355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Сладков » Лесные тайнички (сборник) » Текст книги (страница 2)
Лесные тайнички (сборник)
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 16:53

Текст книги "Лесные тайнички (сборник)"


Автор книги: Николай Сладков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Айда, братцы-окуни, к Налиму на свадьбу! Сон свой разгоним, повеселимся, налимьей икоркой закусим...

Выдра и Ворон

– Скажи, Ворон, мудрая птица, зачем люди костёр в лесу жгут?

– Не ожидал я, Выдра, от тебя такого вопроса. Промокли в ручье, замёрзли, вот и костёр разожгли. У огня греются.

– Странно... А я зимой всегда в воде греюсь. В воде ведь морозов никогда не бывает!

Королёк и Пухляк

– Ну, брат Королёк, и растолстел же ты за зиму! Сразу и не узнаешь эвон какой верзила. Что в длину, что в ширину. Тяжелей меня небось стал?

– Тяжелей тебя, Пухляк, разве станешь... Вон ты дылда какой, сучки под ногами ломаются, ветки до земли гнутся. Сколько веса-то уже набрал?

– Я-то? Да десять граммов тяну, а ты?

– А я семь...

Заяц и Полёвка

– Мороз и вьюга, снег и холод. Травку зелёную понюхать захочешь, листочков сочных погрызть – терпи до весны. А где ещё та весна – за горами да за морями...

– Не за морями, Заяц, весна, не за горами, а у тебя под ногами! Прокопай снег до земли – там и брусничка зелёная, и манжетка, и земляничка, и одуванчик. И нанюхаешься, и наешься.

Барсук и Медведь

– Что, Медведь, спишь ещё?

– Сплю, Барсук, сплю. Так-то, брат, разогнался – пятый месяц без просыпу. Все бока отлежал!

– А может, Медведь, нам вставать пора?

– Не пора. Спи ещё.

– А не проспим мы с тобой весну-то с разгону?

– Не бойся! Она, брат, разбудит.

– А что она – постучит нам, песенку споёт или, может, пятки нам пощекочет? Я, Миша, страх как на подъём-то тяжёл!

– Ого-го! Небось вскочишь! Она тебе, Боря, ведро воды как даст под бока – небось не залежишься! Спи уж, пока сухой.

Сорока и Оляпка

– О-о-ой, Оляпка, никак, купаться в полынье вздумал?!

– И плавать и нырять!

– А замёрзнешь?

– У меня перо тёплое!

– А намокнешь?

– У меня перо водоотталкивающее!

– А утонешь?

– Я плавать умею!

– А... а... а проголодаешься после купанья?

– А я для того и ныряю, чтоб водяным жучком закусить!

М а р т

Голубой месяц март. Голубое небо, снега голубые. На снегах тени – как синие молнии. Голубая даль, голубые льды. Голубые на снегу следы. Голубые перелески, голубые канавы. Первые голубые лужи и последние голубые сосульки. А на горизонте – синяя полоска далёкого леса. Весь мир голубой!

В марте горят снега: всё усыпано солнечной сверкающей пылью. Снежное сияние обжигает лицо. На мартовском солнце даже деревья загорают. Тонкие ветви берёз становятся бронзовыми, а заросли ольхи – лиловыми.

Днём на солнце капель.

Ночью – звонкий мороз.

А на рассвете – морозный пар. Белые берёзы в седой дымке. Как будто это пар от тёплого их дыхания, как будто берёзы дышат.

Март голубой на дворе – пора яркого солнца и полосатых снегов; зиме конец, а весне – начало.

ЗИМНИЕ ДОЛГИ

Расчирикался Воробей на навозной куче – так и подскакивает! А Ворона-карга как каркнет своим противным голосом:

– Чему, Воробей, возрадовался, чего расчирикался?

– Крылья зудят, Ворона, нос чешется, – отвечает Воробей. – Страсть драться охота! А ты тут не каркай, не порть мне весеннего настроения!

– А вот испорчу! – не отстаёт Ворона. – Как задам вопрос!

– Во напугала!

– И напугаю. Ты крошки зимой на помойке клевал?

– Клевал.

– А зёрна у скотного двора подбирал?

– Подбирал.

– А в птичьей столовой у школы обедал?

– Спасибо ребятам, подкармливали.

– То-то! – надрывается Ворона. – А чем ты за всё это расплачиваться думаешь? Своим чикчириканьем?

– А я один, что ли, пользовался? – растерялся Воробей. – И Синица там была, и Дятел, и Сорока, и Галка. И ты, Ворона, была...

– Ты других не путай! – хрипит Ворона. – Ты за себя отвечай. Брал в долг – отдавай! Как все порядочные птицы делают.

