Текст книги "Мы умирали по воле режиссёров"

Автор книги: Николай Ващилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Дорогой на Берлин

Снимались мы не часто и не долго – по три-четыре дня. Гораздо труднее было потом получить деньги в кассе. Их выплачивали в конце месяца и вся многосотенная массовка со всех кинокартин собиралась на Ленфильме и выстаивала в многочасовых очередях. Очереди советские люди очень любили. Они олицетворяли для них порядок и справедливость. Стоя в такой очереди за двадцатью рублями, я вспоминал, как чудом не был раздавлен танком во время съёмки штурма тюрьмы советскими войсками в фильме Михаила Ершова «На пути в Берлин». Массарский привёл нас на съёмочную площадку, показался режиссёру и, как всегда, свалил по своим делам. А дел у него было много. Он работал старшим тренером по самбо ЛОС ДСО «Труд», инструктором физкультуры в театрах Ленинграда и на Ленфильме, организовывал людей для спортивно-трюковых съёмок, проектировал боксы для подводных съёмок в свободное время и просто фигурировал в обществе. Режиссёр Ершов подозвал нас с Володей Кодинцевым и попросил в сцене штурма тюрьмы пробежать впереди несущегося танка за молодым командиром, которого играл актёр Гелий Сысоев, взбежать по наклонному бетонному заграждению и спрыгнуть с него, оставив место для врывающегося танка. Мы пожали плечами и согласились. Накануне мы снялись в сцене драки с охраной тюрьмы на лестнице и сильных травм не получили. Танк преодолел речку и понёсся, набирая скорость на баррикаду, устроенную перед Кронверком /Арсеналом Петропавловской крепости/. Мы с Володей рванули в атаку перед танком, грохочущим своими гусеницами у нас за спиной. Володя бежал впереди меня на пять метров и быстро увеличивал расстояние. Взлетев на наклонную железобетонную плиту, Володя спрыгнул с неё, а я подскользнулся и застыл на секунду перед прыжком. Танк летел на полной скорости и взлетел на эту плиту, чуть не раздавив меня в лепёшку. В последнюю секунду я нашёл опору по ногой и выпрыгнул из под его грохочущих гусениц. Стоп. Снято. Ваша очередь, молодой человек, подтолкнула меня пожилая женщина, тоже снимающаяся в кино.

Операция «С новым годом!»

Два дня мы поснимались в павильоне на фильме «Пятеро с неба» про советских разведчиков, получивших особо опасное задание проникнуть в тыл к фашистам и подтвердить наличие химического оружия. Это была, по-настоящему наша, самбистская работа по обезвреживанию охраны противника. Тут наши мастера самбо Толя Рахлин, Вова Момот, Слава Малофеевский, Лёня Усвяцов и я, дублировавший Романа Громадского, справились с задачей режиссёра Владимира Шределя на отлично. Через пять лет, в 1973 году, встретившись с Романом Громадским на съёмках в электричке у Андрея Кончаловского в «Романсе о влюблённых», он продолжит восторгаться нашей работой. Такие восторженные люди создавали этой несуществующей профессии ореол магического фантома.

Зимой того же года Массарский позвал нас ещё на одну «войну». Молодой режиссёр Лёша Герман снимал кино про партизан в городе Калинине /раньше и потом – Тверь/ с романтичным названием «Операция с «Новым годом!». Потом в 1986 году, когда она пролежала почти двадцать лет " на полке в темнице", её выпустили на экраны под новым названием «Проверка на дорогах».

