Текст книги "Собрание сочинений Том 2"
Автор книги: Николай Лесков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 43 страниц)
Наконец, коснулся Лесков и главнейшей проблемы – положения народных масс, отношения крестьян к революционной пропаганде, к планам социалистического переустройства их жизни. Устами Розанова, в котором угадываются черты автора, высказываются мысли о якобы совершенном равнодушии народа к проповеди революционеров. В ответ на заверения «нигилистов» в близости крестьянской революции Розанов заявляет: «Я знаю одно, что такой революции не будет. Утверждаю, что она невозможна в России». Эти выводы находятся в полном соответствии с судьбой Богословского в рассказе «Овцебык» и более поздним изображением крестьянского «бунта» в романе «На ножах».
Положительная программа автора «Некуда» неясно определена в романе. Идеалы «постепеновца» в какой-то мере выражены в «здравом смысле» Розанова, в его полезной деятельности как врача; очевидно, эти же идеалы представлены и в «реформаторской» деятельности буржуазного дельца Маслянникова, о которой говорится в конце романа, однако эта концовка выглядит искусственной, не оправданной самим ходом повествования. Впоследствии писатель сам признал неясность положительной программы, которой он руководствовался, создавая «Некуда».
Таким образом, на страницах романа нашли весьма тенденциозное и искаженное отражение все наиболее существенные проблемы, волновавшие общество и литературу. Но мало этого: за многими изображенными событиями, фактами, лицами читатель угадывал конкретные исторические факты и события, действительных деятелей общественного движения. Портретное и вместе с тем памфлетно-карикатурное изображение ряда известных лиц особенно возмутило передовую общественность.
Знание изображаемой среды Лесков почерпнул из личного общения с этой средой, со многими прототипами романа; следует, однако, отметить, что близости к главнейшим представителям революционного движения 60-х годов (какими были прежде деятели из круга «Современника») у Лескова не было, не было у него и подлинного знания революционной среды. Это не могло не наложить своего отпечатка на роман.
После переезда в 1861 году в Петербург Лесков сближается с рядом литературных и общественных деятелей. Живя на квартире профессора И. В. Вернадского, он знакомится с А. И. Ничипоренко, одним из участников революционного движения 60-х годов; образ Ничипоренко в уродливом виде Лесков воспроизвел в «Некуда» под фамилией Пархоменко, а в очерке «Загадочный человек» – и под его собственным именем. Через Ничипоренко Лесков познакомился и близко сошелся с другим участником революционного движения – Артуром Бенни; поляк по происхождению, он, после знакомства с Герценом, приехал как английский подданный в Россию, чтобы активно включиться в нелегальную революционную работу, но действовал во многом неумело, стал жертвой несправедливых подозрений в связях с III отделением; высланный из России, он в конце концов погиб в Италии в одном из боев гарибальдийских войск с папской и французской армиями (О Бенни см. книгу С. А. Рейсера «Артур Бенни», М., 1933, и справку в «Литературном наследстве», т. 62, изд. АН СССР, М., 1955, стр. 23–24, в связи с публикацией его писем к Кельсиеву и Герцену; см. также очерк Лескова «Загадочный человек» и примечания к очерку в т. 3 настоящего издания). Черты биографии и облика Бенни легли в романе Лескова в основу образа Райнера, воссозданного писателем с несомненной симпатией. С неменьшей симпатией рисует Лесков и образ Лизы Бахаревой, ее искренний порыв к полезной деятельности, к жизни, одухотворенной высокими идеалами; в облике Лизы читатель угадывал черты M. H. Коптевой, одной из участниц Слепцовской коммуны. Следует, однако, отметить, что, создавая и образы «симпатичных» представителей демократического движения (Райнер, Лиза, Помада), Лесков отнюдь не поступался своими антидемократическими убеждениями, участие «хороших» людей в революции он рассматривал как их непоправимую трагическую ошибку.