– Порядочные, может, и делают, – рассердился Воробей. – А вот делаешь ли ты, Ворона?

– Я раньше всех расплачусь! Слышишь, в поле трактор пашет? А я за ним из борозды всяких корнеедов и корнегрызунов выбираю. А Сорока с Галкой мне помогают. А на нас глядя, и другие птицы стараются.

– Ты тоже за других не ручайся! – упирается Воробей. – Другие, может, и думать забыли.

Но Ворона не унимается:

– А ты слетай да проверь!

Полетел Воробей проверить. Прилетел в сад, там Синица в новой дуплянке живёт.

– Поздравляю с новосельем! – Воробей говорит. – На радостях-то небось и про долги забыла!

– Не забыла, Воробей, что ты! – отвечает Синица. – Меня ребята зимой вкусным сальцем угощали, а я их осенью сладкими яблочками угощу. Сад стерегу от плодожорок и листогрызов.

Делать нечего, полетел Воробей дальше. Прилетел в лес, там Дятел стучит. Увидел Воробья, удивился:

– По какой нужде, Воробей, ко мне в лес прилетел?

– Да вот расчёт с меня требуют, – чирикает Воробей. – А ты, Дятел, как расплачиваешься? Как расплачиваешься?

– Уж так-то стараюсь, – отвечает Дятел. – Лес от древоточцев и короедов оберегаю. Бьюсь с ними не щадя живота! Растолстел даже...

"Ишь ты, – задумался Воробей. – А я думал..."

Вернулся воробей на навозную кучу и говорит Вороне:

– Твоя, карга, правда! Все за зимние долги отрабатывают. А я что хуже других? Как начну вот птенцов своих комарами, слепнями да мухами кормить! Чтобы кровососы эти ребят не кусали! Мигом долги верну!

Сказал так и давай опять на куче навозной подскакивать и чирикать. Пока свободное время есть. Пока воробьята в гнезде не вылупились.

ЗАЯЧИЙ ХОРОВОД

Мороз на дворе, особый мороз, весенний. Ухо, которое в тени, мёрзнет, а которое на солнце – горит. С зелёных осин капель, но капельки не долетают до земли: замерзают на лету в ледышки. На солнечной стороне деревьев вода блестит, теневая затянута матовой коркой льда.

Порыжели ивняки, а ольховые заросли стали лиловыми.

Днём плавятся и горят снега, ночью пощёлкивает мороз.

Пришла пора заячьих песен. Самое время ночных заячьих хороводов.

Как зайцы поют – по ночам слышно. А как хоровод водят – в темноте не видать.

Но по следам всё понять можно: шла прямая заячья тропа. От пенька до пенька, через кочки, через валежины, под белыми заячьими воротцами – и вдруг закружила немыслимыми петлями! Восьмёрками среди берёзок, кругами-хороводами вокруг ёлочек, каруселью между кустов.

Будто закружились у зайцев головы, и пошли они петлять да путать. Пляшут и поют: "Гу-гу-гу-гуу! Гу-гу-гу-гуу!"

Как в берестяные дудки дуют. Даже губы подскакивают!

Нипочём им сейчас лисицы и филины. Всю зиму жили в страхе, всю зиму прятались и молчали. Довольно!

Март на дворе. Солнце одолевает мороз.

Самая пора заячьих песен.

Время заячьих хороводов.

ВЕСЕННИЕ РУЧЬИ

Весенние ручьи говорят, говорят...

У каждого ручья свой голос. Один чуть шепчет, а другой звонко кричит. И каждый о своём.

Сидел я на пне у лесного ручья. Сидел и слушал. Сперва просто так бубнил ручей. А потом заговорил:

"Я лесной ручей: из лесного снега рождён. Топтали этот снег лоси да волки, зайцы беляки по снегу прыгали, тетерева и рябчики под снегом спали. Теперь все следы растаяли, в звонкие капельки превратились. Столько за зиму всяких историй произошло – за всю весну не перескажешь. Расскажешь не перескажешь, расскажешь – не перескажешь..."

Перебрался я к полевому ручью. Слышу, и полевой поёт:

"Зень-зень-зень! Зиме конец, конец зиме... Я ручей полевой, из полевых снегов рождён. Топтали снег зайцы-русаки да серые куропатки. Рыжая лиса мышковала – полёвок ловила. Все события на снегу отпечатались. А теперь следы растаяли, в певучие капельки обратились. Столько событий: рассказать – не рассказать, рассказать – не рассказать..."

