Текст книги "Пир во время чумы"

Автор книги: Николай Леонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Тишин ранее не видел кагэбэшников ни настоящих, ни переименованных, но, когда этот человек, продолжая улыбаться, занял кресло для гостей, а ведь секретарша о нем даже не доложила, Семен Николаевич понял, кто к нему пришел.

Гость, все так же приветливо улыбаясь, протянул через стол визитку, справился о здоровье.

Тишин поблагодарил, прочитал в визитке то, что и ожидал: «…ФСБ… зав.сектором по связям с общественностью и прессой Кондрашев Валентин Петрович».

– Очень приятно, Валентин Петрович, а разрешите узнать: в каком вы звании?

– Не имеет значения, но, если вам интересно, я полковник.

– Слушаю вас, господин полковник, – сказал Тишин. – Чем обязан?

– Обязаны вы исключительно своему таланту. Поверьте, не каждый день Президент подписывает указ о назначении министра. У вас прекрасный возраст, образование, вы полны сил. Я редко встречал человека во власти, у которого практически нет врагов.

Тишин совершенно точно почуял: сейчас последует вопрос о брате. И приготовился.

– Вы умны и уже догадались, конечно, что конкретно смущает нас в вашей кандидатуре. – Полковник вновь улыбнулся.

– Мы все произошли от обезьян. Если копать глубоко, то обязательно откопаешь где-то там примата, – достаточно твердо ответил Тишин.

– Не у каждого человека брат убийца и известный авторитет, – возразил полковник со своей лучезарной улыбкой. – Мы знаем, брат по матери и отношений с ним ваша семья не поддерживает. Но какой ни есть, а Тишин Николай Николаевич по кличке Акула – ваш брат.

Неизвестно почему, но Семен Николаевич, человек далеко не смелый, скорее трусливый, ответил вдруг очень резко, даже грубо:

– Вы ошиблись кабинетом, уважаемый, – и поднялся. – Вам следовало бы забежать в другой кабинет, там оставить все дерьмо, которое раскопали о человеке, – и спать спокойно. Зачем сюда явились?

– Браво, Семен Николаевич! – Полковник театрально зааплодировал. – Выпить у вас не найдется? Ваш предшественник держал бар в той вот тумбе шкафа. – Он указал на крайнюю тумбу. – Не беспокойтесь, я достану. Никто не войдет, не побеспокоит, девочка – наш человек.

Кондрашев достал из тумбы бутылку коньяка, две стопки, налил обе.

– Символически. Нам известно, что вы не употребляете. А брат – это, конечно, неприятно. Но и на солнце есть пятна…

Тишин пригубил. Полковник выпил, все убрал в тумбу, закурил, сел на место.

– Я, собственно, пришел представиться как куратор. Человек-то живой, никто не застрахован от ошибок, ты должен знать, куда в случае чего позвонить. Вот и все. О брате постоянно думать не стоит, но и забывать не следует. Журналисты у нас народ дошлый, черт-те о чем спросить могут. Ваш ответ: «Мне известно, что у матери от первого брака был сын. Он с нами не жил, я его практически не помню, где он и что – мне неизвестно». Договорились? Ну и отлично.

– Договорились, Валентин Петрович, – ответил Тишин.

Полковник исчез без рукопожатия.

«Вот я и на крючке, – подумал новый министр, – наверняка у них с каждым так – у всех свое. Таков порядок, и не мне его нарушать».

Прошло еще два года, правительство дважды менялось. Семен Николаевич Тишин оставался в своем кабинете. Не то чтобы место тихое, но министр умел лавировать, обещать, не доводить дело до конфликта. Он славился уживчивым характером, и у него сохранялись прекрасные отношения с большинством думских фракций. Если между ними и правительством возникали шероховатости, в Думе появлялся Тишин, и все улаживалось. Если отношения накалялись всерьез и улаживать их приезжал в Думу председатель правительства, то одним из сопровождавших непременно был Семен Тишин. Он беседовал с бывшими приятелями уважительно, без апломба. И как-то так получалось, что дело улаживалось к всеобщему удовлетворению.

