Текст книги "Вартанян"

Автор книги: Николай Долгополов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Наше посольство – общая крепость

Не раз бывал я в нашем посольстве в Тегеране в те годы, когда оно именовалось советским. Уж не знаю, какие еще принадлежавшие СССР, а теперь России представительства составят ему конкуренцию! Как же приятно было вступить на его огромную, хорошо ухоженную территорию. Особенно – изнурительным бесконечным летом, когда городская жара выматывающе мучительна.

Рассказывают, что прежний владелец, персидский богач, высадил здесь кедры, ивы и платаны, вырыл аккуратные пруды, где вода, в отличие от грязноватых тегеранских арыков, прозрачна и напоминает милым своим журчанием весенние подмосковные речушки. Вымахавшие деревья дарят прохладную тень. И тебя охватывает благодать, наступает спокойствие души, а на третьем году жизни в чужой, непривычной стране чудится, будто попал в родной сад. И только крики вещающего о своем муллы, от которых в Персии никуда не уйдешь – нигде не скроешься, возвращают тебя к действительности. Нет, брат, ты в Иране, держись, будь начеку!

А в годы войны тут вообще было не до расслаблений. И уж в те четыре дня 1943 года, что проходила в посольстве СССР важнейшая конференция, и подавно. Впрочем, лучшего места для ее проведения было не отыскать – по крайней мере в Тегеране. Хотя посольство находится в центральной части большущего города, оно неким образом обособленно, отделено, просторно и к тому же обнесено высокой каменной стеной.

На территории находится несколько зданий. В них во время Тегеранской конференции жила и работала советская делегация: Сталин, Молотов и Ворошилов заняли квартиру советского посла. Для сопровождающих делегацию были созданы все условия в небольшом двухэтажном доме, расположенном неподалеку от здания посольства.

Но где же тогда жили посольские сотрудники с семьями? Их на эти тревожные дни переселили, как говорят в таких случаях дипломаты и прочие загранработники, «в город». Никто не роптал. Важность всего предстоящего объяснять дисциплинированным и вымуштрованным сотрудникам загранучреждения не пришлось. «Там» шла война, а «здесь» было относительно спокойно и уж точно – сытно. Детишек, жен и легкие вещи – один-два чемодана на семью и не больше – помогали перевозить непривычно вежливые и предупредительные солдаты, заранее прибывшие из Москвы. Потом они же постарались и, тщательно упаковав все личные вещи посольских и погрузив их на машины, в один день вернули всё и всех на прежние обжитые места. Говорят, ничего, ну абсолютно ничего у своих не пропало.

А «своим», образно говоря, из соображений безопасности стал на несколько деньков и Рузвельт, поселившийся в посольстве СССР.

Его путешествие на боевом американском корабле с названием заштатного американского штата (простите за игру слов) «Айова» продолжалось мучительно долго. Президент явно рисковал. Что стоило немецким подлодкам атаковать пересекавший Атлантику линкор? Даже сами фашисты признавали: самыми непримиримыми, готовыми сражаться до конца – между прочим, даже и после подписания капитуляции, – оставались немецкие моряки, особенно подводники.

За «Айовой», правда, шли корабли сопровождения. Но и это оказалось не к лучшему. Вдруг разыгрался шторм и на одном из судов произошел самопроизвольный пуск торпеды. Надо ли говорить, что она чуть не попала именно в «Айову».

Однако пронесло. Президента США благополучно высадили в алжирском Оране. Затем, по суше, аккуратно перевезли в сравнительно безопасный Каир.

В столице Египта Рузвельт встретился с Черчиллем, приземлившимся там же. Английский премьер и американский президент попытались согласовать свои позиции перед встречей с советским лидером.

А ведь эти позиции не совпадали. Рузвельт был не так уж и против открытия второго фронта. Он хотя и опасался усиления послевоенных позиций Советов в Европе, но его никак не устраивало и прежнее доминирующее положение в Старом Свете Великобритании. Черчилль же – и Рузвельту это стало понятно – больше всего боялся, что Сталин отхватит себе не только кусок Восточной Европы – уж точно с Польшей и Латвией, Литвой, Эстонией, но и попытается продвинуться еще дальше, в Европу Западную.

