Текст книги "Тайна профессора Бураго. Том 1"

Автор книги: Николай Шпанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Неожиданная встреча

Вахмистр обернулся к своему катеру:

– Эй, Ганс, ты перейдешь на эту посудину и отведешь ее в порт, а мы с Мейнешем доставим эту особу в комендатуру.

Ганс подвел катер и перепрыгнул на палубу ботика.

– Ну и натворила же ты дел! – проворчал Мейнеш. – Придется прогуляться с нами. В комендатуре спуску не дадут.

Вахмистр грубо схватил Элли за руку.

– Живо на катер!

Но Элли вырвала руку и отскочила к кокпиту. Житков в эту секунду был уже на палубе. Первым ударом он опрокинул в воду механика Ганса. Вахмистр, бросившийся было на помощь механику, вдруг как подрубленный упал на палубу. Это Элли что было сил ударила его свайкой по голове. В следующее мгновение она билась в медвежьих объятиях Мейнеша.

Старый боцман оказался на редкость сильным. Житкову с трудом удалось оторвать его от девушки, оглушив ударом по голове. Элли проворно выбрала из-за кормы часть сети и набросила ее на вахмистра, который уже приходил в себя.

Опутанный мокрой сетью, немец неуклюже катался по палубе. Слышался звон разбиваемых поплавков и злобное хрипение. Элли и Житков не заметили, как над бортом ботика появилась голова вынырнувшего механика Ганса. Он сделал один за другим три выстрела из пистолета. Но ни одна из пуль не достигла цели. Ударом багра по голове Житков заставил Ганса погрузиться в воду и на этот раз, по-видимому, навсегда. Тем временем Элли столкнула за борт вахмистра.

Теперь можно было покончить и с Мейнешем. Но старого боцмана на ботике уже не было. Его не оказалось ни в кокпите, ни под ворохом парусов.

– Скатился с палубы! – решила Элли. – Прими, Бог, его душу. Разогревайте мотор. Парус поднять уже нельзя. На солнце его сразу заметят с берега.

Но как Житков ни старался, запустить мотор не удавалось. Двигатель сделал несколько оборотов и заглох. На поверку оказалось, что керосиновый резервуар пуст. В его нижней части зияли две дыры от пуль механика.

– Есть горючее в запасе? – спросил Житков.

Элли с грустью покачала головой.

– Придется идти под парусом!

– Нечего и думать. Любой сторожевой катер нас легко нагонит. Да и выходить в море без мотора глупо. Мы никогда не доберемся до цели.

– Но не возвращаться же нам! – воскликнул Житков.

– Именно так: возвращаться, – спокойно сказала Элли. – Починим бак, тогда снова пойдем в море.

– Но раз невозможно поднять парус, как же мы доберемся до берега?

– Дождемся ночи. Приливом нас подгонит к острову. А там мы, Бог даст, незаметно вернемся в бухточку…

– Значит, снова потерянный день! – с досадой произнес Житков.

– День? Днем тут не отделаешься. Надо починить бак, да придется еще добывать керосин. Раньше, чем послезавтра ночью, нечего и думать выйти в море. Лучше потерять лишний день, чем всякую надежду вырваться отсюда.

Они без приключений достигли укромной бухточки, из которой сутки назад вышли в море. Элли собиралась тайком отнести бак в починку к Нордалю. А Житкову снова предстояло сидеть в пещере.

Они вытащили бак и спрятали его между камнями. Элли шла, как всегда, впереди, чтобы показать Житкову дорогу к переправе через пропасть. Но еще задолго до того, как они подошли к трещине, девушка стала выказывать признаки беспокойства. Она остановилась и указала на снег. Житков увидел отпечаток широкой подошвы, за ним еще и еще…

– Туда ходили. – Морщинка прорезала лоб Элли. – Нам туда нельзя…

Житкову было решительно безразлично, где провести эти сутки. Он охотно согласился с предложением идти к Нордалю, а оттуда к пастору.

