Текст книги "Воевали мы честно (История 31-го Отдельного Гвардейского тяжелого танкового полка прорыва. 1942-1945)"

Автор книги: Николай Колбасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

В ОСТРОВЕ

И вот мы в Острове. Вернее, не в самом городе, а в стороне от него, в военном городке. Он разместился на высоком холме. В нем было много трех– и четырехэтажных домов. Городок был построен до войны. Здесь стояла кавалерия. Ходили слухи, что за то, что военный городок, как на ладони, просматривался из соседней Латвии, инициаторов строительства расстреляли.

В той части городка, где находились мы, было много разрушений. Все стекла в домах были побиты. На окраине стоял покалеченный войной Дом офицеров.

Мы поселились в полуразрушенных казармах и сразу же превратились в строителей. Надо было спешить – близилась зима. Кирпичами заделывали пробоины в стенах. Заложили часть оконных проемов. Не хватало стекла. Кроватей вообще не было. Вместо них сколотили нары. Скоро в казармах стало возможно нормально жить.

В другой части городка находились дома офицеров и их семей. Во время войны они пострадали меньше. За казармами тянулись низкие длинные строения. Это были старые конюшни. Их переоборудовали в боксы для танков.

Сам Остров – небольшой городишко, больше похожий на деревню. Город и военный городок расположены на реке Великой, по разные стороны от железной дороги, ведущей из Пскова в Латвию. Река Великая на самом деле здесь не велика и не глубока. Ниже по течению, во Пскове, она гораздо шире.

Нас замучили строевыми занятиями. Шла подготовка к параду Победы. В Черехе, поселке возле Пскова, устроили строевой смотр. Отбирали представителей, которые поедут в Москву на парад.

Началась послевоенная реконструкция армии. Наш 31-й Отдельный гвардейский Красносельский Краснознаменный орденов Суворова и Александра Невского тяжелый танковый полк прорыва переформировали в батальон. Был создан новый 90-й танковый полк. В него вошли два танковых батальона, батарея тяжелых самоходок, батальон автоматчиков, саперы и другие вспомогательные подразделения. Полк вошел в Тацинскую танковую дивизию, преобразованную из знаменитого корпуса. Наш полк размещался в Острове, а остальные части вместе со штабом стояли во Пскове.

Поступил приказ о награждении капитана Тимофеева и лейтенанта Никифорова орденом Красной Звезды. Так было отмечено их участие в Великой Отечественной войне. Несколько дней спустя Тимофеев был переведен в другую часть. Начальником связи стал капитан Полонский.

Зимой батальоны по очереди выезжали из Острова в зимний лагерь, находившийся в районе станции Черской, на полпути к Пскову. Здесь весной 1944-го года мы вели бои за выход к реке Великой. Чтобы не забывать фронтовую обстановку, нас поселили в землянках. Много ходили на лыжах. По окончании занятий нас с Индюковым оставили охранять землянки. Квартировали мы в ближайшей к лагерю деревне. Кроме нас в доме жили старики-хозяева, дочка с мужем и мальчик трех лет. Сухой паек отдавали хозяйке, и она нас замечательно кормила. Через месяц батальон опять вернулся в лагерь. После недельных занятий возвратились в Остров.

Наконец появилась возможность заняться своими зубами. На фронте было не до них. Как-то в Курляндии мы оказались рядом с госпиталем, где был зубной врач. Записались на прием, но в назначенный день пошли в наступление, и о лечении пришлось забыть. В войну особенно некогда было об этом думать. Там легко можно было и голову потерять. Приходилось пить ледяную воду, грызть мороженый хлеб. В общем, зубы были в плачевном состоянии. Зубным врачом в Острове работала молодая, лет двадцати трех, женщина. Практика у нее была огромная. Через ее руки каждый день проходили десятки военных. Первый раз, осмотрев меня, она ахнула: «Да, придется поработать!». Лишь месяца через три я закончил лечение. И до сих пор с благодарностью вспоминаю врачей, лечивших меня.