Бегут, торопятся в речку ручьи разные: лесные, полевые, болотные, дорожные, деревенские, огородные. И у каждого свои рассказы: что было, что случилось, что надолго запомнилось. Говорят, говорят, говорят...

Хочешь лесные, полевые и болотные тайны узнать – сядь у речки на бережок.

Может, чего и услышишь.

ВЕЖЛИВАЯ ГАЛКА

Много у меня среди диких птиц знакомых. Воробья одного знаю. Он весь белый – альбинос. Его сразу отличишь в воробьиной стайке: все серые, а он белый.

Сороку знаю. Эту я по нахальству отличаю. Зимой, бывало, люди за окно продукты вывешивают, так она сейчас же прилетит и всё растреплет.

А вот галку одну я приметил за её вежливость.

Была метель.

Ранней весной бывают особые метели – солнечные. Снежные вихри завиваются в воздухе, всё сверкает и несётся! Каменные дома похожи на скалы. Наверху буран, с крыш, как с гор, текут снежные водопады. Сосульки от ветра растут в разные стороны, как косматая борода деда-мороза.

А над карнизом, под крышей, есть укромное местечко. Там два кирпича из стены выпали. В этом углублении и устроилась моя галка. Чёрная вся, только на шейке серый воротничок. Галка грелась на солнце да ещё и расклёвывала какой-то лакомый кусок. Уютное местечко!

Если бы этой галкой был я, я бы никому такое местечко не уступил!

И вдруг вижу – подлетает к моей большой галке другая, поменьше и цветом потусклее. Прыг-скок по карнизу. Круть-верть хвостом! Села напротив моей галки и смотрит.

Ветер её треплет – так перья и заламывает, так белой крупой и сечёт!

Моя галка кусок свой схватила в клюв – и шасть из углубления на карниз! Тёпленькое местечко чужой уступила!

А чужая галка хвать у моей кусок из клюва – и на её тёпленькое местечко. Лапкой чужой кусок прижала – клюёт. Вот бессовестная!

Моя галка на карнизе – под снегом, на ветру, без еды. Снег её сечёт, ветер перья заламывает. А она, глупая, терпит! Не выгоняет маленькую.

"Наверное, – думаю, – чужая галка очень старая, вот ей место и уступают. А может, это всем известная и всеми уважаемая галка? Или, может, она маленькая, да удаленькая – драчунья". Ничего я тогда не понял...

А недавно вижу: обе галки – моя и чужая – сидят себя рядышком на старой печной трубе и у обеих в клювах прутики.

Эге, гнездо строят! Тут уж каждый поймёт.

И маленькая галка совсем не старая и не драчунья. Да и не чужая она теперь. И уж, конечно, не всеми уважаемая.

А моя знакомая большая галка совсем не галка, а гал!

Но всё равно мой знакомый гал очень вежливый. Я такого первый раз вижу.

ПЕРВЫЕ

Закапало с сосулькиных носов. Холодное небо залила тёмная солнечная дымка.

Каждую весну я с изумлением слежу за великим переселением птиц с юга. Мчат над головой быстрые кулики. Совсем недавно бегали они по отмелям тропических рек, кося глазком на зубастых крокодилов. Летят журавли, может, на перьях их ещё сохранилась пыль берегов Нила.

Все спешат туда, где сами выклюнулись из яйца и впервые увидели синее небо и зелёную землю.

Удивительное это дело – перелёт птиц!

Но ещё больше изумляют п е р в ы е.

Капают сосулькины простуженные носы. По ночам ещё позванивает мороз. Только крошечные проталинки наклюнулись на белых холмах, а п е р в ы е уже тут.

...Лиловые тучи приподнялись над горизонтом и открыли оранжевую полоску зари. В оранжевую щель со свистом ворвался вихрь: зазвенела на ветру упругая жёлтая стерня. На чёрной маслянистой пашне вспыхнули от зари лужи, будто в подземных окнах включили свет.

На север, борясь с вихрем, мелькая белым брюшком, пролетела п е р в а я ласточка.

...Захлёбываюсь ветром. Ветер заливает рот, нос, глаза и уши. Тону в ветре, как тонут в бурной горной реке. Цепляюсь за жёсткие стебли травы, прячу голову за камень. Под камнем лисья нора – пахнет сырой землёй и зверем. Неглубоко в норе птичка – горный конёк. Конёк спасается от бури. Это п е р в ы й конёк. Так и лежим рядом – человек и птичка. Слушаем, как обрушиваются на скалы тяжёлые валы ветра.

А в степи?

...На белую степь смотреть нельзя. Снег занастился и полыхает на солнце литым стеклом. Редко-редко чёрные точки – первые проталинки. В полдень над проталинками струится парок. И, как рождённая из пара, поднимается вверх на трепещущих крыльях птица. Льётся над снежной степью её ветряная песенка. Это первый жаворонок.