В очередной свой визит, дело было поздней осенью, полковник Кондрашев улыбался меньше обычного, зато выпил сразу же, как только пришел. Заматеревший министр привык к визитам молчаливого полковника, они не беспокоили его. Заметив кислую физиономию обычно улыбающегося чекиста, Тишин среагировал:

– Обострение геморроя?

– Можно сказать и так, – ответил полковник. – Я не хотел тебя беспокоить, но генерал настоял.

Тишин бросил ручку, отодвинул бумагу, над которой работал.

– Ну? Короче.

– Короче? Я вынужден обратиться к твоему брату с просьбой.

– На кой черт? Странная идея, но еще более странно, что ты мне это говоришь. Это же коррупция в чистом виде.

– Сотрудничество. Спецслужбы всего мира изредка обращаются к своим мафиози. Последние также обращаются порой к спецслужбам. Организм один, кровоток обязателен, – нехотя объяснил полковник.

– Обратиться? С какой целью? – возмутился Тишин.

– А зачем тебе знать? Ты спишь хорошо? Ну и спи себе на здоровье, ни к чему тебе знать лишнее.

– Так иди и решай свои вопросы сам, не вмешивай меня, – отрезал Тишин.

– С одной стороны, ты прав. – Полковник помолчал. – С другой – Николай твой единоутробный брат, а не мой. Мы тебя не трогали и берегли несколько лет. Следует выразить за это благодарность.

– Что я должен сделать? Спрашиваю исключительно из любопытства и сегодня не иду к премьеру.

– Решение верное. – Полковник кивнул. – Иди и не забудь захватить с собой прошение об отставке. У министра России не может быть брата-бандита, о котором министр столько лет молчал.

– Мы вместе молчали! – чуть не крикнул министр.

– Не понял. О чем я молчал, если ничего не знал? Не прикидывайся дурачком, тебе это не к лицу. – Полковник в этот свой визит не улыбался.

– А тебе известно, что я уже три месяца вице-премьер? – очень тихо спросил чиновник.

– Естественно. Мы визировали твое представление, – так же тихо ответил полковник.

– Ладно. Что я должен сделать?

– Написать брату записку. И только. Простую записку с ерундовой просьбой.

– С какой просьбой? Я даже не знаю его адреса! – вновь взвился Тишин.

– Неважно, я знаю и лично передам. Не кривляйся и пиши. «Николай, дай двух ребят на неделю. В долгу не останусь. Семен».

– Может, мне дачу надо поправить? – догадливо спросил Семен.

– Именно дачу. А ты подумал черт знает что! – Полковник улыбнулся. – Только не пожалей страничку из своего личного блокнота.

Слова вора в законе о брате-депутате, за которым теперь стоит государство, поначалу как бы пролетели мимо сознания Николая. Просиживает брательник задницу в Думе – ну и что? Ест из чужих рук, говорит что велено, шаг влево, шаг вправо – считай побег, тоже мне счастье. Семен всю жизнь полз именно к такой жизни, никогда своего мнения не имел, вечно угождал, и, если б не старший брат, не бил бы его в детстве только ленивый. Но вот Николай узнал, что братишка его прошел на самые верха – стал министром культуры, потом – вице-премьером. Дела твои, господи, чудные!

Николай был человеком далеко не ординарным, способным взглянуть на свою жизнь если не абсолютно трезво, то достаточно критично. Да, он сам держит карты, сам сдает, порой даже объявляет козыри, братва уважает и боится его, сейчас под ним уже более сотни стволов. Все так, но ежели задуматься, то и он тоже не управляет игрой, существуют определенные правила, и он должен их соблюдать. А если так, то чем он отличается от мозгляка Семена? Да он может распорядиться чужой жизнью, но и ему в любой момент могут засадить в спину нож.

Тут разница невелика, и еще неизвестно, чьи козыри сильнее. Николай начал специально просматривать газеты, выискивая свою фамилию, и частенько находил. То вице-премьер Тишин беседует с иностранцами, то куда-то летит, откуда-то возвращается. Подписывает какие-то приказы.