Погода стояла мерзкая. Мокрый снег шёл круглосуточно. Видимо от такой погоды Ролан Быков не просыхал. Пил он тогда «почёрному». Даже поговорить с ним по душам было некогда. Во время пьянок разговоры шли сумрачные. Мой сосед в городе Ленинграде по проспекту Науки Лёня Наумов, который работал у Германа вторым режиссёром, заболел воспалением лёгких и его жена Наташа всё время передавала со мной лекарства. Лёнька их выкидывал, не верил медицине. До Калинина ехали три часа поездом и тащились в гостиницу. Утром одевались в немецкую форму и изображали фрицев, которых всё время убивали партизаны. Партизаны были меткие, а снег мокрый. Упал я пару раз с мотоцикла, подстреленный метким партизаном. Управлял мотоциклом мой приятель Вова Багиров, который через десять метров тоже падал, сражённый наповал. Падали мы в снег, так что было не очень больно. На рельсы железнодорожной станции падать было особенно приятно. Но нищета советских граждан и желание из неё вырваться заставляли нас выполнять эту работу. Потом мы, промокшие от снега, возвращались в гостиницу и ели горячий жидкий "борщ по-советски". Водку тогда я ещё не пил. Хотел стать чемпионом мира по дзюдо, как голландец Антон Хеесинк. А без водки – какая дружба? Без водки на Руси друзей нет. Были там артисты с большой буквы, которых мир ещё не узнал – Анатолий Солоницын, Олег Борисов и Владимир Заманский с которыми мне очень хотелось подружиться. Неразговорчивые люди, мыслители. Да и возраст, чтобы искать с ними дружбу у нас был разный.

Судьба подарит мне встречу с Олегом Борисовым через пятнадцать лет на "Острове сокровищ". Мы подружились с Петей Меркурьевым. Он тоже не пил. И иногда, в перерыве съёмок, когда Ролан Антонович уходил «в затяжное пике», а Алёша Герман, казалось из-за каких то своих капризов, погружался в долгие мысли о смысле, мы ездили к Пете в Москву. Он работал в детской филармонии и хвастался мне своими талантливыми ребятишками. Если бы мне кто то сказал, что Петя Меркурьев и Ролан Быков – евреи, набил бы морду! Я в свои двадцать лет не мог отличить хабитус еврея от грузина. Мы все были советскими. Наше долготерпение было продиктовано простой логикой – если мы проболтаемся несколько дней и Герман не снимет ни одного полезного метра плёнки, нам заплатят как за вызов, то есть пятьдесят процентов от ставки в тринадцать рублей а день. Если камера пострекочет хоть десять минут, то за всю неделю заплатят сто процентов.

Потом Петя познакомил меня со своими родителями, Василием Васильевичем и Ириной Всеволодовной, которые работали в Театральном институте и они взяли меня на работу по совместительству. Но это было три года спустя.

Макарыч

Натурные съёмки фильма «Любовь Яровая» проходили в Юкках, под Ленинградом. Лесистые холмы, голубые дали, видимо чем то напоминали Сибирь тому, кто там в Сибири никогда не был. Ансамбль актёров был великолепен – Василий Лановой, Юрий Толубеев, Анатолий Папанов, Кирилл Лавров, Людмила Чурсина. Роль рабочего комиссара Романа играл Василий Шукшин. Часть из нас, к коим относился и я, играли роли рабочих, а часть переоделась в солдат царской охранки, которые по команде белогвардейского офицера, героя Василия Ланового, скручивали и арестовывали рабочих на сходке. Мы по просьбе Массарского разбились на пары и придумали потасовку друг с другом. Солдат Иванов делал «зацеп стопой» рабочему Малыгину, я врезал прямым ударом в плечо солдату Васе Гавриленко, а солдаты охранки, мастера спорта Володя Доровский и Володя Кодинцев наваливались и скручивали Романа, в действительности Василия Макаровича Шукшина. Со своей спортивной звероподобной целеустремлённостью они так скрутили в первом дубле Шукшина, что вывернули ему обе руки. Василий Макарович был обескуражен такой грубостью и, скорчившись от боли, удивлённо бормотал про себя «так же нельзя, ребята, это же кино».

На другой день мы долго ждали окончания дождя и сидели в автобусе. Василий Макарович читал томик Есенина. Мы травили анекдоты и, казалось, раздражали его этим изрядно. Потом, видимо потеряв надежду дождаться тишины, Василий Макарович обратился ко мне с вопросом, как мы готовимся к съёмкам. Мои товарищи по секции самбо ЛОС ДСО «Труд», желая поговорить с артистом, начали наперебой рассказывать о своих спортивных планах и успехах, а кино назвали халтурой. Василий Макарович подпрыгнул от возмущения. "Халтура"! Да, да. Это халтура, когда вы на первом дубле калечите артиста. А ему ещё работать нужно. Творить!