Сотрудничая в либеральной газете «Русская речь» и бывая в Москве, Лесков познакомился с редактором газеты графиней Е. В. Салиас де Турнемир (писала под псевдонимом Евгении Тур) и с рядом сотрудников газеты; здесь же Лесков узнал писателей-демократов В. А. Слепцова и А. И. Левитова. Весь кружок сотрудников «Русской речи» Лесков затем в памфлетном виде изобразил на страницах «Некуда»: графиню Салиас он вывел в образе маркизы де Бараль, в сестрах Ярославцевых – «углекислых феях Чистых Прудов» – сестер Новосильцевых, две из которых были писательницами; а в образах Белоярцева и Завулонова дал карикатуру на Слепцова и Левитова.
Вместе с тем в художественную канву романа Лесков ввел и факты собственной биографии. Историю своего первого брака и разрыва с женою, Ольгой Васильевной, он воспроизвел в образах Розанова и Ольги Александровны, а прототипом Полиньки Калистратовой, несомненно, явилась Катерина Степановна Савицкая, ставшая в 1864 году близким другом, а потом и женою писателя.
Памфлетные портреты, нарисованные Лесковым, были восприняты общественностью как дешевое и недостойное глумление над хорошо известными лицами и вызвали взрыв негодования против автора «Некуда». Писателю пришлось выступать с оправданиями и объяснениями еще до того, как было закончено печатание романа. В № 12 «Библиотеки для чтения», в котором завершалась публикация произведения, было помещено «Объяснение» Лескова, в котором он сетовал на то, что критики «придрались к подысканному кем-то внешнемусходству некоторых лиц романа с лицами живыми из литературного мира, – и пошли писать». «Положительно утверждаю, – заявляет далее Лесков, – что во всем романе «Некуда» нет ни одного слова, вскрывающего неприкосновенность чьих бы то ни было семейных тайн. Все лица этого романа и все их действия есть чистый вымысел, а видимое их сходство (кому таковое представляется) не может никого ни обижать, ни компрометировать» (отд. XIII, стр. 2).
«Объяснение» писателя никого, однако, не убедило. Редакция «Библиотеки для чтения» снабдила «Объяснение» следующим примечанием: «Не имея права отказать автору, мы сообщаем его объяснение, хотя далеко не разделяем высказанных в нем мнений. Многочисленные намеки объяснения оставляем на полной ответственности автора» (отд. XIII, стр. 1). Д. И. Писарев, выступивший с резкой характеристикой романа в целом, дал такую оценку «Объяснению» автора «Некуда»: «Находя, вероятно, что он еще недостаточно уронил себя своим романом, г. Стебницкий пожелал еще довершить это дело особым «объяснением» (Д. И. Писарев. Сочинения в четырех томах, т. 3, Гослитиздат, М., 1956, стр. 259).
Лесков впоследствии сам признал неосновательность своего «Объяснения». Уже в очерке «Загадочный человек», написанном как биография Артура Бенни, как «истинное событие», многие факты и черты упоминаемых лиц повторяют изображенное в романе «Некуда». Еще позднее в своих письмах к разным лицам Лесков также говорит о документальности романа, объясняя и оправдывая это особенностями своего писательского метода. В «Авторском признании», составленном как «Открытое письмо к П. К. Щебальскому», Лесков в 1884 году писал: «У меня есть наблюдательность и, может быть, есть некоторая способность анализировать чувства и побуждения, но у меня мало фантазии. Я выдумываю тяжело и трудно, и потому я всегда нуждался в живых лицах, которые могли меня заинтересовать своим духовным содержанием. Они мною овладевали, и я старался воплощать их в рассказах, в основу которых тоже весьма часто клал действительное событие. Так почти написано все, а по преимуществу роман «Некуда»… Вы знаете и многим известно, что этот роман представляет многие действительные события, имевшие в свое время место в некоторых московских и петербургских кружках» («Шестидесятые годы», стр. 344–345). Ценное для понимания позиции автора признание содержится и в письме Лескова к И. С. Аксакову от 9 декабря 1881 года: «Некуда» частию есть исторический памфлет. Это его недостаток, но и его достоинство, – как о нем негде писано: «он сохранил на память потомству истинные картины нелепейшего движения, которые непременно ускользнули бы от историка, и историк непременно обратится к этому роману…В «Некуда» есть пророчества, все целиком исполнившиеся. Вина моя вся в том, что описал слишком близко действительность да вывел на сцену Сальясихин кружок «углекислых фей» (цитируется по книге: А. Лесков. Жизнь Николая Лескова, стр. 180).