В апреле 1946 года я получил отпуск. Побыв десять дней дома, вернулся в часть. Мать к этому времени ослепла. Сказалось повышенное давление. Она слишком сильно переживала за меня, а теперь еще и за брата Михаила. Дела у Миши были совсем плохи. Он долго лежал в больнице. Легкие у него разваливались, да и питание при его болезни было совсем никудышное. Как раз в это время у нас находилась сестра мамы, тетя Настя. Решили отправить Мишу к ней в деревню. Попытаться сбить болезнь чистым воздухом и усиленным питанием. Поначалу в деревне Мише стало лучше. Но через две недели пришла телеграмма – Михаил умер. Начальство пошло мне навстречу и выдало неделю отпуска для поездки на похороны. Умер Миша в деревне Большие Старики. Деревня находилась недалеко от Острова. На попутных машинах доехал до Новоржева. Там заночевал в доме колхозника. Дорога проходила через Пушкинские Горы, рядом со стеной Святогорского монастыря. Утром добрался до станции Сущево. Сел на товарный поезд. Когда проезжали Ашевский подъем, поезд замедлил ход, и напротив деревни я на ходу спрыгнул. Почти вся деревня была уничтожена. Люди жили в землянках. С помощью детишек нашел землянку, где жили тетя Настя и тетя Феня. Выяснилось, что я опоздал. Похороны состоялись накануне. Здесь же я узнал и о другом горе. За неделю до этого в Ленинграде похоронили мою мать.

Утром мы с отцом сходили на могилу Миши. Похоронили его на кладбище в Добрывичах. Хотя документы у меня были только до деревни, решил съездить с отцом в Ленинград. Наутро были уже в городе. Посетив могилу матери, я вернулся в полк. И хотя из отпуска немного опоздал, но командование учло обстоятельства, и никаких санкций не последовало.

Шел 1946-й год. Летом разразилась сильная засуха. В стране начался голод. Нам тоже не хватало еды. Осенью мы стали делать набеги на колхозные поля. Накопав картошки, уходили в кусты за складом ГСМ. У всех экипажей были ведра. На кострах варили картошку и без хлеба, а часто и без соли ели ее. Съев ведро картошки на четверых, шли на обед и там съедали все, что давали, и все равно было мало. На базаре, около Дома офицеров, который восстанавливали пленные немцы, прикупали хлеб со шпиком. Такой бутерброд у местных жителей стоил десять рублей, деньги по тем временам немалые.

Наступила зима. Приближалось время демобилизации. Вернулся на учебу в техникум Николай Индюков. В институт на занятия уехал радиомастер Виктор Ермолинский. Демобилизовались Михаил Васенин и Василий Трутнев. У нас с Андреем Климовым тоже были приготовлены самодельные чемоданы. Хранились они в радиоклассе. Там мы были полными хозяевами.

Демобилизовался Борис Шанглер. Всю войну он был заведующим полковым продовольственным складом. Сколько к нему приходило проверочных комиссий, и всегда на складе все было в ажуре. Ну на фронте все было проще. Когда в Острове мы влились в новый полк, Шанглер стал заведующим объединенным складом. И опять у него был полный порядок. Иногда, находясь в наряде по кухне, приходилось наблюдать за работой Бориса. Жены офицеров получали пайки. «Боря, дай другой кусок мяса – здесь большая кость», – «Пожалуйста». Борис никому не отказывал. На часах семь часов вечера. Пора заканчивать работу, а в очереди еще несколько человек. Он задержится, но всех отпустит. И вот Шанглер закончил службу и уехал в Ленинград. Устроился в ресторан, и там тоже дела у него шли прекрасно.

После Шанглера у нас сменилось несколько кладовщиков. Кого-то выгоняли за грубость, кого-то за воровство. Искали, кого же поставить. Вспомнили, что в батальоне есть писарь техчасти, молодой грамотный парень Толя Сатин. Отчетность у Толи всегда была в порядке. Раньше Сатин воевал на танке. Был ранен в голову. На лбу у него не было кусочка кости, и было видно, как кожа в этом месте дышит, пульсирует. Начальство решило, что лучшего завскладом не найти. Мы были рады за Толю. Спали мы с ним на одних нарах и надеялись, что в это голодное время и нам кое-что перепадет.