Николай стал внимательнее смотреть информационные передачи по телеканалам. И понял, что братец у самого высокого начальства не в большой чести, все больше на втором плане, но первые лица менялись, а Семен Тишин неизменно оставался. Его теперь не узнать – спина выпрямилась, смотрел поверх голов, а свита суетилась рядом, угодливо улыбалась.

Николай стал щедрее подавать нищим, но меньше их в городе не становилось, скорее прибавлялось. Люди кланялись, униженно благодарили, но, когда, отойдя на несколько шагов, он резко поворачивался, то читал на лицах побирушек почти открытую ненависть. Однажды не вытерпел, вернулся к нищему старику и сел рядом на пустой ящик.

– Ты что, отец, полагаешь, что в твоей хреновой жизни я виноват?

Серые, со вздувшимися жилами руки старика задрожали, он рукавом вытер глаза, глянул затравленно:

– Стреляй, чего уж. Мне все равно немного осталось, – и криво улыбнулся.

– А где ж твой мэр? Ты, старый, пенсию сколько месяцев не получал? Если меня убьют, тебе слаще будет?

– Одна команда, прости меня господи. Ты дал мне деньги, а к вечеру участковый половину заберет. Человеку жизни нет и никогда не было. Я при старой власти «червонец» ни за что оттянул. Сегодня в тюрьму не гонят, так я от голода здесь, в луже, помру.

– Хреново, – согласился Николай. – Хоть те, хоть эти – один черт.

– Я на точильном станке могу, так твои хлопцы такой налог мне задвинули, что осталось сидеть и побираться, выгоднее получается.

На них уже обращали внимание, черный джип остановился неподалеку, одетые в кожу «быки» тупо смотрели, но не смели подойти.

– Ты уйдешь – меня зарежут, – равнодушно произнес старик.

– Не тронут, не бойся, но всем я помочь не могу, – задумчиво сказал Николай. – Блядская жизнь. – Он махнул рукой водителю джипа, крикнул: – Подойди!

Парень в коже с трудом выгрузился из огромной машины, шлепая по осенней жиже массивными ботинками.

– Слушаю тебя, Акула.

– Кто улицу держит? – осведомился Николай.

– Косой.

– Давай его сюда.

– Момент! – Бандит снова тяжело зашлепал по грязи.

– Тебя как зовут, отец? – спросил Николай. – Трофим Иванович, – ответил старик. – Не надо, Акула, мне хуже будет.

– Ты, Трофим Иванович, меня пацаном из лука стрелять учил, плавать в пруду обучал. Понял? Меня Николай зовут.

Подбежал выпивший малый лет двадцати, утерся рукавом, сказал:

– Звали, Николай Николаевич?

– Звал. Понимаешь, какое дело, парень, – начал Николай. – Вот Трофим Иванович меня малолеткой жизни учил, сейчас его жизнь с дороги выбила. Он хочет станок точильный поставить.

– Понял…

– Не перебивай. – Николай сдвинул брови, дал нищему пачку денег. – Я желаю, чтобы он работал на себя. А если тебе такой расход невмоготу, зайди ко мне, я оплачу. Доехало?

– Доехало. – Парень снова вытер вспотевшую физиономию.

– И еще. – Николай улыбаться перестал. – Если с моим крестником что случится, ты ответишь.

Авторитет поднялся, отряхнул полы длинного зеленого кашемирового пальто и ушел.

Робин Гуд гребаный, ругал себя он, торопливо шагая через лужи, и тут почувствовал, что за ним следят. Он резко свернул за палатку и сквозь стеклянные стенки увидел мужчину лет под сорок, в кожаном пальто – эфэсбэшник. Акула обогнул две палатки, зашел к потерявшему его наблюдателю со спины и носком ботинка ударил под колено.

Джип еще не уехал, стоял неподалеку, но Николаю помощи не требовалось, парни это понимали и с интересом наблюдали за происходящим.

Чекист упал на колени, Акула схватил его за воротник, резким рывком поставил на ноги, спросил очень вежливо:

– У господина ко мне дела имеются? – Сунул руку ему за пазуху, достал «макаров» и положил в карман. – Чего так херово работаете, капитан?

