Текст книги "Козырные валеты"

Автор книги: Николай Леонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– За что он вас так, Лев Иванович? – растерянно спросил Котов.

– За дело. В восемь ко мне в кабинет. – Гуров пересел в свой «Пежо» и уехал.

Ночь еще не кончилась, утро не наступило, за окнами было сыро и грязно. Все двери – и из коридора в приемную, и из приемной в кабинет генерала – были открыты. Верочки, конечно, не было, Орлов еще не приехал, Гуров варил кофе.

Орлов вошел быстрым твердым шагом, бросил через плечо:

– Закрой все двери, не проходной двор. Я кофе уже пил, можешь не суетиться.

Гуров выполнил указания молча. Его вызвали, он пришел. Больше экстренного вызова и скверного настроения Орлова сыщика поразил парадный мундир генерала. Известно, тот форму не переносил, а явиться среди ночи в полном параде и при орденах – такого Гуров и не помнит.

– Ну, что будем делать? – задал риторический вопрос генерал и продолжал: – Объясни, как ты проглядел за собой «наружку»?

– Я подобного совершить не могу, – спокойно, не в тон другу ответил сыщик. – «Наружки» за мной не было, у казино стационарный пост, меня знают в лицо, я документы предъявил.

– А по радио? По радио не объявил? – тихо спросил Орлов.

– Знаешь, что не прав, вот и бесишься. Если полсотни офицеров различных служб знают, что полковник ведет розыск, нужный человек узнает об этом третьим-четвертым. А, возможно, и в этом кабинете. Чего я с ними, в салочки играть собираюсь? А то, что я вошел именно в то казино, не в другое, так то не чутье, не фарт, а элементарное совпадение. Я там работал два года назад, лучше знаю. Они данный факт уже по своему компьютеру установили.

– Нас вызывает министр, и не как руководитель МВД, а как глава половины боевых соединений Москвы, – сказал Орлов.

– Он не глава, командир небольшого отряда быстрого реагирования, – ответил Гуров.

– Надень форму!

– А у меня ее нет. Отдал в чистку, получить не успел, – ответил Гуров.

– Врешь!

– Обязательно. Я выполняю оперативное задание и не могу находиться в форме.

Орлов потер грудь, глубоко вздохнул, промолчал.

– Ты понимаешь, что схватил пустой крючок? – спросил Орлов.

– Они знают, кто я и чем занимаюсь. Я ничего не схватил, лишь проплыл по заводи и скрылся. Нормально, пустая работа. А киллеров я видел, сто против рубля. У них еще задание в Москве, никуда не денутся.

Зазвонил телефон правительственной связи, недовольный голос произнес:

– Петр Николаевич, зайдите.

– Во шухер подняли, спать никто не желает. – Гуров открыл перед Орловым дверь, взглянул на незнакомого офицера в приемной, молча последовал за хозяином.

– Значит, ты, дитя неразумное, имел доверительный разговор с советником президента, отправил его дочь за бугор и оказался вроде ни при чем? – на ходу говорил Орлов.

В приемной у окна стояли несколько генералов, Гуров и не разглядел никого как следует, узнал лишь контрразведчика Кулагина, который доброжелательно кивнул. Дежурный офицер распахнул тяжелые двери, вошел первым, тут же повернулся:

– Прошу.

– Почему в штатском? В гимнастерку одену.

– Здравствуйте. Автомат не забудьте дать! – Гуров вытянулся.

Министр навалился на стол, смотрел нехорошо, злобно.

– Мне много говорили о вас, полковник. Значит, никого не боитесь?

– Наговаривают, господин министр. Я очень многого боюсь. Выстрела в спину боюсь, наговора боюсь, – начал быстро перечислять Гуров.

– Заткнись!

– А вот вас не боюсь, потому как вы человек смелый и справедливый!

От подобной наглой лжи Орлов лишь побледнел, а министр смешался и нахмурился, однако довольно улыбнулся и доброжелательно сказал:

– Присядь, врун. Я тебя несколько иначе представлял. Ты чего же людям среди ночи покоя не даешь? Киллеров, убивших наших офицеров, видел?