Таковы в общих чертах биографические и исторические истоки романа «Некуда». Все сказанное (см. также ниже реальный комментарий к роману), конечно, не означает, что Лесков лишь «фотографически» воспроизводил действительность (хотя подобные определения есть в высказываниях самого писателя): создавая портреты известных ему деятелей, Лесков, как мы видели, часто давал волю тенденциозному обобщению, необоснованному вымыслу и преувеличениям, продиктованным общественно-политической ориентацией и личной неприязнью писателя к изображаемым деятелям.
Роман «Некуда» вызвал многочисленные отклики уже при своем появлении. Они были в основном отрицательными. Возмущение передового общества портретно-карикатурным романом было столь единодушно, что, как мы видели, даже орган, в котором роман появился, не осмелился выступить в защиту писателя. В обстановке наступления политической и литературной реакции (напомним, что в 1864 году был осужден и отправлен на каторгу Чернышевский, в Петропавловской крепости находился Писарев, польское восстание было потоплено в крови, подавлены крестьянские волнения) нужно было решительно осудить реакционную политическую тенденцию романа Лескова. Это и сделала революционно-демократическая печать. Впоследствии, в 1869 году, Салтыков-Щедрин указывал, что «даже из людей, сочувствующих г-ну Стебницкому и вполне разделяющих его мнения, ни один не решился вступиться за него печатно и заявить свою солидарность с автором романа «Некуда» (Н. Щедрин (M. E. Салтыков). Полное собрание сочинений, т. 8, М., 1937, стр. 365).
Еще до окончания публикации романа «Русское слово» поместило статью В. Зайцева «Перлы и адаманты русской журналистики», в которой давалась оценка различных реакционных явлений в литературе. Коснулся критик и романа «Некуда». Ставя его в связь с другими антинигилистическими романами, он писал: «Изумление читателя вот уже второй год постоянно возрастает. При «Взбаламученном море» казалось, что гаже уже нельзя будет выдумать. Вышло «Марево». Но в «Мареве» даже гадость имеет хотя какое-нибудь прикрытие: берутся небывалые личности, которые автор усиливается, возвести в типы. А тут вдруг является чудище, которое уж совершенно со всякого толка сбивает; читаешь и не веришь глазам, просто зги не видно. В сущности это просто плохо подслушанные сплетни, перенесенные в литературу» («Русское слово», 1864, № 6, стр. 48). Подыскивая сравнения и аналогии к роману «Некуда», Зайцев там же писал: «Что такое этот роман – это уж и сказать невозможно, и единственное уподобление, какое можно сделать ему, это статьи немецких таинственных газет и журналов вроде «Baierischer Polizei Anzeiger» или «Deutsches Geheim Polizei Centralblatt». Разница только в том, что «Некуда» не сопровождается фотографическими снимками» (там же, стр. 47).
