Текст книги "О раскольниках г. Риги"
Автор книги: Николай Лесков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Излагаем засим, что нам стало известно из дел генерал-губернаторского архива и их рассказов рижских старожилов об уничтоженной правительством школе при гребенщиковском заведении.
Раскольничья школа существовала в Риге при так называемом гребенщиковском заведении, где она помещалась вместе с больницею, приютом для требующих общественного призрения, большою моленною, певческою и кельями духовных отцов. Заведение это в то время состояло в ведомстве Рижского приказа общественного призрения, школа на общих основаниях подчинялась надзору местного директора училищ, а учителем в ней был шкловский мещанин Емельянов, обучавший детей чтению, письму и арифметике.
Из представления рижского гражданского губернатора г. Егора фон Фелькерзама генерал-губернатору барону Палену от 15-го августа 1830 года за № 72-м видно, что «мещанин Дорофей Дмитриев Емельянов имел от губернского директора училищ свидетельство, выданное 28 сентября 1828 года за № 649-м, на право преподавания в первоначальной школе».
Правительство не обращало на эту школу никакого внимания со дня ее основания, почти современного основанию самого гребенщиковского заведения, до 1830 года, и история школы во весь этот спокойный период вовсе не занимательна. Наибольший интерес она представляет не как педагогическое учреждение, а как приют, в который «подбирали с улиц» бедных детей. В ней учили чтению, письму да арифметике и потом обученных всему этому мальчиков пристраивали в лавки к торговцам или в ученики к ремесленникам, а из голосистых формировали хор для молитвенного пения. Из разговоров с бывшими учениками гребенщиковской школы, из которых иные уже оставили раскол, я убедился, что в этой школе, а равно и в школе Желтова, была та же программа, что и в псковской школе. Умнейшие из раскольников, способных мало-мальски оценить достоинства этих школ, не выражают никакого сочувствия ни к их курсам, ни к методам преподавания. Но и они неутешно сетуют о ней, как об учреждении, чрез которое ныне погибающие «карманщики» все-таки могли делаться людьми, способными зарабатывать кусок хлеба простым, мало благодарным и очень тяжелым, но честным трудом. О какой-нибудь политической пропаганде или о стремлении внушить ребенку в школе ненависть к господствующей церкви, как было будто у Ковылина, здесь и не помышляли, а учили своим «оксиям» да «овариям», пока сами не получили последней конечной аварии.
Как и с какого повода в Петербурге вспомнили о рижской гребенщиковской раскольничьей школе, я не мог добиться в делах рижского генерал-губернаторского архива. Старик П. А. Пименов, служащий нынче попечителем, говорил мне, что обществу вздумалось, будто бы, попросить правительство не то о субсидии для школы, не то о расширении ее программы, и эта-то просьба и была причиною гибели школы. В какой степени это верно, отвечать не могу, но как бы там ни было, а из дел архива видно, что Лифляндский, Эстляндский и Курляндский генерал-губернатор и попечитель Дерптского учебного округа барон фон дер Пален в августе 1830 г. нашел себя обязанным «довести до Высочайшего сведения: с чьего дозволения заводит школы совет Рижского старообрядческого общества? Какие учители находятся в означенных школах? И имеют ли они законное на то право?»
Барон Пален, будучи попечителем учебного округа, в котором находилась школа, нашел сообразным затребовать нужные ему о ней сведения от рижского гражданского губернатора Егора фон Фелькерзама. Г. фон Фелькерзам, хотя и не обязан был ведать дела школы ближе попечителя, отрапортовал ему, однако (15-го августа 1830 г. № 72), что «совет Рижского старообрядческого общества ныне вновь никаких школ не заводит, а содержит школу при молельне и богадельне своей с самого основания последних, в которой воспитанием детей руководствуется назначениями, изображенными в правилах, утвержденных 20 февраля 1827 г. предместником барона Палена для управления богадельни, больницы, сиротского отделения и школы Рижского старообрядческого общества, гл. 12, ст. 22, § 114–125 о сиротах, новорожденных и подкидышах и гл. 13, ст. 23, § 125–140 об обязанностях учителя, с которых (очевидно, не с обязанностей, а с правил) выписка представляется».