О разногласиях союзников Сталину стало известно благодаря разведке – как внешней, так и военной. Вот уж работали люди, так работали! Тут вполне логично напрашивалось решение поиграть на чужих противоречиях. Да, перспектива войны с Японией советского лидера никак не радовала, но она была неизбежной ради открытия второго, долгожданного фронта.

В Тегеранскую конференцию Сталин и его маленькая делегация—Молотов да Ворошилов – вступали весьма подготовленными и «подкованными» разведкой. Иосиф Виссарионович был даже осведомлен о считавшемся совершенно засекреченным Манхэттенском проекте: США и Великобритания согласились сделать процесс изготовления атомной бомбы совместным, да еще и с привлечением Канады. Вот уж был неприятный сюрприз, так сюрприз! Добрались до Сталина и другие суперсекретные сведения: если второй фронт всё же откроют, то лишь при условии, что в момент высадки союзников во Франции Красная армия предпримет крупное наступление. Ведь тогда Гитлеру будет не до переброски своих войск с Восточного фронта. Особенно тревожило упрямство Черчилля. Он настаивал на ударах союзников по Балканам. Но что от этого выигрывал СССР? Разведка подтверждала намерения Сталина – надо давить на Черчилля, вплоть до демонстрации ухода с конференции (что однажды в Тегеране и было проделано), и опираться на более сговорчивого и несколько более реалистичного Рузвельта.

Но и с «заселением» Рузвельта возникли сложности. Еще раз: посольство США располагалось вдали от центра. Добираться туда-обратно несколько раз в день на переговоры парализованному, прикованному к коляске Рузвельту по узким, забитым тегеранским улицам было долго, да и опасно.

С этим соглашался и Майкл Рейли, один из руководителей президентской охраны. Он-то понимал, что во время поездки по городу Рузвельт превращается в живую мишень, а снайперы – найдутся.

Но американский президент поначалу предложение поселиться на территории посольства СССР не принял. Естественно, не в его планах было ощущать себя чьим-то гостем. Ведь еще раньше отклонил Рузвельт приглашение Черчилля остановиться в посольстве Великобритании. Наши предложение повторили, но тут возникли опасения чисто дипломатические: вдруг обидится английский премьер?

Советское и британское посольства располагались по соседству. Солдаты перекрыли улицу, натянули между зданиями брезент, установили высокие щиты. Получилось что-то вроде одного дома с закрытым переходом, вдоль которого расположились автоматчики. Отсюда в резиденции никаким диверсантам было не проникнуть. И наши, и англичане были защищены надежно. Американцам оставалось только завидовать: посольства двух союзных им держав были окружены двумя, а по некоторым источникам – тремя кольцами автоматчиков и танков.

Благодарить за разрешение щекотливой ситуации с размещением Рузвельта надо и вмешавшегося в нее посла США в СССР Аверелла Гарримана. Он спросил: что будет, если по дороге в американскую миссию что-нибудь произойдет с Черчиллем или Сталиным? Надо ли их ставить под удар в Тегеране, там, где, по донесениям всех трех разведок союзников, на тройку готовились покушения?

Доводы посла и охранника убедили Рузвельта. Под его резиденцию в советском посольстве отдали здание канцелярии. Комнаты, в которых поселился президент США, соседствовали с просторным залом, где заседали участники конференции. Всегда и везде находившиеся при Рузвельте филиппинцы, служившие в военно-морском флоте США, аккуратно вкатывали в зал коляску с опиравшимся на удобные подлокотники улыбающимся президентом. Закрепляли коляску и, убедившись, что с их хозяином всё в порядке, покидали помещение. Повар, тоже филиппинец, готовил для Рузвельта привычные блюда.

Конечно, не у всех в Штатах пребывание Рузвельта в чужих стенах вызвало понимание. Уже в Вашингтоне, 17 декабря 1943 года, президент объяснил на встрече с прессой: «Маршал Сталин еще до Тегерана сообщил, что, возможно, будет организован заговор с целью покушения на жизнь всех участников конференции. Он просил меня остановиться в советском посольстве, чтобы избежать необходимости поездок по городу.

Для немцев было бы довольно выгодным делом, если бы они могли разделаться с маршалом Сталиным, Черчиллем и со мной в то время, как мы проезжали бы по улицам Тегерана, поскольку советское и американское посольства отделяет друг от друга расстояние в полтора километра».

В дни конференции Тегеран был прочно отрезан от мира. Город лелеяли, охраняли три союзные спецслужбы, среди которых самой многочисленной и самой эффективной, но притом и самой незаметной была советская.