На много дней полёта впереди своих стай, терпя голод и холод, страстно рвутся вперёд первые вестники весны – п е р в ы е птицы.

И захотелось мне узнать, какие же они, эти п е р в ы е? Чем они отличаются от остальных? Что это за птицы, которые наперекор всем невзгодам обогнали свои стаи и летят впереди?

Может, эти птицы больше ростом, сильней? Может, у них теплее перо и гуще пух? Может, крепче у них клювы и ноги? Или окраской они отличаются от всех других?

Я стал наблюдать.

Я находил их замёрзшими. Ловил обессиленных. Уж очень хотелось узнать тайну п е р в ы х.

Подробно разглядывал я этих птиц. Ощупывал крылья, дул под перо, измерял, описывал окраску. И потом сравнивал.

Нет, ничем эти п е р в ы е внешне не отличались от всех других. Такое же перо, та же окраска, те же размеры крыльев и клюва. Желудок только чаще бывал пуст. Да кожа под пером синеватая, без жира.

Так и не разгадал я тайну п е р в ы х. Так и не узнал, чем отличаются передовые от летящих позади. По виду они совсем такие же.

Значит, различие у них не снаружи, а внутри. Что ж, это очень похоже на истину. Пожалуй, это так и должно быть. У всех п е р в ы х что-то особое внутри, а не снаружи.

Только вот – что?

КРЫЛАТЫЕ ПЕСНИ

Небо сияет – глаз не поднять. И в этом сиянии, невидимо, летят с юга на север птичьи песни. Летят в одиночку и стайками; никому их не видно, но всем слышно.

Медленно тонут в набухшем снегу нагретые солнцем соринки, чешуйки и щепки. Синицы собирают на снегу оттаявших комаров и мух. Услышав летучие песни, синицы скачут вверх по стволу, с сучка на сучок, всё выше и выше, как по ступенькам винтовой лестницы. Вот и конец, вот еловый шпиль; дальше синее небо, белое сияние – ничего не видать. Разве песни увидишь?

А песни летят; песня за песней, одна за другой, журчащие, как ручейки.

Осенью птицы улетают молча: были – и нет. Или кричат унылыми прощальными голосами. А весной каждая пичужка звенит, песни летят наперегонки. Видно, торопятся песни домой. Не видя, их узнаешь. Вон та трясогузка, а эта – зорянка. А эта, что летит и журчит, – жаворонок. Близкая сердцу птица: песня и полёт!

Вот чибисы; кому не знакомо их тягучее "у-вы!" и "кувырк!" Но чибисов не видно, слышны только их голоса! Неужели, как в сказке, голоса обогнали хозяев и первыми прилетели домой? И так и не так.

Бегают по липкой пашне скворцы и кричат чибисиными голосами. Видно, устали чибисы в пути, и скворцы обогнали их. На лету подхватили чибисиные унылые крики и унесли их с собой. А может, налетела на чибисов беда, может, снежные вихри заломили им крылья и понесли по земле. Не долетела бы песня домой, если бы не скворцы.

Весна – вот и торопятся песни домой. Песни спешат наперегонки.

Песни летят как на крыльях!

ТЕТЕРЕВИНЫЕ НОТЫ

Ещё не поют в лесах тетерева. Ещё только ноты пишут.

Пишут они ноты так.

Слетает один с берёзы на белую поляну, надувает шею, как петух. И семенит ножками по снегу, семенит. Крылья полусогнутые волочит, бороздит крыльями снег – нотные строчки вычерчивает.

Второй тетерев слетит да за первым по снегу как припустит! Так точки ногами на нотных строчках и расставит:

"До-ре-ми-фа-соль-ля-си!"

Первый сразу в драку: не мешай, мол, сочинять! Чуфыкнет на второго да по его строчкам за ним:

"Си-ля-соль-фа-ми-ре-до!"

Прогонит, поднимет вверх голову, задумается. Побормочет, побормочет, повернётся туда-сюда и лапками на своих строчках своё бормотание запишет. Для памяти.

Потеха! Ходят, бегают – расчерчивают снег крыльями на нотные строчки. Бормочут, чуфыкают – сочиняют. Песни свои весенние сочиняют и ножками да крыльями их на снегу записывают.

Но скоро кончат тетерева песни сочинять – начнут разучивать.

Взлетят тогда на высокие берёзки – сверху-то хорошо ноты видно! – и запоют. Все одинаково запоют, ноты у всех одни и те же: бороздки да крестики, крестики да бороздки.