Вот выписка из этого интереснейшего и редкого документа:
ВЫПИСКА
Из правил на управление богадельни, больницы сиротского отделения и школы рижского старообрядческого общества, утвержденных 20-го февраля 1827 года
Глава двенадцатая
Статья 22
О сиротах, подкидышах и новорожденных
§ 114
«Принимаемых в богадельню воспитанников до 8-летнего возраста распределять между богаделенными женского пола, наиболее здоровыми и хорошего поведения, внушая им за ними иметь бдительное смотрение, радея об них, как то родители о своих собственных детях, учинить обязаны со всею осторожностию и человеколюбием. О таковых принимаемых воспитанниках равным образом объявлять каждый раз полиции и сверх того вести об них с большею точностию книгу, замечая в оной, какого именно они вероисповедания».
§ 115
«Новорожденных от женщин, принимаемых в богадельню беременными, оставлять при матерях. Как о сем, так и вообще о принимаемых новорожденных не токмо вести особый список, но и объявлять об них полиции с показанием, какой религии их родители, если оные известны».
§ 116
«По староверскому обряду можно воспитывать таких только детей, коих родители принадлежали к старой вере, всех же прочих детей по тем религиям, в коих состояли родители их. Если же о родителях будет неизвестно, в таким случае младенцев крестить и воспитывать по обряду греко-российской церкви».
§ 117
«Если разрешившаяся от бремени женщина тотчас после родов желает оставить богадельню, то обязана новорожденное дитя свое взять с собою; если ж желает остаться в богадельне на время и до отнятия дитяти от груди, то сие дозволять ей можно, но по прошествии такого времени, и если она здорова, то должна, по крайней мере, сама выходить из богадельни для снискивания себе пропитания своими трудами, а малолетнее дитя, буде брать с собою не желает, воспитать в богадельне и отдавать на попечение одной из богаделенных наиболее здоровой и хорошего поведения».
§ 118
«Всех сих сирот снабжать от богадельни всеми потребностями».
§ 119
«Воспитательницы, попечению коих таковые малолетние сироты вверяются, не токмо не должны их пренебрегать или изуродовать, но напротив того, с материнскою любовию пещись об них, как были бы их дети собственные, всякий день поутру и ввечеру до почивания умывать им лице и руки, а поутру вычесывать им волосы и вообще содержать их в чистоте и опрятности, белье переменять еженедельно, а если понадобится, и чаще и смотреть, чтоб платье и обувь всегда были целые и чтоб младенцы не ходили босиком, особливо на двор или на улицу. Наблюдение за сим возлагается и на попечителя».
§ 120
«По достижении двухлетнего возраста каждому дитяти прививать предохранительную оспу в назначенное к тому врачом время, не оставляя отнюдь никого из оных без прививания, предпринимая оное и с теми, кои поныне выше тех лет и привиты еще не были или же не имели натуральной оспы».
§ 121
«Для изучения прививания предохранительной оспы тотчас выбрать одного или двух оказывающихся к тому способными из прислужников богадельни и отдать таковых для изучения к врачу или же определить для сего изученного прививанию по испытанию и назначению врачом».
§ 122
«Привитых оспою перемещать в особую комнату, отдельно от всех прочих здоровых и еще не привитых, дабы последние от первых не были заражаемы».
§ 123
«По достижении младенцев обоего пола восьмилетнего возраста отдавать их в школу для обучения чтению, а младенцев мужского пола и писанию, и арифметике, по крайней мере первых пяти правил или специй» (?!).
