Текст книги "Наркомафия"

Автор книги: Николай Леонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– А я решил, ты к такой мелочевке интерес потерял. Два «клопа» на присосках, значит, съемные. Один в кабинете Ильи Вагина, второй… – Крячко интригующе замолчал, поднялся, поставил кофейник на плиту.

Гуров терпеливо ждал, предположений не высказывал, и Крячко несколько разочарованно закончил:

– В туалете за трубой.

– Молодец, – равнодушно сказал Гуров.

– Я их, конечно, не тронул. Сначала хотел проследить, кто в конце дня их снимать будет, потом решил не рисковать, засветиться легко. Тут минимум три, лучше четыре человека требуются. Предлагаю в понедельник и провернуть такую операцию. Пригласить Орлова, еще одного стоящего мента я к нам вербую, ты, я… Вроде совещания у тебя и устроить пустой треп, а потом вроде банкетика начать, перед самым уходом. Разбредемся по офису, кто в туалет, кто офис посмотреть ради интереса. Так можно засечь человека, который станет липучку снимать, и не раскрыться.

– Согласен, – Гуров кивнул. – Ну, а сам ты сыщицким чутьем на кого грешишь?

Крячко задумался, затем неохотно сказал:

– Не возьму грех на душу, нет ничего конкретного. Один человек нравится больше, другой меньше, смешно говорить. Невозможно определить даже круг подозреваемых. Если брать руководство, так выбор невелик. Коммерческий директор Егор Крупин? Человек неискренний, с двойным дном, можно поставить на первое место. Но нервы у него не в порядке, мафия такого человека использовать не станет.

– Если Егор не изображает, – вставил Гуров. – Слишком он эмоционален.

– Ты не можешь забыть, как он на тебя кидался? – Крячко усмехнулся. – Заместитель Крупина, Илья Вагин, уехал в командировку до убийства бухгалтера. Кабинет Вагина открыт, в нем все время кто-то работает, «жучок» мог поставить любой из фирмы. Международника Закревского в Москве тоже нет, отпадает.

– Вагин действительно уехал? – спросил Гуров.

– Он в Самаре, звонит по два раза в день.

– Что они цеплялись за юриста? Ты считаешь, мы его не дожали и он располагает информацией?

– Ни черта юрист не знает! – категорично сказал Крячко. – Они на воду дуют.

– Больно сильно дуют, – с сомнением произнес Гуров.

– Мелькнуло у меня, да понял, глупости, – Крячко махнул рукой. – Понимаешь, накануне смерти бухгалтер из дома звонил своим девчонкам, спрашивал домашний телефон юриста, и я подумал…

– Верно подумал, почему не сказал раньше?

– Он телефон спросил, а Байкову не звонил. Бухгалтер всю вторую половину дня провел со своей пассией, которую встретил накануне. Женщина утверждает, что он ни с кем не разговаривал.

– Мы не знаем, за что убили бухгалтера, почему пытались заполучить юриста, – Гуров вздохнул. – Бухгалтер хотел позвонить юристу, не позвонил. Здесь что-то имеется.

– Ни черта тут нет, я зря сказал.

– Хорошо, отложим на потом. Байков на работу вышел?

– Нет, дома отлеживается.

– Ты придумал, как меня могут убрать?

– Умишка не хватает.

– Ты же уголовник, дружище, а в КГБ целое подразделение такие штуки разрабатывало. – Гуров помолчал. – И козырную карту против меня вытянут из той колоды.

– Тебе надо уехать недельки на две, на три, пока не уляжется или не взорвется.

– Мысль интересная, но неосуществимая. Я не могу бросить Бориса на растерзание.

– Так что ты предлагаешь? Раз мы не знаем, чего ждать, мы не можем защищаться.

– Опередить и нападать, – спокойно ответил Гуров, попытался улыбнуться, но получилось плохо – сыщик лишь болезненно поморщился.

Сегодня утром, впервые за многие годы, Юрий Петрович Еланчук не сумел изящно повязать шейный платок. Промучившись перед зеркалом несколько минут, сунул платок в карман, рассеянно поцеловал близняшек, автоматически взлохматил непокорную шевелюру молодой жены и отправился на работу.

За канцелярским столом своего скромного кабинета он, не вникая в суть, подписал документы в приготовленной для него папке, отодвинул кресло, вытянул ноги и откинулся.

