Текст книги "Виртуозный грабеж"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Алексей Макеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 4

Гуров уважал доблестную Красную армию, но офицер, бывший дежурным по части ПВО в тот несчастливый день, когда они с Крячко туда наведались, взбесил его до предела. Разумеется, внешне Гуров этого никак не продемонстрировал (он вообще старался избегать явного проявления сильных чувств), но в душе у него закипело уже после пяти минут разговора с этим, как Гуров мысленно назвал его, «долдоном». Разговор велся на КПП, в присутствии двух замурзанных рядовых, которые время от времени убегали по очереди открывать ворота.

Офицер был худощав, жилист, носил капитанские погоны, а в его серых глазах читалось недоверие ко всему миру. Все его поведение как бы говорило – кругом одни мошенники, но меня хрен проведешь, даже и пытаться не стоит.

Однако Гуров с Крячко все-таки попытались. Прежде всего они захотели выяснить, не могут ли они поговорить с кем-нибудь из начальства.

– С начальником части или с заместителем, – предположил Гуров. – На худой конец, с тем, кто заведует у вас автопарком.

– Исключено, – без раздумий заявил неприступный капитан. – Начальник в Москве. Замы тоже. Командир автороты выехал.

Взгляд его почти бесцветных глаз равнодушно прошелся по потолку над головой Гурова и застыл в конце концов где-то в районе его переносицы. На капитана ПВО должности и звания московского оперуполномоченного не производили никакого впечатления.

– Незадача! – сдерживаясь, сказал Гуров. – Неужели никого из начальства нет? Кто же у вас за часть сейчас отвечает?

– Допустим, я отвечаю, – сказал офицер. – Капитан Чекашин. А вы по какому вопросу?

– Вопрос очень простой, дружище! – высунулся вперед Крячко. – Тут у вас неподалеку, говорят, картофельное поле существует, на котором вы овощи к зиме запасаете.

Капитан недоверчиво уставился на него:

– Допустим, запасаем. А какое это имеет отношение…

– Имеет-имеет! – подхватил Крячко. – Вы, значит, своими силами запасаете? Ну, то есть погрузка, транспорт – все ваше, насколько я понимаю?

– Допустим, наше, а вам-то что за дело? Все законно, у нас в этом плане все бумаги подписаны. Тыловики держат ситуацию под контролем. В чем вопрос?

– Вопрос в том, что не могло ли быть такого случая, когда транспортом части могли воспользоваться посторонние? – спросил Гуров. – Например, нанять его для каких-то личных нужд?

– Исключено! – отрезал офицер, сверля Гурова ледяными глазами.

– А угнать? – тут же добавил Крячко. – Сейчас народ шустрый, на ходу подметки режет.

Капитан Чекашин перевел взгляд на него, заложил руки за спину и сказал свое любимое слово:

– Исключено! Мне о подобных случаях ничего не известно.

– Не известно или не было таких случаев? – попытался уточнить Гуров.

Чекашин браво скрипнул ремнями и, вытянувшись, как струна, отчеканил:

– Докладываю: подобных инцидентов в нашей части не отмечалось! Больше вопросов не имеется?

– Вообще, есть у меня один вопрос, – сказал, почесывая нос, Крячко. – Да не знаю даже, как его задать. Боюсь, обидишься.

– Что такое? – напрягся офицер.

– А ты, вообще, капитан – живой человек или машина? – с невинным видом спросил Крячко. – Сейчас в Японии роботов так насобачились делать – нипочем от человека не отличишь. Она тебе и ходит, и разговаривает, и сапогами скрипит…

Ему-таки удалось пробить брешь в той невидимой крепостной стене, которая окружала капитана. Лицо Чекашина пошло краской, он невольно оглянулся на рядовых, с интересом прислушивавшихся к разговору, и железным тоном провозгласил:

– Посторонних попрошу удалиться с территории части!

Он надвинулся на оперативников с таким непреклонным видом, что им ничего не оставалось, как отступить за пределы КПП. А капитан Чекашин уже кричал злым голосом:

– Ну-ка, боец! Где у вас старший? Где сержант Головко? Где?.. Какого же… Быстро найти, твою мать! А ты, Беляев, гляди тут – никого не пускать, понял?! Шкуру спущу! Все, побежали!

