Текст книги "Танталэна"

Автор книги: Николай Чуковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Глава двенадцатая. Погоня

Ночью меня разбудил сухопарый китаец-слуга. Свет был потушен. Огромная бледная луна смотрела в окно, чертила на полу яркие зыбкие квадраты и чуть-чуть серебрила чудовищных драконов, размалеванных по стенам. Комната была пуста. Все китайцы-посетители покинули ее. Только Баумер спал мертвецким сном, уткнувшись носом в цыновку.

– Не угодно ли джентльмэну покурить опиуму? – спросил китаец-слуга.

Я сначала не понял, что он говорит, но когда он повторил свой вопрос, я ответил ему, что опиума не употребляю. Мой ответ очевидно показался ему обидным, потому что он весьма язвительным тоном сказал мне, что настоящие джентльмэны удачиопиумом не брезгают. Но я повернулся на другой бок и крепко заснул.

На этот раз я проснулся уже утром. Кричали петухи, и мне показалось, что я нахожусь дома, в Гавани, и петухи кричат соседские, в нашем дворе. Но увидев крылатых чешуйчатых драконов, со всех стен глядящих на огненную шевелюру Баумера, я вспомнил все. Немец крепко спал, раскинув ноги и руки. Его шляпа и ружье лежали под столом.

Я встал, потянулся, и сел за стол.

– Чего желает молодой джентльмэн? – ласково и лукаво спросил меня жирный китаец, перетирая за стойкой тарелки.

– Хлеба, чаю, кипятку, – ответил я.

Китаец с удивлением смотрел, как я разбавлял крепкий чайный настой кипятком. Это казалось ему бессмысленной порчей чая.

Окончив свой завтрак, я подошел к стойке. Хозяин с самой любезной миной назвал мне сумму сначала в долларах, потом в индийских рупиях, потом в фунтах стерлингов и, наконец, в иенах. За ночевку, чай и ужин он взял почти половину моего состояния. В то время, как я расплачивался, с трудом переводя свои расчеты с одной валюты на другую, Баумер проснулся, оглушительно зевнул и сел.

– Эй ты, желтомордый, – заорал он, – дай опохмелиться!

Тощий китаец с жидкой бородкой принес ему стакан виски.

Он опрокинул стакан себе в горло, с удовольствием крякнул и встал на ноги.

– Это еще что такое? – заревел он, увидев меня. – Привидение?

– Нет, мистер Баумер, я не привидение, – ответил я, бросая последнюю монету на стойку и направляясь к выходу. – Я живой Ипполит Павелецкий, которого вам не удалось утопить.

– Donnerwetter! Держите его! – заорал немец, указывая на меня пальцем. – Это беглый раб! В погоню!

– Постойте, джентльмэн, – спокойно заметил китаец. – Сперва расплатитесь, а потом уже бегите в погоню.

Я выскользнул на улицу и закрыл за собою дверь.

Набережная была почти так же пустынна, как вчера вечером. Несколько голых косоглазых ребятишек, два-три китайца, лениво курящих на каменных скамейках у входа в свои домики, да женщина, полощущая белье в речке.

Я бежал к мосту. Там я поверну за угол, и немец меня не найдет. Кроме того, мне хотелось попасть в центр города и выяснить свое положение.

Через мост тянулись возы, нагруженные листовым железом. У каждого воза шел погонщик негр в маленьких грязных трусиках, со сверкающим медным обручем на шее. За каждыми тремя неграми следовал араб в длинном белом балахоне, с чалмой на голове и короткой винтовкой в руках. Все они с удивлением смотрели на меня.

Я добежал до угла. Направо от меня тянулась длинная, прямая, хорошо замощенная улица, полная народу. Оглянувшись, я увидел на набережной огромную фигуру Баумера, который бежал, что-то крича сидящим на скамеечках китайцам. Те неохотно вставали и лениво следовали за ним.