§ 124
«По достижении двенадцатилетнего возраста обучать их в религии, заставлять их несколько часов каждодневно читать Священное писание и обучать во всех отношениях различать добро от зла; истолковывать им несчастные последствия от злых, а хорошие от добрых деяний и, предостерегая от первых, соделать их тем полезными гражданами и сочленами гражданского общества. Сверх того, таковых, достигших 12-летнего возраста, отдавать купцам для обучения торговле, или к ремесленникам, или к земледельцам, или же во услужение, чтоб, с одной стороны, они могли приобрести познания, нужные для полезного общежития и приобретения промышленности, а вместе с тем и обеспечивающие их будущее существование; с другой же стороны, чтоб заведение освободилось от содержания не нуждающихся более в пособии».
Глава тринадцатая
Статья 23
Об обязанностях учителя
§ 125
«Учитель имеет обязанность наблюдать, чтобы все в предыдущих параграфах назначенные правила насчет содержания малолетних сирот и детей были выполняемы со всею точностию».
§ 126
«Он, как учитель и воспитатель юношества, должен пещись об образовании оного прилежным обучением и внушениями нравственных и человеколюбивых правил и тем соделать их полезными сочленами гражданского общества».
§ 127
«Ни одно дитя без матери или воспитательницы не должно быть выпускаемо из заведения, и за сим смотреть и строго наблюдать учителю».
§ 128
«Школьники должны являться в школу, кроме праздничных и воскресных дней, каждодневно по утрам с апреля месяца и по октябрь в семь часов, а с октября месяца и по апрель в восемь часов; пополудни же в час и пробыть в школе до полудня по двенадцатый час и пополудни до седьмого часу.
Если ж школьники будут не из богадельных жителей, в таком случае время прихода их в школу остается вышеназначенное; для выхода определяется: с апреля по октябрь в 5 часов, а с октября по апрель в 4 часа вечера».
§ 129
«Учитель должен вести верные списки не токмо ученикам своим, но и всем детям, находящимся в богадельне, не достигшим еще учебного возраста, не касаясь в том до обязанности попечителя, ведущего по себе списки о всех жителях, в богадельне и больнице находящихся».
§ 130
«По достижении из малолетних осьмилетнего возраста он настаивает об отдаче их в школу для обучения».
§ 131
«В школе дети мужеского пола не должны сидеть вместе с таковыми же женского пола, а иметь каждому полу особые скамейки. Равномерно не должны и жительствовать вместе, а иметь каждому полу свои отдельные покои».
§ 132
«Каждый раз по приходе в школу и по окончании учения учитель с учениками своими совершает молитву по обряду христианства».
§ 133
«Дети должны обучаться в означенных науках по § 123 сего положения, дети же женского пола в свободные часы и в рукоделиях».
§ 134
«Из обучающихся в школе детей, подчиненных во всем учителю, без ведома его никто ни в какое время из заведения отлучаться не смеет, и в том даже попечитель не должен употреблять своего влияния, ибо за поведение школьников отвечает один учитель».
§ 135
«В свободные от учения часы и в хорошую погоду он сам водит их на прогулки, но наблюдает, чтобы шли смирно и тихо и никто никуда не отлучался».
§ 136
«К родственникам никого из обучающихся детей не отпускать иначе, как ежели сами родственники придут за ними, и то только в праздничные дни и с дозволения учителя».
§ 137
«По окончании наук как учители, так и попечители стараются приготовленных детей отдавать к добрым хозяевам во услужение, кто к чему способным окажется, с подпискою, что принимаемых к себе во услужение употреблять будут в честные и добрые занятия и удерживать от всяких непозволительных поступков».
§ 138
«Выпуск детей разрешает совет и записывает всякий раз в журнал, в который и заносит имя взявшего кого к себе во услужение».
§ 139
«О каждом выпуске, как равно и о каждом новорожденном и подкидыше от совета в тот же день посылается объявление в полицию с испрошением для последних узаконенных видов».