– Каких киллеров? – Гуров прижал ладони к груди, смотрел преданно, даже рот полуоткрыл. – Не знаю, чего вам наговорили, господин министр, а у меня сегодня плановая поездка по злачным местам. Интересная публика бывает, взять не за что, но им взглянуть на меня лишний раз отнюдь не лишне.

Министр посмотрел на одного из стоявших у окна генералов, напористо спросил:

– Значит, ничего подозрительного не видели?

– Почему? – Тон у Гурова стал простецкий, дурашливый, как у Станислава. – В казино всегда много интересного, только в игре я не понимаю. Деньги мои вам известны. – Он понизил голос: – Но девчонки имеются – засмотришься.

– Идите, выполняйте задание, полковник, и поменьше на проституток заглядывайтесь.

Когда Гуров вышел, министр повысил голос:

– Вот кто конкретно сказал, что Гуров убийц видел, помощь ждал, затем взял и уехал? Болтаете много, спать людям не даете. Все свободны, Орлов, останьтесь.

Когда они остались вдвоем, министр после долгой паузы невнятно произнес:

– Никому верить нельзя. Каждый ждет, когда я в яму свалюсь либо в капкан попаду.

– А мне зачем говорите?

– А ты не ждешь. Считай, одной ногой на пенсии, и рассчитывать тебе при любом раскладе не на что. Да, своему любимчику передай, я ни одному его слову не поверил. Просто он сегодня в струю попал, мне его ответ оказался выгоден.

– Гуров, когда необходимо, всегда в цель попадает. Вы, господин министр, запомните, полковник относится к людям по-разному, но никогда и никого не продает, – ответил Орлов и повторил: – Никогда и никого.

– Неужели такие люди еще остались? – Министр сдавил голову ладонями, тихо застонал.

– Мало, но у меня такие люди есть. Разрешите идти?

– Свободен. Но ты его все-таки предупреди, если вмажется, никто его отмывать не станет.

– Он знает. – Орлов щелкнул каблуками и вышел, а министр открыл дверцу трюмо, налил себе стакан коньяка, выпил, закусил виноградинкой и произнес:

– Много власти взял, теперь не повернешь, поздно.

Когда Орлов вернулся в свой кабинет, то в приемной вместо дежурного офицера находился Станислав, а за столом генерала курил Гуров.

– Форточку открой, наглый ты, Лева, как танк. – Генерал подтолкнул Гурова к окну, сел в свое кресло, позвонил в центральную контору Интерпола. Когда соединилось, протянул трубку Гурову: – Объясни, что нам нужен Еланчук.

Сыщик говорил по-немецки плохо, но через несколько минут ему ответили по-русски:

– Здравствуйте, я вас слушаю.

– Здравствуйте, простите за поздний звонок. Если возможно, соедините меня с Еланчуком.

– Почему русские всегда нарушают инструкции? – раздраженно спросил немец. – В Москве существует наше отделение, имеется шифр, делайте официальный запрос.

– А почему, когда вам понадобилось разыскать в крохотной России киллера, совершившего убийство семьи в Мюнхене, вы звонили мне на квартиру, а не в свое бюро?

– Полковник Гуров? – в трубке послышалась немецкая речь, мягкая ругань, даже отдаленно не похожая на многообразный сочный русский мат. Затем вновь заговорили по-русски: – Ждите пару минут.

– Жду. – Гуров положил трубку на стол, взглянул на Орлова. – И что мне говорить?

– Тебя учить – только портить. – Орлов задумчиво посмотрел на полупустую бутылку коньяка, вздохнул, убрал в шкаф.

В лежавшей на столе трубке раздались голоса. Гуров поднес ее к уху, сказал:

– Еланчук? Здесь Гуров.

– У нас в такое время спят, – ответил Еланчук. – Ты уже мое имя забыл, а названивать не забываешь.

– Двое русских, пользуются пистолетами. Судя по всему, экстра-класс. Тридцать лет, может, больше. Рост 170 и 175. Спортивные, нормальные, видимых примет не имеют. Наверняка берут аванс, с нашей диаспорой отношений не поддерживают. Думаю, у вас проживают давно и легально. К вам попали через Афган. Короткие связи, работают мало, берут дорого.

– Много хочешь, а ничего не имеешь, – зло ответил Еланчук.