И свернул в а угол и побежал по улице. Какие странные люди попадались мне навстречу! И степенные арабы, и юркие китайцы, и оливковые португальцы, и англичане в кожаных широкополых морских шляпах, с серьгой в правом ухе. Вся эта толпа, кроме пестрых женщин, увешанных ожерельями из продырявленных монет, и полуголых людей с медными обручами на шее, была вооружена до зубов. Почти все носили широкие шелковые пояса, из-за которых торчали револьверы и кинжалы. У каждого за плечами было ружье с обрезанным дулом.

Пробежав саженей сто, я оглянулся. На углу показался Баумер в сопровождении трех-четырех китайцев, которые казались рядом с ним карликами. Он что то кричал арабам, идущим за возами, и указывал на меня. Арабы недоверчиво слушали его. Наконец, двое или трое из них нерешительно покинули возы и подошли к нему.

Я побежал дальше. Прохожие с удивлением смотрели на меня. Я стал уставать. Я был еще слаб после болезни и не мог бежать так быстро, как бегал некогда в Ленинграде.

– Держите его! держите его! – слышал я за собой крики Баумера.

Он гнался за мной в сопровождении кучки китайцев и арабов. Расстояние между нами все уменьшалось. Я собрал все силы и бешено устремился вперед. Прямо передо мною шестеро почти голых негров с обручами на шее мостили улицу. Рядом с ними стоял араб с ружьем в руках и следил за их работой.

– Держите его! – закричал он.

Негры лениво поднялись и преградили мне дорогу. Я летел прямо на них. Они еще издали ждали меня с растопыренными руками. Но когда я подбежал к ним, они только загалдели и беспорядочно замахали руками. Помню, у меня тогда же мелькнула мысль, что им не хотелось, чтобы я был пойман. Иначе бы они меня поймали.

Я пробежал мимо них. Араб поднял камень и кинул мне вслед. Но я подпрыгнул, и камень пролетел у меня под ногами. Араб что-то закричал, оглушительно выстрелил в воздух и бросился за мной.

Число моих преследователей все росло и росло. Я едва переводил дыхание. Они были уже совсем близко – шагах в десяти-пятнадцати. Я слышал за собой топот их ног и крики, среди которых ясно выделялся оглушительный бас Баумера.

Улица кончалась площадью. Я уже видел коричневые четырехэтажные здания, расходящиеся полукругом.

Но вдруг мне навстречу кинулся человек. Это был высокий детина коричневого цвета. Голова его была разукрашена огромными пестрыми перьями. Такие же перья покрывали его бедра. В его нос было продето золотое кольцо. Ноги и руки были украшены многочисленными запястьями и браслетами. Он бежал прямо на меня, испуская странные гортанные звуки. Мы неминуемо должны столкнуться. Вот я уже слышу звон его украшений, вот я вижу перед собой его дикие глаза с белками нечеловеческой белизны. Он прыгнул, я нагнулся, и он перелетел через меня.

Совершенно обезумевший я выбежал на площадь. Площадь была широка и пустынна. Но тут моим глазам представилось зрелище, которое испугало меня больше, чем погоня.

Посреди площади стояло два высоких красных столба с перекладиной. На перекладине висело пять трупов – четыре негра и один белый. Множество птиц кружилось в воздухе, сидело на перекладине, на головах и плечах повешенных. Воздух гудел от их клекота. А над виселицей развевалось по ветру огромное черное полотнище, на котором был изображен череп с двумя перекрещенными костями.

Я не мог вынести этого зрелища и повернул направо. Мои преследователи кинулись мне наперерез. Я бежал к портику большого коричневого здания и чувствовал, что вот-вот сейчас упаду от усталости. Бас Баумера, бежавшего впереди всех, гудел уже почти над самым моим ухом. Я добежал до широкой мраморной лестницы и одним, махом взлетел на нее.

Прямо передо мной между колоннами находилась большая стеклянная дверь, над которой было выведено „Opéra“. Дверь отворилась, и я очутился лицом к лицу со Шмербиусом! В это мгновение тяжелая рука Баумера ударила меня по плечу, и я упал на гладкие мраморные плиты.