В иранской столице тогда вдруг перестали выходить газеты, что стало сюрпризом и в иранской провинции, где подумали, будто произошли переворот или восстание. Телеграф был закрыт, как и все почтовые отделения. «Агаи пости» – почтовый служащий из популярной впоследствии персидской песенки – получил четыре дня вынужденного отдыха. Работала лишь правительственная связь трех государств-союзников. Телефоны городские и, уж конечно, международные были нетактично и без всяких предупреждений вырублены.

Всё это только пошло на пользу Тегеранской конференции 1943 года.

После переговоров почти вся американская делегация уезжала к себе в посольство, оставляя своего президента с охраной и филиппинской прислугой в посольстве советском.

По некоторым отзывам, президентская охрана действовала своеобразно. Телохранители вышагивали около резиденции Рузвельта в пиджаках, под которыми держали наготове оружие – в основном пистолеты. Наверное, рассчитывали, что демонстрация полной готовности к стрельбе напугает диверсантов. Но выглядело всё это несколько по-голливудски.

Работа Тегеранской конференции шла своим чередом. Хотя в этой книге не ставится цели подробно о ней рассказывать, речь ведь идет о роли разведки, но всё же упомяну несколько важных решений. Была принята Декларация о совместных действиях в войне против Германии и о послевоенном сотрудничестве трех стран. Было достигнуто предварительное соглашение о послевоенных границах Польши. Союзники со скрипом, это особенно относится к Черчиллю, договорились об открытии второго фронта не позднее 1 мая 1944 года (слова своего англичане с американцами не сдержали, высадившись в Нормандии позже – лишь 6 июня 1944-го). В ответ Сталину пришлось подтвердить готовность объявить войну Японии после разгрома Германии. Три державы сочли необходимым сохранить полный суверенитет и независимость Ирана, а Сталин нанес визит вежливости молодому шаху, удивив и обрадовав того этим жестом. Рузвельт был явно озабочен созданием мировой организации, которая бы смогла включить в свой состав как можно больше стран. Сталин идею поддержал: так впоследствии возникла Организация Объединенных Наций.

Атмосфера конференции, поначалу несколько нервозная, постепенно успокоилась. Роль миротворца взял на себя, признаем, президент Рузвельт. К примеру, когда Сталин, справедливо возмущенный нежеланием Черчилля обсуждать тему второго фронта, уже собирался предпринять демарш и покинуть (может, на время?) зал заседаний конференции, американец провозгласил час обеда. Как раз в это время на столе появилась огромная, длиннющая рыбина необъятных размеров, и трое вершителей мировых судеб переключили внимание на это чудо-юдо в исполнении советского повара. Напряжение было снято и алкогольными напитками. Отведав вкуснятины, Черчилль сделался сговорчивее. Понял, что надо идти и на уступки.

30 ноября вечером в посольстве Великобритании состоялся прием по случаю 69-летия премьера. Чтобы отдать дань уважения Черчиллю, Иосиф Виссарионович явился на торжество в парадной маршальской форме. Подарки советской делегации тоже порадовали англичанина. Даже больше здоровенной скульптурной группы из фарфора на сюжет русских народных сказок ему понравилась папаха из каракуля. Рузвельт предпочел местный колорит – преподнесенный им ковер был не просто персидским, а исфаганским, что ценится еще выше. А старинная иранская чаша напоминала о месте действия.

Ближнее окружение Черчилля немало подивилось произнесенному Рузвельтом тосту: «Пока мы празднуем годовщину премьер-министра Британии, Красная армия продолжает теснить полчища нацистов. За советское оружие и его успехи!» Сталин был несказанно доволен.

Придал определенного оптимизма и жест Черчилля, когда он передал Сталину дар защитникам Сталинграда от английского короля Георга VI – почетный меч. Клинок длиной в 124 сантиметра был сделан из серебра. На лезвии надписи на двух языках: «Подарок от короля Георга VI людям со стальным сердцем – гражданам Сталинграда в знак уважения к ним английского народа». В почетном карауле за спиной Сталина стояли в момент вручения 15 солдат 131-го мотострелкового полка НКВД во главе с командиром взвода лейтенантом Лазебным. Самых высоких, стройных, боевых с виду отобрал для этой процедуры начальник штаба полка. Сталин передал меч Ворошилову, и тот в сопровождении караула перенес меч в соседнюю комнату.