Все шло наперекосяк. Тщательно построенная машина грозила рухнуть и похоронить всех, кто не успел убежать. Ему уже надоело пересчитывать ошибки, допущенные, казалось бы, разумным и послушным, а в действительности своенравным шефом. Накануне вечером, отчаявшись убедить Валентино хотя бы временно приостановить контрабандные поставки, Еланчук сказал:

– Даже рысь, попавшая лапой в капкан, отгрызает лапу и уходит зализывать раны.

– Капкан? – Валентино презрительно скривился. – Мы сломаем его – не станем себя калечить, охотника убьем, – и почему-то посмотрел на своего шофера-ликвидатора, который сидел на подоконнике, курил и пускал дым в форточку.

Еланчук заметил и быстрый взгляд шефа, и то, как шофер выбросил только что зажженную сигарету. Виктор Жеволуб был тридцативосьмилетний, отлично скроенный мужчина с прекрасной реакцией, великолепными нервами и неприметным лицом. Еланчук знал: таких людей в свое время подбирали в комитет на оперативную работу. Он был шофером и стрелком высокого класса, неплох в ближнем бою.

Еланчук перевел взгляд с начальника на подчиненного, чуть было не вздохнул и нехотя произнес:

– Рассказывай, герой. Где? Когда? Как? Как ты спасся? И, главное, видел ли тебя Гуров?

Жеволуб взглянул на хозяина, тот скривился и неохотно кивнул. Неудачливый ликвидатор рассказал все честно, без утайки и закончил:

– С тридцати шагов я промахнуться не мог. Я не спал, все прокручивал картинки: он свалился с кирпичей в момент выстрела или на секунду раньше? Не знаю. Там нельзя было бесшумно подойти и проверить. Мне дали разрешение лишь на один выстрел, после чего немедля уходить. – Он взглянул в смуглое безучастное лицо хозяина.

– Молодцы. Вы, Иван Прокофьевич, просто стратег, – Еланчук покивал, даже улыбнулся. – Я говорю серьезно и совершенно искренне. Если бы ты сунулся проверять, в ближайшее время мы бы тебя не увидели. Адрес нашей конторы сейчас был бы записан в десяток настольных календарей. Правда, прошла бы головная боль: голова, отделенная от туловища, не болит.

– Любишь ты говорить красиво. – Валентино слез со стола. – Доволен? Торжествуешь?

– Доволен, что парень уцелел. Чего мне торжествовать? Вы лишний раз Гурова предупредили. Он хотя в этом и не нуждается, однако легче мне от вашей торопливости не станет.

– Ну, ладно. Что было, то прошло, – сказал Валентино. – У тебя, гений, есть идеи? Или ты записался в оппозицию и лишь критикуешь?

– Идеи есть, но сказать мне нечего. – Еланчук кивнул Жеволубу на дверь: – Погуляй, шеф сейчас тебя догонит.

Тот взглянул на хозяина и неторопливо вышел.

– Даже шайка разбойников должна соблюдать свои законы, чтобы остаться шайкой, – сказал Еланчук. – Тебе просто повезло, ты чуть было не кончил жизнь самоубийством. Разработкой занимаюсь я, ты лезешь в чужой огород. Парня не ругай, похвали, он был аккуратен и исполнителен, времени у нас с тобой предостаточно. Юдин распорядился груз задержать – якобы из-за смерти главбуха требуется провести ревизию и что-то переоформить. Сказки. Так распорядился Гуров.

– Опять Гуров? – вспылил Валентино. – Ты считаешь, он подозревает?

– Он давно знает. Он сыщик и обучен отличать почерк преступников. Он лишь взглянул на нашу подпись, как понял, что имеет дело с наркомафией. Все понимаю, одно уразуметь не могу: зачем ему нужна война, которую он никогда не выиграет? Он знает, что не выиграет, а лезет.

– Может, он?.. – Валентино покрутил пальцем у виска.

– Каждый талантливый человек, твой покорный слуга в том числе, имеет определенный сдвиг по фазе.

– Его необходимо срочно…

– Пока плод не созреет, он не родится.

– Я тебе постоянно рекомендую…

Еланчук быстро встал, развязал и вновь завязал шейный шелковый платок. Интеллигентное лицо его вмиг осунулось и затвердело.

– Мне многозвездные генералы пробовали рекомендовать – не получилось. Я могу уйти.