– Что вам нужно от этого мальчика? – прозвучал громкий, резкий голос Шмербиуса.

– Он – беглый раб! – заревела толпа. – Мы хотим надеть ему на шею медный обруч.

– Ах, вот как! – заговорил Шмербиус. – Похвальное намерение. Это, должно быть, ваша затея, Баумер? А знаете ли вы, что это – мой раб? Это мой личный секретарь, и мне лучше знать, должен ли он носить обруч на шее, или нет. Расходитесь, джентльмэны. А вы, Баумер, будьте в другой раз поосторожнее, не то я велю вас оштрафовать.

– Donnerwetter, – прошептал Баумер. – Покажу я еще этому мальчишке.

– Что вы сказали? – провизжал Шмербиус.

– Ничего, – ответил немец и стал спускаться о лестницы. Остальные преследователи понуро побрели за ним.

– Откуда вы? – заговорил Шмербиус. – Я был уверен, что вы погибли, но счастлив вас видеть целым и невредимым. Я сделаю вас моим личным секретарем. Потом, когда вы проникнетесь той великой идеей, которой я служу, я дам вам свободу и блестящее общественное положение. Пойдемте.

Он взял меня за руку и повел через площадь.

Мы прошли под виселицей. Еще свежие, но уже потрепанные птицами, трупы мерно покачивались над нашими головами. Птицы, сидящие на них, пристально смотрели на нас, как бы говоря: „подождите, и вы будете здесь висеть“.

Пройдя площадь поперек, мы вошли в широкие двери большого коричневого дома.

Глава тринадцатая. Верховный Совет

Я сидел на бархатной скамеечке в большом зале, облицованном черным мрамором. По мрамору вились потемневшие золотые нити, которые сплетались в причудливые гирлянды удивительной красоты. Эта облицовка была создана не в наше время и не нашей культурой. Она, должно быть, перенесена сюда, в это казенное коричневое здание, из какого-нибудь древнего храма, построенного давно погибшим народом. Посередине каждой стены был выведен аляповатый герб, несомненно позднейшего происхождения. Он изображал череп и две скрещенные кости.

Меня привел сюда Шмербиус, и мне пришлось стать свидетелем странного зрелища – заседания Верховного Совета морских разбойников. За длинным столом, посреди залы, сидело двенадцать человек. Одного из них, Эрлетона, я знал. Это был тот самый англичанин, который пил с Баумером в китайской таверне. Он был по-европейски элегантно одет и чисто выбрит. На столе перед ним лежал сверкающий автоматический револьвер. Мне было противно его самоуверенное, красивое, наглое лицо. Он скорее походил на карточного шулера, чем на пирата.

По правую руку от него сидел араб, высокий, чернобородый, с хитрыми, льстивыми глазами. Его пышная шелковая чалма была обшита жемчугом. На стол перед собой он положил изогнутый, богато изукрашенный жемчугом кинжал.

Рядом с арабом сидел нелепый толстый человек с огромным багровым носом и крошечными свиными глазками. Он был одет в мягкий, широкий, серый костюм, весь перемазанный чернилами. Склонив на бок большую, лысую голову, он что-то торопливо писал чрезвычайно мелким почерком на огромных листах бумаги.

Рядом с ним сидела женщина, единственная женщина в этом почтенном собрании. Она была похожа на русскую курсистку – маленькая, курносая, стриженая. Одета она была довольно причудливо: коричневая кофточка, широченные синие шаровары, высокие мужские сапоги и широкий шелковый пояс, из-за которого торчали рукоятки бесчисленных кинжалов. Перед ней на столе лежал большой неуклюжий наган.

Дальше сидел негр – чрезвычайно франтоватый молодой человек с добродушной физиономией. Его пышный лиловый галстук был заколот полдюжиной бриллиантовых булавок. На столе перед ним лежала толстая трость с золотым набалдашником.