– Когда я имею, то ни у кого ничего не прошу. Если похожие люди известны и в данный момент на вашей земле отсутствуют, вышли фотографии.

– По нашим данным, лет пять назад засветились два русских киллера. Приметы схожи с теми, что назвал ты, но ни фотографий, ни отпечатков мы не имеем. В профессиональной среде порой звучит кличка Козырные валеты. Последние данные: киллеры убыли в Россию. Лева, нужен официальный запрос.

– Будет тебе запрос. Будет. Мне срочно нужны более точные приметы, связи в России.

– Попробую.

– Ты не пробуй, а сделай. Привет.

– Я же сказал, что ты наглый, как танк. – Орлов отобрал у Гурова телефонную трубку, положил ее на место.

Игра в казино только разворачивалась. Регина с тремя мужчинами сидела за низкими столиками у бара, болтали ни о чем. Гости, уверенные парни лет тридцати, скупо сообщили, что прибыли в столицу по делам торговым, да, видно, зря. Партнеры, с которыми вроде все было оговорено, пошли в отказ, а они люди мирные, выбивать неустойку не собираются.

Регина, уверенная, что все это вранье, не слушала, посматривала в зал, надеясь вновь увидеть высокого голубоглазого мужчину, о котором подруга рассказывала чудеса. Примерно год назад «снял» девушку на выходе, приехал к ней домой, выставил на стол две бутылки «Смирновской», запер дверь на ключ, сел в кресло и проспал в нем до утра. При этом гость практически не разговаривал, на разобранную постель и вышедшую из душа обнаженную девушку не взглянул.

Регина с этим мужиком однажды танцевала, прощаясь, он поцеловал ее в щечку.

Еще подруга рассказывала, стоило ей подойти к окну или двери, мужик открывал глаза, они были бездумные, словно у игрушечной куклы.

В общем, подруга очень заинтересовала Регину неизвестным. И смотрел он на нее постоянно, но то был взгляд мужчины, который хочет, но стесняется подойти. Подобные встречаются, не знают, с какой стороны к женщине подъехать, и больше всего их пугает слово «проститутка».

Регина относилась к мужчинам с достаточным презрением. Она была фригидна и удовольствия от близости не получала, терпела и изображала страсть, мужики верили, и женщина считала их дураками. Исключение составлял Виталий: в постели нежен, чувствуется, он действительно пытается доставить ей удовольствие. Она точно знала, что Волох убийца, и не могла понять, как человек может существовать в двух лицах. Он и притягивал, и отталкивал, и заинтриговывал, казалось, он несет в себе тайну.

Сегодня она разочаровалась в своем «герое». Он явно боялся своих напарников: до сегодняшнего вечера Регина не видела, чтобы Виталий кому-либо кланялся.

– Ну, где же твой приятель? – Иван презрительно скривился. – Ты обещал, он придет обязательно.

– Должен быть, – нерешительно ответил Виталий.

Кирилл неопределенно хмыкнул:

– Да уж, надо бы взглянуть, – и зевнул. – Спать хочу, мы переночуем у девчонки. – Сказано это было в таком тоне, словно Регина здесь не присутствовала.

– Ко мне нельзя, – решительно сказала Регина.

Парни даже не взглянули на нее, словно и не видели.

– Я же тебя никогда ни о чем не просил, – сказал Виталий. – Ребята переночуют у тебя.

Они вышли в осенний вечер, сели в «БМВ» и через несколько минут оказались у дома Регины. Рядом с ее подъездом дрались, точнее, толкали друг друга двое пьяных. Нестеренко и Котов изображали пьяную возню достаточно натурально.

– Парни, отойдите в сторонку и бейтесь, – миролюбиво сказал Виталий, хотел отстранить Нестеренко, но опер не поддался и воинственно заявил:

– Уйди, тебя не звали!

– Не Москва – бандитское поселение, – Иван схватил Котова за плечо. – Дай пройти, и мордуйтесь хоть до утра.

Котов, с виду хрупкий, так засадил Ивану в живот, что киллер опустился на колени, его начало тошнить.

Милиции в нужный момент никогда не бывает, но в этот раз «Москвич» – «канарейка» мгновенно оказался рядом.