Прячась за скалами и домами, они добрались наконец до жилья слесаря. Прежде чем отвести Житкова к пастору, Нордаль заставил его переодеться в свою одежду и, главное, надеть свои сапоги. По словам Нордаля, «гвардейцы» нашли какую-то вещь, принадлежащую Житкову, и пустили по его следу собак. Ищеек нужно было сбить со следа. Нордаль предложил Элли надеть ботинки Житкова и, прежде чем идти к пастору, пробежаться куда-нибудь, – лишь бы следы увели собак от дома слесаря. Сам же Йенсен повел Житкова к церкви, близ которой прилепился на скале домик священника.

На стук Нордаля отворил сам пастор.

– Я привел русского гостя, – негромко бросил слесарь.

– Проходите скорей.

При звуке этого голоса Житков вздрогнул и остановился у входа.

– Входите же! – раздраженно повторил пастор.

Житков одним прыжком преодолел все ступеньки крыльца, ворвался в прихожую и, захлопнув за собой дверь, бросился к пастору:

– Саша!

– Не может быть! – удивленно воскликнул пастор. – Паша, родной, неужели ты?

Житков порывисто заключил Найденова в свои объятия.

– Я вижу, что ко всем вашим достоинствам в моих глазах, дорогой пастор, я могу приписать еще одно, – сказал пораженный Нордаль. – Вы блестяще владеете русским языком.

– Да, могу похвастаться, его я знаю неплохо, – усмехнулся Найденов и тут же спросил: – Не думаете ли вы, Йенсен, что моего друга надежней спрятать в церкви?

– Ни одна душа не знает, что он здесь. Молодая Глан, надеюсь, хорошо заметет следы. Пусть наш друг отдохнет. А там мы подумаем, куда его спрятать. Покойной ночи, господа.

Слесарь крепко пожал руки друзей и оставил их наедине.

– Ну, как ты, Сашок?.. – заговорил было Житков, едва только Найденов запер за слесарем дверь. Но вдруг осекся и тревожно огляделся.

– Ты что? – удивленно произнес Найденов.

– Если бы ты знал, какое открытие! – Он понизил голос до шепота.

– Ну?

– Гляди! – Житков протянул другу записку Бураго.

– Так вот в чем дело! – воскликнул Найденов. Он задумался на минуту. – Однажды, во время прогулки, мне показалось, что я видел на далеком обрыве фигуру человека, очень похожего на нашего милого профессора. Он шел под охраной немцев…

– И ты не попытался… ничего предпринять? – с жаром воскликнул Житков.

– Твое присутствие – доказательство тому, что я сделал не так уж мало!

– Мое присутствие?.. Разве это твоих рук дело?

– До последней минуты я был убежден, что тот русский, которого мне приведут, чтобы спрятать перед отправкой в море, – и есть Бураго.

– Значит, он в руках Витемы?

– Витемы? Какого Витемы?

– Здесь его знают как Вольфа… Это опасный человек. Умный и хитрый враг…

– Откуда ты его знаешь?

Житков подробно рассказал Найденову о своих приключениях.

– Но хотел бы я знать, – сказал он в заключение, – каким образом оказался здесь ты, да еще в таком обличье?

Найденов в нескольких словах описал все, что произошло на «Клариссе»:

– …Ну а когда Валя оказалась в безопасности, всё стало проще. Во-первых, я не мог не выручить пастора, ведь у него в башмаке хранились бумаги огромной важности. Попади они в руки немцев, – солоно пришлось бы многим на этом острове… Во-вторых, – и это самое главное, – из бумаг, хранившихся у пастора, я узнал нечто такое, смысл чего оставался, вероятно, темным даже для него самого: немцы доставили на остров Туманов таинственного русского пленника – старого ученого. Это мог быть только наш Бураго. А так как Зуденшельд был совсем плох из-за пыток, которым его подверг Майерс, пришлось облачиться в его платье и дать тягу с «Клариссы». Вот и все. Они вовсе не так всеведущи, как хотят казаться, эти гестаповцы…

– Ты уверен, что профессор здесь?

– Говорю тебе…

– С тех пор ни одно судно не покидало острова?

– Кажется, ни одно…

– И, значит, мы должны его спасти?