Все разучивают да разучивают, пока снег не сойдёт. А и сойдёт – не беда: по памяти поют. Днём поют. Утром и вечером поют.

Здорово поют, как по нотам!

ТЁПЛАЯ СТРУЙКА

Зима – тяжёлое время. Даже могучие звери прячутся в берлоги и норы. Трудно представить, что где-то сейчас, в тайничках под снегом, лежат окоченевшие бабочки. Бывало, чуть ветер, чуть дождь, а они уже сникли. И пыльца на крылышках сбилась и потускнела.

Но они есть, они ждут; ждут весну и тепло.

Бабочка-крапивница зимовала в стогу. Солнце нагрело стог, и заструилось от него тепло. К теплу, на припёк, и выползла неловкая и сонная бабочка. Подкрылышко одно отпало, другие оббились, стёрлась пыльца. Нелегко зимовать в стогу.

Крапивница отогрелась и затрепетала от нетерпения. Качнулся ветерок, она вспорхнула и понеслась.

И вдруг её обдало жгучим морозом; вокруг стога ещё лежали снега. Лес и луга в снегу; один стог оттаял и высох. Крапивница сникла и опустилась на снег.

Хорош мартовский снег: в гранях и блёстках, с весенней голубизной. И крапивница на нём как первый цветок.

Но кому красиво, а крапивнице – смерть. Уже окоченела совсем, когда тёплая струйка ветра от нагретого стога протянулась и к ней; она встрепенулась, вспорхнула и понеслась по тёплой струе, как по знакомой дорожке. Струйка-тропинка привела её к стогу.

Каждый солнечный день теперь вылетает крапивница полетать. Смело носится над заснеженным полем. Но далеко не улетает. Текут от стога нагретые струйки, колышутся за ним, как невидимые ленты. Крапивница чувствует их тепло, они для неё – как дорожки к жизни.

Всё выше солнце, всё жарче стог, всё длиннее тёплые струи-дорожки. Всё дальше и дальше отлетает по ним от стога крапивница. Пока однажды не долетит до первой большой проталины. Там и останется весну встречать.

ОВСЯНКИНЫ СОВЕТЫ

Песенку овсянки мы сначала и слушать не хотели: уж больно проста. Да и певица невидная: сидит неподвижно на ветке, прижмурив глаза, и поёт одним голосом: "Синь-синь-синь-си-инь!"

Но нам сказали, что хоть и одним голосом она поёт, да о разном.

– Вы только вслушайтесь, – сказали. – Слышите?

"Синь-синь-синь-си-инь!"

И верно, вокруг синь! Как мы раньше этого не заметили! И небо синее, дымка над лесом синяя, тени на снегу – как синие молнии. А если ещё и глаза прижмурить – всё станет синим.

Синий месяц март!

– Это ещё не всё, – сказали. – Послушайте-ка её в апреле.

В апреле овсянка песенкой своей давала советы. Увидит возчика в розвальнях на раскисшей дороге и запоёт: "Смени сани, возьми во-озз!"

В мае у овсянки песня та же, но совет другой. Увидит, что скотник сено коровам несёт, и сразу: "Неси, неси, неси, не тру-си-и!"

– Ишь ты! – усмехается скотник. – И откуда она знает, что сено у нас к концу?

Любит овсянка возле человеческого жилья петь. Одна у неё песенка, только каждый переводит её на свой лад.

МЕДВЕДЬ И СОЛНЦЕ

Просочилась в берлогу Вода – Медведю штаны промочила.

– Чтоб ты, слякоть, пересохла совсем! – заругался Медведь. – Вот я тебя сейчас!

Испугалась Вода, зажурчала тихим голосом:

– Не я, Медведушко, виновата. Снег во всём виноват. Начал таять, воду пустил. А моё дело водяное – теку под уклон.

– Ах, так это Снег виноват? Вот я его сейчас! – взревел Медведь.

Побелел Снег, испугался.

Заскрипел с перепугу:

– Не я виноват, Медведь, Солнце виновато. Так припекло, так прижгло растаешь тут!

– Ах, так это Солнце мне штаны промочило? – рявкнул Медведь. – Вот я его сейчас!

А что "сейчас"? Солнце ни зубами не схватить, ни лапой не достать. Сияет себе. Снег топит, воду в берлогу гонит. Медведю штаны мочит.

Делать нечего – убрался Медведь из берлоги. Поворчал, поворчал да и покосолапил. Штаны сушить. Весну встречать.

СНОГСШИБАТЕЛЬНЫЙ ДУШ

Простаки эти голуби!

Воробьи похитрее.