Два молодых сержанта, видимо, засиделись, вышли, развели дерущихся в стороны попарно. Причем они явно благоволили к Котову и Нестеренко.

– Отцы, вы бы хоть через день дрались. Придешь, тебе твоя Валюха накостыляет по-серьезному, – сказал один сержант.

Другой строго спросил у киллеров:

– Документики, граждане.

– Ну да, ты с ними выпиваешь, так им все можно, – не подозревая ловушки, просипел Кирилл. – Да я и пальцем никого не тронул.

– Брысь, шалава, иди домой. – Сержант толкнул Регину в подъезд. – Где ты таких подобрала? Волох, а ты как ввязался? Удивляюсь. Одет солидно, трезвый, тачка у тебя мильон стоит.

– Все, командир, – Иван вздохнул с трудом, – побазарили и разошлись.

– По отделениям милиции, – уточнил сержант. – Этих двух мы поутру пригласим в отделение на профилактическую беседу. А вам, господа, придется проехать сейчас для установления личности.

Простенькую комбинацию придумал генерал Орлов. Задерживать киллеров наверняка не за что, засвечивать перед ними Гурова категорически нельзя, но и отпускать их совсем неразумно. Сержанты были ряжеными оперативниками, в отделении их знали. Но чтобы у братьев не создалось впечатления, что к ним отношение особое, разговаривали с ними с неприятной милицейской простотой:

– Сами в машину полезете или дубинкой образумить и железки на руки надеть?

Кирилл и Иван глянули на Волоха зло, тот даже сделал шаг в сторону, но тут же получил дубинкой по шее и сник.

Регина, которая пряталась в подъезде, выглянула, спросила:

– Виталь, а тебе за это что будет?

– Я тут при чем? Давай домой, в чужие дела не лезь. – Волох сел в «БМВ» и отъехал.

В отделении милиции для пяти утра было шумновато. Три бомжа и две пьяные проститутки хоть и сидели порознь, но галдели изрядно. Грязные девки, неясно как попавшие в центр, качали свои права. Известно, права вообще найти трудно, а в милиции – так просто невозможно.

Дежурный только глянул на Ивана и Кирилла, понял: наконец-то доставили людей нужных и можно балаган сворачивать.

– Со всех снять отпечатки пальцев. Имеется распоряжение мэра о борьбе с бродяжничеством и о тщательной зачистке Москвы.

– Я похож на бомжа? – спросил Кирилл.

– В очередь, гражданин, у нас привилегий не оказывают, не Дума.

– А если я член Думы?

– Присядьте на скамейку, не теряйте время.

Через полчаса у киллеров проверили липовые паспорта, главное, сняли отпечатки пальцев. Вскоре их проверили по компьютеру, как генерал Орлов и ожидал, в компьютере данных отпечатков не имелось. Ничего, теперь гости будут ходить на цыпочках.

Глава 4

Генерал-полковнику Фридину Петру Васильевичу исполнилось пятьдесят девять, в шестьдесят увольняют, и последний год будущие отставники практически ничего не делают. Фридин был вдовец, имел двух сыновей, двух дочек и пятерых внуков. Казавшийся громадным трехэтажный особняк еле вмещал всех любимых и ненаглядных, иных в семье не было. Да еще вдобавок две снохи и два зятя. Редкий день, когда семья собиралась в полном составе, генерал надевал парадный мундир, выстраивал не по семьям, а по росту, давал команду:

– Смирно! Равнение направо! По порядку номеров рассчитайсь!

– Неполная боевая единица! Но воюют не количеством, а…

– Умением! – довольно дружно отвечал строй и, не дождавшись команды «Разойдись», рассыпался за стол.

Мужчины выпивали, женщины пригубливали, пацаны и пацанки глотали пепси и фанту.

С год назад, когда о пенсии еще никто и не заикался, хозяин после обеда шепнул старшему сыну:

– Собирай мужиков ко мне в кабинет, разговор имеется.

Вообще-то жили посемейно, не шикарно, не у всех машины были, а о своих дачах только разговаривали. В штабе над Фридиным подсмеивались: расплодился, а не благоустроил. Крыша-то у каждого семейства имелась, но двое ютились в двухкомнатных хрущевках, остальные жили то ли в Москве, то ли в области – на границе. Фридин был человеком старомодным и считал личный быт делом второстепенным.