Намек на полицейский, доносительный характер произведения был, конечно, особенно тяжел для автора «Некуда». Против этого пришлось всю жизнь оправдываться писателю. Безусловно, лично Лесков неповинен в связях с III отделением – о подобных обвинениях он всегда говорил с негодованием, – но объективный смысл его портретных зарисовок в обстановке наступления реакции на демократические силы не мог не возмущать передовую печать. Резкость ее суждений была вполне оправдана. С оценкой «Русского слова» солидаризировался и «Современник», выступивший с осуждением «Некуда» также еще до окончания его печатания. С особенно суровой критикой романа Лескова выступил Писарев. В статье «Сердитое бессилие», помещенной в февральском номере «Русского слова» за 1865 год он дал уничтожающую оценку романа Клюшникова «Марево», опубликованного в «Русском вестнике» в 1864 году. В следующем номере «Русского слова» появилась статья Писарева «Прогулка по садам российской словесности», в которой критик вынес приговор и роману «Некуда», поставив его в один ряд с «Взбаламученным морем» и «Маревом». Определяя политическую и общественную позицию создателей этих произведений и отношение к ним демократического лагеря, Писарев решительно заявил: «На таких джентльменов, как гг. Писемский, Клюшников и Стебницкий, все здравомыслящие люди смотрят как на людей отпетых. С ними не рассуждают о направлениях; их обходят в тою осторожностью, с какою благоразумный путник обходит очень топкое болото» (Д. И. Писарев. Сочинения, т. 3, стр. 260). Оценку «Некуда» и его автора Писарев закончил словами: «Меня очень интересуют следующие два вопроса: 1) Найдется ли теперь в России – кроме «Русского вестника» – хоть один журнал, который осмелился бы напечатать на своих страницах что-нибудь выходящее из-под пера г. Стебницкого и подписанное его фамилиею? 2) Найдется ли в России хоть один честный писатель, который будет настолько неосторожен и равнодушен к своей репутации, что согласится работать в журнале, украшающем себя повестями и романами г. Стебницкого?» (там же, стр. 262–263). От этого страшного удара, нанесенного рукой узника Петропавловской крепости, Лесков долго не мог оправиться; оценка Писарева на многие годы определила его политическую репутацию.
С оценкой «Некуда» выступили позднее и «Отечественные записки». M. E. Салтыков-Щедрин в рецензии на «Повести, очерки и рассказы М. Стебницкого», вышедшие в свет в 1868–1869 годах, писал о пагубной роли романа «Некуда» в творческой биографии Лескова: «Это произведение пера г-на Стебницкого имело для него самого роковое и почти трагическое значение: по милости этого романа, литературная репутация его сразу была составлена, известность упрочена и судьба его, как писателя, тут же решена была навеки» (Н. Щедрин (M. E. Салтыков). Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 364). Касаясь критических отзывов о романе, Щедрин говорил: «Тотчас же по выходе в свет он возбудил в публике междоусобие: одни стали говорить, что роман списан с натуры и что поэтому он имеет громадное обличительное значение; другие же утверждали, что это вовсе и не роман, а просто сбор разных сплетен, следовательно, он и значения никакого иметь не может… и впоследствии – литературная критика относилась к роману «Некуда» совершенно безучастно и ни разу не удостоила его разбора, которого, повидимому, следовало ожидать, судя по впечатлению, произведенному романом» (там же, стр. 364–365). Салтыков-Щедрин далее разъясняет причины отсутствия подлинной критики романа: «Но этого мало, что критики не было; ее и не могло быть; а не могло быть потому, что изделие г-на Стебницкого, известное в продаже под названием «Некуда», никогда не было литературным произведением;стало быть, и относиться к нему, как к настоящему роману, не только не было надобности, но даже и не было никакой возможности» (там же, стр. 365). Очевидно, что этим отзывом Салтыков-Щедрин присоединился к суждениям, высказанным в свое время на страницах «Русского слова» и «Современника».
Оценки революционно-демократической печати определили не только литературную, но и общественную репутацию писателя после появления «Некуда». Уже в поздние годы Лесков с горечью вспоминал: «При моем появлении в обществе люди брали шапки и уходили вон; в ресторанах нарочно при мне ругали автора «Некуда»… (А. И. Фаресов. Против течений. Н. С. Лесков. Его жизнь, сочинения, полемика и воспоминания о нем. СПб., 1904, стр. 60).
Как реагировал писатель на столь острую критику своего произведения? Выше уже говорилось о его «Объяснении» на страницах «Библиотеки для чтения». Воинствующим и непримиримым было его отношение к революционно-демократическому направлению и в ближайшие годы. «Призрак нигилизма», по выражению Салтыкова-Щедрина, не давал покоя Лескову, и великий сатирик с сарказмом высмеивал его в рецензии на «Повести, очерки и рассказы». Кульминационным пунктом долголетней войны Лескова с «нигилистами» явился роман «На ножах». Приход автора «Некуда» в «Русский вестник», предугаданный Писаревым, был закономерен.