Конец же Тегеранской конференции был как-то скомкан. Вдруг похолодало, в горах выпал снег. Рузвельт испугался и решил покинуть город, пока еще давали вылет.

Переводчик Сталина Бережков в своей книге описал это правдиво и с любопытными деталями. Предполагалось продолжать работу конференции и весь день 2 декабря. Однако, чтобы не застрять в Тегеране, заключительную декларацию согласовали еще накануне вечером, в большой спешке. От обычно принятой торжественной церемонии подписания отказались. Подписи под декларацией каждый из «Большой тройки» ставил отдельно. Подписывались карандашом, листок был помятый, не парадный. Он как-то совсем не соответствовал совершенному, не гармонировал с достигнутым. Ведь, по существу, первая же встреча «Большой тройки» принесла серьезнейшие результаты. Все три главы государств-союзников заявляли: «Закончив наши дружественные совещания, мы уверенно ждем того дня, когда все народы мира будут жить свободно, не подвергаясь тирании и в соответствии со своими различными стремлениями и со своей совестью».

Бесспорно, что на Тегеранской конференции советский лидер переиграл президента и премьера. Но, отдавая дань Сталину, как переговорщику, ни в коем случае нельзя забывать и о роли разведки. Благодаря ее информации, полученной еще до Тегерана, вождь примерно знал наперед все возможные ходы Черчилля и особенно Рузвельта.

Как удалось добиться такого тотального преимущества? Пока неизвестно. Ведь не зря же Геворк Андреевич Вартанян подтверждает, что о конференции широкой публике и сегодня известно далеко не всё. Прозвучали кое-какие обещания рассекретить архивы в 2017 году. Остается ждать.

Мне же кажется, что свою роль сыграло и пребывание Рузвельта в советском посольстве. В документальном фильме «В Тегеране без чадры» об этом поведала Зоя Зарубина, в дни войны еще совсем молоденькая, 23-летняя начинающая разведчица. Она хорошо говорила по-английски, была искренне приветлива. Ей и было поручено обставить квартиру Рузвельта. Быстро наладив контакт с охраной американского президента, девушка в штатском сделалась связующим звеном между нашими и американскими охранниками. Все мелкие проблемы решались через нее. О принадлежности лейтенанта Зарубиной к советской разведке ее иностранные визави и не помышляли. Для них она оставалась переводчицей, любезной хозяйкой, готовой всегда прийти на помощь. Немощи Рузвельта, по признанию Зарубиной, никто не замечал, ибо охранники даже коляску президента выкатывали с особым шиком, принимавшимся окружающими за своеобразный ритуал. А когда нужно было втащить Рузвельта на какое-то возвышение, охрана вставала вокруг него и прямо в коляске мгновенно перетаскивала в нужное место.

По негласным правилам Зарубина действовала не под своей фамилией. Ей присвоили псевдоним «Скворцова». Американцы прозвали ее «мисс Роббинс», на это имя Зоя охотно откликалась.

Кстати, приблизительно такую же роль заботливой посредницы Зарубиной предстояло сыграть и на Ялтинской конференции. Неясно, поняли американцы или нет, кто был в исполнительницах-«домохозяйках»? Не вдаваясь в подробности, заметим, что пребывание Рузвельта в гостеприимных стенах пошло на пользу всем, включая, скажем туманно, спецслужбы. Ведь дипломатия и разведка всегда опирались друг на друга.

В общем, Рузвельта принимали гостеприимно, и пребыванием своим в стенах советского посольства он остался доволен. Как и советская разведка. Разумеется, все четыре дня президент США находился под ее контролем. Сантименты были отброшены в сторону. Уже в военные годы технические средства позволяли осуществлять круглосуточную прослушку…

Заметим, кстати, что много баек гуляет по поводу того, будто «русские купили Рузвельта». Чушь! Страстному филателисту преподнесли лишь один крошечный подарок. Как известно, среди «марочных королей», к которым можно отнести и американского лидера, ценятся выпущенные в свет малыми тиражами прямоугольнички с различного рода ошибками и опечатками. Так, на советской марке, посвященной знаменитому в ту пору перелету 1935 года нашего летчика Ляпидевского в США, название американского города было написано так – Сан-франциско. Отсутствие прописной «Ф» превращало марку в реальную филателистическую ценность. Рузвельт ликовал. Наши люди, изучавшие хобби главы США, и тут попали в точку…