Товарищи мои заткнулись, а меня и Василия Макаровича пригласили на расстрел. Поставили нас на краю глубокой ямы и оператор Евгений Шапиро попросил Массарского ударить меня прикладом в лицо, а потом целиться в Шукшина. Василий Макарович возмутился.

– Как это прикладом в лицо? Живого человека! Эти специалисты вчера меня чуть не убили. Сегодня в лицо молодого парня прикладом. Этому специально учится нужно. А вы халтурщиков приглашаете. Мы что, мальчики для битья?

Режиссёр Владимир Фетин с Массарским насели на Шукшина с "разъяснениями". Пытались ему объяснить, что он в кинопроизводстве ничего не понимает. Массарский живописал свою подготовку суперменов, которые запросто падают на каменный пол и выдерживают удары прикладом в лицо. Макарыч посмотрел на него выразительно и пошёл в автобус. Снова пошёл дождь. Съёмку этой сцены отменили.

На просторах Даурии

Халтурка в кино подворачивалась не так часто. Раз, два в год. Но в 1968 повезло нам по крупному. Начали снимать «Белое солнце пустыни» Владимира Мотыля и «Даурию» Виктора Трегубовича. И в одном и в другом фильме сцен с «мальчиками для битья» было не много. На съёмках захвата казначейства анархистами в фильме «Даурия» по просьбе режиссёра Виктора Трегубовича наш бригадир Александр Массарский попросил мастера спорта Володю Афанасьева, перегнувшись от ранения через перила балкона, упасть без страховки на пол, а Володю Момота упасть без страховки на ступени лестницы с балкона второго этажа от рук красного командира в исполнении Виталия Соломина. Наверное он и сам верил в чудодейственную силу искусства и спорта. Оба получили травмы, не совместимые с дальнейшими занятиями спортом и кинотрюками. В том же фильме, на съёмках в киноэкспедиции в Чите, Юрий Соломин безо всякой подготовки перепрыгнул с вагона на тендер паровоза, рискуя поскользнуться и свалиться на рельсы между вагонами. Я прыгнул с вагона и покатился под откос за героя Миши Кокшенова, плохо представляя, чем это может закончится для моего здоровья. Любовь к тренеру Массарскому и вера в его неколебимые знания, отеческую заботу заставляли нас преодолевая страх, идти на смертельный риск.

Там же в Чите, на съёмках «Даурии» мы снова встретились с Шукшиным. Он с удивлением спросил меня, почему я не бросил это занятие, почему калечу свой организм, а не учусь, как следует, в институте. Я тогда учился на третьем курсе Ленинградского института авиаприборостроения и продолжал заниматься борьбой самбо. Жить на одну стипендию в тридцать пять рублей было не возможно. Как спортсмену мне доплачивали спортивную стипендию в сто рублей каждый месяц, для чего нужно было несколько раз в год выступать на соревнованиях. Всё равно этих денег на жизнь не хватало и приходилось искать халтуру. Упасть и подраться в кино было не худшим занятием. Разгружать вагоны мне нравилось меньше. Василий Макарович слушал и качал головой.

– Не переживайте так, Василий Макарович, всё путём.

– Каким путём, Коля?! В тар-тарары?!

В этом 1969 году, после съёмок «Даурии» и «Короля Лира» наш старший тренер Массарский перешёл на работу в спортивное общество «Зенит». Вместе с ним перешли очень мало его спортсменов. Верным своему старшему тренеру оказался и я, предав без тени сомнения, своего тренера Ивана Леонидовича Смирнова и Анатолия Соломоновича Рахлина, которые остались в «Труде». Остались почти все наши ведущие спортсмены, остался Толя Рахлин со своей группой самбистов, где уже тренировался Вова Путин. Старшим тренером «Труда» стал бывший динамовец, пропадавший десять лет на другой работе, Леонид Ионович Усвяцов. Разобравшись что к чему, узнав про потребность кинопроизводства в самбистах, он решил составить конкуренцию Александру Массарскому и его группе «мальчиков для битья».