–
Не могу объяснить, какие соображения возникли в Петербурге по поводу представления, сделанного бароном Паленом после собрания этих сведений, но в июле 1832 года попечителем Дерптского учебного округа получена из министерства народного просвещения бумага следующего содержания:
«Г. министр внутренних дел, по Высочайшему Государя Императора повелению, по делу о рижских раскольниках и их заведениях, сообщил мне, что раскольническая школа в Риге не может существовать в настоящем ее положении, ибо учреждена в противность начал, на коих заведены народные школы, и управляется учителем из шкловских мещан, раскольником, между тем как постановлением 1820 года воспрещено выбирать из раскольников в общественные должности, а потому еще менее можно допустить раскольнику быть наставником юношества, чтоб вследствие сего я принял меры закрыть оное училище на основании изданных по сему предмету узаконений и не иначе дозволил учредить вновь школу в Риге, как по уставу уездных и приходящих училищ, 8 декабря 1828 года Высочайше утвержденному, хотя оный устав и не распространен на Дерптский учебный округ, но приличнее уравнять школу сию с другими подобными в государстве, ибо она может быть в Риге и даже во всем округе одна такая школа».
К сему г. министр внутренних дел присовокупляет, что «находящиеся в означенной раскольнической школе малолетние круглые сироты мужского пола, как могущие остаться без призрения, вследствие Высочайшего повеления будут определены в Рижский батальон военных кантонистов».
«Во исполнение сего Высочайшего Его Императорского Величества повеления покорнейше прошу ваше превосходительство сделать надлежащие распоряжения о закрытии существующей в Риге раскольнической школы и о недозволении вновь учредить школу в Риге иначе, как на основании Устава уездных и приходских училищ, 8 декабря 1828 года Высочайше утвержденного, не допуская ни под каким видом, чтоб учителем в оной был назначен раскольник». Подлинное подписал: министр народного просвещения генерал от инфантерии князь Карл Ливен (23 июня 1832 года № 742).
Барон Пален как генерал-губернатор и попечитель учебного округа возложил исполнение этого распоряжения на того же губернатора фон Фелькерзама.
Г. Егор фон Фелькерзам взялся за дело энергически и 17 октября 1832 года (№ 281) донес попечителю следующее:
«Во исполнение сей Высочайшей воли бывшая прежде раскольничья школа закрыта, и старшины здешнего старообрядческого общества на общем совещании сего предмета в присутствии губернского директора училищ и рижского полицмейстера изъявили готовность устроить означенную школу на точном основании вышеприведенного устава и представить в оное учителя не из раскольников к губернскому директору училищ на испытание.
Как исполнение сего со стороны их замедлилось, то я 24 минувшего сентября предписывал рижскому полицмейстеру понудить старшин к исполнению их обещания с тем, что если в течение 8 дней оно не будет исполнено, то подвергнутся строгой ответственности.
Ныне попечители убогого заведения рижского старообрядческого общества представляют мне, что общество отказало в выборе учителя в их школу не из раскольников потому, что, якобы, не имеет способов производить ему нужное содержание и определило закрыть лучше сию школу вовсе.
А как учреждение сей школы на основании устава уездных и приходских училищ и определение в оную знающего учителя не из раскольников требуются по Высочайшей воле, то от меня предписано вместе с сим рижскому полицмейстеру объявить старообрядческому обществу, что если они сами не изберут такового учителя, то он будет назначен в школу по выбору губернского учебного начальства, а именно на их счет, потому что школа сия учреждается единственно для их и общества, в таком случае будет сделана на них раскладка».