Однако последующие глубокие раздумья писателя над современностью привели не только к разрыву с Катковым, но и к переоценке всей своей общественно-литературной позиции 60-х и начала 70-х годов. Лесков до конца своих дней остался далеким от солидарности с революционно-демократической идеологией, но критическое отношение к существующему порядку, позиция правдивого художника-реалиста были глубоко отличными от тех реакционных убеждений, которые он воинственно защищал на первом этапе своего творчества. В ряде своих писем и печатных заявлений Лесков признает (правда, с оговорками) ошибочность романа «Некуда», а тем самым и последующих антидемократических выступлений; вместе с тем он стремится выделить то ценное и правдивое, что содержалось в первом романе. Уже в 1871 году в цитировавшейся нами подарочной записи к роману Лесков заявлял: «Роман этот носит в себе все знаки спешности и неумелости моей». Но тут же говорится: «Я его признаю честнейшим делом моей жизни, но успех его отношу не к искусству моему, а к верности понятия времени и людей «комической эпохи». Покойный Аполлон Григорьев, впрочем, восхищался тремя лицами: 1) игуменьей Агнией, 2) стариком Бахаревым и 3) студентом Помадой. Шелгунов и Цебрикова восхваляют до днесь Лизу, говоря, что я, «желая унизить этот тип, не унизил его и одиннаписал «новую женщину» лучше друзей этого направления». По истине я никогда не хотел ее унижать, а писал только правду дня…»(«Шестидесятые годы», стр. 354). В «Авторском признании» 1884 года Лесков говорит о «Некуда»: «Я терпел самые тяжелые укоризны именно за то, что списалто, что было, и потом это же самое вменено мне в «тенденциозность», которою попрекают меня и доселе. Тенденция от французского tendance или от латинского tendere значит тянуть, стремиться, иметь склонность, направление. К чему же я тянулв «Некуда»… Я ни к чему не тянул. Я только или описывал виденное и слышанное, или же развивал характеры, взятые из действительности. Я даже действовал во вред той тенденции, которую мне приписывают…» (там же, стр. 345). Далее писатель говорит об образе Райнера-Бенни, справедливо отмечая в нем положительные черты. Однако автор пока что ничего не заявляет по поводу других лиц романа, изображенных явно искаженно. Лишь в письме 1891 года к М. А. Протопопову (по поводу статьи последнего о творчестве Лескова «Больной талант») говорится об определенных заблуждениях писателя в период создания «Некуда». Заявляя о своем расхождении с Катковым, Лесков приводит его слова о себе: «Он совсем не наш». Он был прав, но я не знал: чей я?.. Я блуждал и воротился, и. стал сам собою, – тем, что я есмь». Образ Белоярцева Лесков также признал «ошибкой», но «не злобой» (там же, стр. 381). Оценивая статью Протопопова, тогда же в письме к Гольцеву Лесков говорил: «Лет 15–20 назад многие его замечания помогли бы мне избежать множества ошибок, о которых я, конечно, сожалею» (там же, стр. 382).
В этом признании ошибочности своих позиций периода создания антинигилистических романов – сила писателя, сумевшего, несмотря на свой «трудный рост» (его собственное выражение), подняться до больших вершин реалистического искусства.