Рождённая беспощадной революцией

Фильмы о войне и революции были для нас, спортивной массовки, просто Клондайком. Уж чего чего, а зуботычину на червончик в любом таком фильме можно было найти. В третьей серии телефильма про милицию «Рождённая революцией» брали Лёньку Пантелеева в ресторане «Данон». Съёмки происходили в ресторане моего любимого Дома учёных. Было приятно походить по гостиным, в которых прошло моё детство. Массарский одел меня официантом, а себя милиционером. Из этого вышло, что он хороший, а я плохой. Поэтому он с разбегу врезал мне по зубам, как я только шмальнул в него из нагана, прикрывая Лёнькин отход, а я со всего маху перевернулся через стол с посудой и жратвой. Для моей безопасности я попросил актёра массовки сдёрнуть скатерть со стола перед моим падением. Он так старался, что дёрнул скатерть очень резко и посуда по инерции осталась стоять на столе, готовая своими осколками впиться в мою спину и шею. Но на этот раз всё обошлось.

Голова Горгоны

Уже в конце восьмидесятых фильмы про революцию стали большой редкостью и когда меня пригласили ставить трюки на фильме «Голова Горгоны» я отнёсся к этому не серьёзно. Но у меня были три ученика, каскадёры Слава Бурлачко, Серёжа Головкин и Юра Ковач, которым была нужна практика работы в кино. Для них я и согласился на эту постановку, но давал им полную свободу действий, прикрывая их своими документами и делясь опытом. Справились они, надо сказать на хорошо и отлично. Моим сопостановщиком был мой ученик Слава Бурлачко и он отвечал за организацию трюковых съёмок на Кавказе. Третью подсечку в жизни, с риском для жизни, там выполнил Ходюшин. Юра Ковач красиво упал с крыши вагона, а студенты ЛГИТМиКа с моего курса трюковой подготовки сыграли со знаменитыми актёрами Юрием Назаровым, Александром Беляевским и Игорем Ледогоровым.

Ярославна, королева Франции

Игорь Масленников снимал эту картину в Крыму не задолго до нашей с ним встрече на «Приключениях Шерлока Холмса и доктора Ватсона» и попросил меня поставить поединок Чёрного рыцаря с гигантом из числа кочующих грабителей в стиле двенадцатого века. Атмосфера на съёмках в Крыму была расчудесная. Мы жили в Ялте, а на съёмки уезжали в горы, на плато с прекрасными осенними пейзажами. Оператор Валерий Федосов предложил динамичную съёмку с руки и я свёл Васю Ливанова с чемпионом Ленинграда по самбо в тяжёлом весе Игорем Андронниковым в смертельной схватке на растерзание друг друга. Чтобы задать темп схватки спешивание Чёрного рыцаря перед разграбленным возком русской царевны Ярославны, которым заправлял Коля Караченцов, происходило со, сбитой арбалетной стрелой, лошади. Каскадёр Петя Самойленко выполнил «завал со свечи» и откатился от «убитого коня». Монтажно склеилось такое же качение Васи Ливанова и его выход в боевую стойку. Такой стиль борьбы я подсмотрел на гравюрах в Эрмитаже. Подняв в воздух Василия Ливанова чёрный рыцарь Игорь Андронников бросил его о землю и хотел накрыть его своим толстым телом. Но Бенедиктус, изловчившись, жестоко ломает ему шейные позвонки. Не гуманнее были и действия героя Коли Караченцова, вонзившего щит в морду лица арбалетчика нападавших. После съёмок мы долго гуляли по набережной Ялты и пили красное вино в уютных ресторанчиках, где когда то прогуливались герои «Дамы с собачкой» Иосифа Хейфеца.