На новом месте Сатин освоился быстро. Через неделю у него были уже новые друзья, старшины батальонов. Никогда не пивший, он стал выпивать. Скромнейший тихий парень пошел в самоволки. Ровно в семь он заканчивал работу, даже если оставалось обслужить только одного человека.

Первая ревизия обнаружила недостачу нескольких килограммов сахара и крупы. Сатина предупредили. Новая ревизия вскрыла еще большую недостачу продуктов. Кроме того, не хватило тонны муки, из которой в местной пекарне пекли хлеб для гарнизона. Сатина арестовали. Более двух месяцев его держали на гарнизонной гауптвахте. Я как помощник командира взвода часто ходил в наряд помощником начальника караула. Толя передавал мне записки старшинам, с просьбой, чтобы те подкормили его. Но они не особенно охотно откликались на его просьбы. Мне же пришлось вместе с конвоиром сопровождать Толю в тюрьму города Остров. Сатин был еще под следствием, но содержать его на гауптвахте мы уже не имели права. В тюрьме мы простились. Так вместо демобилизации Толя попал в заключение. Уже в Ленинграде я узнал, что Сатина судили и дали ему три года.

Начальником штаба 90-го танкового полка был полковник Четин. Во время войны он был начальником штаба БТМВ 67-й армии. Кряжистый, физически крепкий мужчина. Перед обедом у нас иногда устраивали своеобразный экзамен по физподготовке. Перед столовой устанавливался гимнастический козел. Тех, кто перепрыгивал через него, пускали в столовую, а остальных гоняли до тех пор, пока они не умудрялись хотя бы переползти через козла. Как-то эту картину увидел полковник. Покачал головой: «Эх, молодежь». Разбежавшись, он легко и красиво перелетел через снаряд. Другой раз Четин проходил мимо турника, на котором мучились солдаты, пытаясь подтянуться. У нас в казарме тоже был установлен турник, и мы каждую свободную минуту старались позаниматься на нем. Посмотрев на страдальцев, полковник подошел к перекладине и сказал: «Смотрите, как надо работать». Глядя на его массивную, килограммов за сто фигуру, казалось, что он и подтянуться не сможет. А он легко, даже изящно, прокрутил «солнце». Правда, перекладина при этом так скрипела и прогибалась, что вот-вот могла развалиться.

Случилось так, что полковник Четин в штабе полка ударил нашего командира взвода Никифорова. Ударил за то, что тот, будучи дежурным по штабу, не вызвал ему вовремя автомашину. Никифоров написал жалобу. Ей дали ход. Из Москвы, чуть ли не от Сталина, пришло указание назначить полковника комендантом какой-то небольшой станции возле Читы. Я ехал в Ленинград в командировку. Мы оказались в одном купе с Четиным. До Пскова ехали вместе. Он был с женой и взрослой дочерью. Женщины, чувствовалось, переживали. Полковник их успокаивал, рассказывал, как чудесно они там будут жить, какая там прекрасная охота и как будут ходить за грибами и ягодами.

ДЕМОБИЛИЗАЦИЯ

Последние дни перед демобилизацией тянулись очень нудно. Мы болтались, ничего не делая.

26 февраля 1947 года меня демобилизовали. Я с группой ленинградцев получил документы, и мы поспешили на поезд до Пскова. Во Пскове пришлось долго ждать поезд на Ленинград. Наконец все уселись в один вагон. Брать его пришлось штурмом. Заняли несколько купе в общем вагоне и улеглись спать.

Чемодан я пристроил под голову и часто просыпался, проверяя, цел ли он. На станции Струги Красные в вагоне возник шум. Прошла группа военных из местного гарнизона. Когда мы проверяли свои вещи, оказалось, что у одного парня с Малой Охты пропали сапоги. Он был маленького роста, и сапоги были маленькие, с верхами из брезента. Начищенные, они смотрелись как хромовые. Когда приехали на Варшавский вокзал, парня, с обмотанными портянками ногами, отвели в зал ожидания. Я поехал к нему домой. Его родные перепугались, решив, что с их сыном случилось что-то страшное. Успокоив родственников, я взял какую-то обувку и отвез товарищу.

Так закончилась моя военная служба. Как-то раз, спустя лет двадцать после войны, заехал ко мне в гости Виктор Ермолинский. Мне понравились его слова. Вспоминая наш взвод, он сказал: «Воевали мы честно. Трусов среди нас не было».