– Майор, – кашляя, ответил тот и покраснел. – У меня к вам действительно разговор.

– Брюки оботри, парень. – Николай огляделся, увидел чебуречную, пошел вперед, занял стол, усадил рядом майора.

В чебуречной стало тихо, кто-то, давясь, доедал свои чебуреки, кто-то заворачивал еду в газету. Подбежал хозяин, поклонился.

– Чего желаете? Чебуреки не рекомендую, попробуйте заливное из осетрины с хреном, бутылку отдам свою. – Хозяин был бледен, вытирал несвежим фартуком потное лицо.

– Чего такой трус, я людей не ем. – Николай брезгливо провел пальцем по жирному столу.

Подлетела девчонка, накинула скатерть, проворно расставила приборы. В стекляшке уже никого не было, на двери болталась табличка «Перерыв».

Николай оглядел скромное заведение, нечистый пол, поднял глаза на эфэсбэшника, сказал:

– Ну? Выкладывай.

– Вы мне разрешите в туалет отойти?

– Отойди!

Эфэсбэшник взглянул недоверчиво, поднялся, повернул за угол. Но далеко не ушел и явился под конвоем, с вывороченными за спину руками.

– Бежать собрался, сука! – сказал Николаю начальник охраны.

– Спасибо, парень. Хорошо службу несешь. Но ему действительно в сортир требуется. Пропусти.

– Как скажешь. – Громила в коже неохотно отпустил майора. – Но там выход во двор имеется.

– Ништяк. – Николай не любил блатных слов, но и без них обходиться было невозможно. – Он вернется, а у меня к нему базар есть.

Через некоторое время тот вернулся. Николай положил на стол его табельный «макаров», зацепил вилкой кусок заливной рыбы, проглотил, выпил рюмку водки.

– Мне говорили, что вы тут человек значительный. – Эфэсбэшник спрятал пистолет. – Из Москвы прибыл большой начальник, ищет с вами встречи.

– Позвонили бы, – недовольно сказал Николай. – Себя дураком выказываешь, и я не лучшим образом выгляжу. Скажи москвичу: я вечером дома, пусть позвонит и является, я парней предупрежу.

– Спасибо, – пробормотал эфэсбэшник, выпил, закусил и поднялся.

Николай проводил его до двери и махнул охране рукой. Настроение было паскудное. Черт дернул с нищим связаться – теперь братва начнет сказки рассказывать, – и еще этот объявился неизвестно зачем.

Возвратившись домой, он переоделся. Настя, которая с ним не расставалась с первой ночи, проведенной вместе, ушла в дальнюю горницу: она всегда чувствовала, когда можно появиться, а когда лучше исчезнуть.

В горницу пришла Варвара, женщина, которая выполняла в доме роль хозяйки, – готовила, следила за порядком. Эта пятидесятилетняя дородная матрона не боялась Николая, в чем-то была даже главнее его. Он никогда не спрашивал, но не сомневался, что за Варварой были ходки в зону и в молодости была она воровкой неординарной. Приставил ее к дому Мефодий. Николай чуял, что между ними некогда была любовь, а может, чего и осталось, не допытывался. За его сдержанность и отсутствие праздного любопытства Варвара хозяина уважала, хотя и осуждала за то, что он людей распускает, позволяет воровать по мелочи. Варвара, грубая матерщинница, скорая на руку, любила Настю, а к Николаю относилась с почтением, но чуяла в нем чужого, считала слабаком, хотя физически он был атлетом. Узнав о случае в кафе, когда он отнял автомат у парня из группировки Кастро, Варвара сплюнула на пол и, не таясь, заявила:

– Не вор ты – барин! Вместо дела театр устроил. Не вор.

Николай услышал, вспылил:

– Да, не вор! Барин! Позволь уж мне жить и умереть, как хочу. У тебя сын в Питере в университете учится, ты ему денежки каждый месяц шлешь. Я об этом второй год знаю. Как бы настоящий вор на моем месте поступил? Знаешь? Ведь ты, матушка, шлешь мои деньги.

