Текст книги "Избранная лирика"

Автор книги: Николай Ушаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

НИКОЛАЙ УШАКОВ

ИЗБРАННАЯ ЛИРИКА

«Библиотечка избранной лирики»

Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1964

Scan, OCR. Spellcheck А.Бахарев

СОДЕРЖАНИЕ

От составителя

Есть такая сторона...

Ночь на 25-е

16 часов 27 января 1924 года

Три ландштурмиста

Стойкий солдат

Ты входишь в сад

Московская транжирочка

Вино

Мастерство

Харьков

С новосельем!

В газетном комбинате

Книги Н.Н. Ушакова

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

Первая книжка стихотворений Николая Ушакова «Весна Республики» вышла в

1927 году в издательстве «Молодая гвардия». Кратенькое предисловие к ней

написал Николай Асеев, крупный мастер, друг Маяковского. Асеев говорил: «Я

люблю стихи Ник. Ушакова, потому что они – движение живой и поющей, победоносной и торжествующей человеческой мысли. Я вдвойне люблю их ещё и

потому, что этот настоящий поэт ведёт и продолжает дело живой, революционной

поэзии».

Эти слова точно выражали не только мнение одного Асеева, а и отношение

к сильному таланту Ушакова поэтов, критиков, читателей.

Очевидно, автор не включил в книгу ученических стихотворений, почти

неизбежных для каждого поэта. Поэтому его первая книга сразу же сделала

известным это имя – Николай Ушаков. Замечательно, что, перечитывая первый

сборник Ушакова сейчас, много лет спустя, не находишь там ни одного слабого

стихотворения, ни одной неверной строки.

Поэт пишет крайне сжато и выразительно. Стихотворения его полны чувств

и мыслей. Все его книги читаешь не отрываясь, испытывая благодарность и

уважение.

Может быть, это выражение и покажется тривиальным, но нельзя не

сказать, что, перешагнув шестой десяток, Николай Николаевич сохранил

подлинное юношеское, живое, оптимистическое восприятие нашей

действительности.

Мы уверены, что этот сборничек, в который вошли стихотворения разных

лет, обогатит молодого читателя и послужит хорошим примером взыскательного

труда начинающим поэтам.

Ярослав Смеляков

Есть такая сторона...

1

Есть такая сторона —

русская поэзия:

дорогие имена,

редкая профессия.

Искры огонёк живой —

дар так называемый,—

вот и бродит сам не свой

автор уважаемый.

2

Пушкин, Маяковский, Блок,

Лермонтов с Некрасовым.

Раздувай свой уголек,

намечай, набрасывай!

Вот она, родная речь, —

звуков равновесие.

Как тебя нам не беречь,

русская поэзия?!

3

Чёрный глаз, крутая бровь...

Слюбится да стерпится...

Что же ты, моя любовь,

отложила зеркальце?

На семи пуховиках,

будто на железе ей...

Разгони позор и страх,

русская поэзия!

4

Каземат да равелин.

Что же вы, молоденький

благородный господин,

Собрались в колодники?

Но грозит сквозь снегосей

миру мракобесия

рвущий цепи Енисей —

русская поэзия.

5

Громоздит, ломает лёд

на волне взлетающей.

Ленин берегом идёт,

с Лениным товарищи,—

дорогие имена,

славная профессия,

поднятая целина —

всей земли поэзия.

Ночь на 25-е

Дождь дымился в эту ночь

пересевом пыли.

Толкачи скользили прочь,

путались

и выли.

А депо кипело.

Там

в паровозном зале

растревоженным цехам

ружья раздавали.

Шли цеха за счастье в бой,

разливаясь наспех,

как прорвавшийся прибой,

захлестнувший насыпь.

И над миром грянул гром...

К утру подморозило,

небо глянуло серо,

как стальное озеро.

Утром шли на тихий Дон

папахи лохматые.

Выпал снег,

и таял он.

Было 25-е.

1925

16 часов 21 января 1924 года

В тот скорбный час

единой волей,

что от ремня текла к ремню,

вдруг захлестнуло

на контроле

стеснённых стрелок беготню.

И лязг,

и грохоты,

и свисты,

и стон колёс,

и звон зубил

какой-то вихрь

на целых триста

больших секунд

остановил.

Турбины,

доменные печи

и паровозы,

как в строю,

смахнули

лапой человечьей

слезу

гремучую свою.

По этим швам,

по этим скрепам,

как бы над вольтовой дугой,

дышали ветры,

но не крепом,

а чёрной

угольной

пургой.

И, громыхая,

как по жести,

по воздуху

и проводам,

отстукивали

пульс известий

и станции

и города.

И всё,

что стало,

всё,

что стыло

среди станков,

среди снегов,

свой голос присоединило

к мильонам

скорбных голосов.

1924

Три ландштурмиста

Вдоль рудничных ям,

вдоль кремнистой

и красной бакальской* земли

в Германию три ландштурмиста

из русского плена брели.