Уже прошла перестройка, рубли рассыпались на копейки, цены стартовали в космос, на орбите задерживаться не собирались.

Кабинет был истинно генеральский: стол огромный, кресло – в одиночку не поднимешь, а стулья рассчитаны на зады генеральские. Сыны и зятья расселись, будто футбольное поле оцепили. Трое были офицерами, но дальше майоров пока не прошли. А если никто не двигает, так никто и не движется. Коллеги Фридина по генштабу решили мудро: раз он своих не просовывает, то им, грешным, со своей-то родней разобраться бы.

Фридин был из казаков, дед – дважды георгиевский кавалер, честь в семье шла не из газет да телевизора, а из крови в кровь. генерал прекрасно знал, как его соратники грабили в Европе и отсылали домой эшелонами, но считал, всяк своим умом живет. Ведь сам-то тоже стройматериалы и солдатушек на стройку личного хозяйства прихватил.

– Скоро седьмой десяток под горку покатится, парни, – сказал он. – А камушек сверху только сдвинь, его и не остановишь, свистит, как пуля у виска. Я это к чему? Вам надо на ноги прочнее становиться. Вы не верьте, что народ поможет, в землю втоптать он зараз, а вверх потянуть на Руси не принято. Офицерики вы мои, дела ваши совсем херовые, – он оглядел сыновей. – Служить некому, а воровать вы не умеете.

Ну ты, – хозяин ткнул жестким пальцем своего любимца Костю, мужа Настьки, – химик. Много твоя химия золота принесла?

– Умному хватит, батюшка, а дураку, сколько ни дай, все мимо рук пронесет.

Университетов, как известно, казак не кончал, но ум имел быстрый, сметливый, и почувствовал генерал, что очкастый химик сегодня разговаривает с ним необычно. Фридин сделал вид, что в тоне Коськи изменения не нашел, и вновь обратился ко всем:

– Повторяю, дела хреновые, ни торговать, ни воровать я не умею, а перед детьми в ответе. Я человек не жлобливый, мое достояние известно – дом ничего себе, крепкий еще, да пятьсот десятин пахотной. Так на земле, окромя меня, никто и работать не умеет, и крови вы наполовину казацкой, а дух у вас городской. Да и дом опять же. Он хорош-то хорош, а продать его нынче некому. Сортир во дворе, горячей воды нет, грош ему цена по сегодняшним деньгам.

Ну а коли на всех разделить, а иначе не умею, то не деньги, сиротские слезы. Из армии следует уходить, ее раскрали до последнего. С военкоматом я решу, на это моей власти еще хватит. Чего дальше, мужики, поскребите затылки. Гуртом держаться – надо землю любить, разбежаться – с сумой пойдете.

Месяц на раздумья, доложите, на кругу обсудим. А сегодня каждому выпить дозволю, но чтобы красиво было, с гармонью и песнями.

Когда из кабинета выходил Константин, хозяина придержал, отвел в сторону, сказал неуверенно:

– Разговор небольшой имеется.

– Ну? – Фридин поднял лохматую бровь. – Говори.

– Понимаешь, отец, я в своей лаборатории химию интересную изобрел. Можно официальным ходом пустить, только деньги и ордена у начальства осядут, ну, мне грамоту дадут.

Старый казак рассмеялся.

– Так и при царе-батюшке было, как в бумаги попадет, так закружит, завертит, с таким делом не сладить.

– Так не сладить, а если по-умному, то можно.

– Воровать? – вспылил Фридин.

– У кого воровать? Я эту химию сам создал, она моя, – с достоинством ответил Константин. – На ней можно большие деньги делать.

– Ну как большие? – недоверчиво спросил казак. – Ну, по сегодняшним деньгам с миллион?

– Стал бы я связываться! – презрительно ответил Костя. – Вы как хозяин станете миллион в день получать.

Фридин, старинного казачьего племени, мужик выдержанный, огладил седой ус, покачал головой и сказал:

– Нет такого товара… Если ты золото скупать начнешь.

– Отец, вас ничего не касается. Действительно, такого товара нет, с золотом я не связываюсь. Ваше дело – поставить небольшую мельницу на своей земле.