И сейчас, отмечая 71-ю годовщину Победы, я могу с чистой совестью сказать: хотя война и не лучшее занятие для людей, все же я горжусь, что участвовал в Великой Отечественной войне, и рад, что смог что-то сделать для Победы, для своей страны.

ЭПИЛОГ

Отдохнув около месяца после демобилизации, в марте 1947 года я устроился в только что созданный Научно-исследовательский институт по радионавигационной технике (НИИ-33). Впоследствии институт был переименован во Всесоюзный, а сегодня это Всероссийский научно-исследовательский институт радиоаппаратуры (АО «ВНИИРА»). Работал монтажником высшей категории. Институт разрабатывал и изготавливал приборы и радиоаппаратуру военного назначения.

Во время отпуска я старался отдохнуть на море. По туристической путевке прошел по Военно-Грузинской, а потом по Военно-Осетинской дороге.

В августе 1959 года, отдыхая на Черном море под Адлером, познакомился с девушкой Тоней. Она была москвичкой. Между нами завязалась переписка. В декабре мы поженились.

В августе 1960 года у нас родился сын. В честь своего погибшего фронтового друга Владимира Трунова я назвал сына Володей.

Учась в школе, я не был ни октябренком, ни пионером. Мне часто предлагали вступить сначала в комсомол, потом в партию, но я отказывался. Всегда старался трудиться на пользу Родины и считал себя, как называл таких людей Сталин, беспартийным большевиком.

В сентябре 1960 года наша семья получила новую прекрасную однокомнатную квартиру, и мы переехали из темного, сырого полуподвала на 24-й линии Васильевского острова в только что построенный дом на Гаванской улице.

В 1969 году на работе давали садоводческие участки. Я получил участок в районе Кировска. Это были места, где в сорок третьем наш полк вел тяжелейшие бои. В трех километрах от садоводства – Синявинская высота, чуть дальше – 8-я ГЭС, уничтоженные деревни Арбузово и Анненское, речка Мойка. Война и здесь не переставала напоминать о себе. На нашем участке во время войны была немецкая артиллерийская позиция. Посередине участка – большая бомбовая воронка, вокруг – окопы. Первое время, вскапывая грядки, часто находили неразорвавшиеся снаряды, гильзы от немецкой гаубицы, мины, патроны. Однажды я выкорчевывал березу. Перерубая корни, ударил топором по боеголовке, лежавшего в земле немецкого 105-мм снаряда. Хорошо, что снаряд находился в сгнившем ящике-переноске и на боеголовке был металлический предохранительный колпак. Топор прорубил колпак и остановился в нескольких миллиметрах от боеголовки. Пришлось вызывать саперов.

В 1982 году наш институт принимал активное участие в создании космического корабля «Буран». За эту большую и ответственную работу наш институт получил орден Трудового Красного Знамени. Награждены были и многие сотрудники. Я получил орден «Знак Почёта». В марте 1985 года мне было присвоено звание ветерана труда, а в апреле, как и всем ветеранам, вручен орден Отечественной войны.

В январе 1986 года за хорошую работу и к сорокалетию Победы из директорского фонда института мне выделили новую двухкомнатную квартиру на Новосмоленской набережной.

В 1988 году вышел на пенсию. Надо сказать, в институте ВНИИРА не забывают своих ветеранов. Каждый год в День Победы нас приглашают на праздник, сердечно поздравляют и вручают подарки. За что им большое спасибо.

Все свое свободное время мы с женой проводим на даче в Синявино. Работаем в огороде. Выращиваем огурцы, помидоры, морковку – делаем заготовки овощей на зиму. Трудимся с весны до осени, хотя сейчас, когда мне 92 года, а жене 86 лет, мы уже не снимаем таких больших урожаев, как в былые годы.

Сын окончил Академию художеств. Стал художником. У него два сына, наши внуки, Григорий и Сергей.