Остальные семеро членов Совета были китайцы. Я не умею отличать китайцев друг от друга. Они, по моему, все на одно лицо. Скажу только, что они были чрезвычайно пестро одеты, и что перед каждым из них лежало ружье с обрезанным дулом.

Неподалеку от стола стояло два стула, на спинки которых была положена большая широкая доска. Возле этой доски метался и прыгал Шмербиус. Он был без сюртука. Из замусоленного жилета торчали рукава грязной рубашки. Огромный красный галстук неистово метался из стороны в сторону. На этой доске лежал его фрак. Он гладил его раскаленным до красна угольным утюгом и говорил, говорил, говорил…

– Лэди и джентльмены! – начал он свою буйную английскую речь (английский язык был здесь языком официальным, так как его понимали все).

Я должен извиниться перед вами за беспорядок в моем туалете. Особенно перед вами, мисс Мотя, – тут он учтиво поклонился стриженой девушке в синих шароварах. – Я только вчера вернулся из длительного путешествия и был так завален делами, что не имел времени привести себя в порядок. Не могу скрыть от вас, лэди и джентльмэны, что моя поездка была не вполне успешна. Прежде, чем приступить к докладу, я постараюсь возобновить в вашей памяти подробности этого прискорбного дела. Как вам известно, осенью 1918 года британское правительство, подготовляясь к Великой Мировой Войне, решило перевезти чрезвычайно ценный груз из Капштадта в Лондон. Этот груз состоял из нескольких тонн крупных алмазов. Обладание ими сделало бы нашу казну одной из богатейших в мире и приблизило бы нас к осуществлению наших грандиозных планов. Британское правительство, боясь шпионажа со стороны других великих держав, окружило отправку этих алмазов величайшей тайной. Чтобы окончательно запутать следы, решено было отвезти алмазы сначала в Бомбей, там перегрузить на другое судно и только тогда отправить их через Суэцкий канал в Лондон. Все это нам сообщили наши шпионы, занимающие и по-сейчас важные посты в британском министерстве иностранных дел.

Тут он замолк, нагнулся и стал преуморительно брызгать слюной через зубы, так что капельки слюны мелким бисером рассыпались по фраку. Затем он снова принялся гладить и продолжал свою речь.

– Мы решили действовать. Наш лучший линейный корабль „Кровь и Жемчуг“ под управлением славного капитана Томаса Коллинса был отправлен к восточным берегам Африки. Там 11 октября 1913 года он встретил британский транспортник, шедший на северо-восток в сопровождении дрэдноута. Утром 13-го октября произошел бой, о котором мы ничего толком не знаем. Известно только, что все три корабля погибли. Британское правительство тщетно искало погибшие алмазы.

Шмербиус отложил утюг в сторону и надел выглаженный фрак.

– С корабля Томаса Коллинса, – продолжал он, – спасся только один человек – матрос-португалец. Ему удалось добраться до Занзибара, откуда он поспешил к нам сюда, на остров Танталэну. Томас Коллинс, умирая от раны в живот, просил его доставить Ли-Дзень-Сяню, атаману и повелителю, документ, в котором указывалось точное местоположение затонувших алмазов. Но когда португалец прибыл сюда, его сразу встретили два предателя – дон Гонзалес Ромеро и Геннадий Павелецкий. Они отвели португальца в китайскую таверну, что на набережной реки Юань, напоили его и отняли драгоценный документ. Португалец, несмотря на то, что был пьян, пробовал сопротивляться. Но предатели нанесли ему несколько ран кинжалом и скрылись. Завладев небольшой шхуной, они обманом заставили стражу открыть Двигающийся Утес и бежали с острова, захватив с собой своих детей и еще одного предателя – негра Джамбо. Удирая, они имели наглость отправить мне письмо, в котором писали, что считают наш почтенный промысел – преступным и неблагородным занятием.

Тут он лизнул свой указательный палец, дотронулся им до утюга и подскочил от боли.