И первый сказал:

– Я доволен —

осадную ночь напролёт

старуха моя

в мюзик-холле

на проволоке поёт.

Другой говорит:

– Слишком поздно

идём мы в родную страну:

отобраны

Эльзас

и Познань,

и сам император

в плену.

И кухня прогрохотала,

завыл кашевар

и замолк.

На смутных каменьях Урала

пирует

повстанческий полк.

Он парит кору на рассвете,

сосёт одуванчиков мёд.

С друзьями прощается третий

* Бакальские рудники на Урале.

и к партизанам идёт.

1929

Стойкий солдат

Почему-то, отчего-то

Он остался невредим.

Полтораста самолётов

бомбы

сбросили над ним.

А он спал под гром и грохот,

был и весел и здоров

от шрапнельного гороха,

от вороньих потрохов.

Азиатская холера

разгружала фронт

и тыл,

а он пил из лужи серой

и водой доволен был.

Ливни отшумели рано, —

Лёд свистел над головой, —

он гулял в фуражке рваной,

словно в шапке меховой.

Царь не удержал престола,

сапоги разбились в прах,

а он шёл, вдвойне весёлый,

в интендантских лапотках.

Ни шестнадцатидюймовым,

ни жандармам полевым

он не поддавался —

словом,

жил красивым и рябым.

Только баба голосиста —

сладкоглаза

и бела —

встретила

того артиста

и вкруг пальца

обвела.

1936

Ты входишь в сад

Ты входишь в сад —

у сторожа спроси,

зачем как бы нечаянно сложили

разбитый винт,

разбитое шасси

на этой тихой и простой могиле.

Дощечка с надписью – сверкает

медь.

Но разве не видать тебе, прохожий?

Здесь

даже куст желает улететь,

листами машет

и лететь не может.

Здесь лётчик похоронен.

Он умел

узнать просторы ястребиной воли.

Над белыми штабами он летел,

и бомбы вздрагивали на гондоле.

И, перегнувшись за высокий край,

он наблюдал,

как вдалеке пылали,

занятнее, чем дровяной сарай,

товарные составы на вокзале.

И лётчик гнал домой,

но аппарат

вдруг разучился облаками реять.

И лётчик гнал домой,

и был он рад,

что падает за наши батареи.

А ты пришёл сюда —

среди аллей

остановись,

прохожий торопливый,

подумай о полёте голубей

и о земле —

упрямой и ревнивой.

1925

Московская транжирочка

1

Зима любви на выручку —

рысак косит,

и ах —

московская транжирочка

на лёгких голубках

замоскворецкой волости.

Стеклянный пепел зим

стряхни с косматой полости —

и прямо в магазин.

Французская кондитерша,

скворцам картавя в лад,

приносит,

столик вытерши,

жемчужный шоколад.

И губы в гоголь-моголе,

и говорит сосед:

– Транжирочка,

не много ли? —

И снова

снег

и свет.

2

А дед кусать привык усы,

он ходит взад-вперёд:

иконы,

свечи,

фикусы

густая дробь берёт.

Он встретил их, как водится

сведя перо бровей,

и машет богородицей

над женихом

и ей.

Короновали сразу их,

идёт глухая прочь

над пухом

и лабазами

купеческая ночь.

3

Меж тем за антресолями

и выстрелы

и тьма:

крутою солью солена

московская зима.

Бескормицей встревоженный

и ходом декабря,

над сивою Остоженкой

вороний продотряд.

Под ватниками курятся

в палатах ледяных

сыпного

и recurrens’а*

грязца

и прелый дых.

За стройками амбарными

у фосфорной реки

в снегах

чусоснабармами

гремят грузовики.

Метелица не ленится

пригреть советский люд,

и по субботам ленинцы

в поленницах

поют.

4

Московская транжирочка,

хрустя крутым снежком,

спешит своим на выручку

пешком,

пешком,

пешком.

На площади у губчека

стоит чекист один.

– Освободите купчика,

* Возвратный тиф.

хороший господин.

Захлопали,

затопали

на площади тогда:

– Уже в Константинополе

былые господа.

5

А там нарпит и дом

ищи;

и каждый день знаком -

каретой скорой помощи,

встревоженным звонком,

и кофточками старыми,

и сборами в кино,

случайными татарами,

стучащими в окно.

Вчерашним чаем,

лицами

сквозь папиросный дым,

и...

наконец, милицией

над пузырьком пустым.

1927

Вино

Г.В. Шелейховскому

Я знаю,

трудная отрада,

не легкомысленный покой —

густые грозди винограда

давить упорною рукой.

Вино молчит.

А годы лягут

в угрюмом погребе, как дым,

пока сироп горячих ягод

не вспыхнет

жаром золотым.

Виноторговцы – те болтливы,

от них кружится голова.

Но я, писатель терпеливый,

храню, как музыку, слова.

Я научился их звучанье

копить в подвале и беречь.

Чем продолжительней молчанье,

тем удивительнее речь.