Они снимались за Родину

Через пару лет, в 1972 году Шукшин вызвал меня в Вологодскую область, в Белозерск на съёмки своего фильма «Калина красная». Киногруппа разместилась в деревне, недалеко от Кирилло-Белозерского монастыря и едва мы расселились у хозяйки, Шукшин потащил нас в монастырь. Хозяйка дома, где он жил, работала там экскурсоводом. Я бывал в этих местах раньше, искал иконы, но фресками Дионисия не насмотришься. То, что среди полной разрухи, покосившихся изб и раскисших от дождей дорог осталась живой, сияющей святостью, эта Божественная красота, храм Рождества Богородицы – было настоящим чудом.

– И как это такое чудо уцелело в революцию большевистскую.

Василий Макарович просил меня помочь ему в постановке драки его героя, бывшего зека, с бывшим мужем Любы. Я тщательно готовился к съёмкам, обошёл всех знакомых хулиганов, выспрашивал приёмы бандитских драк. Когда спустившись к озеру, мы с моим товарищем Юрой Верёвкиным стали возле баньки показывать приёмчики и изображать бандитскую драку, Шукшин катался со смеху.

– Это не то, Коля. Бандиты так никогда не дерутся. Они дурочку будут из себя строить, а потом внезапно жертву зарежут насмерть. Так что драку поставил он сам.

В финале его фильма нужно было самосвалом Петра разбить лобовым столкновением «Волгу» с бандитами посреди поля. Мы с Юрой начали предлагать варианты съёмки этой сцены, рассказывать про спортсменов, которые такой трюк сделали в «Гонщиках», но выходило, что «Волгу» нужно разбивать вдребезги. В те времена на такие экономические жертвы могли пойти не все директора, даже военных фильмов про Великую Победу над фашизмом. В не долгих беседах о сцене столкновения машин Василий Макарыч пришёл к решению снимать сцену с помощью киномонтажа на паромном причале соседней деревушки. Когда мы с Юрой уезжали на наших «Жигулях», Шукшин мне тихо сказал

– Ну, раз ты решил бросить профессию инженера, то осваивай эту, каскадёрскую, по-серьёзному. Мне скоро хороший специалист по трюкам понадобится. Про Степана Разина, даст Бог, кино снимать буду.

Разбив своей головой стекло в электричке у Андрея Кончаловского на «Романсе о влюблённых» и захватив с гезами корабли испанцев в Юрмале на съёмках «Легенда от Тиле» у Владимира Наумова и Александра Алова по Мосфильму, обо мне распространилась добрая молва живучего парня.

Сергей Бондарчук позвал меня повоевать на съёмках своего фильма «Они сражались за Родину». Приехав весной в деревушку под Волгоградом, я со своими товарищами отработал в рукопашной схватке, повстречался со своим другом Петей Меркурьевым и уехал сниматься в Ленинград, в «Блокаде». Там на съёмках фашистских атак на Лужском рубеже мы отрепетировали с танкистами трюк «проезд танком по человеку», над которым просил подумать Сергей Фёдорович Бондарчук. Используя конструктивные особенности гусениц можно спрятаться в траншею, достаточно жёсткую, и остаться живым и здоровым. По той же технологии мы попробовали переехать машиной по ногам человека, спрятанным в траншею или железобетонный жёлоб.

Приехав в августе под Волгоград на съёмки «Они сражались за Родину» я поразился изнурительной работе, в которую была погружена вся киногруппа. Наверное сказывалась страшная жара, голая степь, атмосфера страшной войны. Василий Макарович больше не просил меня бросить эту кровожадную профессию каскадёра, а только спрашивал и интересовался съёмками своего «Степана Разина». Он предполагал снимать там много батальных сцен и жестоких казней. Опыта такой работы у меня было не много и я старался поточнее уяснить задачу. Но глядя на то, как я ползаю под танком, покачивал головой и сокрушённо бормотал себе под нос «развеж так можно, Коля. Ты ж ведь инженер!»