Но энергия лифляндского губернатора, столкнувшись с непреклонностью русского раскола, не имела желанного в Петербурге успеха. Дело тянулось; барон Пален настаивал на немедленном выполнении петербургских требований у г. Егора фон Фелькерзама, г. Егор фон Фелькерзам в свою очередь понуждал полицмейстера, а полицмейстер подшпоривал общественных старшин, и, наконец-то, 18 ноября 1832 года последние подали полицмейстеру нижеследующее требованное покорнейшее объяснение:
«Его высокоблагородию, господину рижскому полицмейстеру подполковнику и кавалеру Ивану Павловичу Вакульскому 2-му
от попечителей убогого и больничного заведения Рижского старообрядческого общества требованное покорнейшее объяснение.
Ваше высокоблагородие изволили требовать, чтобы мы объяснились о том, сколько в случае, если наше старообрядческое общество желает иметь школу в нашем убогом заведении, можно определить на покупку книг, жалованье учителю, ежегодное содержание и прислугу особую, приличную для учителя квартиру и чем можно обеспечить впредь такой доход.
Ссылаясь на поданное уже 14 октября его превосходительству господину лифляндскому гражданскому гебурнатору покорнейшее представление, имеем мы честь представить Вашему высокоблагородию еще следующее:
Для исполнения вышеписанного Вашего требования созывали мы еще 24 октября и 16 числа сего ноября членов старообрядческого общества и, сообщив им упомянутое требование, приглашали их объявить свое намерение касательно содержания школы в сем убогом заведении с объяснением или назначением: из каких источников можем мы получить нужные средства на исправление вышеозначенных расходов к содержанию школы и учителя, как поступающие в сие убогое заведение добровольные подаяния имеют назначенной целию единственно призрение и продовольствие содержимых в сем заведении убогих и больных и недостаточны даже на сии необходимые потребности; бывшее же доселе в сем заведении обучение членов старообрядческого общества и вероисповедания нескольких бедных старообрядческих детей первоначальным основаниям грамоты по древнепечатным духовным книгам происходило из усердия безденежно, не причиняя сему убогому заведению дальнейших расходов».
На сие бывшие в собраниях члены старообрядческого общества, ссылаясь на изложенные уже в вышеупомянутом нашем представлении его превосходительству от 7 октября обстоятельства, объявили, что «если не благоугодно будет высокому начальству дать или исходатайствовать нам в вышнем месте позволение продолжать в сем убогом заведении обучение грамоте старообрядческих детей избираемым из сего же общества и вероисповедания членом в силу Высочайшего указа от 8 декабря 1828 года под надзором губернского господина директора училищ по-прежнему безденежно, и изображенным уже в представлении нашем образом и порядкам, то старообрядческое общество не желает вовсе иметь в нем школу на ином основании, а для обучения детей своих грамоте и наукам будет пользоваться предоставленными каждому сословию и партикулярным лицам способами: посылать детей своих по удобности для каждого обывателя в рассуждении жительства и других обстоятельств в народное Екатерининское и другие общественные училища и в партикулярные школы.
Сверх же сего будем мы посылать и находящихся в сем убогом заведении до десяти сирых детей для первого обучения грамоте в приличную из состоящих в здешнем месте школ.
Имея честь донести о сем по требованию Вашего высокоблагородия, с высокопочитанием пребываем,
Вашего высокоблагородия
покорнейшие
попечители старообрядческого убогого заведения:
Иван Игнатий Лисицын
Андрей Семенов Пуговишников
Павел Данилов
Никон П. Волков
Павел Егоров Леонтьев.
Рига, 18 ноября 1832 года».
Обстоятельство это поставило губернатора г. Егора фон Фелькерзама в положение довольно затруднительное. Он не выразил никакого собственного мнения, что бы следовало сделать в настоящем случае, а предоставил приведенное мною «требованное покорнейшее объяснение» барону Палену (24 ноября 1832 года № 292) «на благоусмотрение», докладывая, что он, г. Еор фон Фелькерзам, будет иметь честь ожидать предписания.
Конец концов был тот, что, не стесняясь правилами, утвержденными для рижской общины генерал-губернатором маркизом Паулуччи, школу гребенщиковского заведения закрыли, а новой, устроенной сообразно общим правилам, раскольники не приняли.