– Да кто же мне зерно повезет, когда элеватор неподалеку? – удивился казак.

– Он неподалеку, а вы ближе, – усмехнулся Константин.

– Там объем какой! Они копейку с фунта скинут, и утоп я, – убежденно заявил казак.

– У них помол грубый, я вам куплю мельницу заморскую, шелка ткать будет. А понадобится, и я в силах пару грошей с фунта сбросить.

– Да откуда же у тебя деньги на немецкое оборудование?

– Тесть в Германии стоял, оттуда и привез.

Костя был неказист, но ловок, пригнулся вовремя, и мозолистый кулак тестя свистанул мимо.

– Украл? – крикнул он. – Я украл?

Константин зашел с другой стороны, заговорил серьезно:

– Батя, в твоем звании люди все имеют. И ты мог бы иметь, а что у тебя ничего нет, так про то никто не знает и не верит.

– Думаешь, не верят?

– Точно. Ждут, что скоро развернешься. Пусть развернется твой зять. Ты спишь спокойно, – Константин улыбнулся.

Прошло полгода, и на участке Фридиных заработала чудо-мельница, мух – пух, цена – копейка. Сначала соседи посмеивались, заходили поглядеть. Говорили, мол, конечно, немец плохо не сделает, да откуда пшеницу брать? Константин вел себя спокойно, самостоятельно, лишних заказов не брал, взятые выполнял в срок.

Однажды приехала группа кавказцев, предложила мельницу продать. Вышел к ним старшой, сухо сообщил, что в хозяйстве ничего не продается. Оружие у всех имеется, бабы не хуже мужиков стреляют.

Константин стал подкупать сельхозтехнику, все наилучшее. Не только сельская, городская администрация Фридиных зауважала.

В хозяйстве появились две «Нивы», два охранника, здоровенные молчаливые парни. Отоспавшись, поутру они, не торопясь, работали. Когда окрестные мужики прикидывали, что фридинское хозяйство должно было еле ноги волочить, ан нет, все добрели, забор кованый поставили, хотя хлеб растили никак не лучше соседей, да и сорняка много, конопля завелась, русскому мужику и в голову не придет, что конопля та есть чистое золото.

…Ольга лежала в отдельной роскошной палате. Первая ломка прошла, и девушка чувствовала себя прилично, только очень скучала. Конечно, очень мешал языковой барьер, поболтать не с кем, телевизор не смотри, удалось достать несколько книг на русском, среди них толстенный том Достоевского. Она знала о нем, что он великий русский писатель, читать его трудно, потому решительно отложила в сторону. Ольгу наблюдал доктор, обслуживали две девушки, примерно ровесницы. Порой Ольга ловила в их взглядах жалость.

Она не верила матери, что четыре укола, которые доставили ей неописуемое блаженство, прямая дорога в ад. Считала, что все слова для малых детей, она сама видела людей, которые колются годами, и ничего, живут припеваючи, хоть от тоски не умирают. А менты, что ввязались в это дело, так то просто – за деньги отца. А его ничего, кроме собственной карьеры, не интересует, есть дочь, нет дочери, главное, чтобы все тихо и без неприятностей. Однако она понимала, что чувствует себя с каждым днем все лучше, и если раньше кайф, который она ловила после уколов, будил в ней приятные воспоминания, то теперь она начинала думать о нем с отвращением.

Примерно через месяц Ольга с удовольствием делала гимнастику, девушке разрешали, правда в сопровождении высокого юноши, бегать по парку.

А вскоре к ней зашел доктор и на приличном русском языке предложил пойти погулять. Доктор был словно с картинки: седой и в очках, очень аккуратный и вежливый. Когда Ольга поинтересовалась, почему он так долго скрывал, что знает русский, он поцеловал ей руку и ответил, что общение между персоналом и больными запрещено, а главврач должен подавать пример.

– Но мне одной так тяжело.

– Если бы мы разговаривали, вам было бы еще тяжелее. Сейчас вы почти здоровы, наше общение служит вам наградой, вы вели себя очень хорошо. Два срыва, которых вы не помните, можно не считать.

Они прошли парком, свернули в одноэтажное здание, по обе стороны коридора расположены двери.