В 1990 году по просьбе сына для внуков решил записать свои воспоминания о войне. Я писал все так, как было, без прикрас, и не предполагал, что эти истории когда-нибудь будут изданы. Большое спасибо всем, кто проявил интерес к моим записям и принял участие в работе по изданию книги. Буду очень рад, если мои воспоминания, рассказывающие о предвоенной жизни, о войне и блокаде, о славном боевом пути 31-го Отдельного гвардейского тяжело-танкового полка прорыва будут вам интересны и полезны.

Сокращения

ОГТПП – Отдельный Гвардейский тяжелый танковый полк прорыва.

ДЗОТ – деревоземляная огневая точка.

ДОТ – долговременная огневая точка.

КПП – контрольно-пропускной пункт.

КП – командный пункт.

БА – бронеавтомобиль.

Танк КВ – тяжелый танк «Климент Ворошилов».

Танк ИС – тяжелый танк «Иосиф Сталин».

СУ-122 – средняя самоходно-артиллерийская установка калибра 122 мм.

СУ-152 – тяжелая самоходно-артиллерийская установка калибра 152 мм.

«Фердинанд» – немецкая тяжелая самоходно-артиллерийская установка.

Машина ЗИС – машина, собранная на заводе им. Иосифа Сталина.

Паровоз ФД – паровоз «Феликс Дзержинский».

Смерш – смерть шпионам – военная контрразведка СССР.

Особый отдел – представительство отдела военной контрразведки.

Штаб БТМВ – штаб бронетанковых и механизированных войск.

Фотоиллюстрации

1 Обложка журнала боевых действий 31-го ОГТПП на период с февраля по сентябрь 1943 г.

2 Разведданные о местности в районе предстоящего боя. Арбузово-Анненская операция. Июль-август 1943 г.

3 Таблица сигналов на взаимодействие. Арбузово-Анненская операция. Июль-август 1943 г.

4—5 Отчет командира 31-го ОГТПП гвардии подполковника Семёркина С.Ф. о боевых действиях полка в период Арбузово-Анненской операции. Июль-август 1943 г.

6—7 Отчет командира 31-го ОГТПП гвардии майора Примаченко П.Д. о ходе боевых действий полка в период наступления на Пулково и Воронью гору в Красном Селе. Январь 1944 г.

8—9 Выборгская наступательная операция. Отчет командира 31-го ОГТПП гвардии майора Примаченко П.Д. (лист 1–2) за период с 10 по 22 июня 1944 г.

10—11 Выборгская наступательная операция. Отчет командира 31-го ОГТПП гвардии майора Примаченко П.Д. (лист 3–4) за период с 10 по 22 июня 1944 г.

12—13 Выборгская наступательная операция. Отчет командира 31-го ОГТПП гвардии майора Примаченко П.Д. (лист 5–6) за период с 10 по 22 июня 1944 г.

14—15 Выборгская наступательная операция. Отчет командира 31-го ОГТПП гвардии майора Примаченко П.Д. (лист 7–8) за период с 10 по 22 июня 1944 г.

16 Схема боевых действий 31-го ОГТПП на период Красноборской операции. Март 1943 г.

17 Схема расположения подбитых танков на период Красноборской операции. Март 1943 г.

18 Схема боевого порядка 31-го ОГТПП. Совхоз Терпилицы. Май 1944 г.

19 Схема управления в наступлении 31-го ОГТПП. Август 1944 г.

20 Схема боевого пути 31-го Отдельного Гвардейского Красносельского Краснознаменного орденов Суворова и Александра Невского тяжелого танкового полка прорыва с января 1942 по май 1945 г.

Автор выражает признательность всем, кто принимал участие в работе над этой книгой.

Особая благодарность: директору Военно-исторического центра Карельского перешейка Баиру Иринчееву, редактору Анне Успенской, создателю верстки и макета Ирине Шолковой, внуку командира ремонтного взвода 31-го танкового полка Сергею Шутикову, а также сотрудникам Центрального государственного архива кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга.

* * *

В книге использованы фотографии из личного архива Н. П. Колбасова и фотографии, предоставленные Центральным государственным архивом кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга.

Авторы фотографий ЦГАКФФД СПб, военные фотокорреспонденты: Уткин, Чертов, Кудояров, Лосев, Мазенев, Сучатов, Трахтенберг, Трахман, Тарасевич, Спиридонов.

РИС. 22–23.