Текст книги "Трясогузкины письма"

Автор книги: Николай Сладков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

КАБАНИЙ СНЕГОВИК

Повадились по ночам на огород кабаны. Клыками, как лемехами, рылом, как плугом, пашут. Хрустит на кабаньих зубах моя картошка, морковка да репа.

Было бы ружьё – другое бы дело. Но ружья у меня не было.

Решил караулить по ночам, жечь костёр. Кабаны ночью высунули рыла из кустов – костёр! Перехрюкнулись – и назад. Видно, тоже решили что-то.

Я по огороду хожу, кричу – кабаны в кустах стоят, молчат. Я к костру – кабаны на огород. Я сижу, отдыхаю – кабаны работают, роют.

Провёл я тогда от ручейка воду, смастерил мельницу-колотушку. Вода колёса крутит, на колесе молоточки. Молоточки по железному листу: звяк! звяк! Всю ночь: звяк! звяк! звяк! И днём: звяк! звяк! звяк! И до того мне эта колотушка осточертела, что я даже обрадовался, когда кабаны её сковырнули.

Надо ружьё покупать – другое будет дело.

И купил бы, да вдруг в ночь выпал снег. Завалило – ни пройти, ни проехать.

Мне бы горевать – огород завалило, а я радуюсь – от кабанов проклятых избавился! Не полезут же они под снег?

А они полезли!

На зорьке вижу – идут! Затеяли что-то! Каждый впереди себя снежный ком катит. На ком снег налипает – растёт ком.

Свистнул, поднялись из-за снежных комьев чёрные свиные рыла, жуют. Уши-лопухи, под глазами – гранёные клыки. Посмотрели – и опять рыла в снег. Горбами комья покатали.

Рявкнул я – кабаны к лесу. Остались на огороде одни снеговые бочонки. Не долепили кабаны снеговую бабу!

Взял я тогда три самых больших бочонка, поставил один на другой. Готово туловище! Сверху ком поменьше – голова. Глаза и рот – из картошки. И морковку воткнул – нос. В руки – по сухому цветку подсолнуха. Готов кабаний снеговик!

Кабанов – как не бывало! И пятачка из кустов не кажут. Каждое утро проверяю: ходили кругом, снег рыли, а на огород – ни копытом. Стоит посреди огорода чучело, глазищи-картошки вытаращило, ручищи с подсолнухами растопырило.

Сами себя кабаны напугали и от огорода отучили.

А тут, спасибо, снег стаял. Вырыл я и картошку, и морковку, и свёклу.

Снеговик тоже растаял. Пусть. Он мне больше и не нужен.

БЕСПОНЯТНЫЙ ВОЛК

Ехали ночью в машине по зимней лесной дороге я и шофёр. По бокам – чёрной стеной ночь, впереди – прямая дорога, освещённая фарами автомобиля. Прямая, яркая, как луч прожектора.

Дремлю рядом с дружком-шофёром – укачало.

Вдруг дружок толк меня локтем в бок: волк!

Я так и подскочил! Впереди, на дороге, стоит волк. Голову поднял, уши торчком, хвост поджат. И будто растёт – так быстро мы к нему приближаемся.

Рванулся волк, повернулся и поскакал. Смешно: волк от нас не удаляется, не приближается – будто на месте подскакивает!

– Жми на газ, – зашептал я, толкая шофёра.

Машина взвыла – волк стал расти. Но сейчас же лапы волка замелькали быстрее; он перестал расти и опять запрыгал на месте.

– Жми! – заорал я. – Жми, догоним!

Машина рванулась. Стрелка спидометра [6]6
  Спидометр – прибор, который показывает скорость движения – автомобиля.


[Закрыть]прыгнула и задрожала на цифре «60».

Волк опять стал расти. Из-под его задних лап полетели комья снега. Вот комья стали бить в радиатор. Вот из-за радиатора видна только одна волчья башка с прижатыми ушами. И тут, когда казалось, что зверь наш, волк на бегу стал сворачивать с дороги. Уйдёт, серый бандит!

– Стой! Стой! – заорал я во всё горло.

Заорал и сунулся лбом в стекло. Потому сунулся, что шофёр надавил на тормоз и машина резко затормозила. Волк скрылся в темноте.

– Что ты наделал? – набросился я на друга. – Волка упустили!

– Ты же сам заорал "стой"! – вытаращил на меня глаза шофёр.