– Ольга, если вам станет противно или страшно, мы тут же повернем обратно. В палатах за этими дверьми живут люди, которые на сегодняшний день считаются неизлечимыми.

– Я могла стать такой же? – спросила девушка.

– Раньше, позже, но обязательно.

Ольга посмотрела в глубь коридора, повернулась и пошла к выходу.

– Я не хочу этого видеть.

– Правильно, детка, на такое лучше не смотреть. Забыл вам сказать, с сегодняшнего дня дверь вашей комнаты не запирается.

Она не поверила, чуть стемнело, надела приталенное платье, туфли на высоком каблуке, на голову кокетливо повязала косынку, вышла в парк, затем двинулась аллеей, которая вела к центру провинциального селения.

«Они могли отпустить меня на край света – без денег, документов и визитной карточки я дойду только до ближайшего участка».

– Мадемуазель? – услышала она приятный мужской голос, но так как по-французски говорила крайне плохо, неторопливо прошла дальше.

Она услышала позади быстрые шаги, и вскоре ее догнал высокий статный молодой человек, который, улыбаясь, говорил по-французски.

– Ноу франс, – она улыбнулась и сделала отрицательный жест.

Мгновенно прямо на аллею выехала полицейская машина, из которой ловко выпрыгнули два молодых полицейских и быстро подошли к Ольге и неизвестному франту.

Один полицейский козырнул Ольге, выяснив, что она не говорит по-французски, перешел на немецкий.

Ольга с трудом объяснила, что живет в клинике, и указала в темноту.

– О, доктор Дитер! Зер гут! – ответил почтительно полисмен и, вежливо взяв Ольгу под руку, повел ее в сторону госпиталя. Из его длинной и путаной речи девушка выяснила, что это плохая аллея и здесь гуляют только плохие женщины. Если мадемуазель хочет вечером погулять одна, то ей надо идти в обратную сторону и обогнуть госпиталь, там имеется неплохое кафе для приличных дам.

Ольга согласно кивнула, оглянулась и не увидела ни полицейской машины, ни франтоватого незнакомца.

Полицейский понял ее взгляд и пояснил:

– Это плохой человек. Профессионал. Он больше не подойдет к мадемуазель.

Как ни малы были познания Ольги в немецком, она поняла, что значит «плохая аллея», «плохой человек», «профессионал».

Когда они вышли из аллеи на маленькую площадь, сверкающую огоньками кафе и закусочных, полицейский вновь козырнул, указал на одну из дверей. Страж закона хотел поцеловать девушке руку, но она плевать хотела на местные обычаи и расцеловала растерявшегося парня в обе щеки.

Рядом раздались аплодисменты. С акцентом, но на хорошем русском языке, просто, но элегантно одетый мужчина средних лет сказал:

– Олюшка, так, кажется, вас зовут дома, здесь не Москва и не стреляют каждую минуту, но хорошенькой девочке шляться в вечернее время одной не рекомендуется. Я правильно употребил слово «шляться»?

– Правильно, – улыбнулась Ольга. – Откуда вы знаете, как меня зовут дома? И вы так хорошо говорите по-русски.

– Моего отца звали Иван, а матушку – Анна. Мой прадед уехал из России очень давно. А о вас я знаю очень много, имею вот такой гроссбух, – и он показал толстенную книгу. – Я ваш охранник, и меня зовут Жак. Хочу стать вашим другом. Когда вы пошли гулять, я мог сразу остановить вас. Но тогда вы бы подумали, что вас обманывают, говорят, гуляйте, где хотите, и приставляют полицейского. Я договорился с местными ребятами, они разыграли маленький спектакль. Мы же знали, что вам по этой аллее пройти не дадут.

– Вы большие хитрецы…

– Мы бережем свою работу, Ольга. Здесь это непростое дело.

– Жак, я хочу кофе и пирожное, – сказала Ольга. – Но у меня нет денег.

– Это просто. – Жак открыл перед девушкой дверь кафе. – В этом заведении любой клиент доктора может получить все, что угодно, бесплатно.

Ольга весь вечер рассказывала Жаку о Москве, и, хотя старалась смягчать, картина получилась мрачноватой. Тем более что Жак читал газеты, которые не приукрашивали жизнь в нашей столице, и порой задавал сложные вопросы.