– Может быть, но… мне кажется, наша первая задача – твой переезд на материк.

– Оставить старика в руках Витемы? Ни за что! – горячо воскликнул Житков.

– Ну, подумаем…

– Воображаю, как обрадуется Валя! Ведь она убеждена, что ее отец – самоубийца.

– Этой выдумке она не верила с самого начала, – возразил Найденов. – Она и меня убеждала в том, что Бураго не мог покончить с собой… Понимаешь: не мог!

– Молодец эта молодая Бураго!

– Не Бураго, а Найденова.

– Уже?.. Что ж, поздравляю! – Хотя в голосе Житкова и не звучало большого энтузиазма, он все же крепко пожал руку друга. – Поздравляю вас, пастор Зуденшельд.

– Не Зуденшельд, а… Сольнес, – поправил Найденов.

– Сольнес? Но ведь ты сказал, что того норвежца на «Клариссе» звали не Сольнес, а Зуденшельд.

– Да, мне пришлось пережить двойное превращение, чтобы попасть на этот остров. Оказалось, что сам Зуденшельд не смог бы проникнуть сюда, не приготовь ему его единомышленники документов на имя Сольнеса, – пастора, допущенного немцами на этот остров.

Друзья поговорили еще некоторое время и решили немного отдохнуть. Но их приготовления ко сну были прерваны стуком в дверь. Хуль пришел сообщить, что в поселке происходит облава. «Гражданская гвардия» арестовала уже нескольких наиболее уважаемых жителей. Говорят, что их будут держать как заложников за русского беглеца.

Как только причетник ушел, в дверь снова осторожно постучали. Найденов приготовился без стеснения выпроводить нового посетителя, но это оказалась Элли. Она взволнованно рассказала о виденных сейчас сценах арестов. «Гвардейцы», не стесняясь, говорили, что заложникам грозит верная смерть, если русский беглец не будет найден.

– Они говорят, что первым расстреляют отца! – дрогнувшим голосом оказала девушка.

Житков стал поспешно одеваться.

– Куда ты? – спросил Найденов.

– Не могу же я допустить, чтобы он погиб из-за меня!

– Что же ты намерен делать?

– Пойду к Вольфу.

– И?..

– Там будет видно. Сейчас важно спасти невинных людей.

Найденов покачал головой.

– Никуда это не годится, никуда… Пока ты на свободе, мы скорее сможем помочь своим друзьям.

– Что же делать?

– Сохранять спокойствие и ждать… Если уж дела принимают столь крутой оборот, то я, как пастор, отправлюсь к немецким властям и попробую всё уладить. Они не захотят открыто ссориться с церковью. Я оттяну репрессии.

– Что же будет с отцом? – пролепетала Элли.

– Сейчас я пойду к коменданту и попробую… – начал было Найденов, надевая свой черный пасторский сюртук, но договорить ему не пришлось: тяжелые удары в дверь прервали его слова. У крыльца послышался вой собак-ищеек.

– Мой след! – тревожно проговорила Элли. – Неужели я что-нибудь не предусмотрела?

Стук повторился. Найденов быстро перешел в другую комнату, поманив за собой Житкова. Он приподнял край ткани, которой был накрыт домашний аналой, и Житков юркнул под него.

– Молчи, что бы ни случилось! – решительно приказал Найденов и отпер дверь.

Несколько «гвардейцев» вбежали в комнату. Другие остались за дверью, сдерживая воющих овчарок. У предводительствовавшего «гвардейцами» бакалейщика Торвальда был смущенный вид.

– Не сердитесь на меня, господин пастор… – пробормотал он. – Я не мог пройти мимо вашего дома!..

– Всегда рад видеть своих прихожан, милый Торвальд, – спокойно ответил Найденов.

– Дело несколько необычное, господин пастор. – Лавочник явно не знал, с чего начать.

– Говорите смелей, – ободрил его Найденов.

– Я должен вас арестовать…

– Вы имеете дело со священником, Торвальд.