– Так то я волку кричал! – метался я. – Понимаешь? Волку!

– Я-то понимаю, – огрызнулся товарищ, – а вот только волк – как?

Нечего делать. Поехали дальше. До самого дома смотрели в разные стороны.

ХИТРУЩИЙ ЗАЙЧИШКА

В жизни не видал такого хитрого зайца!

Да и то сказать: не будь он так хитёр, давно бы попал орлу в когти или кому-нибудь из хищных зверей в зубы. Лисиц, волков, рысей здесь множество, и они переловили всех зайцев на этом склоне горы. Остался один – Рваные Ушки.

Уши нарвал ему беркут – горный орёл – за неосторожность. С тех пор зайчишка и стал таким умным.

Беркут был молодой, неопытный. Старый орёл падает прямо на спину зайцу и ломает ему хребет. Молодой догонял зайчишку – и промахнулся. Вцепился когтями в длинные заячьи уши. Заяц на бегу вырвал свой уши из страшных орлиных когтей – и шмыг под камни.

Эти камни на склоне лежали грядой, образуя собой как бы длинную трубу или нору: зайчишке под ней есть где пролезть, а лисе или орлу – никак.

Беркут сел перед входом, сунул в нору шею, а крылья его. не пускают. Пришлось отказаться от добычи. Улетел другого зайца ловить, поглупее.

Зайцы не устраивают себе постоянных логовищ, как кролики. Кормятся они, ночью.

Начнёт светать – заяц поскачет, след свой запетляет, запутает, махнёт с него в сторону и заляжет на весь день где-нибудь под камнем или кустиком.

Да не спасли эти хитрости, давно известные всем любителям зайчатины, других зайцев на этом открытом безлесном склоне горы. Уцелел, говорю, один этот хитрущий зайчишка.

А почему уцелел? Потому что, вопреки всем заячьим обычаям, избрал себе постоянным логовом вот эту самую гряду камней, которая спасла его уже однажды от молодого беркута.

Не раз с тех пор охотились за ним и старые, опытные беркуты.

Но зайчишка не отходил далеко от своих камней. Нырк! – и спрятался под ними.

Пробовали ловить его и волки. Да куда им, таким здоровым-то, подлезть под камки. В кровь себе горбину стёрли, а пришлось отступиться.

Пробовала ловить его и страшная рысь – большая пятнистая кошка с маленькой головой и длинным, гибким, как у змей, телом. Во все дыры между камнями совала свой чутьистый нос. Всюду под камнями вкусно пахло зайчатиной, но ни раздвинуть камни, ни проскользнуть между ними она не могла.

На беду заячью, жили на той горе, как уже сказано, и лисицы.

Уж лисицы-то – самые хитрые звери и зайцев ловить – великие мастера.

Зиму зайчишка Рваные Ушки перезимовал у себя в камнях благополучно.

А весной, как стаял снег, увидали его лисицы: лис и лиска. Они в эту пору года дружно живут, детей выводят. Ну и, конечно, взялись за него вдвоём.

Зайчишка лежал на склоне – пузечко на солнце грел. А сам но сторонам косился: грозит ли откуда опасность?

Лис к нему ну подкрадываться на согнутых лапках. Да не тут-то было!

Заметил зайчишка, вскочил… Лис заним как кинется!

А Рваные Ушки прыг, скок – и дома.

Лис стал у входа в зайчишкину нору и ждёт.

Рваные Ушки так делал: уйдёт тот, кто его ловит, он подождёт немножко и выйдет наружу. Тут-то лис его и хотел схватить.

Но Рваные Ушки так испугался лиса, что пробежал всю длинную трубу, всю свою нору под камнями и выскочил с другой стороны каменной гряды. Так он не раз спасался от волков и рыси. Для них хороша была эта хитрость, а вот для лисиц не очень-то!

Лис только ещё начал подкрадываться к зайчишке, а лиска уже со всех ног бежала к другому концу каменной гряды. Прибежала и стоит у выхода из норы, караулит.

Зайчишке с его умишком где же про такое догадаться! Он и выскочил из норы прямо на лиску!

Лиска в это время уже облизывалась: мечтала, как сейчас сладкой зайчатинкой полакомится.

И хорошо, что облизывалась: не успела она язык убрать, зайчишка верть – налево кругом и нырк! – назад в нору.