– О политике, Жак, вы меня лучше не спрашивайте, – попросила Ольга. – В ней не разбирается ни один россиянин.

– И президент? – удивился Жак.

– Думаю, он понимает в данном вопросе меньше других.

Когда Ольга подписала счет, Жак усмехнулся:

– Доктор удивится, узнав, что такая дама пьет сливовицу. В следующий раз пейте коньяк.

– Во-первых, это дороговато, но главное, я люблю именно сливовицу.

Увлеченные разговором, они не обратили внимания на незаметного человечка в сером костюме, который сидел в углу, то и дело щелкал зажигалкой, хотя и не курил.

Вторично разнос Гурову делал замминистра.

Генерал-полковник расхаживал вдоль своего стола, что устраивало Гурова, который не любил докладывать, сидя в кресле.

– Вы не можете, Лев Иванович, жаловаться на нехватку людей. Я проверял, ребята из контрразведки не тянут волынку, работают очень серьезно. МУР предоставил вам двенадцать лучших оперативников. Вы сами там много лет работали и прекрасно знаете: двенадцать оперативников лишними не бывают. А результат?

Гуров хотел было ответить, что результатов по подавляющему большинству заказных убийств нет. А киллеры, судя по всему, – профессионалы.

Кулагин сделать ничего не может, ему приказали, чтобы работа велась по линии контрразведки. А убийство чисто криминальное, политикой в нем не пахнет. Муровцы молодцы, нечего сказать, но оперативник целиком зависит от своей агентуры. А МУР разрабатывает группировки, может зацепить гастролера, но у них нет и не может быть выхода на убийцу, присланного из-за кордона.

– Вы увидели их в казино, а результата нет.

– Нет никакой уверенности, что они и есть разыскиваемые. Нам нужны пистолеты, связи этих парней.

– И как же вы данные связи выявляете?

– Плохо. Очень плохо.

– А почему вы решили, что убийцы присланы издалека?

– Этого я вам сказать не могу, – ответил Гуров.

– Как? – Шубин перестал ходить, присел на край стола.

Гуров не мог сообщить генерал-полковнику план задуманной операции, так как он касался смежников. А взаимоотношения секретных ведомств между собой были и так хуже некуда.

– Я вам приказываю, полковник!

– А я вам совру, господин генерал-полковник, – тихо ответил Гуров.

– Только попробуйте, у меня на ваше место охотники найдутся! – прикрикнул Шубин.

– С царем на охоту идти охотников уйма. Одно плохо – стрелять никто не умеет, – ответил Гуров.

– Умеет стрелять, не умеет, решим. Излагайте свои задумки.

– В России киллеры издавна используют автомат, – начал врать Гуров. – А если цель отстоит на тысячу метров, то винтовку и оптику. Киллеры умышленно оставили у себя пистолеты, якобы снова готовится стрельба в упор. Сказки, мы их возьмем на подходах.

– Где?

– На Николиной горе.

– Хорошо. Идите.

Гуров, хотя и был в штатском, развернулся, как строевой, носочек оттянул, подошву первого шага отпечатал. Когда он уже закрывал за собой дверь, Шубин негромко позвал:

– Лев Иванович, минуточку.

Полковник смотрел на начальника – весь внимание.

– Лев Иванович, вы мне правду сказали?

– Конечно, нет! – возмутился Гуров. – Правда – штука слишком опасная. – Он бесшумно выскользнул из кабинета и сказал дежурному офицеру с горечью:

– А в былые времена мне с первого раза верили.

Когда Гуров вернулся к себе в кабинет, то на своем месте обнаружил генерала Орлова; сидевший напротив Станислав травил бородатый анекдот. Приткнувшись за ничейным столом, Котов и Нестеренко старательно улыбались.

– Господа, у вас имеются новости? – поинтересовался Гуров. – Понятно. А у меня сколько угодно. Если я завтра конкретно не доложу, что дело сдвинулось, меня уволят.

– Довел? – спросил Орлов.

– Ага. Знаешь, как хозяйка проверяет, достаточно ли раскалился утюг? Она палец слюнявит и к утюгу слегка прикасается. Если шипит, значит, в самый раз.