– Ты знаешь, от нас не уходят. Наш союз заключается на земле, расторгается только на небесах.

– Уйди отсюда! И никогда, никогда не пугай меня! Я смерти давно не боюсь, и через семью ты меня не прихватишь! Я об этом побеспокоился, прежде чем встретился с тобой. Ты меня понял?

– Отлично понял, – миролюбиво ответил Валентино. – Не понимаю, с чего ты на стенку полез? Работай, я никогда больше не стану тебя торопить, – и вышел.

Ночью Еланчук спал плохо: все анализировал действительные причины своего срыва. Заявление, что союз с наркомафией расторгается только по причине смерти, не было новостью, поэтому взбесить уравновешенного, тренированного человека не могло. И только под утро, в полузабытьи, между сном и явью, он понял, что причина проста, лежит на поверхности. Он не желает разрабатывать убийство Гурова.

Сейчас, подписав никому не нужные бумажки, он начал искать выход из создавшегося положения. Он никогда никого не убивал и не занимался разработкой убийств. Гурова он не знает, не видел, но мужик ему симпатичен, видно – умница, даже талант; перед начальством не гнется, поэтому и ушел из системы. В принципе, сыщик – его, Еланчука, коллега, родственная душа. Еланчук чувствовал, вспоминая голос Гурова, понимал, что сыщик жестче и безжалостнее – он не мучается сомнениями, и если родственничек захватит Юрия Еланчука, то обязательно посадит.

Раздался телефонный звонок. Еланчук снял трубку и услышал знакомый голос генерала-кадровика, с которым беседовал, сдавая удостоверение.

– Юрий Петрович, только за-ради бога не возникай, – сказал генерал, стараясь придать своему голосу дружеские нотки. – Нам очень нужна твоя консультация по одному архивному делу. Приезжай на часок, не более… Хочешь, машину пришлю?

– Врешь ты все! – Еланчук почему-то рассмеялся. – Ты где сидишь? В том же кабинете? Закажи пропуск, я через полчасика подъеду.

– Здравствуй! – Генерал вытащил грузное тело из-за стола, пошел навстречу. – «Врешь ты все…» Недобрый ты, Юрий Петрович. А внешне не меняешься – молодой франт, как и был всегда.

– Чего такого крюка даешь, разговор трудный? – Еланчук опустился в массивное кожаное кресло, взглянул на портрет Ельцина. Портрет был меньших размеров, чем предыдущий, поэтому оказался как бы в рамке невыцветших обоев. Еланчук ткнул в него пальцем и сказал:

– Сколько людей висело на этом крючке, а ты все сидишь и сидишь.

– А не лазь высоко! – Генерал довольно хохотнул.

– Ну, давай, Степан Акимыч, напрямки, сам знаешь – тебе меня не объехать.

– Напрямки так напрямки, Юрочка. Скажи, в какое ты дерьмо залез, что тобой большие милиционеры интересуются?

– Мной? Точно? – удивился Еланчук искренне. В сознании его промелькнул Гуров, но гэбист лишь усмехнулся: что он знает? Кретин Отар назвал его имя-отчество. Никакого милицейского генерала не заставишь обратиться с таким дурацким запросом в соседнее ведомство. Да и почему сюда, какие основания?

Генерал смотрел на Еланчука испытующе, вертел толстыми пальцами лист бумаги.

– Заместитель милицейского министра интересуется, служил ли в первом или втором главке некий Юрий Петрович, фамилия неизвестна, видимо, полковник, возраст около сорока пяти, дальше твое описание – интеллигент и внешние данные, словно человек с тобой в соседних кабинетах сидел и ежедневно ручкался.

Еланчук ничем волнения не выдал, глянул на бумажку равнодушно, сказал:

– Понятия не имею, генерал. Чего только в жизни не случается…

– Я тоже повидал всякого, но подобных совпадений не встречал. Мы хотя и расстались без пьянки и орденов, но ты наш человек. Если хвост прижмут, надеюсь – не станешь на бывших сотоварищей грязь лить? Нам сейчас грязи с избытком. Ты, случаем, у «Белого дома» под знаменами Хасбулатова не разгуливал?

– Что за чушь? Я человек с устойчивой психикой, – ответил Еланчук.