Жизнь на теплоходе и купание в тёплых водах Дона хоть как то остужала вечером адское съёмочное пекло. Я падал в обморок от жары в свои двадцать семь лет, а как выносили это сорокаградусный зной Юрий Никулин, Петя Меркурьев, Вячеслав Тихонов, Георгий Бурков, Сергей Бондарчук, Вадим Юсов одному Богу известно. От жары у меня, мастера спорта СССР, пульс в покое превышал сто ударов в минуту. Это значит, что кровяное давление постоянно зашкаливало норму, а кровь сгущалась. Василий Макарыч курил на палубе свою папироску и напоминал мне того старшего брата из моего любимого фильма «Два Фёдора». Отсняв эпизод с трюком молодого актёра – студента Андрея Ростоцкого, «раздавленного немецким танком» мы обнялись с Василий Макарычем и отправились на большую землю, оставив их воевать на передовой.

Наш отъезд был похож на долгожданную эвакуацию, а они оставались, как обречённая дивизия прикрытия. Белая дивизия. Красная дивизия. Наша дивизия. Известие о смерти Шукшина было нелепо и подло, как похоронка с фронта об отце в глубоком, мирном тылу. Страна пела песни, строила коммунизм, рапортовала о трудовых победах, а там, под Сталинградом, за их счастье и свободу сражались лучшие люди. Они сражались за Родину! Они снимались за Родину! И погибали за Родину! За её светлое будущее! За счастье её людей!

Король Лир

В конце августа 1969 я приехал из Одессы, где отдыхал со своей молодой женой в пансионате совхоза «Грибовка». Первая стипендия должна быть только через месяц, а в кармане пусто. Поехал на Ленфильм, чтобы заработать хоть трёху в массовке. Это было самое доступное место заработка, не требовавшее специального разрешения на работу по совместительству. Это разрешение с основного места работы требовали на всех предприятиях СССР даже со студентов. На Ленфильме оно было не нужно. Приходи, записывайся и снимайся в кино. Если снимали фильм под Ленинградом, деньги выплачивали в тот же день. Считалось для киногруппы – командировка, а значит вся денежная власть переходила в руки директора и бухгалтера кинокартины. Володя Скоропад, молодой начальник актёрского отдела, как раз собирал большую группу высокорослых спортсменов на съёмки «Короля Лира», проходившие в Нарве. Среди желающих посниматься я встретил наших лиаповских баскетболистов Толю Балуева и Мишу Фарберова, которые тоже искали способ заработать на пропитание. Самбист из «Буревестника» Витя Щенников, сыгравший в «Гамлете» роль тени убиенного отца, тоже собирался в Нарву. Оказалось, что спортсменам будут платить по семь рублей пятьдесят копеек в день. Вместе, да ещё по семь рублей, было веселее и мы поехали на Ленфильмовском автобусе на съёмки в Нарву. Сообщить домой о том, что меня не будет три дня было не возможно. У нас дома тогда ещё не было телефона. Случайно я встретил Лёню Наумова, своего соседа по проспекту Науки и он пообещал зайти вечером к моим и предупредить их, чтобы не волновались. Лёнька работал на киностудии у Алексея Германа на «Операции «С новым годом» и вечером возвращался домой.

До Нарвы ехали часа три. Сначала рассказывали друг другу о проведённых каникулах, а потом заснули. Автобус подкатил к Дому культуры, в котором базировалась киногруппа и размещались костюмы и реквизит фильма. Одевшись в средневековые верёвочные кольчуги и сапоги из сыромятной кожи, получив по длинной деревянной пике, сыромятному ремню, шлему и мечу, мы пешком пошли через весь город на другой берег Нарвы в Ивангородскую крепость.

Второй режиссёр Иосиф Шапиро, который с таким же тщанием муштровал нас на «Трёх толстяках» четыре года тому назад, надрывая свой голос, расставлял нас по вершинам стен крепости и внизу у их подножия. Потом по команде режиссёра «Казимир, дымы!» пиротехник Казимир, с рабочим прозвищем «облако в штанах», поджог несколько дымовых шашек и нас заволокло клубами чёрного едкого киношного дыма. Какой-то тонкий голосок надрывно закричал «Мотор! Камера! Начали!». Всё пришло в движение. В ворота крепости влетели всадники, с другой стороны побежали толпы беженцев, среди которых кого-то несли на носилках. Мы стояли с пиками неподвижно наверху крепостных стен и смотрели на всё это безобразие. «Стоп! Снято!»