Рядовой, фамилия которого была Беляев, с усердным видом захлопнул перед носом Гурова дверь. Еще один боец, топоча сапогами, помчался куда-то искать сержанта Головко, а капитан Чекашин, единственный раз зло оглянувшись на ворота, строевым шагом направился к штабу.

Оперативники отошли в сторонку и задумались. Крячко достал из кармана сигареты и щелкнул зажигалкой.

– Про Японию ты зря вспомнил, – заметил Гуров. – Наша армия к этой стране неравнодушна. Вспомни, как раньше пели – и летели наземь самураи…

– Самурай и есть, – озабоченно сказал Крячко. – К нему как к человеку пришли, а он горбатого лепит. Инцидентов не отмечалось! Да я теперь голову на отсечение дам, что были инциденты. Потому что все врет. И про начальство, и про инциденты…

– Охолонись, – сказал Гуров. – А то ты таких выводов сейчас настрогаешь! Армия – это, знаешь, не моя грядка. Тут хоть тоже погоны носят, но по-другому. В общем-то, я с самого начала полагал, что ничего нам тут не скажут. Придется другим путем идти, как завещал вождь.

Неожиданно дверь КПП растворилась, и оттуда показалось испуганное безусое лицо рядового Беляева. Он зыркнул глазами направо и налево, оглянулся через плечо, а потом все-таки решился и сдавленным голосом произнес:

– Товарищи милиционеры, а товарищи милиционеры! Сигаретку у вас можно попросить? Уши опухли – так курить охота!

Крячко приблизился и протянул солдатику пачку.

– Забирай всю! – сказал он. – Небось шиковать не приходится? Первый год служишь?

– Первые полгода… – вздохнул рядовой, почти выхватывая пачку из рук Крячко. – С мая. Спасибочки вам, товарищи милиционеры!

Он еще раз оглянулся через плечо, где через коридор проходной виднелась асфальтовая дорожка, ведущая к штабу, торопливо сунул в рот сигарету и трясущейся рукой зажег спичку.

– Деды лютуют! – доверительно сказал он, глубоко затягиваясь. – Дохнуть не дают. Сержант Головко вот… – Лицо его омрачилось. – Зверь настоящий. Хоть бы пьяный оказался… Его бы тогда на губу отправили. Затрахал он нас с Санькой в доску!

В голосе его звучала искренняя боль.

– Дед, что ли, – сочувственно поинтересовался Крячко, – Головко этот?

– Практически дембель, – вздохнул солдат. – У них, у дембелей, крыша вообще на фиг едет. Такое творят… Скорее бы уж их всех отправили, что ли!

– Ладно, три к носу, – посоветовал Крячко. – Рано или поздно всех нас отправят. На дембель, я имею в виду. Главное, ты сам в такого вот Головко не превратись, когда придет твое время. Он ведь тоже дембелем не с самого начала стал, наверное?

– Это точно, – согласился Беляев и вдруг, понизив голос и приблизив лицо почти вплотную к лицу оперативника, многозначительно прошептал: – Я вам такое скажу! Только вы меня не продавайте, ладно? Вы у Чекашина про транспорт спрашивали. Но Чекашин вам ни хрена не скажет – это такая гнида, он начальству с утра до вечера жопу лижет! А машину у нас угоняли, которая картошку возила. Точнее, ее Головко напрокат давал. За бабки. Я сам слышал, как деды про это разговаривали.

– Как это напрокат? Кому напрокат? – насторожился Гуров.

– Не знаю кому. Гражданским каким-то. Кому картошку привезти, кому еще что. Головко старшим машины был – вот и гулял. Последний раз вообще крутые бабки срубил – я слышал, как он землякам хвалился.

– Когда был этот последний раз? – быстро спросил Гуров. – Не двадцать шестого сентября, случайно?

Рядовой наморщил лоб.

– Примерно тогда и было, – согласился он наконец и с интересом посмотрел на Гурова. – Сбили на этой машине кого-то, что ли? – Теперь в его голосе звучала надежда.

– Понимаю твое нетерпение, – усмехнулся Гуров. – Но радоваться несчастьям ближнего некрасиво. Это рабское чувство. И правило это действует в любых обстоятельствах, учти. Но раз уж ты нам помог, то скажу тебе по секрету, что кое-какие сомнения относительно вашей части у нас имеются. Хотя никаких выводов даже мы пока не делаем. Рано. И тебе не советуем во избежание неприятностей.