– Ну, мое дело маленькое. Приказали переговорить, я выполнил. Если бы такую бумаженцию я один получил, так похерил бы и забыл. Но не один я, тебя люди хорошо помнят, потому пришлось твои данные ментам назвать. По телексу передали, мол, служил схожий по приметам Еланчук Юрий Петрович, дали отличную характеристику, сообщили, что никакими компрматериалами не располагаем.

– Ну, спасибо, генерал. – Еланчук поднялся. – Надеюсь, все?

– А тебе мало? – Генерал вновь выбрался из-за стола. – Начальство больше всего беспокоится, что милиция не утверждает, но предполагает, что разыскиваемый ими Юрий Петрович имел непосредственное отношение к агентурной работе. Ну, это откуда? В нашем доме о твоем направлении знали три-четыре человека…

– Ума не приложу, – искренне ответил Еланчук, привстал, ткнул тонким пальцем в генеральскую грудь. – А у вас там за рубежом недавно никто на сторону не свалил?

– Случается… – осторожно ответил генерал. – Но при чем тут милиция, главк уголовного розыска?

– Действительно. – Еланчук был вынужден пожать теплую вялую руку. – Я давно завязал, не ворую сейчас.

С этой не очень остроумной хохмой он вышел из кабинета. Когда сел за руль, сказал:

– Он не талантливый, он – гениальный сыщик, – и продолжал уже про себя: «Значит, он собрал воедино мой голос, мою манеру говорить, вопросы, ответы, быстроту реакции. Он понял, что имеет дело с бывшим работником спецслужб, перебрал своих коллег и вышел на комитет. Он гадал, шел на ощупь, и ему улыбнулась удача. Все я знаю про эту удачу: Господь не подает вслепую, оделяет избранных!»

В служебном кабинете Гурова уже освоивший технику Крячко варил кофе. Генерал Орлов, выключив звук, смотрел по телевизору мультяшки и задумчиво улыбался. Гуров читал и перечитывал ответ СБ на запрос.

«…Еланчук Юрий Петрович… уволен на пенсию… О его работе с агентурой в период службы сведениями не располагаем…»

– Ну, конечно, признаются они, держи карман шире, – сказал Гуров, переписал данные Еланчука в блокнот, щелкнул зажигалкой, бумажку поджег и заодно прикурил. – И как тебе удалось, Петр Николаевич?

Он протянул Орлову блокнот и ручку.

– Лучше иметь твердый шанкр, чем мягкий характер, – ответил Орлов и начал быстро писать, улыбаясь все шире и шире, не удержался, захохотал, отдал блокнот Гурову и, утирая короткопалой ладошкой слезы, вернулся к телевизору. «Я пообещал новоиспеченному заму, что если он такой запрос подпишет, то в случае удачи я под его руководством разгромлю московское отделение наркомафии. И он, говнюк, получит орден».

Гуров тоже рассмеялся. Крячко перестал возиться с кофеваркой, подбежал, заглянул в блокнот и тоже несколько раз хмыкнул. Мультфильм кончился, на экран выскочили какие-то сосредоточенные головы. Орлов телевизор выключил, махнул на стену рукой:

– Он начал мне объяснять серьезность ситуации и о наших обязательствах перед Европейским Сообществом и человечеством в целом. И что до самого конца разработки о моем уходе на пенсию не может быть и речи.

– А откель он взялся, такой умный? – спросил Крячко, протягивая Орлову чашку кофе.

– Черт его поймет! Толкуют, в давнем ЦК чем-то заведовал, а сейчас, треплются, у него на даче забор общий с кем-то из президентских пацанов.

– Это серьезно, – начал было Крячко, но его перебил телефонный звонок. Сыщик снял трубку и, пародируя Гурова, произнес: – Слушаю вас внимательно. Как? Самого? Лично?

– Трепач! – Гуров вырвал у приятеля трубку. – Гуров. – Погрозил Крячко кулаком. – Какие игры, господин заместитель?.. Маляр у меня трудится. Конец дня – он поддал, сами понимаете – молодежь. Понял. А если завтра с утречка? Слушаюсь.

Гуров положил трубку, взглянул на Орлова, затем на Крячко:

– Немедленно в прокуратуру. Что, в нашем хозяйстве ни одного целого ведра нет – все дырявые?