1926

Мастерство

Пока владеют формой руки,

пока твой опыт

не иссяк,

на яростном гончарном круге

верти вселенной

так

и сяк.

Мир незакончен —

и неточен, —

поставь его на пьедестал

и надавай ему пощёчин,

чтоб он из глины

мыслью стал.

1935

Харьков

Харьков слышит гул родных

орудий.

Гул всё громче.

Звук разрыва сух.

Превратились в слух

дома и люди,

и деревья

превратились в слух.

«Ждём», – как будто говорит

Сумская.

«Ждём», – соседний произносит сад.

Головы всё ниже опуская,

на балконах

мёртвые висят...

– Ждём, – живые повторяют люди.

Пепельною ночью,

сизым днём

Харьков слышит гул родных орудий,

мужественный голос:

«Мы идём!»

За противотанковыми рвами,

за скрещением дорог,

вдали

Харьков вырастает перед нами.

Мы идём,

мы входим,

мы вошли.

1943

С новосельем!

Ночь, как бархат, сад на три квартала, в листьях и алмазах небеса.

Вальс

(Москва его передавала)

через Брянские

летел

леса.

Вальса мелодический горошек

рассыпался в Киеве ночном,

где в одном из золотых окошек

танцевали

граждане

вдвоём.

Не было здесь никакого бала,

просто меж верёвок и рогож

на квартире новой танцевала

пара дорогая —

молодёжь:

архитектор юный, лаборантка.

Закружилась улица сама

возле Государственного банка —

фонари,

деревья

и дома.

А за ней – соседняя – другая,

а за ними – стриженый лужок,

задевать который избегая,

гладил

горку

автоутюжок.

Каждая в алмазной пелеринке,

ниже – на Крещатике – тогда

начали вальсировать рябинки,

тонкие рябинки,

в два ряда.

Добрые заборы Киевстроя

пританцовывали в стороне,

оттого что там – на горке – двое

танцевали

в золотом

окне.

Не было здесь никакого бала,—

соответствующий стих нашёл:

радио хороший вальс играло,

и на сердце

было

хорошо.

Танцевали двое танец скорый,

танцевала их двойная тень.

С новосельем вас, друзья танцоры!

Ночь как бархат,

славный будет день!

1951

В газетном комбинате

Пройдёмся шагом скорым

по комнатам большим,

по длинным коридорам

и в юность побежим!

Прикажем мыслям:

«Правьте

полёт свой в даль годов».

Нас в «Комсомольской правде»

печатает Костров.

И реплики,

и шутки,

и спор,

как пир горой...

Меж нами юный Уткин,

Багрицкий молодой —

романтики сторонник,

седая голова...

Обсела подоконник

безусая братва.

Внизу Черкасский Малый,

Никольская у ног.

Мы все провинциалы,

но дайте песням срок.

И эти песни надо

не долго ожидать, —

светловская «Гренада»,

дементьевская «Мать»!

Такое нынче время,

так молодо оно,

что никакое бремя

давить нас не должно.

Что ж, старики,

ну, что ж мы,

а ну,

а ну,

а ну,

весёлою подошвой

нарушим тишину.

Докажем молодёжи,

старинные друзья,

что стих у нас надёжен,

что без него

нельзя,

что нужен он,

как воздух,

как хлеб

и как вода,

что думами

он в звёздах,

хоть на земле

всегда.

КНИГИ Н. Н. УШАКОВА

(Библиографическая справка)

«Весна Республики», Москва, «Молодая гвардия», 1927.

«Лето» (стихи для детей). Киев, «Культура», 1928.

«Тридцать стихотворений», Москва—Ленинград, ГИХЛ, 1931.

«Самое простое», Киев, Коммуна писателей, 1931.

«Горячий цех». Москва. «Советская литература», 1933.

«Календарь». Москва, «Молодая гвардия», 1933.

«Избранные стихи». Москва, Гослитиздат, 1935.

«Мир для нас». Москва, Гослитиздат, 1935.

«Земляки». Киев, Держлiтвидав, 1937.

«Путешествия». Москва, Гослитиздат, 1940.

«Правое дело». Ташкент, Госиздат УзССР, 1942.

«Мы будем жить». Уфа, ССП Украины, 1944.

«Летопись». Киев, Гослитиздат Украины, 1946.

«Северное сияние». Москва, «Советский писатель», 1947.

«Новые путешествия», Киев, «Радянский писменник», 1948.

«Избранное». Киев, Гослитиздат, 1949.

«Вершины перед нами». Москва, «Советский писатель», 1961.

«Единство». Киев, Гослитиздат Украины, 1951.

«Свежий вечер». Москва, «Советский писатель» 1955

«Год за годом». Киев, Гослитиздат Украины, 1956.

«Лирика». Москва, Гослитиздат, 1961,

«Весна республики». Москва, «Правда», 1962.

«Веснодворец». Киев, Держлiтвидав України, 1962.