Результаты этого распоряжения были многоразличны и многообильны самыми разнообразными последствиями. Раскольники, разумеется, обманули правительство, уничтожившее их школу и предложившее им завесть другую с православными учителями. Чтоб отвязаться от докучных придирок, раскольники обещали посылать детей в общие школы и не посылали их туда. Шесть-семь человек, так сказать, раскольничьих аристократов и полунемцев составляют слишком незначительное исключение, да и те послали детей не в русские училища, куда ходят дети православных, а в частные школы к немцам. Гонимые своими православными соплеменниками, и эти раскольники скорее обращались к немцам, более полагаясь на их лютеранский индифферентизм, чем на веротерпимость русского православия. Правила маркиза Паулуччи упразднены весьма оригинальным образом. Они были вытребованы для дополнения и не возвращены.[2]2
Правила эти никогда не были напечатаны, и я полагаю, что экземпляр, подписанный маркизом Паулуччи и хранящийся в Прибалтийском генерал-губернаторском архиве, едва ли не единственный экземпляр. Замечательно, что не только остзейские чиновники, но даже сами раскольники совершенно не знакомы с этими правилами, допускавшими не только коллегиальное правление, но и печатание отчета. Последний раз выборные люди рижской общины напечатали свой отчет в 1829 году. У меня есть один экземпляр этого издания, составляющего нынче большую редкость даже в самой Риге, и из этого отчета я убедился, что «Совет Рижского старообрядческого общества, учрежденный на основании статей 1813 года августа 13 дня», управлял общественными делами по-иному, как стали управлять ими попечители. Например, те все печатали, а эти считают несовместным со своим достоинством допустить даже обревизование денежных книг выборными людьми, несмотря на то, что два случая затраты общественных денег не в общественную выгоду и ходящие по городу толки давно говорят о настоятельной необходимости произвесть хорошую ревизию по всему управлению общественным имуществом и богадельней.
[Закрыть] Вместо них даны новые правила, устранявшие прежнюю коллегиальность общинного правления и сосредоточивавшие все в руках одного попечителя, имеющего за плечами у себя другого попечителя от правительства. Бедные дети стали болтаться без всякого призора, предаваясь с самого раннего детства крайнему разврату. Община с ужасом смотрела на страшную картину и ясно предвидела еще худшую, но все-таки оставалась непреклонною. Детям открывалась широкая дорога к гибели с каторгой в перспективе; но их охотнее выпускали на эту печальную дорогу, чем в православную школу.
В 1849 году деморализация раскольничьей молодежи в Риге достигла апофеоза. 30 апреля 1838 года последовало повеление об обращении в кантонисты сирот, бывших в упраздненной школе, а 11 июля 1849 года князь Суворов просил бывшего министра внутренних дел Л. А. Перовского «ходатайствовать о дозволении распространить в Риге без изъятия на всех бродяжничествующих и нищенствующих по городу малолетних раскольников правило 30 апреля 1838 года» (т. е. отдавать их в батальоны военных кантонистов). Ходатайство свое об этой мере князь Суворов подкреплял тем, что «число бездомных и бесприютных раскольников в Риге, известных здесь под именем „карманщиков“, постоянно возрастает и время от времени становится большою тягостью для общества». Городская полиция, писал князь, бессильна, чтобы с успехом следить за «вредным классом карманщиков». Этот «вредный класс» по расчету, выходит, – поколение раскольников, народившееся после уничтожения в 1832 году гребенщиковской школы, из которой было принято правилом пристраивать детей к местам. Община, никогда не бросавшая своих сирот и детей бедняков, теперь не могла ничего для них сделать, а власть, находя себя не в силах «подобрать детей», как подбирало их общество, решилась покончить с ними, сдав их в кантонисты.