Глава 7
Лучшая защита – нападение

Заместитель прокурора быстро писал. Увидев вошедшего Гурова, не вставая, пожал ему руку, указал на кресло напротив и продолжал писать. Выражение лица у прокурорского чиновника было брезгливо-недовольное. Как большинство розыскников, Гуров не любил прокуратуру, имел с ней взаимоотношения сложные, порой конфликтные. Он опустился в кресло, вынул из кармана газету и, делая вид, что читает, изучал противника, а то, что перед ним противник, сыщик не сомневался. Хозяину кабинета было под шестьдесят, худой и жилистый, видимо, высокий – пока сидит, точно не определишь. Серая короткая щетина плотно, без проплешин, покрывала крупную голову; лоб рассекали глубокие морщины, будто вырезанные скальпелем; кустистые седые брови, хрящеватый длинный нос, впалые щеки, подбородок тяжелый, упрямый, опять же жилистая, но не худая шея, широкие плечи, руки длинные, с цепкими узловатыми пальцами. Видно, мужик физически силен, а в молодости был богатырем.

Закончив осмотр, Гуров почему-то подумал, что прокурорский похож на большевика, красного комиссара из давнишнего кино – человека жесткого, справедливого, искренне болеющего за все человечество, поэтому к человеку относящегося равнодушно.

– Ну, господин полковник, – прокурор сложил документы в папку, сунул ее в стол, – будем колоться сразу или придется вас, как лучину, отщипывать?

Гуров повел плечами, словно не разговор предстоял, а рукопашная, от первой крови до последней капли, на языке уже вертелась дерзость, когда он увидел глаза хозяина кабинета. Они были светлые, с огромными черными зрачками, лукавые, хитрые, умные, даже добрые. Казалось, Господь в насмешку все перепутал – глаза предназначались совсем другому человеку.

– Лучше по щепочке…

– Федул Иванович, – подсказал прокурорский. – Вы, господин полковник, полагаю, дворянских кровей и такого имени отродясь не слышали.

– Федул Иванович, считайте, что запрягли. Поехали, – ответил Гуров.

– Предупреждали меня, о характере наслышан. – Хозяин закурил «Беломор», подтолкнул пепельницу к краю стола. – Форточку отвори, иначе погибнем.

Гуров не терпел панибратства и обращение на «ты» обычно пресекал, но сейчас лишь рассмеялся и открыл форточку.

– Ну, как там с новыми буржуями, ладишь? Не жалеешь, что ушел? Пустой вопрос – правду не скажешь, гордый. Так вот, Лев Иванович, прознали мы, что ты зацепил наркомафию. Прознали точно, удивляемся: куда ты лезешь и зачем? Ты теперь не полковник по особо важным, а сторож буржуйского благополучия и покоя. Наркотики тебе ни к чему, да и не по зубам – дело это государственной важности. Смекаешь?

– Обязательно, – Гуров кивнул. – Только не пойму, о чем вы толкуете? Вы тряхните свой «источник» – может, из него еще чего вывалится?

– Учишь? – Федул Иванович подмигнул. – Говорят, учиться никогда не поздно, но моя учеба закончилась. Чуешь?

– Угу, – Гуров закурил.

– Не признаешь? А этот, как его?.. – Прокурорский начал перебирать лежавшие перед ним бумажки, но сказал по памяти: – Еланчук Юрий Петрович тебе друг или родственник?

– Я такого в жизни в глаза не видал.

– Может, и не видал, однако разрабатываешь.

– Ошибаетесь.

– Я тебе кто? – Голос прокурорского набрал густоты – казалось, сейчас последует команда: по коням! – Мне годков столько, сколько твоему батюшке. Стану я, старый пень, приглашать бывшего опера и вести с ним ля-ля, коли не уверен?

– Я в вашей вере не сомневаюсь, только она ошибочна. На Руси в кого только не верили, теперь расхлебываем.

– Ладно, давай чуток взад подадим. Третьего дня у вашего юриста дочку сперли. Киднэппинг, что ли? Черт побери, не могу иностранное слово запомнить. Ты почему к властям не обратился?

Гуров смотрел в хитрые, умные глаза собеседника. Чувствовал, тот ведет сложную игру, сейчас ждет определенного ответа, не мог понять, какого именно.

– В милицию, что ли? – удивился Гуров. – Вам, законникам, известно: заявление обязаны родители подавать.

Федул Иванович одобрительно кивнул, пальцами замял окурок, закурил новую папиросу.

– И как же ты пацанку вызволил?