Это означало, что за этот день заплатят полностью все сто процентов. Если камеру не включат хоть из-за дождя и не снимут несколько полезных метров киноплёнки, могут заплатить только пятьдесят процентов, поскольку работы массовка не выполняла. Ночевали мы в общежитии техникума, студенты которого были в совхозе на уборке овощей. В этом году наш институт посылал в совхоз второкурсников, а я уже перешёл на третий и мог спокойно прогуливать занятия. Ответ придётся держать только на зимней сессии.

На другой день приехал Массарский и привёз человек десять самбистов из нашей секции, но мне малознакомых, новеньких – Олег Василюк, Валера Белов, Толя Белоцерковский, Юра Крючков. Из старых был только Боря Орешкин, Игорь Лютов и Володя Афанасьев, который грохнулся без страховки со второго этажа в «Даурии» в эпизоде захвата казначейства и сломал плечо. Видимо, ему показалось мало. Те старые, с которыми я боролся на соревнованиях не один год и подрабатывал на съёмках, больше Массарскому не годились, потому что отказались перейти с ним в другое спортивное общество «Зенит» и остались в «Труде» с Леней Усвяцовым. Моё чрезмерное увлечение кинематографом Александра Самуиловича тоже не порадовало. По его планам мне надлежало готовиться в спортзале к первенству СССР, а не болтаться на съёмках. Те мои товарищи, которых он привез для участия в съёмках, не имели высоких достижений в спорте и на соревнованиях за честь спортивного общества, где работал Массарский, не выступали.

На съёмочной площадке нас построили и познакомили с Иваном Эдмундовичем Кохом, постановщиком фехтования и батальных сцен на фильме и Леонидом Тарасюком, его помощником по историческому фехтованию из Эрмитажа. Я увидел его первый раз на съёмках «Гамлета», когда снялся в захвате замка и снял часового захватом сзади за шею. Григорий Козинцев, представил нам Ивана Эдмундовича, рассказал про свои занятия в знаменитом ФЭКСе и попросил нас заниматься с ним фехтованием и готовиться к сценам боя французской и британской армий. Иван Эдмундович, сухонький жилистый старичок, заведующий кафедрой сценического движения Театрального института, построил нас парами и начал преподавать приёмы атак и защит с пиками. Потом мы перешли к занятиям с одноручным мечом и щитом. Это было очень интересно, но требовало усидчивости и трудолюбия. Из пятидесяти человек через пару дней он оставил двадцать и отрепетировал с нами бой. Среди дерущихся на мечах со щитами солдат проносили на носилках короля Лира, проходили актёры Галина Волчек и Эльза Радзиня. Нужно было остервенело драться на мечах и не задеть остриём артистов.

Иван Эдмундович репетировал с нами каждый день. Когда отсняли сцены с высадкой французской армии он выбрал меня и моего приятеля Олега Василюка и стал разрабатывать сцену поединка на мечах сыновей графа Глостера. Я дублировал приёмного сына Эдгара, а Олег Василюк – Эдмонда.

Это была школа исторического фехтования, о которой и мечтать – то было не возможно. А тут нате вам. Каждое утро индивидуальные уроки с профессором Кохом, за которые нам ещё и платили деньги по тринадцать рублей пятьдесят копеек ежедневно. Об этом можно было только мечтать.