– Я понимаю, – кивнул солдат.

– А как бы нам этого Головко увидеть? – спросил Крячко. – В неформальной, так сказать, обстановке? Существует такая возможность?

– Ага! – серьезно сказал Беляев. – Тут деревня рядом есть. Ветловка называется. Там на краю мужик живет, у которого наши самогон покупают. Головко к нему чуть не каждую ночь в самоволку бегает. И когда картошку возили, тоже там ошивался. Его Карп зовут.

– А фамилия?

– Да какая фамилия! Карп и Карп – его в деревне все знают. Он дешевле всех самогон продает. А солдатам вообще отдает за консервы. Деды, когда на кухне дежурят, мясные консервы ящиками прут и все на самогонку меняют. Головко грозился и сегодня уйти.

– Это с поста-то?

– А что ему? – передернул плечами солдат. – Он в упор никого не видит. И бешеный он, командиры с ним не хотят связываться.

– Понятно, – сказал Гуров и вдруг потянул Крячко за рукав. – Ну, мы пошли. А ты, воин, ступай на пост. По-моему, твой злой гений возвращается.

Беляев испуганно обернулся. Вдалеке на дорожке появились две фигуры в солдатской форме. Беляев слегка побледнел.

– Я пошел, – сказал он. – Вы только меня не продавайте, а то мне труба.

– Мы не из таких, – успокоил его Гуров. – Мы просто на твоего Головко посмотреть хотим хоть одним глазком. Вдруг доведется еще встретиться?

Вот так и получилось, что из-за упрямства капитана Чекашина и неожиданной откровенности затюканного бойца-первогодка Гуров и Крячко оказались тем же вечером на окраине деревни под названием Ветловка.

Они поставили машину возле водонапорной башни, вышли и принялись осматриваться. Небо уже с полудня хмурилось, а теперь еще и начало брызгать мелким, но очень противным дождем. Уже смеркалось. В такую погоду и в темноте вряд ли стоило рассчитывать встретить кого-нибудь на деревенской улице. После короткого раздумья Гуров решил просто зайти в первый же дом и поинтересоваться, где живет самогонщик Карп.

Им повезло сразу же. Едва они постучались в дверь ближайшего дома, как за их спиной из темноты вынырнула долговязая тощая фигура с охапкой дров в руках и направилась прямиком к крыльцу.

– Оп-паньки, гости дорогие! – произнесла фигура не совсем трезвым голосом. – А я – вот он я! Давайте в избу, я тут за дровишками маленько ходил. Зябко что-то стало, кровь не греет, протопить хочу маленько… А вы не стесняйтесь, дуйте прямо в горницу! У меня паркетов не моют! – и он захохотал, чрезвычайно довольный своей шуткой.

«А ведь, пожалуй, это сам Карп и есть, – радостно подумал Гуров, проходя в холодное жилище. – На ловца, как говорится, и зверь бежит. Удачно».

Совсем скоро выяснилось, что он не ошибся. Хозяин дома свалил дрова возле печки и с ходу поинтересовался, сколько самогона гостям нужно. Он ничуть не смущался, не удивлялся и не скрытничал. Наоборот, с большим удовольствием сообщал, что за самогоном к нему ездят даже из самой Москвы.

– Особенно интеллигенция мой напиток уважает, – откровенничал он. – Они там у себя такого хрен увидят! На днях писатель приезжал, гордость России! Фамилию вот забыл маленько… Но человек – сила!

– А у тебя, приятель, реклама поставлена не хуже, чем на НТВ! – удивленно заметил ему Крячко. – У тебя блоки по пять минут или без лимита? До пяти мы можем послушать, но больше ни-ни! Время поджимает.

Карп посмотрел на него, открыв рот.

– Тоже интеллигент! – с уважением заключил он. – Такое загнул, что и сам, видать, слабо понял… Да вы садитесь! Это у вас, у интеллигентов, времени сроду не хватает, а у меня его навалом, девать некуда. Сейчас печку растопим да покалякаем по душам…

Встав на колени, он принялся возиться с печной заслонкой, не обращая внимания на гостей. Гуров внимательно осмотрелся по углам.