Тявкнула лиска с досады, а ничего не поделаешь: сама виновата. Остаётся теперь обоим охотникам – лису и лиске – спрятаться и терпеливо дожидаться, когда зайчишка с той или другой стороны каменной гряды выскочит. Правильную осаду держать.

Вот и сидят лисицы: лис – у входа, лиска – у выхода, ждут.

А зайчишка Рваные Ушки, не будь глуп, взял да высунул голову из дырки между камнями посередине гряды. Поглядел в одну сторону – там лиска, за кустом сидит, караулит.

Видят и лисицы: высунутся вдруг посреди гряды длинные заячьи уши с чёрным пятнышком на конце, крутнёт ими заяц в одну сторону, крутнёт в другую – и опять уши спрячутся.

Поняли: надо снимать осаду. Видно, там у зайчишки между камнями трава растёт. Закусывает он ею. Его и измором не возьмёшь.

И ушли лисицы восвояси [7]7
  Восвояси – ушли к себе домой.


[Закрыть].

Вот до чего хитрущий зайчишка: двух лисиц провёл и цел остался!

КЛЮЧИК

Помню, собрался я в горы за травой. Оседлал коня, привязал к седлу косу, вилы и грабли. А чтобы удобнее и легче было, взял я косу, вилы и грабли без рукояток. Не очень-то ладно цепляться на узкой тропе длинными рукоятками за деревья.

"На месте вырублю", – решил я.

Шёл я сквозь лес долго, поднялся высоко. Лесище густой. Еле нашёл в лесу полянку. Трав на полянке не густо. Но косить можно. Расседлал я коня, покурил. Тут же и рукоятки вырубил – ровные такие жердинки [8]8
  Жердинки – очищенные от веток тонкие деревца.


[Закрыть]. Чтоб руки не скользили, кору с жердинок снимать не стал – только сучки обрубил. Насадил на жердинки косу, вилы и грабли. Закрепил гвоздями. Готов инструмент. Можно за дело.

Весь день косил, сушил, переворачивал и копнил. Солнце жгучее – к вечеру всё высохло. Связал я два большущих тюка сена – и на вьюк. Сверху ещё кувшин из-под воды, куртку, сапоги. Не вьюк, а целый воз вышел. Косу да вилы девать некуда – хоть на себе тащи!

А куда там на себе, спину за день наломал – гудит. Взял я и воткнул косу, вилы и грабли рукоятками в землю посреди поляны, чтоб издали видно было. Всё равно на будущее лето сюда за травой подниматься. И кнут свой в землю воткнул – к дому да под гору конь и без кнута ходко пойдёт.

Но на будущее лето подняться на полянку не пришлось. Собрался я на неё только через два года.

Вот, помню, поворот тропы, а повыше и полянке быть бы. Смотрю: по месту – она, а не узнаю. Тогда на поляне травы чуть было. А сейчас трава выше плеч, да сочная, густая. Цветы яркие, ровные. Птицы – на все голоса! Зайчики солнечные скачут. И гуд над поляной от пчёл, и мёдом пахнет. Чудеса!

Посреди полянки три деревца густых. Листья на ветру, как солнечная рябь на воде. Пригляделся я и ахнул: так это же мой инструмент пророс! Коса, грабли и вилы! Вот они – железные кольца в стволики врезались. Под деревцами куст.

Это мой кнут разросся. Только по ремню и узнать можно – до сих пор висит.

Сел я под ременный куст, приглядываюсь. Вижу – земля сырая кругом, а тогда, два года назад, совсем сухая была. Пошёл по полянке вверх. В самом верхнем углу нашёл маленький ключик, родничок. Камень в сторону сдвинулся, и пробилась вода, всю поляну напоила. Может, я сам даже тогда этот камень ногой нечаянно спихнул. А может, мой конь копытом сдвинул. Как в сказке!

Размечтался я у ключика: вот бы ко всякой земле такой ключик подобрать! Ключиком – раз! – и забьёт из-под земли зелёный фонтан. Распрямятся скрюченные ростки, на старых пнях поднимутся побеги. Ключиком – чик! – и зацветут разные цветы. Пусть старик с медведем собирают вершки и корешки. У бабки с внучкой репка вырастет большая-большая-пребольшая. Такая, что тянут-потянут – вытянуть не могут. И нет уже ни у кого больше разбитого корыта и землянки. И все Золушки танцуют в хрустальных туфельках. Как в сказке!

