему-то забывал. И вообще стал на удивление рассеянным. Мог забыть самое элементарное. Собирался, к примеру, нарубить дров, а когда подходил к поленнице надолго замирал, пытаясь сообразить: зачем он держит в руке топор? Еще стал быстро уставать. Казалось, голову набили ватой, а руки и ноги приделали чужие. Причем, сильно торопились, поэтому приделали кое-как. В редкие моменты наступало просветление. Ясность вдруг появлялась в голове. Ясность и лёгкость. Правда, стоило кому-то его окликнуть, и мысли снова разбегались, раскатывались по сторонам, как рассыпанный горох.

Вчера его доконал светофор. Он битый час пытался вспомнить его вид и назначение, но в памяти осталось лишь само слово, необъяснимо связанное с переходом. Переходом Агафья измеряла время в пути. До их заимки Роман добирался за три перехода, а Ефрему могли понадобиться все четыре. Расплывчатость и неопределённость окружающего мира сбивала Андрея с толку. Он бродил в тумане мелочей, отчаявшись найти основу для построения прежней личности. Обращение к прошлому опыту напоминало прыжки на болоте – от кочки к кочке, с постоянной угрозой ухнуть в трясину. Иногда он понимал тщетность барахтаний умирающего я – прошлого, в объятиях я – будущего. Новая личность безжалостно обрывала былые связи с разлагающейся плотью исчезнувшей цивилизации. Сначала это пугало. Теперь он смирился…

Ефрем что-то перекладывал в амбаре. Увидев слоняющегося по двору Андрея, тут же успокоил:

– Если Агафью ищешь, так она сейчас придёт. За морошкой ушла, пока ты спал.

Андрей кивнул. Набрал воды в берестяной ковшик и плеснул на лицо. Сложно назвать такое действие умыванием, но лучше, чем ничего.

Агафья действительно скоро вернулась. Принесла полный туесок ярко-желтых, похожих на малину ягод, слегка пресноватых на вкус Андрея. Жаль, сахара нет. Если сахар добавить, было бы очень неплохо.

До протоки дошли быстро. Дорога хорошая – по сухому сосновому бору. В кронах шелестел ветерок. Щелкали трясогузки. Мелькнуло рыжими хвостами семейство белочек. Агафья либо молчала, либо отвечала односложно. Андрей давно заметил, когда они оставались наедине, возникала неловкая пауза, преодолеть которую требовались определённые усилия. Причем, с обеих сторон. Небогатый опыт общения с противоположным полом подсказать Андрею ничего не мог. Нет, он, конечно, влюблялся. И неоднократно влюблялся, начиная со старшей группы детского сада. Была, например, девочка из параллельного класса, по которой Андрей вздыхал долгих три года. Были и киноактрисы, и бойкие сокурсницы, и даже случайные попутчицы в автобусах, но заканчивалось всё, как правило, взглядами и мечтами. С Агафьев было по-другому. Видимо, со стороны это бросалось в глаза, и Андрей порой замечал, как расплывался в довольной улыбке Ефрем, когда видел их вместе.

С болотистого берега к протоке вели мостки из жердей. На воде качалась большая лодка-неводник из кедрового тёса. Здесь же – в тенёчке – стояли две больших бочки для засола рыбы. Пока перетаскивали их в лодку, Андрей изрядно вспотел. Над головой повисла туча гнуса, и приходилось больше отмахиваться, чем работать. Агафья же, не смотря на тонкую гибкую фигурку, справлялась почти играючи. И еще успевала над ним подшучивать.

Весло Андрею она, естественно, не доверила. Оттолкнувшись шестом от берега, несколькими скупыми гребками вырулила на средину протоки. Дальше течение само вынесет к реке, а там и до посёлка недалеко.

На пристани было многолюдно. Мелкая волна таёжной Юган-реки качала многочисленные рыбацкие лодки. Долблёнки – обласы, перевёрнутые вверх днищем, отдыхали на желтом песчаном берегу. Пахло мокрыми сетями, смолой и солёной рыбой.

Увидев их лодку, рыбаки радостно махали руками.

– Пэча волытэх, Агафья!

– Пэча волытэх, рахем ях, – улыбалась она в ответ.

Пока Агафья сдавала рыбу, Андрей побродил по берегу, вдыхая сырой речной воздух. Хотелось искупаться, но пугали комары, да и вода была слишком холодная и мутная – с рыжим глинистым отливом.

Потом пошли в гости. Сам поселок стоял чуть дальше, на пригорке. Назывался он «Юбилейный». Там жили родственники Ефрема – его родные братья. Впрочем, как пояснила Агафья, здесь все друг другу родственники. И в «Юбилейном» и еще в трех посёлках выше по Югану жили люди их рода. Рода бобра.

У Демьяна – самого младшего – новый светлый дом. Их сразу усадили за стол. Долго расспрашивали о житье-бытье, бросая косые взгляды на Андрея. Видимо, о нем речь шла тоже, но Агафья переводила не всё, а лишь общее направление беседы. Андрей чувствовал себя скованно и почти ничего не съел, кроме нескольких ломтей хлеба. Ефрем обходился лепешками из грубой серой муки, а тут настоящий хлеб из пекарни, с почти забытым вкусом хрустящей корочки.