– Нормально, – Гуров пожал плечами. – Попросил вернуть. Сказал, мол, отец беспокоится, бабушка плачет, я сержусь, чужое брать безнравственно…

– И отдали… – Чиновник усмехнулся, вновь одобрительно кивнул. – Душевные люди.

– Люди как люди, – философски ответил Гуров.

– И ты человек как человек, только шибко умный и упрямый.

– Что выросло, то выросло, – усмехнулся Гуров. – У кого-то из друзей пословицу прихватил.

– Значит, Еланчук Юрий Петрович для тебя не человек, звук пустой?

Гуров уловил в глазах собеседника тревогу ли, предупреждение, разобраться не смог, ответил уверенно:

– Впервые слышу.

– Ладушки. – Федул Иванович спохватился: – А представляешь ситуацию: берем мы наркомафию, не всю, конечно, во всемирном масштабе, – он очертил рукой круг, – а так – крупиночку, – и показал ноготь. – Но для России масштаб достаточный. Дальше для тебя картина знакомая: один молчит, другой отрицает, а пятый колется, и начинается заплыв. И среди прочих имен называет и Гурова Льва Ивановича. Да не один называет, где отпереться просто, а несколько. Они ведь злые будут, могут и напраслину на тебя возвести. И уж что ты знал, ведал, переговоры вел – так обязательно. Обязательно – вроде твое любимое слово. Скажи?

– Обязательно, – повторил Гуров и улыбнулся. – Но у меня есть и другая присказка: «Это вряд ли…»

– К данному случаю она не подходит, так как статья у тебя будет именно – обязательно, и срок длинный.

– Вы вначале что-то о старых пнях обмолвились…

Прокурорский перегнулся через стол и сунул под нос Гурову огромный костлявый кулак.

– Мне о себе все дозволено, а ты, умник, язык попридержи, понял?

Гуров оттолкнул кулак с такой силой, что Федул Иванович упал в кресло, ударился о спинку, глубоко вздохнул и неожиданно показал Гурову большой палец, подмигнул, пододвинул блокнот, начал писать и сердито заговорил:

– Ты не мальчонка – свою судьбу сам держишь, как желаешь, так и распоряжаешься. Не дай вам бог, господин полковник, в этот кабинет для иного разговора попасть. Смекаешь?

– Так от сумы и тюрьмы, известно, господин прокурор, не зарекаются.

– Иди, пока до свиданьица, – Федул Иванович протянул Гурову исписанный листок и пожал руку.

– Желаю здоровья, Федул Иванович, – Гуров взял листок, убрал во внутренний карман, в дверях обернулся, посмотрел на «красного комиссара» долгим взглядом и вышел.

«Мерседес» Крячко стоял метрах в двадцати от дверей прокуратуры. Но Гуров садиться в машину не спешил, оглядел улицу, присмотрелся к другим машинам, припаркованным неподалеку, прислушался к себе, словно больной, проверяющий, есть у него температура или нет, только потом неторопливо подошел, вновь огляделся, не забыл проверить окна ближайших домов, наконец сел.

На заднем сиденье полулежал Орлов. Он не прятался, просто дремал.

– Обижаешь, командир. – Крячко завел мотор. – Проверяешься, словно тебя не сыщики ждут, а пара залетных фраеров.

– Не слушай, Лева, все верно. – Орлов зевнул. – Станислав через каждые пять минут выходит. А за пять минут, как пела моя любимая артистка, можно сделать очень много. Проверяйся, Лева, и проверяйся, держи себя в пределе. Я знаю, у тебя верхнее чутье.

– Обязательно, Петр. – Гуров вынул из кармана полученную от заместителя прокурора записку. – Станислав, приткнись в переулочек.

Почерк у прокурорского был ужасный, но Гуров, разбирая по слогам, прочитал: «Ты мужик настоящий, только вряд ли тебе поверят. В твоей бывшей конторе протекла крыша – кто, не знаю. Берегись и никому не верь, особенно телефонам. Передай Петру, чтобы он, старый козел, от тебя уходил подальше и сочинял легенду – может, собаки потеряют след».

– Дай сюда! – Орлов вырвал у Гурова листок. – Почерк неповторимый. Федул! Как же он в прокуратуру забрался, а я и не слышал? Мосластый, бровастый, руки граблями?

– Он, – кивнул Гуров. – Значит, нас слушали. То-то он говорит одно, а смотрит иначе.