Голуби честно ищут корм, а воробьи-хитрюги за ними подглядывают. Как увидят, что голуби на подоконник слетелись, толкаться начали, так и мчат сразу, но не на подоконник, а на панель под окно.

Наверху толкотня, драка: зёрна и крошки сыплются вниз. Воробьи внизу не зевают: клюют себе с выбором. Вот пройдохи!

Но раз попали и воробьи впросак!

Видят как-то: собрались голуби, затеяли возню. Приседают, хвосты веером, хлопают крыльями. Встряхиваются, толкаются, воркуют. Но собрались они на этот раз не на подоконнике, как всегда, а внизу, на земле. Ничего не понять!

"Нас провести хотят!" – смекнули самые стреляные воробьи. И со всех сторон скорее в голубиную толчею: шмыг, порх, скок!

Но тут самому первому воробью по затылку – стук!

Да так, что он носом в снег.

Второму по спине – плюх!

Трах третьему по носу. Так брызги и полетели!

"Наших бьют!" – загалдели воробьи.

А кто бьёт?

Неизвестно. Голуби не бьют.

А первому снова – стук в голову!

Тут уж до воробья дошло – капли бьют!

Тяжеленные капли с сосулек под крышей.

Висят высоко голубые сосульки. И с них, как из краников, капли сыплются – целый душ!

Голубям что – они большие. Толкутся себе, вертятся, купаются – рады живой воде.

А воробьишкам душ не под силу: того и гляди, с ног сшибёт и покалечит.

Взлетели воробьи на ветки. Стали клювами пёрышки перебирать да пересчитывать: все ли целы?

Который по носу получил, нахохлился.

Но ненадолго. Чего хохлиться – весна идёт!

О ЧЁМ ПЕЛА СОРОКА?

Пригрелась сорока на мартовском солнце, глаза прижмурила, разомлела даже крылышки приспустила.

Сидела сорока и думала. Только вот о чём она думала? Поди угадай, если она птица, а ты человек!

Будь я на её птичьем месте, я бы сейчас вот о чём думал. Дремал бы я на припёке и вспоминал бы прошедшую зиму. Метели вспоминал, морозы. Вспоминал бы, как ветер меня, сороку, над лесом бросал, как под перо задувал и крылья заламывал. Как в студёные ночи мороз стрелял, как стыли ноги и как пар от дыхания сединой покрывал чёрное перо.

Как прыгал я, сорока, по заборам, со страхом и надеждой заглядывал в окно: не выбросят ли в форточку селёдочную голову или корку хлеба?

Вспоминал бы и радовался: зима позади и я, сорока, жив! Жив и вот на ёлке сижу, на солнце нежусь! Зиму отзимовал, весну встречаю. Длинные сытые дни и короткие тёплые ночи. Всё тёмное и тяжёлое позади, всё радостное и светлое – впереди. Нет времени лучше, чем весна! Время ли сейчас дремать да носом клевать? Будь я сорокой, я бы запел!

Но тсс! Сорока-то на ёлке поёт!

Бормочет, стрекочет, вскрикивает, пищит. Ну чудеса! Первый раз в жизни слышу песню сороки. Выходит, что птица сорока думала про то же, про что и я, человек! Ей тоже петь захотелось. Вот здорово!

А может, и не думала: чтобы петь, не обязательно нужно думать. Весна пришла – ну как не запеть! Солнце-то всем светит, солнце всех греет.

ОТЧАЯННЫЙ ПУТЕШЕСТВЕННИК

Путешествие – трудное дело. Всякий путешественник терпит невзгоды. И упорные, бывает, сдают.

Но есть путешественники беззаветные, непоколебимые, просто отчаянные. О них я подумал, когда увидел на снегу паучка.

Вот он – чёрная точка рядом с лыжнёй. Ножки поджаты, мёртвый, оцепенелый, застылый. Но поднимется солнце, пригреет чуть – и он оживёт. Зашевелится, разомнёт замлевшие лапки – и снова в путь!

Так и идёт: светит солнце – бежит всё вперёд и вперёд. А накроет тень – съёжится и лежит. Лежит и ждёт терпеливо, авось тепло опять воскресит, чтоб снова продолжить путь!

Бежит и лежит, лежит и бежит...

СТЕКЛЯННЫЙ ДОЖДЬ

Слышно было, как уходил ночью из леса мороз. Он стучал клюкой по деревьям всё тише, всё дальше.

Я вышел во двор и долго стоял, вглядываясь и вслушиваясь.

В воздухе плыл шорох.

Уху знакомо шуршание трав, кустов и ветвей. Но сейчас шуршало ни на что не похоже.

Казалось, шуршит сам воздух. Шуршит и чуть слышно позванивает.