НЕСЛУХ

Медведицы – строгие матери, а медвежата – неслухи. Пока ещё сосут, сами сзади бегают, в ногах путаются.

А подрастут – беда!

Да и медведицы сами со слабинкой: любят в холодке подремать. А весело ли медвежатам слушать их сонное сопение, когда кругом столько заманчивых шорохов, писков, песен!

От цветка к кусту, от куста к дереву – и забредут…

Вот такого неслуха, удравшего от матери, я однажды и встретил в лесу.

Я сидел у ручья и макал сухарь в воду. Был я голоден, а сухарь был жёсткий, потому трудился я над ним очень долго, так долго, что лесным жителям надоело ждать, пока я уйду, и они стали вылезать из своих тайников.

Вот вылезли на пень два зверька-полчка. В камнях запищали мыши: видно, подрались. И вдруг на поляну выскочил медвежонок.

Медвежонок как медвежонок: головастый, губастый, неловкий.

Увидел медвежонок пень, тряхнул курдючком – и боком с подскоком прямо к нему. Полчки в норку, да что за беда! Медвежонок хорошо помнил, какими вкусными вещами угощала его мать у каждого такого пня. Успевай только облизываться!

Обошёл мишка пень слева – никого нет. Заглянул справа – никого. Сунул нос в щель – полчками пахнет! Вылез на пень, поцарапал пень лапой. Пень как пень.

Растерялся мишка, притих. Оглянулся кругом,

А кругом лес, густой, тёмный. В лесу шорохи.

Слез мишка с пня и потрусил дальше.

На пути – камень. Повеселел мишка: дело знакомое! Подсунул лапу под камень, упёрся, нажал плечом. Поддался камень, пискнули под ним испуганные мышенята.

Бросил мишка камень да обеими лапами под него. Поторопился – камень упал и придавил мишке лапу. Взвыл мишке, затряс больной лапой. Потом полизал, полизал её да и похромал дальше.

Плетётся, по сторонам больше не глазеет, под ноги смотрит. И видит – гриб.

Пуглив стал мишка. Обошёл гриб кругом. Глазами видит – гриб, можно съесть. А носом чует: плохой гриб, нельзя есть! А есть хочется, да страшно!

Рассердился мишка да как треснет по грибу здоровой лапой! Лопнул гриб. Пыль из него фонтаном жёлтая, едкая, да прямо мишке и нос.

Это был гриб-пыхтун. Зачихал мишка, закашлял. Потом протёр глаза, сел на задок и завыл тихо-тихонечко.

А кто услышит? Кругом лес, густой, тёмный. В лесу шорохи.

И вдруг – плюх! Лягушка!

Мишка правой лапой – лягушка влево.

Мишка левой лапой – лягушка вправо.

Нацелился мишка, рванулся вперёд и подмял лягушку под себя. Зацепил лапой, вытащил из-под брюха. Тут бы ему и съесть лягушку с аппетитом – первую свою добычу.

А ему – дурачку – только бы играть.

Повалился на спину, катается с лягушкой, сопит, взвизгивает, будто его под мышками щекочут: то подкинет лягушку, то из лапы в лапу перекинет. Играл, играл да и потерял лягушку.

Обнюхал траву кругом – нет лягушки. Так и брякнулся мишка на задок, разинул рот, чтоб заорать, да и остался с открытым ртом: из-за кустов на него глядела старая медведица.

Медвежонок очень обрадовался своей мохнатой мамаше; уж она-то приласкает его и лягушку ему найдёт.

Жалостно скуля и прихрамывая, он потрусил [9]9
  Потрусил (потрусить) – пошёл, побежал.


[Закрыть]ей навстречу, да вдруг получил такую затрещину, что разом сунулся носом в землю.

Вот так приласкала!

Обозлился мишка, вскинулся на дыбки, рявкнул на мать. Рявкнул и опять покатился в траву от оплеухи.

Видит – плохо дело! Вскочил, и бегом в кусты.

Медведица – за ним.

Долго слышал я, как трещали сучья и как рявкал медвежонок от мамашиных затрещин.

"Ишь как уму да осторожности его учит!" – подумал я.

Убежали медведи, так меня и не заметили. А впрочем, кто их знает?

Кругом лес, густой, тёмный. В лесу шорохи.