Когда Иван Эдмундович разработал сцену и утвердил её у Григория Козинцева, он начал постепенно вводить в бой актёров Регимантаса Адомайтиса и Леонарда Мерзиня. Они снимались в эпизодах в другой части крепости и когда освобождались от съёмок, приходили к Коху. Этой сцене боя Григорий Михайлович придавал большое значение и требовал качественного исполнения. В поединках на мечах со щитами этого очень трудно добиться. Оружие было настоящее, тяжёлое и сделать эффектный удар было трудно и опасно. Точно отработанные удары в безопасные зоны наносились с максимальной силой и скоростью. Во время съёмки Эдгар большую часть поединка находится в шлеме. Это не только создавало интригу поединка, но и позволяло в опасных эпизодах боя подставлять вместо актёра меня. Иван Эдмундович был доволен моей подготовкой и пригласил работать к себе на кафедру сценического движения. Спустя три года я оставил профессию инженера и поступил на работу в Театральный институт.

В середине съёмочного дня объявляли перерыв на обед и вся съёмочная группа во главе с королевами Галиной Волчек и Эльзой Радзиня в сопровождении царственной свиты и самого короля Лира отправлялись в средневековых костюмах через мост в Нарву и разбредались по её многочисленным кафе и столовым. Обедать в Ивангороде киногруппа рискнула лишь один раз, после которого все предпочитали пройти лишний километр – два и насладиться качественной едой и доброжелательным обращением эстонских собратьев и сестёр.

Почти два месяца, забросив молодую жену и учёбу в институте, я пропадал на съёмках «Короля Лира» в Нарве. Просыпаться каждое утро и погружаться в атмосферу Шекспира было для меня незаменимой роскошью. Каждый день помогать Великому Мастеру Козинцеву творить чудеса, ходить в кафе с Донатасом Банионисом, Олегом Далем, Регимантасом Адомайтисом даже в те советские времена, когда не было «Звёзд» и все были равны, было счастьем.

Вечерами общежитие меньше всего напоминало помещение для отдыха. Его постояльцы погружались в сомнамбулический гипноз. Со съёмочной площадки посылались гонцы за «огненной водой», чтобы успеть запастись ею до семи вечера, когда в СССР водкой торговать было запрещено. Карты и вино царили над высокими стихами Шекспира в переводе Бориса Пастернака. Олег Иванович, вжившись в роль королевского шута мог отчубучить такое, что съёмки с ним прерывались на несколько дней. Посоперничать с ним могли многие графья оденбургские и герцоги корнуэльские из свиты короля Лира. Не роняли аристократическую марку ни сэр Громадский, ни сэр Петренко. Сам король Лир чуть ли не целовал мне руки за килограмм апельсинов, привезённых мною для его детей из Ленинграда. Видимо, эффект раздвоения сознания происходил оттого, что страна стояла на пороге Коммунизма, а магия Козинцева погружала их в страшный смрад шекспировского средневековья. Вот и колбасило людей кольцами.

Но не на этаже Козинцева. Там творчество не прекращалось ни на минуту. Иногда Григорий Михайлович выходил на прогулку вдоль берега Нарвы и мы с Нелей Лев увязывались за ним в надежде услышать от него какие-то мысли о смысле. Осень в тот год стояла сухая и ядрёная.

Когда спустя много лет, когда давно почили в бозе Андрей Тарковский и Григорий Михайлович Козинцев и его «Король Лир» стал непререкаемым шедевром киноискусства, я прочёл в его книге «Время трагедий» их переписку тех времён. Григорий Михайлович тогда хвалил и защищал новый фильм Андрея Тарковского «Андрей Рублёв» и ждал поддержки в своей многотрудной работе с «Королём Лиром». Строки письма Андрея Тарковского о том, что он бы «Короля Лира» снял по-другому, радости Мастеру, думаю, не прибавили. Как и те интервью с Иннокентием Смоктуновским, в которых он упрекал Мастера за пассивность во время съёмок "Гамлета", утверждая, что только он создал такой яркий и пронзительный образ борца со Злом.

На похоронах Григория Михайловича Козинцева в мае 1973 года пошёл дождь. Мне было грустно не только от того, что не суждено было свершиться моим планам поучиться у него мастерству на высших режиссёрских курсах, но и потому, что больше он не создаст своих магических фильмов. Не услышит он раскаяния и признаний в любви. Настанет счастье на земле, а его не будет. Он не узнает, что ОНО настало. Он это знал. Знал раньше нас. Он был пророком.