На смену морозу пришла оттепель.

Я вытянул в темноту ладонь. В ладонь стали покалывать крохотные иголочки. Ничего было не видно, но что-то творилось в лесу.

Утром все увидели: снег заковала хрустящая глазурная корочка. Ветви берёз и хвоя сосен оделись в стеклянные чехольчики.

Всё похрустывает и позванивает, как обёрнутое в скрипучий целлофан. Стены, заборы оплыли матово-голубым льдом.

Сыплет мелкая водяная пыль. Невидимые капельки, не долетая до земли, замерзают в льдинки. Льдинок тоже не видно, но слышно – шорох и звон!

Сыпучий снег стал гремучим. Глазурная корочка с грохотом проламывается и рушится под сапогом. В проломах – белые битые черепки.

Всё шуршит, хрустит и звенит.

Звонкий весенний денёк!

СИНИЧКИ-АРИФМЕТИЧКИ

Весной звонче всех белощёкие синички поют: колокольчиками звенят. На разный лад и манер. У одних так и слышится: "Дважды два, дважды два, дважды два!" А другие бойко высвистывают: "Четыре-четыре-четыре!"

С утра до вечера зубрят синички таблицу умножения. "Дважды два, дважды два, дважды два!" – выкрикивают одни.

"Четыре-четыре-четыре!" – весело отвечают другие.

Синички-арифметички.

А п р е л ь

На всех снежных полях рыжие пятна – проталины. Это апрельские веснушки.

День ото дня их всё больше и больше. Не успеешь и глазом моргнуть, как все эти маленькие веснушки сольются в одну большую весну.

Всю долгую зиму в лесах и полях пахло снегом. Сейчас оттаяли новые запахи. Где ползком, а где на лёгких струйках ветра понеслись они над землёй.

Чёрные пласты оттаявшей пашни, как чёрные гряды волн, пахнут землёй и ветром. В лесу пахнет прелыми листьями и нагретой корой.

Запахи сочатся отовсюду: из оттаявшей земли, сквозь первую зелёную щетинку травы, сквозь первые цветы, похожие на брызги солнца. Струйками стекают с первых клейких листочков берёз, капают вместе с берёзовым соком.

По их невидимым пахучим тропинкам торопятся к цветам первые пчёлы и мчатся первые бабочки. Зайчишки так и шмыгают носами – чуют зелёную травку!

И сам не удержишься, сунешь нос в ивовые барашки. И станет твой нос жёлтым от липкой пыльцы.

Быстрые лесные ручьи впитали в себя запахи мхов, старой травы, лежалых листьев, тяжёлых берёзовых капель – и понесли по земле.

Запахов всё больше и больше: они всё гуще и слаще.

И станет скоро весь воздух в лесу – сплошной запах. И даже первая зелёная дымка над берёзами покажется не цветом, а запахом.

Веснушки-проталинки слились в весну.

ДВОЕ НА ОДНОМ БРЕВНЕ

Вышла речка из берегов, разлилась вода морем. Застряли на островке Лисица и Заяц. Мечется Заяц по островку, приговаривает:

– Впереди вода, позади Лиса – вот положение!

А Лиса Зайцу кричит:

– Сигай, Заяц, ко мне на бревно – не тонуть же тебе!

Островок под воду уходит. Прыгнул Заяц к Лисе на бревно – поплыли вдвоём по реке.

Увидела их Сорока и стрекотнула:

– Интересненько, интересненько... Лиса и Заяц на одном бревне что-то из этого выйдет!

Плывут Лиса и Заяц. Сорока с дерева на дерево по берегу перелетает.

Вот Заяц и говорит:

– Помню, до наводнения, когда я в лесу жил, страсть я любил ивовые ветки огладывать! До того вкусные, до того сочные...

– А по мне, – вздыхает Лиса, – нет ничего слаще мышек-полёвок. Не поверишь, Заяц, целиком их глотала, даже косточки не выплёвывала!

– Ага! – насторожилась Сорока. – Начинается!..

Подлетела к бревну, на сучок села и говорит:

– Нет на бревне вкусных мышек. Придётся тебе, Лиса, Зайца съесть!

Кинулась голодная Лисица на Зайца, но бревно окунулось краем – Лиса скорей на своё место. Закричала на Сороку сердито:

– Ох и вредная же ты птица! Ни в лесу, ни на воде от тебя нет покоя. Так и цепляешься, как репей на хвост!

А Сорока как ни в чём не бывало:

– Теперь, Заяц, твоя очередь нападать. Где это видано, чтобы Лиса с Зайцам ужились? Толкай её в воду, я помогу!