Домой возвращались другой дорогой. Против течения грести тяжело и Агафья повела лодку по другой протоке. Она отлично ориентировалась в лабиринте многочисленных болотных речушек и, довольная хорошей выручкой, болтала всю дорогу не умолкая. Вспоминала детство. Как без спросу ходила на сор за сморщенной сладкой клюквой, когда рыхлый снег сходил со склонов рыжей гривы. Как разоряла гнезда речных чаек – халеев за то, что они хохочут над людским горем. Как в интернате долго боялась ходить в лес, напуганная рассказами старших подруг о менквах – великанах-людоедах с кустистыми бровями и головой, как кедровая шишка…

Лодка легко скользила по воде, лишь изредка задевая бортами топкие берега, поросшие осокой. Андрея от усталости начинало клонить в сон, но он крепился. Вскоре показались знакомые мостки. Рядом на корточках сидел Ефрем и дымил трубкой.

– Смотри, – рассмеялась Агафья. – Отец встречать пришел. Не верит, что я взрослая и смогу дорогу сама найти.

В эту ночь Андрей спал спокойно…

Ближе к полудню появился Роман. Как всегда неожиданно. Агафья чистила рыбу, и Андрей присел помочь.

– Как живешь? – весело спросил Роман.

Андрей в ответ пожал плечами. Если сравнить с тем, когда Ефрем нашел его в тайге и полуживого принес в дом, то очень даже неплохо. Переломы срослись. Лишь правая рука немеет и на сырую погоду ломит колено, но это пустяки. Со временем и шрамы от когтей разгладятся. Останется всего один – в сердце.

– Волнуюсь я за тебя, Андрейка. – Роман вздохнул, пристально глядя в глаза. – Подарок мой не потерял?

Потянувшись к вырезу рубахи, Андрей инстинктивно потрогал амулет, который висел на сыромятном ремешке.

– Вижу. Вот и хорошо, что носишь. Не оставляй его нигде.

– Почему?

– Потому, что это Лунги Махи. Хранитель нашего рода. Ты напрасно улыбаешься. Если бы не его помощь и милость Нум Торыма, твоя душа давно нашла бы покой в Нижнем мире. Шрамы на твоей груди не от когтей бурундука, Андрейка. Это метка. Её оставляет Учи. Никто не выживает после встречи с ним. Ты выжил, хотя опасность всё еще рядом. Учи не смог забрать твою душу-ильт в Нижний мир, но и вернуться к тебе она не может. Лишь во сне ты видишь, как мечется она по урманам-борам и рекам-озёрам…

Роман вдруг замолчал.

– И что? – спросил Андрей. – Ты мне сам говорил: человеку семь душ от рождения даётся. Как-нибудь без одной можно протянуть…

– Всё в руках Нум Торыма…. Если бы ты родился на нашей земле, то мог бы стать хорошим охотником. Наш род мог бы тобой гордиться. Но ты родился среди людей, которые потеряли связь с землей своих предков. Они живут в каменных стойбищах, окружив себя железом. Такой человек без своей ильт долго прожить не может. В ней вся его жизненная сила. Очень плохо ему будет, если ильт не сможет удержать. Страдать будет. Болеть будет долго. Пока одна Тень от него не останется. У тебя нет выбора, Андрейка. Ты уцепился за тонкую лёгкую паутинку, один конец которой в руках Лунги. Он может тебя удержать, но только на землях нашего рода. Ты не сможешь вернуться в каменное стойбище. Там Лунги совсем ослабнет. Камень и железо во власти Учи.

– Понятно, – кивнул Андрей. – Значит, я должен спрятаться?

– Не надо так думать… – нахмурился Роман. – Разве тебе здесь плохо?

– Хорошо.

– Вот видишь! Не надо прятаться. Надо просто жить. Роман, хоть и старый, но не слепой. Я вижу, тебе нравится дочь Ефрема. Я вижу, и ты ей нравишься. Женись. Рожай детей. Нашему роду не помешают хорошие охотники. И Ефрем, думаю, возражать не станет.

Андрей почувствовал, как краснеют щёки, и осторожно покосился на Агафью. Она сидела неподалёку, но тихо напевала, поглощенная своими делами, и едва ли могла слышать разговор.

– Пора уходить. – Роман поднялся. – Подумай над моими словами, Андрейка. Я тебе только добра желаю.

Когда маленький хант спустился по склону гривы и пропал из виду на повороте тропинки, Андрей понял, что снова ни о чем не успел его спросить. Все вопросы появлялись слишком поздно…

Несколько дней Андрей ходил задумчивый. С утра уходил на сор и часами сидел, глядя на его просторы. Мрачная непроходимая топь, без единого деревца тянулась на восток до самого горизонта. Ему иногда казалось, что если край земли существует, то он должен выглядеть именно так – ровное болото, уходящее в бесконечность.