– Знаю, знаю, господин пастор. Это-то меня и смущает. Мне приказано взять вас в качестве заложника за русского беглеца. Я бы предпочел родиться немым, чем говорить то, что сейчас говорю: они решили первыми расстрелять вас и старого Адмирала, если в течение суток наши дураки не выдадут русского.

Элли испуганно вскрикнула и закрыла лицо руками.

– Спокойствие! – повелительно произнес Найденов нарочито громко и отчетливо, так, чтобы слышал Житков. – Я требую спокойствия во что бы то ни стало. Никто не решится поднять руку на священника!

Если Житков не выскочил из своего тайника, то лишь потому, что понимал: этим только испортишь дело. Стоит «гвардейцам» увидеть его в доме священника, и все будет кончено. Ничто не спасет тогда Найденова от лап Вольфа.

«Гвардейцы» увели пастора.

В домике стало тихо. Житков осторожно выглянул из-под аналоя. У противоположной стены стояла Элли. Ее руки бессильно висели вдоль тела. Девушка казалась совсем слабой, беспомощной. Она сделала было шаг к Житкову, но потеряла силы и, падая, приникла к его груди, не стыдясь душивших ее рыданий…

Глава седьмая. «Белая смерть»

Избегнув наказания, барон получает свое

Неожиданное сообщение отвлекло барона от повседневных дел: Германия напала на Советский Союз. Двадцать пять лет барон ждал этого и желал так, как может желать самый злобный враг. И все-таки известие выбило его из колеи.

Два дня барон бегал от дома к дому, от сборища к сборищу. Всюду, где шли разговоры, где собирались люди, обсуждая происходящее, можно было видеть рыжую голову и внимательно прищуренные воспаленные глазки барона. За сходную цену он готов был донести на каждого, предать кого угодно, кроме… Нордаля.

Избави бог, тронуть Нордаля или кого-нибудь из группы объединенных им патриотов. Барон знал, что тут его ждет жестокая кара. Для рыжего Вилли не было секретом, что Нордаль – душа тайной патриотической организации, поставившей себе целью борьбу с немецкими пришельцами. Казалось бы, самой первой задачей немецкого шпиона должно было быть раскрытие именно этой организации, ее разгром и предание в руки Вольфа всех патриотов. И если бы барон не был уверен, что ему одному удалось проникнуть в тайну Йенсена, он, может быть, и вынужден был бы, несмотря на панический страх перед слесарем, предать его. Но пока никто из немцев, кроме него, не знал о существовании патриотической организации. Поэтому барон решил молчать. Нордаля он боялся не меньше, чем Вольфа.

Когда усердствующий Торвальд принялся за изъятие заложников, барон поспешил к Вольфу. Он сказал:

– Если вы позволите арестовать Нордаля Йенсена, то я перестану вам служить. Случись с ним что-нибудь – расплачиваться придется мне.

– Иногда вы умеете быть логичным, – холодно сказал Вольф. – Дальше!

– У меня есть все основания предполагать, что не сегодня-завтра я буду знать, где скрывается русский.

На этот раз барон не лгал. Он был убежден, что рано или поздно Нордаль, если он останется на свободе, должен будет войти в соприкосновение с русским. А по его следам доберется до беглеца и сам барон.

– Я приведу его к вам, как бычка на веревочке.

– Тысяча крон? – усмехнулся Вольф.

– Ну, нет, – сказал барон, – тут тысячей не обойтись. Я больной человек, господин Вольф. Мне необходимо серьезное лечение. А лечение требует денег. Больших денег, господин Вольф!

Вольф с презрением пожал плечами.

– Кажется, я даром хлеба не ем, – обиженно проговорил барон. – То, что я собирался вам предложить… – Он умолк, ожидая, что Вольф задаст вопрос. Но тот продолжал равнодушно рассматривать свои ногти. Барону пришлось закончить: – У меня есть план насчет Адмирала и пастора. Кажется, они сидят у вас бельмом на глазу.

– Короче.

– Если мне удастся провести к вам русского так, что никто не будет об этом знать, сможете вы сделать вид, будто он не найден?

Вольф недоуменно поднял бровь.

– Зачем?

– Это даст вам возможность расстрелять заложников: пастора и старого Глана.

– Положительно, сегодня вы превзошли самого себя. Прикажите выдать вам… сто крон!

– Моя мысль вам нравится? О, очень скоро я предложу вам кое-что совсем интересное. Просто удивительно интересное.

– Здесь не театр…

– Но, увы, и не больница. А я уже сказал вам: мне нужно лечить мое бедное сердце. Врач сказал, что оно может остановиться в любой момент. От простого нервного шока…

– Испуг труса вы называете шоком? – усмехнулся Вольф.

– От испуга или даже от радости. От любого потрясения… – Барон сделал жалостливую мину. – Вы смеетесь надо мной, а если бы вы знали, что значит больное сердце… Когда-нибудь вам скажут: ваш лучший друг барон скоропостижно…

– Мой друг?.. – Вольф поморщился.

– Гордость погубит вас, господин Вольф… – Но, заметив, как хмурится его собеседник, барон поспешил перебить самого себя. – Еще что-нибудь?

– Пока все. Можете идти.

Выйдя от Вольфа, барон решил забежать в пивную. Первое лицо, которое он там увидел, был Оле Хуль. Причетник сидел, понурившись, у пустого столика в ожидании собутыльника. Ему было отчего приуныть: обескураживающую новость сообщил ему только что Свэн Торвальд: наци решили не пускать на остров другого пастора взамен нынешнего. Значит, напрасно Хуль надоумил арестовать Сольнеса. Вот глупо-то получилось! Он сам подставил под нож курицу, которая несла ему золотые яйца. Прощай, доходы! Что же остаётся?

Попытаться заработать тысячу крон на голове русского?.. С тысячей крон старый бакалейщик возьмет его пайщиком в лавку. С Торвальдом не пропадешь: этот умеет ладить с гуннами. Что ж, дело, значит, за тысячею?

Оле оживился при виде входящего приятеля. На этот раз рыжий барон не только угощал, но и усиленно угощался сам. Прошло немного времени, и приятели оказались в одинаково приподнятом настроении. Может быть, поэтому обычная настороженность оставила барона. Он не заметил, как в пивную вошел Тэдди и уселся за соседний столик.

То, что Тэдди услышал, заставило его навострить уши. Рыжий говорил причетнику:

– Хочешь сделать у «капитана» настоящую карьеру, на всю жизнь? Приобрести его расположение и тысячу крон?

– Что ты сказал? – встрепенулся причетник. Как будто даже хмель мгновенно соскочил с него. – Тысячу крон?

– Наличными, без расписок и прочей волокиты.

– За это можно продать самого Саваофа!

– Иди к Вольфу и скажи ему про девчонку.

– Ты совсем зарапортовался, Вилли! Почем я знаю, где у тебя припрятана девчонка?

– Дочка старого Глана, Элли – красотка первый сорт. Вольф может увезти ее в Германию.

– Кто же пойдет на это? Мне вовсе не хочется, чтобы старый Глан свернул мне шею, когда выберется из тюрьмы.

– Фью! Старому Адмиралу крышка. Через сутки он пойдет на корм рыбам…

Если бы барон не был так пьян, он сразу заметил бы, как побледнел при этих словах юнга с «Марты», как судорожно сжались его кулаки и с каким трудом он сдерживал себя, чтобы не броситься на рыжего.

– Так, значит, ты боишься? Эх ты, трус! Ну и черт с тобой! Я сам получу эту тысячу… – сказал барон.

Оле не отвечал. Барон расплатился. Стараясь как можно тверже держаться на непослушных ногах, он вышел из трактира. Тэдди швырнул на стол деньги и последовал за бароном. Он нагнал его за первым же углом.

– Эй, Вилли!

Барон остановился.

– А, это ты, Тэдди? Здорово, сынок. Ну что скажешь?

– Я должен поговорить с тобой наедине.

– Некогда мне, мальчик. Спешу по важному делу.

– У меня тоже важное дело. Кстати, ты можешь на нем хорошо заработать. Я хочу сказать тебе, где русский.

Барон испуганно огляделся.

– Тс-с-с… Этого не должен знать никто! Пойдем куда-нибудь в уголок…

– Я проведу тебя к русскому.

Барон схватился за сердце. Ему показалось, что оно сейчас выскочит из груди. Вот, вот она, эта опасная радость, которая может убить! Рыжий закрыл глаза, прислушиваясь к учащенным ударам своего сердца, и наконец проговорил:

– Тэдди, мальчик мой, ты даже не понимаешь, как радуешь своего старого друга Вилли. Если я о ком-нибудь и забочусь, то это только о нашем милом старом Адмирале. Говори же скорей, где русский!

– Пойдем к нему, – настойчиво повторял Тэдди. – Это в двух шагах.

– Ты не врешь? – Барон схватил Тэдди за плечо. От радости у него кружилась голова: русский у него в руках?! Вот это здорово! И, главное, ни одна живая душа не будет знать о том, что он отвел его к Вольфу. Этот мальчишка? Дело небольшое – его можно будет ликвидировать в тот самый час, когда русский окажется в руках Вилли. Один удар ножа в спину. И пикнуть не успеет щенок!..

Такие перспективы окончательно развеселили барона.

– Веди меня, показывай, где спрятался русский.

Тэдди молча пошел вперед. Так они вышли за границу поселка.

– Хорошее дело, в двух шагах! – рассердился барон. – У тебя длинные ноги, малыш. Далеко еще тащиться?

– О нет! – воскликнул Тэдди. – Мы пришли!

Барон удивленно огляделся. Вокруг не было никакого жилья, где мог бы прятаться русский.

– Ты смеешься надо мной, дрянной мальчишка! – крикнул рыжий. И тут же пожалел об этом крике: так больно стало сердцу. Положительно, такого с ним не бывало еще никогда.

– Смеюсь? Ну нет, мне не до смеха.

Тэдди сунул руку в карман. Щелкнула пружина складного ножа. Широкое лезвие блеснуло перед глазами барона. Он с хрипением повалился наземь еще прежде, чем Тэдди нанес ему удар.

Несколько мгновений юноша в недоумении стоял над телом барона. Он не верил тому, что люди могут умирать от испуга. Но убедившись в том, что сердце барона действительно перестало биться, Тэдди спрятал нож и побежал прочь.

Он еще не мог понять, рад ли тому, что все так случилось, или жалеет, что ему так и не удалось отомстить этой рыжей шкуре за сестру.

Зверь бежит на ловца

Хуль медленно брел по пустынной улице поселка. На всех столбах были расклеены объявления о премии за поимку русского. Над текстом поместили фотографию беглеца. То и дело она попадалась на глаза Хулю. Хуль остановился. Слово за словом прочел объявление. Тысяча крон! Пречистая Дева, как здорово это звучит: тысяча крон за одну голову!

Хуль не заметил, как очутился перед лавкой Торвальда. Толкнул дверь. Боже правый! За какую-то тысячу крон он мог бы вот так же сидеть за прилавком в одном жилете и важно курить трубку с утра до вечера! Ловко это получается у Торвальда. Неужели Хуль никогда не добьется такого счастья?

Стараясь держаться как можно уверенней, он заговорил о покупке пая.

– Уж не разнюхал ли ты, где прячется этот русский? – подмигнул понятливый бакалейщик.

Но Хуля не так-то легко было поймать.

– Если бы так! – вздохнул он. – Без Вилли я, как без рук.

– Смерть рыжего – их работа, – уверенно сказал Торвальд, – тех, кто скрывает русского!.. – И хотя в лавке никого, кроме них, не было, он понизил голос: – Уж не повинен ли во всех этих делах Йенсен? А? Как ты думаешь, Оле?

Хуль испуганно замахал руками:

– Господь с тобой, Свэн! Я за Нордаля голову прозакладываю.

Торвальд рассмеялся, оскалив крупные, как у волка, желтые зубы.

– Дешевенько же ты ценишь свою голову, Оле! Возьмись-ка лучше за Нордаля. Вот кого я советую пощупать. А когда что-нибудь узнаешь, беги ко мне. Мы тут же совершим сделку на твой пай в моей лавке. – Он жестом обвел вокруг себя. – Дело на ходу, Оле. Стоит подумать, а?

– Да, стоит подумать, Свэн.

Торвальд открыл конторку и вынул листок объявления.

– Возьми-ка, пусть карточка всегда будет с тобой. Это бесплатно, – заключил он и рассмеялся, снова обнажив свои крепкие зубы.

Оле еще раз вгляделся в лицо на листке. Да, овчинка стоит выделки!.. Может быть, действительно наведаться к Нордалю? Боже правый, до чего запутано все на свете!..

Оле со вздохом спрятал листок в карман и устало побрел прочь.

Где можно в этот час застать Нордаля? Негде ему быть, кроме как в тайном штабе союза патриотов – в овощной лавке тетушки Вики. Но, наверное, Нордаль в овощной не один. С ним его молодцы. Они давно уже косятся на Хуля. Не дай бог, если кто-нибудь из них пронюхает об истинных намерениях причетника. Ребята в штабе один к одному…

Хуль провел рукой по лицу, нервно передернул плечами и решительно направился к лавке тетушки Вики.

Нордаль был там, и действительно оказался не один. Его окружало несколько здоровенных парней – члены боевого отряда.

– Здравствуй, Оле! – крикнул Нордаль, как только Хуль появился на пороге.

– Храни тебя Бог, Нордаль! – смущенно ответил Хуль, поеживаясь под пристальными взглядами боевиков. – Нужно потолковать с тобой один на один.

– Выйдите, ребята, – без стеснения приказал Нордаль своим товарищам.

Парни один за другим не спеша поднимались и покидали комнату.

– Завтра гунны объявят, что дают сутки на отыскание русского, – сказал Хуль.

– Им не получить его! – воскликнул Нордаль.

– Через день они расстреляют заложников…

Нордаль вскочил и гневно уставился на Хуля, словно тот сам собирался расстреливать заложников.

– Не посмеют!

Хуль покачал головой.

– Как будто ты их еще мало узнал.

– Против них поднимутся камни – не только люди! – Тяжелый кулак Нордаля с треском опустился на стол. – Ладно! Расскажи подробней: что ты знаешь о намерениях гуннов?

Хуль принялся врать первое, что приходило в голову, лишь бы выглядело пострашней. Он надеялся, что удастся напугать Нордаля кровожадностью гитлеровцев. Но, к удивлению Хуля, его усилия привели к совершенно обратному результату.

– Ну что ж, – сдвинув брови, сказал Нордаль, – придется нам вступиться за своих, несмотря на неравенство сил. Нужно выручить пастора, Адмирала и других заложников. А русского мы запрячем так, что ни одному гунну и в голову не придет.

Хуль замер от радости: Нордаль впервые открыто признался в том, что принимает участие в судьбе русского. Еще одно усилие и…

– Думаешь, на острове есть такие уголки, куда гунны еще не совали нос? – осторожно спросил он.

– Мы спрячем его там, куда дверь открыта всякому желающему. И знаешь кто поможет нам в этом? – Нордаль на мгновение умолк, испытующе глядя в глаза Хулю. Тот старался, не моргнув, выдержать взгляд. – Знаешь, кто спрячет русского?.. Ты, Оле.

– Я?!

– Да, да. Через час я приведу его в церковь. Ты оставишь дверь отпертой. Сделай вид, будто занят уборкой. Чтобы никому и в голову не могло прийти, что там кого-то прячут… Понял?

Оле не мог произнести ни слова. Горло его пересохло от волнения. Как сквозь сон, слышал он слова Нордаля.

– А утром я приду чинить замки и скажу тебе, что делать дальше.

– Понял, – едва слышно прошептал Хуль.

– Иди же, приготовь все.

С трудом заставляя ноги повиноваться, Хуль встал и побрел к двери. По-видимому, Нордаль заметил его волнение.

– Ты что, боишься, что ли? – спросил он.

Щелкнув зубами, как испуганный пес, причетник визгливо крикнул:

– Боюсь?! С чего ты взял?

Он поспешно выскочил из комнаты и побежал прочь от овощной лавки.