А вообще, интеллигент Рузвельт совершенно невольно чувствовал себя обязанным, гостеприимство «хозяев» склоняло и его к соответствующим действиям. Итоги конференции виделись ему обязательно предсказуемыми, не зря же он, прикованный к коляске, совершал столь длительный и опасный вояж… Логика решений конференции была верной. Вдаваться в детали, так волновавшие Черчилля, при глобальной постановке вопросов казалось ошибочным. Победа в Сталинградской битве, даже вручение в Тегеране Черчиллем Сталину меча от английского короля Георга произвели на Рузвельта огромное впечатление. В частной беседе 1 декабря 1943 года Сталин обещал президенту при принятии решений учитывать его, Рузвельта, интересы на предстоящих выборах в США. Тот остался доволен: поляков, а также прибалтов Сталин обещал не обижать. Рузвельту это и требовалось: немало выходцев из этих стран обосновались в США и, следовательно, были его потенциальными избирателями.

И президент торопился домой. Ключевой (для меня) фразой Рузвельта при той, 1 декабря прошедшей беседе было: «Мне сообщили, что завтра будет благоприятная погода. У нас осталось немного вопросов, которые мы сможем обсудить сегодня вечером. Завтра утром я собираюсь вылететь».

У советского посольства дежурили три американских «виллиса». Двое филиппинцев подкатили Рузвельта в его коляске к машинам. Коляску подхватили два сержанта. Они бережно, на руках перенесли президента на переднее сиденье.

Потом они быстро достали автоматы, находившиеся под пиджаками, и легли на крылья машины. Их коллеги – англичане и наши были несколько удивлены. А для президента это действо оказалось привычным. Шофер рванул с места. Вскоре уехал на аэродром и Черчилль. За ним – Сталин. Конференция закончилась без каких-либо осложнений для трех главных ее участников.

«Дядюшка Джо» всё же побывал на седьмом небе

Здесь позволю себе на короткое время отвлечься от истории Вартанянов. Обращу свой скромный взор на одного из самых сильных мира того – Иосифа Сталина. Единственного из «Большой тройки», знавшего обо всем, что происходит в Тегеране: и о Скорцени с его диверсантами, и о мерах безопасности, предпринимаемых чекистами. Можно с уверенностью сказать, что для последних Тегеранская конференция превратилась в адово испытание. Малейшая оплошность – и полетело бы столько голов…

Похоже, Сталин твердо верил в свою госбезопасность. А ее руководители – в собственных сотрудников и агентов. Иначе бы Иосиф Виссарионович не принял решение: несмотря ни на что – обязательно ехать. Или иного выхода не было?

До сих пор спорят: неужели Сталин, никогда не летавший, все же рискнул совершить аж два перелета по маршрутам: Баку – Тегеран и Тегеран – Баку. В спецслужбах, куда я обратился, архивных документов на этот счет мне не предоставили.

Да и не могли они сохраниться. Причина веская. Абсолютно все данные о передвижениях первых лиц государства, начиная со Сталина и до Ельцина, спецслужбы обязаны передавать в архив, который именуется сейчас Президентским. И не важно, в какой стране или республике, в каком городе побывал генсек Брежнев или президент СССР Горбачев. Так что, к примеру, все подробности столь поразившего мир путешествия Бориса Николаевича из Штатов в ирландский Шэннон и в Москву, похоже, надежно хранятся именно там, в архиве.

Вдруг всплыл и другой любопытный факт. Возможно, что и зря мы подозревали Иосифа Виссарионовича в трусости, потому как всю жизнь он передвигался по необъятной стране только на поездах да на автомобилях. Всему есть свое объяснение. 22 марта 1925 года в авиакатастрофе погиб, как пишет Большая советская энциклопедия, «верный ученик Ленина» Александр Федорович Мясников. Смерть 39-летнего члена Реввоенсовета и Президиума ЦИКа потрясла Сталина. Собрав соратников, он объявил решение, приравненное к приказу. Видным партийным руководителям и просто крупным начальникам летать на самолетах категорически запрещалось. Однажды в Белоруссии завет вождя нарушил Анастас Микоян – полетал над аэродромом на военном самолете. И, пишет писатель Николай Зенькович, не успел Анастас Иванович вернуться в Москву, как Сталину уже всё сообщили. Ослушнику был объявлен выговор за недисциплинированное поведение.

Но когда уж грянуло в июне 1941-го, стало не до устаревших формальностей. Вынужден был пересесть с поезда на самолет и сам блюститель строжайшей безопасности.

До Баку спешащая в Тегеран делегация во главе со Сталиным дотащилась на поезде № 501. Иосифа Виссарионовича поместили в отдельный бронированный вагон, в других вагонах расположились члены делегации. Но и броня не помогла бы, если бы атаковавшие поезд на одном из участков пути фашистские бомбардировщики были точнее. Знали бы немецкие летчики, по какой цели они промахнулись!

Прибыли в Баку и оттуда в иранскую столицу – уже на самолете.

Впрочем, как Сталин доехал до конференции и обратно, существует несколько версий. Мне бы в них, противоречивых, не разобраться, если бы сотрудники пресс-бюро СВР не вывели на профессора Юрия Львовича Кузнеца. Он, автор подробнейшей книги о Тегеранской конференции «"Длинный прыжок" в никуда», изучал архивы долго и тщательно. И хотя в его вышедшей в 1996-м книге о методах сталинского передвижения пишется немного, профессор дал мне детальную консультацию.

Сначала действительно предполагалось, что от Баку до Тегерана «Хозяина» повезут на его обычном «паккарде», в большом автокортеже. Но и такой путь представлялся опасным. Мало ли кто мог предпринять попытку покончить с «дядюшкой Джо» одним ударом. Да и дорога в районе Астуры была труднопроходимой. Вот и решилось – самолет все-таки надежнее.

В книге Александра Бучина, бывшего шофера маршала Георгия Константиновича Жукова, рассказывается, что начиная с 1943 года основным самолетом, который использовал его начальник, стал американский «Дуглас С-47», считавшийся лучшим транспортником в мире. И, как утверждается в издании, «на таком же Сталин совершил свой единственный полет в Тегеран и обратно».

В мемуарах Главный маршал авиации Александр Евгеньевич Голованов вспоминает, что он сам предложил себя в качестве пилота. Сталин вежливо отказался, пригласив маршала просто сопровождать его. Даже отвесил Голованову комплимент.

Подтверждается сказанное профессором Кузнецом и в книге личного сталинского переводчика Валентина Бережкова «Тегеран, 1943». Правда, в Тегеран Бережков добирался самостоятельно. А вот обратно в Баку вылетали на нескольких двухмоторных и, как пишет Бережков, «пассажирских самолетах». Сначала в Баку улетела группа военных. На второй машине в воздух подняли Сталина. Оставшиеся на аэродроме дождались сообщения по радиосвязи о благополучном приземлении Иосифа Виссарионовича в Баку. Затем с интервалом в несколько минут отправились домой и другие самолеты.

В Баку, пишет Бережков, Сталин «стоял перед аэровокзалом уже не в маршальском облачении, а в простой солдатской шинели и в фуражке без знаков различия». Подъехали лимузины, главного пассажира поместили во второй: рядом с шофером, а сзади – охрана. На железнодорожном вокзале кортеж уже ждал «специальный поезд из длинных и тяжелых салон-вагонов» Баку – Москва.

На всем пути остановились лишь в Сталинграде, и Сталин с несколькими соратниками осмотрел лежавший в руинах город. Остальные спутники ждали в вагонах. Утром, на четвертые сутки пути, добрались до Москвы, до того и сейчас действующего перрона, откуда бегают между Белорусским и Савеловским вокзалами электрички. Сталина ждала черная машина, на которой он отправился в Кремль.

Еще в Сталинграде Сталин простудился. Тяжелый путь, труднейшая конференция, думы о «его» разрушенном городе… В Москву приехал больным, с температурой. Проболел больше недели.

Да, иногда удивляешься и скудности архивных материалов, и той атмосфере секретности, что окружала вождя. Сколько информации еще не выплыло, да и никогда не выплывет из тайников! Что говорить, если о Тегеранской конференции, продолжавшейся четыре дня, советскому народу дали узнать только после ее окончания – 7 декабря 1943 года.

И Геворк Андреевич, обязательно повторюсь, не раз говорил мне, что «о Тегеране еще не всё известно и сказано».

Но теперь – снова к Вартанянам.