Варвара двинулась на хозяина, как львица или медведица. Николай схватил ее за запястье, подсек тяжелую ногу, бросил на тахту.

– Еще раз руку на меня подымешь – лапу сломаю, саму выгоню.

Сидевший в доме Мефодий закричал:

– Варька, стерва! Уйди от греха. Зашибут.

Казалось бы, после такой расправы Варвара должна была к хозяину помягчеть, она ж, наоборот, вела себя с ним как мать-наставница. Пару раз он так ей по заднице врезал, что неделю сесть не могла, но нрава своего все равно не меняла.

– Вы чего, барин, на сироте характер выказываете? За девку вступиться некому. Она вас настоящей любовью любит, вы и пользуетесь, – выговаривала ему Варвара, появляясь в горнице.

– Разберемся. Я ей и слова не сказал, – возразил Николай. – Позвони-ка Мефодию, у меня к нему разговор имеется.

– Вот и позвоните. Думаете, коли я вас барином зову…

– Заткнись. Позвони, говорю.

Варвара взглянула испытующе, она, как зверь, чуяла, где грань дозволенного лежит, вынула из кармана сотовый телефон и, тыкая толстым, словно сарделька, пальцем, набрала номер.

– Але. Это ты?

– Нет, со двора зашедший, – ответил Мефодий.

Такой разговор у них происходил всякий раз, когда Варвара звонила старому вору.

Николай подошел, забрал у женщины трубку.

– Здравствуй, старина, мне надобно тебя видеть.

– Привет, барчук. Тебе надо, ты и подъезжай.

– Не могу, ко мне человек из Москвы прибыл, я без твоего совета с ним говорить не хочу, – ответил Николай.

– Сторговались, выезжаю.

Николай одернул черный роскошный пиджак, поправил бабочку, повернулся и чуть не налетел на серебряный поднос с серебряной же чеканной чаркой водки, который держала Настя.

Николай выпил водку, нагнулся к душистой голове девушки, шумно втянул пряный аромат, будто закусил.

– Колдуешь меня, Настасья, а я чужой власти не люблю.

– А своей не имеешь, – словно гукнула из другой комнаты Варвара.

– Повязали бабы доброго молодца, шагу не дают ступить, – хотел пошутить Николай, но получилось чересчур жалобно.

– Не плачь, герой, – по-доброму прогудела Варвара. – А девчонку люби, второй такой не будет.

– На стол накройте скромно, но достойно. Гости у меня. – Николай прошелся по комнате, достал из кармана пистолет, подумал, сунул обратно.

– По-русски накрыть или по-западному? – спросила Варвара. – Прислуживать или уйти?

– Уйдите. Надо будет – позову, – ответил Николай и пошел открывать дверь.

Мефодий вошел быстро, сказал недовольно:

– Я тебя тыщу раз предупреждал: дверь самому не открывать. Машина твоя заграничная, словно танк, поперек дороги стоит. Я сейчас вокруг дома обошел – только ветер хлещет. Сопляк ты, крестник, ни за грош погибнешь. Сколько себя помню, всегда друзья убивают.

– А от них не схоронишься. – Николай помог Мефодию раздеться, подал чарку водки, кусок черного хлебца.

Мефодий благодарно кивнул, выпил, закусил, сел в качалку, натянул плед на колени, где у него лежал «наган».

– Ну, об твоих подвигах у базара я знаю, как ты чекиста словил, тоже знаю. Кого ждем?

– Какая-то фигура из Москвы прибыла. Разговор имеет, – ответил Николай.

– А нужен он нам? Менты – плохо. ФСБ – много хуже.

– Так выслушать его все равно ведь надо. Ты сам учил: ФСБ с нами не воюет, а разозлишь – бросят соединение СОБРа. Где мы будем? Сейчас мы им нужны для противовеса, как груз на качелях. Пока они в газетах и по ящику кричат, что с нами пора кончать, они не опасны, как замолчат и кинутся – от нас только пыль пойдет. Три четверти людей по соседним областям разбегутся. Что останется?