Лучше уйти поскорей: ружья-то у меня нету.

ЛЕСНЫЕ ТАЙНИЧКИ [10]10
  Тайнички (тайник) – скрытые, незаметные для чужого глаза места.


[Закрыть]

Лес густой, зелёный и полон шорохов, писков, песен.

Но вот вошёл в него охотник – и мигом всё спряталось и насторожилось. Как волна от брошенного в воду камня, покатилась от дерева к дереву тревога. Все за кусток, за сучок – и молчок.

Теперь хочешь увидеть – сам стань невидим; хочешь услышать – стань неслышим; хочешь понять – замри.

Я это знаю. Знаю, что из всех лесных тайничков следят за мной быстрые глаза, влажные носы ловят бегущие от меня струйки ветра. Много кругом зверьков и птиц. А попробуй найди!

Я пришёл сюда повидать сплюшку – крохотную, со скворца, сову.

Целые ночи она, как заведённая, кричит своё "Сплю! Сплю! Сплю! Сплю!" – будто лесные часы тикают: "Тик-так! Тик-так!.."

К рассвету встанут лесные часы: сплюшка смолкает и прячется. Да так ловко прячется, будто её никогда в лесу в не было.

Голос-то сплюшки – ночные часы – кто не слышал. А вот какая она на вид? Я знал её только по картинке. И так мне захотелось увидеть её живьём, что я целый день пробродил по лесу, каждое дерево, каждую ветку осматривал, в каждый куст заглядывал. Устал. Проголодался. Но так и нашёл её.

Сел на старый пень. Молчу, сижу.

И вот, глядь, откуда ни возьмись, – змейка! Серая. Плоская головка на тонкой шее, как почка на стебельке. Выползла откуда-то и глядит мне в глаза, будто чего ждёт от меня.

Змейка – она пролаза, должна всё знать.

Я ей и говорю, как в сказке:

– Змейка, змейка, поведай мне, где спряталась сплюшка – лесные часы?

Змейка подразнила меня язычком – да юрк в траву!

И вдруг, как в сказке, открылись передо мной лесные тайнички.

Длинно-длинно прошуршала в траве змейка, показалась ещё раз у другого пня и вильнула под его обомшелые [11]11
  Обомшелые – обросшие мохом.


[Закрыть]корни. Нырнула, а из-под них вывернулась большая зелёная ящерица с синей головой, точно кто-то вытолкнул её оттуда. Прошуршала по сухому листу – и шмыг в чью-то норку!

В норке другой тайничок. Хозяйкой там тупоморденькая мышка полёвка.

Испугалась она синеголовой ящерицы, выскочила из отнорка – из темноты на свет, – заметалась-заметалась – и шасть под лежачую колодину! [12]12
  Шасть под колбдину – спряталась под толстое бревно.


[Закрыть]

Поднялся под колодиной писк, возня. Там тоже оказался тайничок. Целый день спали в нём два зверька сони-полчки.

Выскочили из-под колодины сони-полчки, ошалели от страха. Хвосты ершом. Взвинтились по стволу. Поцокали, да вдруг опять им страшно стало – ещё выше по стволу винтом кинулись.

А выше в стволе – дупло.

Сони-полчки хотели юркнуть в него, да сшиблись у входа лбами. Пискнули от боли, кинулись опять обе сразу, да так вместе и провалились в дупло.

А оттуда – фык! – маленький дупляной чёртик! Ушки на макушке, что рожки. Глаза круглые, жёлтые. Сел на сучок спиной ко мне, а голову так завернул, что смотрит на меня в упор.

Конечно, не чёртик это, а сплюшка – ночные часы!

Я моргнуть не успел, он – раз! – и в листву.

И там завозилось, запищало: тоже, значит, кто-то таился.

Так от дупла к дуплу, от норки к норке, от колоды к колоде, от куста к кусту, от щели к щели шарахается со страха лесная мелюзга, открывая мне свой ухороночки – тайнички.

От дерева к дереву, от куста к кусту, как волна от камня, катится по лесу тревога. И все прячутся: скок-скок за кусток, на сучок – и молчок.

Хочешь увидеть – стань невидим. Хочешь услышать – стань неслышим. Хочешь узнать – затаись [13]13
  Затаись (затаиться) – спрячься, сиди тихо, не шевелись.


[Закрыть].