Ходатайство князя Суворова, шедшее чрез Л. А. Перовского, было уважено. Стон, плач и сетование огласили Московское предместье. «Это был плач в Раме, – говорят старики раскольники на своем торжественном языке. – Рахиль рыдала о детях своих и не хотела утешиться». Вызванные бездомными и ничему не обученными детьми суровые меры шли одна за другою, одна другой круче, одна другой неожиданнее. Того же 11-го июля, когда князь Суворов за № 807 просил Льва Алексеевича Перовского ходатайствовать об отдаче раскольничьих сирот в кантонисты, он за № 808 предписал рижскому полицмейстеру «немедленно, но с осторожностью, внезапно и совершенно негласно, взять в распоряжение полиции круглых раскольничьих сирот, как мальчиков, так и девочек». В списке взятых по этому распоряжению сирот есть дети обоего пола включительно от двух с половиною до девятнадцати лет. Даже, не знаю уж по каким соображениям, в числе малолетних была взята купеческая дочь Евдокия Лукьянова Волкова, 21-го года. Все это имело ужасное впечатление на раскольников и врезалось в их памяти огненными чертами. Есть донесение полицмейстера Грина (5 ноября 1849 года за № 2862-м), из которого видно, что дети, несмотря на позднюю, суровую осень, прятались в незапертых холодных балаганах на конном рынке, где их и находили ночные патрули, доставляя оттуда прямо в полицейскую чижовку. Забираемые дети чаще всего были совершенно нищие. Так, ночью под 5-е ноября были взяты семь мальчиков, у которых все имущество заключалось в одних мешках.
26 ноября 1849 года за № 5752 граф Перовский уведмил князя Суворова, что «Государь Император Высочайше повелеть соизволил распространить правило 30 апреля 1838 года на всех бродяжничествующих, даже и на православных».
Забранных детей, с некоторыми усиленными этапными предосторожностями, препроводили по пересылке в том же ноябре месяце в Псков и там сдали их в батальоны военных кантонистов.
2-го января 1850 года опять были взяты какие-то одиннадцать карманщиков, но их князь Суворов велел отослать к духовному начальству для присоединения к православию, а епископ Платон поручил совершить это присоединение священнику Благовещенской церкви Светлову.
Священник Светлов убеждал в истинах православия весьма успешно. 23-го января 1850 года преосвященный епископ Платон прислал к Суворову нижеследующую расписку:
«Мы, нижеподписавшиеся рижских умерших мещан дети: Иосиф Иванов (четырнадцати лет), Василий Васильев (восьми лет), Назар Семенов (двенадцати лет), Леон Семенов (девяти лет), Татьяна Федорова (десяти лет), Марина Лещева (восьми лет), Екатерина Филатова (восьми лет) и Федосья (восьми же лет) сим изъявляем решительное наше намерение из раскола присоединиться к православию Кафолическия восточныя церкви и обещаемся быть в послушании ея всегда неизменно. Января 16 дня 1850 года. К сему показанию вместо неграмотных вышеозначенных детей расписался мещанин Михаил Яковлев. Кроме означенных в показании сирот, 17-го января еще присоединен младенец Иоанн двух с половиною лет. Подписали: квартальный надзиратель Станкевич 2-й, свидетель – орловский мещанин Федор Тихонов Дмитриев. Показание отбирали: рижския Благовещенския церкви священник Сергий Светлов, дьякон Нил Назаревский, дьячок Иван Кедров».
К довершению искренности этого «присоединения» или, как раскольники говорят, «примазывания», бывали случаи сопротивления присоединяемых. Так, например, даже при присоединении этих самых детей, изъявивших священнику Светлову свое решительное намерение присоединиться из раскола к православию, случилась история, о которой рижский полицмейстер полковник Грин 20 января 1850 года за № 35 («дело о карманщиках») доносил так: «Тетка сирот Назара и Леона Семеновых, здешняя рабочая, раскольница Домна Семенова во время присоединения несколько раз сильным образом врывалась в церковь, произнося ропот с шумом. А сестра сироты Василья Васильева, здешняя рабочая, раскольница Федосья Иванова у церкви и при выходе из оной ее брата, идучи за ним по улицам, громко плакала».