– Старый лис. Как бы с ним повидаться? Это решим. А пока, Лева, мое участие в вечерней проверке в твоем офисе отменяется – колупайтесь одни, не котята. Станислав, высади меня у ближайшего метро.

Когда Крячко затормозил, Орлов сказал:

– Мне не звонить, даже домой. Надо будет, объявлюсь. Ты, Лева, в офисе швырни в меня грязью, мимоходом – не переусердствуй. Удачи.

Орлов ушел, сыщики долго молчали. Крячко увидел, что его подпирает троллейбус, поехал и смачно выругался.

– Скверно, Станислав, получается. Мы играем с неизвестными противниками и по правилам, которых тоже не знаем. Если нельзя верить заместителю министра, а кабинет зампрокурора прослушивается, то не знаю…

– А ты матюгнись, и полегчает, – ответил Крячко. – Едем в офис, попробуем обнаружить, кто ставит и снимает липучки.

– Едем, только настроения нет, куражу.

Гуров и Крячко приехали в офис, прошли в кабинет. Станислав сразу матюгнулся, по-своему мстя слухачам. Микрофоны отравляли жизнь, не давали возможности обсудить столь горячую ситуацию. Более выдержанный Гуров решил использовать прослушивание с пользой для себя и сказал раздраженно:

– Станислав, перетряхни мозги, вспомни: может, тебе попадался на глаза этот чертов Еланчук, или ты слышал о нем, либо он в агентурных проскакивал?

– Нет, уже сказано, у меня память на имена компьютерная. – Крячко привычно включил кофеварку. – Забудь ты этого прокурорского хмыря. Ему требуется – пусть копает. Он тебя, как мальчика, пытался на гоп-стоп взять. Наркотики, надо такое придумать! Лев Иванович, по-честному, ты когда-нибудь пробовал какое-нибудь зелье?

– Анашу раз курнул, гадость. – Гуров взглянул на часы: до конца рабочего дня оставалось около тридцати минут. – Не нравится мне разговор в прокуратуре, в чем-то они нас подозревают.

– На то и щука в море…

– Пойду к Вагину, потолкую, может, он что знает.

– Иди. Что мы с тобой ели сегодня? – Крячко натурально закряхтел. – Меня постоянно в сортир тянет.

Задуманная сыщиками операция с треском провалилась: в кабинете Вагина и в туалетной комнате «жучки» прослушивания уже отсутствовали. Пока они ездили в прокуратуру, «жучки» сняли.

Гуров зашел в приемную. Как и положено секретарю, красавица Елена была на месте, но сумки ее уже были собраны.

– Великий сыщик, чем порадуете одинокую женщину? – Елена взглянула испытующе. – Вам, психологу, прекрасно известно, что для нас, женщин, на первом месте мужское внимание, на втором – новости и сплетни.

– Елена, какие рестораны сегодня предпочитает молодежь? – спросил Гуров и сел на стул для посетителей, поддернул брюки, закинул ногу на ногу.

– Надо спросить у молодежи, – кокетливо улыбнулась Елена. – Если вы интересуетесь моим вкусом, то напрасно, я с мужчинами вашего типа в ресторан не хожу.

– Какое непостоянство! Не далее чем…

– Я шутила, – перебила Елена и взглянула на часы. – Красная Шапочка не может дружить с огромным Серым Волком.

– Поставьте против моей фамилии крестик. – Гуров легко поднялся, вернулся в кабинет, где Крячко мучил себя кофе, так как его принципы не позволяли ему выпить рюмку раньше конца рабочего дня.

Гуров врубил телевизор и магнитолу, сел рядом с другом.

– Станислав, я никогда так не «плавал» и не опаздывал.

– Ты никогда не работал по серьезному делу без аппарата. Ты брался за главное, второстепенное поручал членам команды.

– Где тут главное, где второстепенное? Начнем с этой конюшни, – Гуров хлопнул ладонью по столу. – Через нее гонят наркотик из Вьетнама в Германию.

– Плетенная из тростника и бамбука мебель. Юдин получает полуфабрикат уже заряженным, покрывает лаком, собирает мебель.

– А я об этом не думал? Полостей в бамбуке хватает. Прекрасно придумано, только слишком просто. Если зарождаются лишь подозрения, то проверить пара пустяков.

– Просвечивать? Думаешь, это возможно?