Уже на новом этапе развития русской литературы М. Горький, как бы подводя итог затянувшимся спорам о значении творчества Лескова, выступил с глубокой и многосторонней оценкой его сложного и противоречивого наследия. Высказался Горький и по поводу романа «Некуда». Рассматривая его в ряду других произведений, направленных против революционной демократии, Горький, выясняет идейные побуждения их авторов и приходит к выводу, что к оценке этих побуждений следует подходить исторически, вскрывая социальную обусловленность ошибок и заблуждений писателей. В статье «Разрушение личности» (1909) Горький писал: «Возьмем, такие произведения старой литературы, как «Бесы», «Взбаламученное море», «Обрыв», «Новь» и «Дым», «Некуда» и «На ножах»; мы увидим в этих книгах совершенно открытое, пылкое и сильное чувство ненависти к тому типу, который другая литературная группа пыталась очертить в образах Рахметова, Рябинина, Стожарова, Светлова и т. п. Чем вызвано это чувство ненависти? Несомненно, тревогою людей, у которых более или менее прочно и стройно сложились свои взгляды на историю России, которые имели свой план работы над развитием ее культуры, и – у нас нет причин отрицать это – люди искренно верили, что иным путем их страна не может идти» (М. Горький. Собрание сочинений в тридцати томах, т. 24, М., 1953, стр. 61–62).
Эта оценка отнюдь не означала «терпимости», «всепрощения» Горького к деятелям прошлой литературы. Во вступительной статье к сочинениям Лескова Горький, высоко ценя творчество писателя в целом, дал четкую и суровую оценку его антинигилистических романов. О первом из них Горький говорит, что Лесков «дал – к сожалению – волю чувству мести, написав книгу «Некуда» – нечто вроде хроники «на злобу дня». В этой книге интеллигенция шестидесятых годов была изображена довольно злостно и, между прочим, некрасиво описан умный и талантливый писатель В. А. Слепцов… «Некуда» – книга, прежде всего, плохо написанная, в ней всюду чувствуется, что автор слишком мало знает людей, о которых говорит. Задача книги – обличение «нигилизма» (там же, стр. 229). Анализируя отношение Лескова к демократам-разночинцам, Горький заявляет: «Видя в «новых» людях все, что они несли от прошлого, он просмотрел в них ценное для будущего. В романе «Некуда» почти все люди – злые или смешные уродцы, они оторваны от действительности, бессильны, болтливы, хвастливы, и всем им «некуда» идти» (там же, стр. 230). В то же время в этом романе Горький выделял образ Райнера: «Лесков окружил Райнера сиянием благородства и почти святости…» (там же, стр. 230). Точно так же он ценил образ «нигилистки» Ванскок в романе «На ножах», хотя в целом это произведение считал еще более реакционным и неизмеримо более слабым в художественном отношении, чем «Некуда».
Суждения Горького помогают определить наше сегодняшнее отношение к творчеству Лескова. Советского читателя не могут ввести в заблуждение реакционные тенденции романа «Некуда». Но он с интересом остановится на этом произведении как на ярком документе острой политической и литературной борьбы 60-х годов; роман важен также как этап в творческом и идейном развитии писателя, без учета этого этапа нельзя понять весь сложный путь Лескова в литературе; современный читатель, наконец, сумеет выделить и по достоинству оценить те картины и образы романа, в которых сказался правдивый и сильный художник русского слова, писатель-реалист, каким был Лесков в своих лучших повестях, рассказах, очерках. К таким образам и картинам в романе «Некуда», несомненно, следует отнести изображение провинциальной помещичьей и чиновничьей жизни в первой части произведения, затем зарисовки Москвы, описания событий европейской революционной истории, трагический эпизод в Беловежской пуще, образы Райнера, Лизы Бахаревой и всей ее семьи, Помады. Все это дает полное основание на внимание к роману «Некуда» и в наше время; роман знакомит читателя со сложной, противоречивой, но преисполненной глубокой занимательности и драматизма страницей из творческой биографии Лескова.
В настоящем издании роман печатается по тексту собрания сочинений 1889 года с исправлением опечаток, пропусков и другого рода искажений по предыдущим публикациям.
(И не надо объяснять, что я хочу слышать, что увидеть) – цитата из стихотворения Адама Мицкевича «Два слова» (1825). В нем поэт ласково просит возлюбленную произнести: «Люблю тебя», что бы эти слова он смог увидеть в ее глазах.
«…Это окончание, – писал Белинский, – принадлежит самому переводчику, но его и сам Шекспир принял бы, забывшись, за свое…» (В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. II, изд. АН СССР, 1953, стр. 432).