Потом еще исправляющий должность рижского полицмейстера 13 февраля 1850 г., № 87, донес кн. Суворову, что на данное помощнику квартального надзирателя Винклеру поручение представить мальчика Андриана Карпова Михеева для присоединения он рапортовал, представя Михеева и его сестру, здешнюю рабочую Марфу Карпову Михееву, что «последняя дорогою к церкви всячески старалась брата своего отклонить от присоединения, выразив при том: „Хоть и голову тебе отрежут – не поддайся“. При том она громким плачем возбудила внимание проходящей публики, и несколько человек сопровождали ее к церкви. По прибытии на место Марфа Карпова Михеева насильно ворвалась в церковь, стала позади своего брата, произнося жалобы, и, когда священник хотел приступить к обряду присоединения, Андриан Карпов сего не дозволил, так что св. миропомазание должно было оставить».
«По учинении такового поступка Михеев и его сестра отведены под арест. После же того Андриан Карпов Михеев объявил, что он обдумал, и просил представить его священнику, что тотчас и учинено, и он без всякаго помешательства присоединен. Сестра же его содержится при полиции».
Чиновник особых поручений прибалтийского генерал-губернатора граф Сологуб 24 июля 1860 г. за № 5 прислал кн. Суворову донесение, ходящее между раскольниками в тысяче списков. Я здесь приведу только некоторые места этого очень большого донесения:
1
«Принцип невмешательства во внутренние дела раскола, – пишет граф Сологуб, – существует собственно по имени, а на деле отступления от сего принципа повторяются беспрестанно. Высылка людей по этапам на увещание, запечатывание и разорение молелен, отбирание книг, икон и вещей, отлучение детей от родителей, жен от мужей, стариков от семейств, ссылка наставников, заключение их в тюрьмах – все эти случаи, имеющие свой источник в похвальном рвении к православию, но не подлежащие законности судебных приговоров, не подходят под правило невмешательства во внутренние дела раскольников. Справедливее было бы выразить, что принцип невмешательства соблюдается не для внутренних, а для внешних дел раскола».
2
«Что церковь лишает своего благословения отступников от православия, оно естественно и понятно, но чтоб мирская власть преследовала семейное начало, коим единственно может держаться гражданская жизнь, чтоб она не противодействовала явлениям внутреннего общественного и, следовательно, государственного разрушения, чтоб она добровольно лишала себя права водворить гражданский порядок там, где порядок церковный сделался пока невозможен, это объясняется только беспримерным самоотвержением, беспредельной преданностью церкви и, можно сказать, уверенностью, что семейное начало в русском народе так сильно, что, несмотря на возможность уклониться от него, ничто не истребит его совершенно.
В этом отношении смело утвердить следует, что первенство духовной власти, не достигая собственной цели, препятствует при совокупных действиях власти светской достигнуть цели возможной и тем впоследствии содействовать самой церкви».
3
«В 1834 году книги отобраны. Преосвященный Иринарх выразил правило, что следует теснить раскольников в самых обрядах богослужения, чтоб им дать почувствовать необходимость присоединения к единоверческой церкви. Вследствие того школа была уничтожена, две молельни закрыты, но третья оставлена. Рижские раскольники, не воспользовавшиеся в 1822 году правом скреплять законно свои браки, впоследствии сами о том многократно просили, но, несмотря на усиленное ходатайствование главного начальства, им было постоянно отказываемо.
Тут возникла явная несообразность. То, что сперва требовалось и потом запрещалось в Риге, гласно допускалось в Динабурге. Наставник тамошней часовни не только имел позволение совершать браки и записывать их в книгу, но выдавал брачные свидетельства, скрепленные местною полициею по предписанию губернского правления.