– Сейчас же была организована погоня, во главе которой встал я сам, хотя для этого мне пришлось отказаться от своих музыкальных занятий. Не стану описывать, как в течение стольких лет я гонялся за ними по всему свету. Наконец, я поймал их на их собственном корабле. Они ехали за алмазами. Но тут меня постигла неудача. Документ был разорван пополам, и мне удалось достать только вторую его половину. Вот она.

Он засунул руку в жилетный карман, вынул целую кипу во много раз сложенных бумаженок и принялся торопливо разворачивать их. Все они были испещрены нотными знаками. После долгих поисков он нашел то, что искал – конец того документа, начало которого лежало у меня в кармане.

– Вот, джентльмены, вторая часть этого драгоценного манускрипта. Здесь обозначена широта, на которой затонул груз, а долгота находится в первой, отсутствующей части документа. Где находится эта часть – неизвестно. Пойманные предатели клянутся, что они держали ее в портфеле у себя в каюте. Этот портфель был тщательно осмотрен. Документа в нем нет. У меня есть подозрение, что он был похищен у них кем-нибудь из их экипажа. Все матросы их дрянного суденышка, как перешедшие на нашу сторону, так и не перешедшие, были тщательно обысканы. Но этот обыск ни к чему не привел. Сейчас оба предателя работают в доках вместе с неграми. А вы знаете, сколь приятна эта работа, – тут он криво усмехнулся и зловеще взмахнул утюгом. – Я обещал им прощение и свободу, если они укажут мне, где находится пропавшая часть документа. Но они клянутся, что им ничего неизвестно. Я угрожал повесить их на площади Оперы, но и этим ничего не добился.

Он остановился, перевел дух и оглушительно чихнул. Затем заметался еще неистовее.

– Но, джентльмэны, это все деталь, чепуха, мелкая неудача. Она не помешает нам выполнить наши грандиозные планы. За время мировой войны мы необычайно разбогатели. Половина тех торговых судов, в истреблении которых англичане обвиняли немцев, а немцы – англичан, были похищены нами. Это мы орудовали в Африке во время колониальной войны. А сколько мы разграбили островов Великого океана! Газеты полны сообщениями о гибели кораблей, а эти корабли преспокойно стоят в нашей гавани. Нет, джентльмэны, наши дела совсем не плохи. Лучшие инженеры мира работают на нас. Мы выкрали их из их лабораторий, и теперь наши доки лучше лондонских, наш воздушный флот не имеет себе равного в мире. Правда, он немногочислен, в нем всего двести пятьдесят летательных машин, но каждая такая машина может разрушить целый город. Много сделано и для обороны нашего славного острова Танталэны. К Двигающемуся Утесу, оставленному нам в наследство древней расой, некогда обитавшей на этом острове, теперь прибавлено еще два укрепления – Вращающийся Форт и Форт Подковы. Орудия этих двух фортов могут разнести в щепки любое судно, находящееся от острова на расстоянии тридцати пяти километров. В Америке, на машиностроительном заводе „Allied Machinery Cº“, нами заказаны две гигантские турбины для превращения силы приливов в электрическую энергию. Когда мы привезем их сюда и пустим в ход, наш остров покроется восьмидесятиверстным куполом электромагнитных волн. И ни один неприятельский аэроплан не сможет приблизиться к нам ближе, чем на восемьдесят верст.

Я никогда еще не видел столь воодушевленного человека. Он так громко визжал свои фразы, что у меня звенело в ушах. Его руки, ноги, фалды и галстук стремительно метались из стороны в сторону и делали его похожим на ветряную мельницу, которую вертит ураган.

– Джентльмэны, близок миг торжества. Наши самолеты облетят весь мир. Один полетит в Лондон, другой в Париж, третий в Нью-Йорк, и так далее, джентльмэны, и так далее!..

Тут он вскочил на один из своих стульев, со стула на гладильную доску, с доски – на другой стул, и, наконец, спрыгнул на пол.