– Проще, коллега. Достаточно просверлить в ножках крохотные дырочки и подвести собаку, – ответил Гуров.

– Ты умный.

– А таможенники наверняка знают способы и проще.

– Вот черт! Я от этой девчонки без ума! – Крячко указал на телевизор: передавали рекламу «Сладкая парочка», танцевала юная брюнетка, кокетливо подмигивала.

– Оставим наркотики. Я таможню предупрежу, пусть у них голова болит. Какова цель сегодняшней беседы в прокуратуре? Кто что знает? И кто что хочет узнать? Твое мнение?

– Аналитик у нас единственный и непревзойденный, – усмехнулся Крячко.

– То ли у Кутузова, то ли у Наполеона, точно не помню, был установлен порядок: высказываться начинал младший, чтобы он не мог поддакивать старшему.

– Ты больше образован, Лев Иванович. Не умничай и валяй, раскладывай пасьянс.

– Трус несчастный! – Гуров взглянул на часы. – Твое время истекло, наливай.

Крячко взял бутылку, плеснул в стаканы, один протянул Гурову. Тот внимательно взглянул на содержимое, вздохнул:

– Я не орел, ни черта не вижу. – Отставил стакан. – Думаю, все просто. – Он снова вздохнул. – Петр соблазнил замминистра подписать запрос, «соседи» ответили, что похожий человек у них служил. Два ведомства были в курсе, но не прокуратура. Ни в запросе, ни в ответе о наркотиках ни слова, а Федул мотал меня по наркотикам.

– Ему приказали. – Крячко пригубил из стакана, взглянул на дно и пожалел о своей принципиальности.

– Повтори, – Гуров тонко улыбнулся. – Когда ты нальешь в третий раз, я тоже выпью. Да, ему приказали и слушали мои ответы. Следовательно, наш наркобарон имеет осведомителя именно в прокуратуре и захотел получить подтверждение и подробности. Можно предположить, что наш высокопоставленный мент…

– Мудак, – уточнил Крячко, подливая в стаканы.

– Доверительно похвастался в прокуратуре, что уцепился за наркотики, и назвал генерала Орлова. А связи Петра со мной и устанавливать нечего.

– У нас течет, но и у них не все днища целые, – подвел итог Крячко и вновь тоскливо взглянул на пустой стакан.

– Ты либо ханжа, либо алкоголик, – сказал Гуров, налил себе граммов сто и выпил. – А точнее, просто скверный клоун.

– Младшего ногой пнуть каждый может, – Крячко состроил обиженную гримасу и без перехода продолжал: – Федула они не просчитали.

– Он человек новый, решили – захочет выслужиться. Он очень старался, но глазами семафорил. Я, конечно, ни хрена не понял.

– Ты бы в любом случае не раскололся, нам сейчас прокуратура даром не нужна. Включить прожектора, осветить пустую сцену, всех разогнать по темным углам.

– Ну, парочка трупов на сцене оказалась бы обязательно, – возразил Гуров. – Первым они ликвидируют своего разработчика, затем Юдина, потом начался бы уже основательный гон на меня.

– А почему бы не начать именно с тебя? Использовать познания Еланчука?

– Мне чудится, что он тянет.

– С каких дел? Если человек переходит из спецслужбы в наркомафию, так шлепает по крови, брызги летят.

– Упрощаешь.

В кармане Крячко тренькнул радиотелефон. Гуров взглянул на друга удивленно.

– Слушаю, – сказал Крячко. – Одна? Как он смотрится? Ты не голоден? Сейчас я подскачу. – Он убрал аппарат, посмотрел на друга снисходительно. – Угадай.

– Ты установил за Еленой наблюдение, и тебе сообщили, что она вошла в какой-то ресторан с мужчиной, скорее всего с Юрием Петровичем Еланчуком.

– Ну и черт с тобой! Тебе же хуже! Человек, не умеющий удивляться, – несчастный человек.

Гуров оставил свою «семерку» у офиса, сел в «Мерседес» Крячко, вышел на площади Маяковского, доехал до Белорусской, тщательно проверился, перешел на другую линию и в конце концов вышел из метро на станции «Улица 1905 года». Уже стемнело. Гуров позвонил в дежурную машину, через минут двадцать, отпустив шофера, припарковался метрах в тридцати от «Мерседеса» Крячко и начал наблюдать улицу.