– Надо в официальную власть идти. – Мефодий почесал в затылке. – Рядовых на работу устроить. Людей добрыми делами купить. Кроме тебя, я никого не вижу.

– Ты хочешь из меня депутата изготовить? – удивился Николай.

– Не хуже многих будешь, – уверенно ответил Мефодий. – Ты лесопилкой владеешь? – спросил он. – Расшириться следует, работу людям дать. Ты мужик красивый, народу нравишься.

– Так бандит я, – возразил Николай. – Весь город знает.

– А мэр кто? Взяточник! Тоже все знают.

– И я буду, словно брательник, штаны в кабинетах просиживать, руку подымать?

– Ты будешь хозяином, который тысячи людей кормит. А чего там когда-то у кого было, так если хорошую память иметь, три четверти нынешних хозяев пересажать требуется. – Мефодий повысил голос. – И не перечь, беды дождешься. Думаешь, не знаю, кто у тебя сегодня посыльным был? Считаешь, они с тобой в прятки собрались играть? Или ты со своими пацанами для власти серьезная угроза и они тебе город на именины дарят?

Николай побагровел, прикусил губу, взглянул на своего наставника недобро.

– Я без подачек хозяин в городе, – сказал он несколько севшим голосом. – Бунич держится стороной, у него серьезные торговые связи, он мне не помеха. Да Лев Ильич и бойцов не имеет. Кастро и его вечно пьяные мордовороты?.. Не смеши, учитель. Сам знаешь, бритоголовые не встанут на защиту главаря. Они его просто пропьют, а мы у них железо поотнимаем и из города выгоним, ну, кое-кого замочить придется. Так что городишко мой, а меня не купишь.

– Тебя не станут покупать, парнишка, тебя попросят, и ты сам все как надо сделаешь, – устало произнес Мефодий. – Ни один город ни один бандит без согласия властей удержать не в силах.

– Да что у них имеется? Купленные менты да эфэсбэшники? – возмутился Николай. – Еще неизвестно, в какую сторону они стрелять начнут.

– Не будь сопляком! – Мефодий выпил рюмочку, кашлянул в ладонь. – Здесь завтра будет столько стволов, столько людей прочных, обученных, сколько областной губернатор скажет. А тебя терпят, потому что виды на тебя имеют.

В дверь позвонили, раздался громкий голос начальника охраны:

– Николай Николаевич, ты гостей ждешь?

– Я в соседней горнице побуду. – Мефодий поднялся. – А ты больше слушай, меньше говори.

В прихожей стоял добротно, даже со вкусом одетый мужчина лет пятидесяти. Держался с достоинством, уверенно, вроде бы и не обращал внимания на охранников, которые с двух сторон держали его за руки.

Полковника ФСБ Кондрашева те, кто видел его в кабинете вице-премьера Тишина, теперь не узнали бы. В гостях у брата высокопоставленного чиновника был как бы другой человек. Казался и ростом выше, и значительнее. Никаких улыбочек, никаких торопливых движений.

Хозяин, внимательно оглядев гостя, поинтересовался:

– Вы уверены, что не спутали адрес?

– Тишин Николай Николаевич? – спросил вошедший.

– Верно. – Николай кивнул, жестом отправил охрану. Но гость возразил:

– Минуточку. Я хочу получить свое личное оружие и служебное удостоверение.

Охранники хмыкнули, но Николай обратился к старшему:

– Леонид, а ты хотел бы, чтоб твоих гостей на пороге обыскивали?

– Николай Николаевич… – собрался было ответить старший.

– Леня, не спорь и все верни, – сказал Николай. – И не позорьте город, не затеряйте в своих карманах какой-нибудь мелочевки.

Гость забрал пистолет, бумажник, удостоверение и часы, прошел в гостиную, цепким взглядом осмотрел стол, впервые улыбнулся, спросил:

– А Мефодий Сильверстович приболел?

– Возраст, понимаете ли, лагеря, давление скачет, пошел прилечь. Чуть отлежится – выйдет, – счел возможным тоже улыбнуться Николай.