– В каждый большой город мира – в Лондон, в Париж, в Нью-Иорк, в Москву, в Берлин, в Буэнос-Айрес, в Токио, в Пекин, в Сидней, в Калькутту, – будет послано по одному из наших самолетов. И вдруг… – (тут он снова вскочил на стул,) – по знаку, данному радио-телеграфом с нашего острова… – (тут он схватил утюг и вскочил на доску) – все они швырнут вниз… – (он поднял утюг над головой; члены совета заслонили лица руками) – по небольшому баллону. Эти баллоны будут наполнены ядовитым газом, изготовляемым на нашем химическом заводе профессором фон-Рупом, которого я прошлым летом похитил из Гейдельбергского университета. Одного такого баллона достаточно, чтобы в десять минут умертвить все живое на пространстве, равном десяти тысячам квадратных километров. Умрут не только все люди, но и лошади, и коровы, и собаки. Даже блохи и тараканы – погибнут. Ничто живое не устоит против действия этих разрушительных газов. Города будут превращены в грандиозные склады трупов. И тогда весь мир подчинится нам, джентльмэнам удачис острова Танталэны. Красть пароходы не штука, это детская забава, мы украдем земной шар. Весь мир будет у наших ног! Все богатства потекут к нам в руки! Все народы станут повиноваться нам! Вот, что нас ждет впереди, вот, чего мы должны добиваться!

Он замолчал. Его губы скривились в восторженную – даже в умиленную – улыбку. Затем он продолжал назидательно:

– Но добиться этого не так-то легко. Необходимо напряжение всех сил, учет всех возможностей. А этого мы достигнем только при строгой ненарушимой дисциплине. Как проводят время джентльмэны удачис острова Танталэны? Пьют, греют спины на солнце да поколачивают рабочую рабов. К сожалению, теперь, в самую горячую пору, нам предстоят перевыборы атамана. Это устаревшая формальность, мало того – это вредная формальность. Мне передавали, что по городу ходят бездельники и агитируют за то, что Ли-Дзень-Сяня надо сместить. Им, видите ли, не нужно завоевание мира, им встарину было лучше. Правительство Ли-Дзень-Сяня, мол, слишком строго, и свободные пираты не должны подчиняться ему. Нет, только мы, правительство Ли-Дзень-Сяня, знаем, что нужно джентльменам удачи. Только мы обеспечим им богатство и свободу. Без нас – их, свободолюбивых, голыми руками перехватают английские и французские жандармы. Джентльмэны! Всеми имеющимися в вашем распоряжении средствами поддерживайте кандидатуру Ли-Дзень-Сяня на атаманских выборах. Он должен быть переизбран!

Тут Шмербиус замолчал и с трудом перевел дух. Члены Верховного Совета молчали.

– Нет ли у вас каких-нибудь вопросов?

Ни звука.

– Значит, вы согласны со мной?

Опять молчание.

– О, вы всегда бывали согласны со мной! Я благодарю вас за доверие, джентльмэны. Надеюсь, мы будем с вами так же дружно работать и после того, как Ли-Дзень-Сянь будет переизбран на следующее десятилетие.

Члены Верховного Совета дружно безмолвствовали.

– Еще на одну минуту я задержу вас, джентльмены. Мистер Эрлстон, встаньте!

Эрлстон нерешительно встал.

– Ли-Дзень-Сянь, атаман и повелитель, благодарит вас за преданную службу джентльмэнам удачии назначает вас комендантом Вращающегося Форта.

Глава у Эрлстона засверкали. Он молча поклонился Шмербиусу.

– Приходите ко мне сегодня в оперу. Я с вами побеседую, – сказал Шмербиус Эрлстону, и затем прибавил: – Объявляю заседание закрытым. Прощайте, джентльмэны! – И вышел.

– Теперь наше дело в шляпе! – сказал Эрлстон. – На этот раз он ошибся. Мне надоело быть прихлебателем этого плешивого шута. Я не позволю ему совершить переворот. Он вместе с Ли-Дзень-Сянем будет болтаться на виселице перед своей собственной Оперой. Не так-то легко покорить джентльмэнов удачи.