Зажмурил Заяц глаза, бросился на Лису, но качнулось бревно – Заяц назад скорей. И кричит на Сороку:

– Что за вредная птица! Погубить нас хочет. Нарочно друг на друга науськивает!

Плывёт бревно по реке, Заяц с Лисой на бревне думают.

СЛЕДЫ И СОЛНЦЕ

Зимой, когда Солнце стояло низко над горизонтом, оно было равнодушно к Следам на снегу. Иногда даже ласкало их, оттеняя синью и посыпая блёстками.

А теперь, когда поднялось высоко, прямо осатанело. Терпеть не может Следов: стирает, портит и искажает.

– Мы запечатлели всё, что в лесу произошло! – говорят Следы.

– А я всё сотру! – ярится Солнце.

И стирает, как резинкой с бумаги.

– Мы отпечатали каждый коготок и пальчик! – сообщают Следы. – Мы всё по правде!

– По правде? – сердится Солнце. – А я всё искажу – сами себя не узнаете!

И топит следы и плющит, растягивает вкривь и вкось.

Идёт спор. Как в песенке:

– А мы просо сеяли, сеяли!

– А мы просо вытопчем, вытопчем!

С каждым днём Следы всё слабее и хуже, всё расплывчатее и неопределённее.

Солнце берёт верх.

Солнце высоко стоит.

ВЕСЕННЯЯ БАНЯ

Ванятка считал себя знатоком птиц. Ему приходилось держать в клетках чижей, чечёток, снегирей, синиц, щеглов, клестов, зябликов. А сегодня вышел Ванятка из школы и видит: на краю снеговой лужи сидят три совершенно незнакомые птички ростом с воробья. Одна чёрная, другая коричневая, а третья вовсе рыжая.

Прыг-прыг-прыг – по гузку, по самый хвостик – в лужу, и ну купаться! То грудку окунут в воду, то на задок присядут и бьют, бьют тупыми крылышками по воде, трепыхаются в ней. Брызги над ними как фейерверк: в каждой капельке – искорка солнца.

Выскочили из лужи и, встряхнув мокрые крылышки, взъерошенные, перелетели на песчаную дорожку. И – вот глупыши! – давай барахтаться в грязном песке. Песок к перу липнет – измазались все! Не поймёшь, какого и цвета стали.

Скоро так песком облипли, что и летать не могут. По земле поскакали.

Прыг-дрыг-скок – и опять в лужу! Опять над ними солнечный фейерверк, да ещё радуга в брызгах. Моются, стараются.

Выкупались, вымылись – и выскочили на бережок.

Ванятка так и ахнул:

– Воробьи! Все трое – обыкновеннейшие воробьи!

Все трое серенькие, свеженькие такие, чистенькие. А вот вода в луже стала грязной...

Понял Ванятка: воробьи так за зиму измазались, что и на себя стали не похожи. Это они сейчас в бане мылись, зимнюю грязь с себя смывали. С песочком тёрли!

Чёрный сажу смывал: он всю зиму в дымовой трубе ночевал.

Коричневый – спал в сыром дупле, в гнилой трухе вымазался.

Рыжий – в кирпичной стене устроился, в дырке.

Вот и стала вода в луже чёрно-кирпично-коричневой.

– С лёгким паром! – крикнул Ванятка воробьям и побежал домой, разбрызгивая ногами весенние лужи.

ОТТАЯВШИЕ ПРОИСШЕСТВИЯ

Всё, что случилось зимой в лесу, – всё скрыл снег. Злодейство ли, доброе ли дело – всё погребено в сугробах: снегом укрыто, метелью заглажено. Ни памяти, ни следа.

Но пришла оттепель, и всё вышло наружу. Всё, что копилось, всё, что скрывалось, выступило напоказ. Оттаяли хвоинки, прутики, листики, кусочки коры. Везде под кузницами дятлов грудами лежат шишки.

Вот перья вороны, которую в конце зимы разорвал ястреб. Вот подснежные спаленки-лунки рябчиков и тетеревов. В них они спали в самую глухую зимнюю пору. Тут снеговые тоннели крота: ишь ты, он и в снегу искал червяков!

Шишки, сброшенные клестами и оглоданные белками. Подстриженные зайцами ивы.

А вот землеройка, задушенная и брошенная лаской. Вот хвостик белки-летяги – остатки обеда куницы.

Будто листаешь прочитанную книгу и рассматриваешь картинки. Ветер и солнце долистают белую книгу. Скоро покажется и обложка – земля. Тогда все зимние происшествия встретятся, соединятся и растворятся в тысячах и тысячах других, скопившихся на земле за долгие-долгие годы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю