Текст книги "Колесницы в пустыне"

Автор книги: Николай Непомнящий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Николай Николаевич Непомнящий
Колесницы в пустыне

Предисловие

Образ этот, загадочный и печальный, упорно следовал за мной в течение всей работы над книгой – забытые миром на тысячелетия, затерянные в бескрайней Сахаре древние колесницы…

Есть и другое воспоминание, которое сознание держало все это время, – маленький остров и крошечная крепость на нем, скала в океане. Рядом – оживленная морская трасса, пассажирские теплоходы и танкеры кажутся гигантами рядом с этим клочком суши. В XVII веке это был форпост португальцев. Чугунные пушки, сейчас ржавые и перекошенные, с забитыми песком и землей стволами, тогда исправно стреляли по голландским и французским судам. Ядра врезались в борта галиотов, с треском рвали паруса, падали в воду вокруг кораблей…

До островка Сан-Лоренсу, у побережья Мозамбика, я добрался пешком во время отлива, утопая по колено в иле и водорослях. Стоя на этом клочке обжитой земли посреди пролива, подумал: трудно дался первым португальским мореходам островок, сколько десятилетий понадобилось, чтобы дойти до Юго-Восточной Африки, укрепиться в далеком, неизведанном крае…

Имена первых португальцев известны. История снизошла до того, чтобы оставить потомкам сведения о европейских первооткрывателях Африки, почтила память наиболее видных монументами и мемориальными плитами.

А вот предшественникам их, далеким и не очень далеким, не досталось ничего. Их имена если и уцелели, то только в обрывочных свидетельствах античных авторов да средневековых хронистов, случайно зарегистрировавших тот или иной рассказ, который дошел до их ушей.

Об Африке написано множество книг. Писать их начали столетия назад. Первые путешественники прилежно рассказывали любознательным европейским горожанам о жарких странах с диковинными зверями и удивительными, непохожими на обычных людей жителями. То были описания дальних земель сродни рассказам Геродота и Марко Поло.

Однако времена «собакоголовых людей» и «тех, кто ходит с глазами, расположенными на груди», прошли довольно быстро. Африку стали не только описывать, ее начали изучать.

И все-таки век изучения Африки короток. Америке «повезло» больше. Первые испанские хронисты оставили множество фолиантов, набитых сведениями о чудесах Нового Света, о его меднокожих жителях, богатствах, богах и пирамидах. Лучшего «путеводителя» для будущих конкистадоров и искателей Эльдорадо и не придумать.

Об Африке сначала писали в основном арабы. Это понятно: они жили к ней ближе всех других народов. Но и арабы рассказывали только о районах Черного континента, не слишком удаленных от их стран: забираться глубже было и дорого и опасно. Что же говорить о первых европейцах, не обладавших навыками езды на верблюдах и необходимым знанием местных наречий! (А как помогло это впоследствии некоторым европейцам! Вспомните хотя бы Генриха Барта и Альфреда Брема, проникших в неведомые районы континента верхом на верблюдах, или, хотя это было в Азии, Арминия Вамбери, венгерского путешественника, знавшего множество языков и открывшего Европе малоизвестный доселе мир мусульманского Востока.)

Вот и ждала Европа середины XV века, когда появились корабли, достаточно надежные для того, чтобы доставить ее посланцев к берегам далекой Африки. Впрочем, не будем переоценивать и окрашивать в розовый цвет достижения Европы в освоении Африканского континента. Вспомним, какие последствия имели для судеб многих племен и народностей экспедиции Нахтигаля и Стенли, Рольфса и Парка: следом за ними пошли колониальные войска… Некоторые африканские ученые не без основания считают, что Африку никто не открывал. С таким же успехом африканцы, приезжавшие в Европу, открывали ее для себя.

На первый взгляд может показаться странным: какая связь между колесницами в Сахаре и маленькой крепостью в Мозамбикском проливе, двумя географическими точками, разделенными тысячами километров? Но связь между ними самая непосредственная. Это своеобразные вехи исследования Африки. Если колесницы близки к началу этого длинного пути, то крепость Сан-Лоренсу – уже заключительная стадия. Конечно, потом будут Ливингстон и Голуб, Парк и Клаппертон, Юнкер и Тинне. Будут XVIII, XIX, XX века с их удивительными открытиями, победами и поражениями, жертвами и триумфами, таинственными исчезновениями и возвращениями героев. Но нам важно другое – то, что было до европейского проникновения. Все, что было позже, описано и классифицировано достаточно подробно. А то, что было прежде, известно плохо, зачастую вообще неизвестно. Кто были люди, первыми из европейцев познакомившиеся с Африкой? Где они странствовали и к чему стремились?

Читатель, наверное, слышал о фульбе – загадочном народе, живущем в Западной Африке. Ученые до сих пор не могут сказать точно, где их родина. Мы рассмотрим гипотезы происхождения фульбе, используя при этом знание их языка, приобретенное в Московском университете. Слышал читатель и о гуанчах – коренном населении Канарских островов у северо-западных берегов Африки. По одним предположениям, испанцы истребили всех гуанчей еще в средние века, по другим – они выжили и искать их следует среди сегодняшних жителей островов. Прошлое гуанчей, как и родословная фульбе, тоже неясно, и читать страницы их истории ученым еще предстоит.

Обратимся мы и к колесницам в Сахаре, с которых начали наш разговор. Кому они принадлежали, исчезли ли без следа потомки этих людей? Разыщем вместе с археологами останки погибшей армии персидского военачальника Камбиза и подумаем над разгадкой тайны наскальных рисунков в Юго-Западной Африке – ансамбля Белой Дамы. Попробуем убедиться в справедливости утверждения Геродота об успешном плавании вокруг Черного континента финикийских мореходов в VI веке до н. э. и побываем на Мадагаскаре, родине гигантской птицы эпиорниса.

Многое, конечно, осталось за пределами этой небольшой книги об Африке. Цель ее вовсе не в том, чтобы дать развернутую, обобщающую картину истории континента. Автору хотелось рассказать о том, что в этой истории особенно заинтересовало его, заставило обратиться за помощью к старым и новым книгам и статьям ученых, к людям, посвятившим изучению Африки столько лет жизни; о том, что в конечном счете побудило его поехать в Африку, работать там, знакомиться и дружить с африканцами.

Итак, мы перелистаем лишь некоторые странички истории континента. Заглянем в записки путешественников и античных авторов, работы историков, археологов, лингвистов, зоологов и геологов. Без этих трудов было бы невозможно написать этот скромный труд. Автор весьма признателен исследователям, чья помощь и чей совет способствовали освещению того или иного сюжета, – Г. Зубко, Л. Куббелю, Э. Львовой, а также В. Гуляеву, Ю. Кобищанову, Ю. Поплинскому, А. Хазанову, труды которых были незаменимым источником ценной информации.

Часть первая
Задолго до Синдбада

В тени старой крепости

– Добрый день! – Старый служитель в поношенном черном костюме почтительно поднялся навстречу и распахнул дверь. – Сегодня вы первый. С утра никого. – И он снова уселся на скрипучий стул у ворот. Крепость приняла меня в свои стены.

Жарко, очень жарко сейчас в Мапуту. По всем прогнозам давно должна начаться осень Южного полушария с ее благодатным ветерком и прохладой, но дни проходят, а жара остается. Все живое инстинктивно тянется к тени. Я тоже поскорее нырнул в узкий проход между стенами и устроился на скамеечке возле большого колодца. Сейчас это экспонат. Когда-то он выполнял свое прямое назначение. Когда-то… Снова, г. который уже раз, я медленно обвел взглядом каменные постройки. Меня опять охватило волнение.

Мы и они… Пас разделяют столетия. Мы никогда не услышим их голосов, не почувствуем запаха их пищи, не различим скрипа деревянных досок под их башмаками, не увидим красных крестов на полощущихся полотняных парусах их каравелл. Мы и они… Что мы знаем о них? Лишь то, что сохранили немногочисленные хроники, карты и книги на старопортугальском. И еще: мы можем посмотреть полуистлевшие камзолы и потускневшие регалии в музеях, можем пощупать нагретые солнцем каменные стены их крепости, погладить стволы их пушек… Но знаем мы ничтожно мало. Король Жуан I был хитрым, принц Генрих Мореплаватель– смелым и любознательным, путешественник Барруш – умным и проницательным. А чем они жили? О чем мечтал принц Генрих в далеком XV веке? Нам этого уже не узнать. Те крохи, что дошли до нас, дают лишь схему – перечень замыслов и свершений, добрых и дурных дел, плаваний, приказов, казней, восхождений на престол, свержений правителей…

^{За этими некогда неприступными стенами несколько столетий назад кипела жизнь. Сегодня на территории старой португальской твердыни на берегу залива Делагоа находится Музей старинного оружия и геральдики}

С каждым годом все дальше и дальше уходит это время. Стираются образы, рассыпаются в прах паруса и деревянные корпуса судов. Потомки давно уже забыли о делах своих предков. От них не осталось следа. Вот только старая португальская крепость на берегу залива Делагоа. Через каждые десять метров из бойниц торчат жерла четырехдюймовых пушек. Обстреливалось практически все пространство на десятки метров вокруг форта. Если бы пушки выстрелили сейчас, то сбили бы пальмы вокруг, вышибли бы стекла в представительстве южноафриканской авиакомпании, повредили бы здание порта. Конечно, они этого уже не сделают, это фантастично. Но не ловим ли мы себя на мысли, что стрельба из таких пушек вообще нереальна, как нереально и то, что эта крепость жила, что там варили обед и ложились спать, любили и строили козни, готовились в дальние походы в глубь страны и копили награбленные ценности? Время берет свое: прошлое покрывается дымкой нереальности. А ведь все это было…

Началось это очень давно, задолго до того, как была построена крепость. Здесь, на территории Мозамбика, белых людей пока не знали.

…Вспоминается одна интересная встреча в Понта-ду-Оуру («Золотой бухте»), на крайнем юге страны, которую первые португальские мореходы поначалу не заметили.

Группа рыбаков-шангана, поймавших несколько часов назад двухметровую акулу, сидела на песке, ожидая, пока сварится маниока. Вода долго не закипала, но люди терпеливо ждали; главный – седой старик с морщинистыми руками – водил пальцем ноги по песку, вырисовывая какие-то фигуры. Я подошел поближе и протянул детям несколько конфет. Старик посмотрел в мою сторону и спросил на языке шангана: «Сколько стоит?» Я отрицательно замотал головой, а про себя подумал: «Не очень-то их здесь баловали португальцы, раз даже пустяковые подарки они не хотят принимать безвозмездно…» А когда рыбаки поели и ушли в поселок, я подошел к рисункам, оставленным стариком на мокром песке.

На гладкой желтой поверхности мелкого кварцевого песка старый рыбак нарисовал несколько лодок, людей, вооруженных гарпунами, и три рыбины. Лодки были закругленные, похожие на те, что сегодня используют шангана при рыбной ловле вблизи берегов. Рисунок старика живо напомнил наскальные изображения, найденные в последние годы в отдельных районах Южной Африки, и один давний спор антропологов, археологов и ихтиологов.

В поездках по Центральному Мозамбику я не раз видел различные приспособления для рыбной ловли: запруды на тихих, поросших тростником речках, плетеные круглые силки-загоны, длинные прочные удилища рыбаков, подстерегающих добычу по пояс в воде, спокойно переносящих укусы комаров и пиявок.

– Давно вы этим занимаетесь? – задавал я один и тот же вопрос жителям Муйане и Муррупулы, Алто Молокуэ и Нуапарры.

^{Островком старины стоит крепость среди современных зданий Мапуту. От шума, пыли и выхлопных газов она укрыта зеленым поясом деревьев}

– Нет, со времени, когда пришли белые.

– А кто вас этому научил?

– Мы научились этому от отцов, а те – от дедов.

– А деды? От кого переняли опыт деды?

– Деды научились у белых охотников и рыболовов– у португальцев, которые жили здесь.

Большинство местных африканских рыбаков считали своими учителями португальских колонистов, привезших с собой снасти, лодки, лесу.

– А до португальцев?

– До них мы не рыбачили…

Продолжать расспросы было бесполезно, не было с собой доказательств – копий наскальных рисунков, найденных в этих краях. Они лежали дома, в Москве. И на них ясно были видны рыбаки, лодки, гарпуны, даже мелкая рыбешка, даже рябь на воде. И все рисунки очень старые.

Значит, современные африканские рыболовы заблуждаются? Выходит, у них были предшественники? Но почему они о них ничего не знают? Почему не сохранилась традиция? Где легенды, исторические свидетельства? Может быть, это были не банту – не представители той большой языковой группы, которая сейчас населяет южную треть Африканского континента, а какой-то другой народ? Ведь шангана и макуа пришли сюда сравнительно поздно. Не поискать ли в других пластах истории Юго-Восточной Африки?.. Все эти вопросы до сих пор задают себе африканисты. Ответа ждали долго. И вот недавно, перелистывая старые книги о Мозамбике, историки нашли описание кораблекрушения португальского судна «Сан-Томе», составленное в 1589 году Диогу ду Коуту. Потерпевшие были выброшены на берег около бухты Сент-Люсия и оттуда шли на север по берегу до Софалы. По дороге в одном из селений они встретили португальца, который поведал им такую историю: «Поднявшись на судне вверх по реке в торговых целях (к сожалению, название реки не приводится), я обнаружил людей на маленьких лодках, ловивших рыбу, и отметил, что когда они хотят получить что-нибудь с берега, то направляют лодки к месту, откуда могут быть хорошо услышаны, и подают сигналы в виде свистков, по которым жители деревни и подносят им все, что нужно, ибо понимают смысл этих звуков, хотя и имеют свой язык, отличный от всех языков в округе…»

Не здесь ли, в этих нескольких строчках, кроется разгадка таинственных рыболовов? Щелкающий, свистящий язык, отличный, как сказано у хрониста, от всех языков в округе, был только у готтентотов. Потерпевшим в 1622 году крушение морякам они вынесли молодую овцу и молоко в кувшинах. В этом же обширном районе помещает их крупнейший исследователь истории Южной Африки Джордж Тил. Он пишет, что банту, жившие к югу от бухты Делагоа, вообще не употребляли в пищу рыбу. Выходит, что до конца прошлого века банту в этом районе почти не использовали лодок. А готтентоты использовали. Так не они ли были подлинными учителями нынешних рыболовов-банту? Ничего не говорит об этом устная традиция макуа и шангана, молчат легенды племени тонга. Только наскальные рисунки, найденные в пяти-шести точках Мозамбика, Южной Африки, Лесото и Малави, сохраняют память о таинственных африканцах, которые на заре нашей эры на маленьких круглых лодках с якорями пошли однажды по рекам и по морю, захватив гарпуны, и, отведав рыбы, сделали рыболовство своим постоянным занятием…

^{Наскальные рисунки, изображающие рыболовов, встречаются в Юго-Восточной Африке редко. Тем интереснее сцена охоты на крупную морскую рыбу у берегов Мозамбика}

Этот период истории у африканистов принято называть «временем до европейской колонизации». В Европе шел X, а может быть, XIII век – Африке это было безразлично. Тут вели счет по правителям, лунам, религиозным праздникам, солнечным затмениям и урожаям. Юго-Восточная Африка только-только научилась возделывать зерновые, жила охотой, собирательством и морским промыслом. Всюду, где жили готтентоты, было распространено скотоводство. На развалинах смитфилдской и уилтонской археологических культур рождались новые производственные отношения. Об этих временах мы знаем очень мало. Но люди этих времен были одаренными художниками, они умели рисовать на скалах, использовали окиси железа лимонит и гематит для получения желтого и красного цветов. Они делали прекрасные изображения самих себя, животных, рыб, птиц. Они умели видеть красоту. Значит, у них было чувство прекрасного? Но ведь именно это отрицали первые белые, пришедшие сюда в XV веке. Легкие и крепкие суда африканцев намного опередили по скорости и устойчивости тяжелые и неуклюжие барки и каравеллы Европы. Их рудокопы и старатели добывали золото в шахтах и наносах рек в таких количествах, какие не снились даже средневековым европейским алхимикам. Правда, у них не было пороха и ружей, и это их погубило.

– Кто кого обучил, белые – африканцев или наоборот? – спрашивают некоторые у своих оппонентов.

– Вспомните – ведь белые люди были для них богами! – отвечают те.

– Богами? Но ведь «божественность» их ограничивалась белым цветом кожи – ритуальным, священным цветом для многих африканских народов, – отвечают первые. – В остальном они были захватчиками, наглыми и бесцеремонными расхитителями африканских народных ценностей.

– Но европейцы были любопытны, одержимы желанием открывать новые земли! – говорят одни.

– Таких были единицы, – отвечают другие. – У всех исследовательских плаваний португальцев была одна цель – добыть золото и рабов, пряности и слоновую кость.

Споры об этом еще долго не кончатся. Но здесь, в тени старой крепости, их не слышно. Тихо плещут волны за стеной. На боку невысокой башенки сидит, как изваяние, крупная серая ящерица. Время как будто остановилось. Какой сейчас год? Может быть, 1415-й?

…Его принято считать началом морской экспансии Португалии. Захват Сеуты королем Жуаном I. Кампания, о которой ничего не было бы известно, если бы не хроника Гомиша Эанниша Азурары, рассказавшая о войне Жуана I с «неверными». «Неверные» были для короля ловкой отговоркой, ему нужно было другое – золото, текущее по караванным путям из Африки через Сеуту. И еще: раз и навсегда уничтожить мусульманское пиратство в районе Гибралтара. Подлинный зачинщик захвата города придворный авантюрист Жуан Афонсу ди Аленкер быстро понял, какую прибыль может дать город: и золото Африки, и мусульманский флот Средиземноморья. О «золотых дорогах» португальцы были хорошо осведомлены благодаря арабским и европейским картографам. Но вот они узнают, что там есть не только золото, но и пряности, слоновая кость, рабы. В Европу проникают фантастические рассказы о могущественной африканской империи Мали, о Мансе Мусе, ее правителе, совершившем знаменитое «золотое» паломничество в Мекку. По преданию, правитель усыпал золотом весь свой путь из Западной Африки в Аравию. Манса Муса умирает в 1337 году, а через семь лет Анжелино Дульсерт уже доделывает на Мальорке знаменитую карту мира с «королевством Мелли». Появляются другие карты. Конечно же, они становятся известны португальскому двору.

Незадолго до экспедиции в Сеуту Жуан Афонсу ди Аленкер посылает в город агента – узнать, сколь велика торговля золотом. Агент возвращается и расписывает красоты порта и богатство городских жителей. История сохранила подробности захвата Сеуты, но мы их опускаем. Нам важен результат. В июле 1415 года армада подняла паруса 200 судов с 20 тысячами войск на борту. 15 августа город захвачен с необычайной легкостью. Среди воинов, участвующих в штурме, – молодой принц Генрих. Через несколько лет он станет известен как Генрих Мореплаватель.

Из разговоров с жителями, с пленными защитниками города, из прочитанных бумаг Генрих черпает обширную информацию о Северо-Западной Африке. Хронист Азурара, писавший еще до смерти Генриха, выдвинул несколько предположений о том, что же побудило принца начать многочисленные морские предприятия. Первое – это атмосфера европейского Ренессанса: принц хотел выяснить, что там, за границами современных ему сведений, которые простирались не далее Канарских островов и мыса Бохадор. Затем – ему нужны были хорошие порты для торговли и ремонта судов. Третье – это усиливающееся арабское влияние в Африке. Португалии надо было спешить. И еще – распространение христианской веры. Генрих надеялся найти в отдаленных районах материка поддержку христиан. Уверенность эта, несомненно, основывалась на легенде о пресвитере Иоанне, слухи о котором ползли по Европе с середины XII века. В 1165 году по европейским столицам ходило письмо, якобы написанное самим Иоанном императору Византии. «Я, пресвитер Иоанн, – говорилось в нем, – правитель из правителей, под небесами я самый сильный и богатый, семьдесят два царя подчиняются мне…» Предполагают, что это письмо было специально сфабриковано, чтобы подлить масла в огонь крестовых походов.

С 1422 года Генрих посылает суда вдоль африканского побережья к югу от Марокко. Главная задача – одолеть мыс Бохадор – «Кабу ди Нау» («мыс нет»). Сахара здесь вплотную подступает к океану, и нет ни малейших признаков растительности. Ветер дует с севера, и возвращаться трудно. Хронист и путешественник Пашеку Перейра напишет в 1515 году: «Кто дойдет до Мыса Нет – вернется или нет». Но вот преодолены и эти трудности. Помогает опыт длительных плаваний на Азорские острова и Мадейру. Наконец, Жил Эанниш огибает мыс Бохадор и возвращается на родину в 1434 году. Через два года Балдайя доходит до бухты Рио-де-Оро. Там он видит тысячи тюленей. Шкуры и жир животных создают материальную основу для доследующих экспедиций.

Вскоре после этого воодушевленные успехом португальские моряки под началом Генриха и его младшего брата Фернанду хотят сделать невыполнимое – захватить Танжер. Но кусок оказывается не по зубам. Арабы сбрасывают португальцев в море. Пленным морякам танжерцы обещают жизнь при условии отказа от Сеуты. В залог арабы оставляют у себя Фернанду. Но ему так и не суждено увидеть родных берегов, ибо упрямые португальцы не отдают города.

Появляется новый тип судна – каравелла. Они имелись в Португалии еще в XIII веке, но то были убогие, одномачтовые суденышки, годные лишь для рыболовства и каботажного плавания. В XV веке они вырастают в крупные, трехмачтовые корабли с высокими бортами. На них в 1441 году Нунью Триштан доплывает до мыса Кап-Блан (там сейчас находится город Нуадибу), в Северной Мавритании, и захватывает пленных, которые рассказывают массу интересного о торговле золотом в Сахаре. Все это обещает баснословные прибыли. Африканское Эльдорадо сводит с ума авантюристов. Экспедиции следуют одна за другой. Триштан открывает устье Сенегала – реки, отделяющей Сахару от остальной Западной Африки. В это же время Диниш Диаш впервые высаживается на островах Зеленого Мыса, а через некоторое время тот же Триштан решается подняться вверх по реке Гамбии, и его настигает смерть от руки местных жителей, не желающих отправляться в рабство.

Принц Генрих продолжает осуществлять весь контроль за плаваниями вдоль африканских берегов. Венецианец Альвизе де Кадамосто, посетивший Западную Африку с разрешения принца, сообщает, что из одной лишь торговой фактории к югу от Кап-Блана ежегодно отправляется в Португалию 800 рабов. Африка начинает платить свою печальную дань Европе. Кровавая заря работорговли захватывает пока лишь краешек Черного континента.

…Крепость, где я нахожусь, – крупное прямоугольное сооружение с большим внутренним двором и крытыми помещениями вдоль стен. Служитель регулярно и старательно поливает и подстригает газон. Вдоль периметра форта проложены бетонные дорожки для осмотра. Они проходят как раз под стенами, поэтому там можно укрыться от жаркого солнца. Стены – пять-шесть метров высотой, слегка наклонные, с узкими высокими бойницами по всем сторонам форта. Опасность может прийти и с моря и с суши, и надо быть готовым ко всему…

История этого времени изобилует датами и фамилиями. В 1452 году в Лиссабон прибывает эфиопский посол. Генрих получает новые данные о Восточной Африке. Педру да Синтра доплывает до Сьерра-Леоне. Это граница тогдашних знаний об Африке. В 1460 году Генрих умирает. Через год Диогу Гомиш достигает территории сегодняшней Либерии. Порты Португалии не успевают принимать африканские «дары». Кажется, конец исследованиям, все получено сполна. Но нет. 1471 год. Жуан ди Сантарен и Педру ди Эшковар добираются до Ганы. Фернан ду По открывает в заливе Биафра остров и называет его Формозой, но за островом закрепляется имя открывателя – Фернандо-По. Сменяются португальские короли. 1482 год. Корабли Диогу ди Кана покидают Португалию и берут курс на юг. Кан достигает устья Конго. «Неоткрытое» пространство, остающееся до Индийского океана, заметно сокращается. Во второй раз Каи добирается до Юго-Западной Африки и оставляет там каменную плиту – падран. Прочитать ее сейчас невозможно: ветер и дождь смыли все буквы. Но это действительно плита Кана.

Карты тех времен поведали о трудностях, которые испытывали мореходы, упрямо двигавшиеся на юг. Но они шли и шли… Сегодняшние ученые проделали титанический труд, отождествив почти все португальские названия тех лет с современной топонимикой Южной Африки. Стало ясно, как долго, лига за лигой, продвигались вперед каравеллы. Проходит несколько лет, и меняются имена. Бартоломеу Диаш и Васко да Гама. Эти высвечены в истории ярче всех остальных. Начинается прелюдия открытия Мозамбика. Подходит к концу XV век. События последующих лет расписаны по месяцам. Португальцы уже в Юго-Восточной Африке. (Крепости, во дворе которой я сейчас сижу, еще не было.) Каравеллы сгоряча прошли мимо этих благословенных мест. Бухта Делагоа послужит верой и правдой их детям.

В 1498 году в Иньярриме моряки да Гамы впервые встречаются с бантуязычными племенами. Люди здесь живут в соломенных хижинах, и женщин больше, чем мужчин. У них копья, стрелы и ассегаи с железными наконечниками – это португальцы замечают сразу. «Наверное, в районе много меди», – говорят себе капитаны, разглядывая украшения африканцев. А те подносят мореходам калебасы с пресной водой. Знакомство состоялось. Страну эту называют «Терра ди Боа Женте» – «земля добрых людей». (Отметим, что обработка железа не была в диковинку в этой части Африки. Племена плавили железо уже во II веке н. э. в верхнем течении Замбези, в V веке – на территории Свазиленда, в XI веке – на территории Трансвааля; точные методы радиокарбонной датировки сильно подняли престиж африканских народов.)

^{Методы добычи золота из аллювиев рек не менялись в Мозамбике столетиями. Старатель только что наполнил лоток песком со дна реки Намирроэ. На дне лотка останутся несколько крупинок золота, а возможно, и частички танталита.}

22 января корабли бросают якорь в широком устье реки, окаймленном зарослями мангров. Это Келимане. Тридцать два дня гостят здесь суда. Местные жители «все черные и хорошо сложены, одежда их состоит из матерчатой повязки вокруг бедер, а вожди одеты богаче», – отмечает в дневнике капитан одной из каравелл. Название португальцы дают тоже в розовом свете: «Риу душ Бонш Синаиш» – «река добрых знаков». 2 марта эскадра подходит к острову Мозамбик. Дневник гласит: «Люди этого острова достаточно темнокожи и хорошо сложены. Они исламской веры и говорят, как мавры. Одежда их из тонких хлопковых тканей, богато украшенных. Оружие и посуда позолочены и посеребрены. Они купцы и торгуют с белыми маврами, которые приплывают сюда на судах с севера». Благодаря моряку, который когда-то был в плену у африканцев и знает арабский язык, португальцы получают много сведений о побережье, о его городах и торговле. Они впервые слышат об империи Мономотапа, о ее золоте.

Золото, золото, золото. Его блеск стоял перед глазами португальцев во время всех их плаваний. Не правы те, кто утверждает, будто их одолевала жажда странствий. Их одолевала жажда золота. Могучая, неудержимая тяга. Не исчезающий ни на минуту образ желтого тяжелого металла в слитках, в песке, в монетах. Африканское Эльдорадо…

Пожалуй, уже целое столетие длится среди историков и географов спор о том, что же побудило португальцев начать великую эпопею открытий. В применении к Мозамбику можно ответить однозначно: нужна была земля Мономотапы, хранящая серебро, золото, медь.

Софала, Сеа, Келимане, Тете были теми фортами, откуда дорога лежала прямехонько в таинственные дебри, «где золото часто путали с обычным песком», а богатства местных правителей и вовсе не поддавались счету. Авантюристы, обезумевшие от таких сведений, заключали с королем соглашения о разделе – в случае благоприятного исхода того или иного предприятия – добычи: золота, серебра, свинца, железа. Но шли годы и десятилетия, а Мономотапа отражала все нападения, истребляла лихорадкой и малярией разведывательные отряды, топила в болотах экспедиционные корпуса.

Португальский исследователь Оливейра Болеу работал полгода в архивах Гоа (Индия) и обнаружил множество документов, относящихся к истории освоения мозамбикских территорий. В частности, он нашел такие строчки. В письме от 6 марта 1633 года король Филипп III «рекомендует» вице-королю Индии Конде ди Линьярешу послать в Келимане две каравеллы с солдатами и двадцать землекопов для разведки и определения количества цветных металлов, что тот и делает. Экспедиция славно поработала и доложила, что «множество металлов имеется там открыто и на стадии обнаружения». Члены группы – не упускать же удобного случая! – прихватили и попавших под руку рабов.

Одновременно с этим письмом король направляет другое, на этот раз губернатору Мозамбика, выражая надежду, что богатства Мономотапы наверняка послужат на благо португальской короны: «да чтобы люди, посланные для работ, не показали ложных мест, иначе несдобровать им», – добавляет король.

Среди месторождений цветных металлов, разведанных в те годы, оказались территории, сохраняющие значимость до наших дней; Маника, Тете, Замбезия…

А страсти продолжают накаляться. Португальцы выуживают на свет один арабский манускрипт за другим. Аль-Идриси пишет о золотых самородках в стране до одного ратля весом (около 450 граммов); золото плавят в пламени горящего коровьего навоза без помощи ртути. Золото лежит прямо на берегу океана и в аллювиях рек… Этому географу вторит добрый десяток других.

…Через месяц суда приходят на остров Момбаса. Шейх острова привечает да Гаму сахарным тростником, и лимонами. Но португальцы не глядят на угощение, они смотрят на кольца, браслеты и подвески. Сразу же после выхода из Момбасы они захватывают бангала – небольшое местное суденышко, груженное серебром и золотом. Чуть позже флотилия берет на борт арабского лоцмана Ахмеда ибн Маджида и 24 апреля, с юго-западным муссоном отбывает в Индию.

Время переваливает в XVI век. В 1505 году португальцы захватывают Софалу. История сохранила десятки имен и дат. Кажется, с этого времени все в эпопее португальской колонизации Мозамбика становится ясным.

…Я вышел из своего укрытия и поднялся наверх. Вдоль всего периметра крепости тянется площадка, где некогда находились защитники форта. Здесь лежали груды ядер, бочки со смолой, горели костры. Каменные плиты сохранили следы былой деятельности жителей форта. Камень потрескался и стерся. Отсюда, сверху, виден весь залив. Каравеллы подходили с востока, из океана, и бросали якорь в кабельтове от берега. Сейчас там стоит полузатонувшая баржа. Тогда не было бетонной набережной и ровного ряда пальм, они росли беспорядочно. Воздух был намного чище.