Обстановка в комнате была бедной и запущенной. Паркетов здесь действительно не мыли, и не мыли уже, наверное, лет десять. Однако на стене над входом висела потемневшая икона, а в углу стоял телевизор. Совсем пропащим хозяина нельзя было назвать. Но кроме этих положительных свидетельств, меткий глаз Гурова сразу же обнаружил нечто, свидетельствующее отнюдь не в пользу Карпа. Под кроватью, не слишком глубоко задвинутая, стояла картонная коробка с консервами – свиная тушенка в жестяных банках.

– Послушайте, Карп! Давайте без дипломатических реверансов, – предложил Гуров. – Вы правильно подметили, что у интеллигентов вечно не хватает времени. Поэтому я сразу перейду к делу. Самогонка ваша нас, честно говоря, не интересует, хотя, по идее, может и заинтересовать, если вы проявите политическую близорукость. Понимаете, о чем я?

Карп, как ни странно, эту мудреную фразу понял с налету. Не поднимаясь с колен, он пристально посмотрел снизу вверх на Гурова и сокрушенно сказал:

– Не допер сразу, гражданин начальник, извиняюсь! Старею, нюх потерял! Мне бы сразу догадаться, что вы по этому делу. Ну так ведь вина моя небольшая, я считаю. Сказали – рынок, я и пошел на рынок. Только что и разницы, что не я пошел, а ко мне ходят. А чем я, например, хуже тех, которые, извиняюсь, паленой водкой торгуют? Ничем, я считаю, не хуже. От их водки народ штабелями мрет, а у меня – гарантия!

– Ты опять, что ли, рекламный блок включил? – подозрительно спросил Крячко. – Мы так не договаривались. Нам твой бизнес пока до лампочки, можешь не напрягаться. Мы вообще по другому делу к тебе пришли. Вот если не осознаешь этого факта, тогда уж извини, придется заняться твоим промыслом по полной программе. Лицензия, скажем, у тебя имеется?

– Ну-у, откуда у нас тут лицензия, начальник? – добродушно откликнулся Карп, продолжая возиться с печкой. – У нас тут, кроме грязи, ничего и нету. Это вот пока дожди не начались, у нас еще ничего, а так – хуже и не придумаешь. Откуда лицензия – нету! А про какие такие дела вы поговорить-то хотели? Я со всей душой!..

– Значит, так, – сказал Гуров, присаживаясь на шаткий табурет возле обеденного стола. – Тут не очень далеко военная часть располагается. Оттуда к тебе заходят?

– Как не заходить? – кивнул Карп. – Служба – дело долгое, поневоле зайдешь. И не захочешь, а зайдешь. Бывали у меня и из части – и солдатики бывали, и командиры. Не скажу, чтобы часто, но бывали.

– А еще рядом с вами ОАО «Весна» располагается, – продолжал Гуров. – Военные на ее полях картошку запасали. Нас интересует такой факт – машины, которые этот полезный корнеплод перевозили, к вам в деревню заворачивали?

– Регулярно, – охотно ответил Карп. – Как не заехать, когда рукой подать? Бывало, заскочут – бутылку под гимнастерку и дальше в бой. А бывало, после заката уже приедут пустые – это, значит, как в самоволку вроде. Ну тут уж, бывало, и до утра засидятся.

– Ясно, – сказал Гуров. – А не припомните ли вы, что происходило тут у вас в ночь на двадцать шестое сентября? Это суббота была, припоминаете? Подъезжал кто-нибудь из военных?

Карп забросил в печь последнее полено, закрыл заслонку. С веселым треском заплясало пламя.

– Сейчас сугреемся! – пообещал хозяин, с усилием поднимаясь на ноги. – А в ту субботу что же… Были какие-то люди. Всегда кто-нибудь приходит… Точно были, начальник! Вспомнил! Как вы и говорили – на машине заехали, под вечер. Володя-сержант и дружок его ефрейтор – не помню, как зовут. Они часто у меня бывают.

– А за самогонку расплачиваются крадеными консервами? – уточнил Гуров, переводя взгляд на коробку, угол которой торчал из-под кровати.

Карп не смутился.

– А вот этого уже не скажу, начальник, – краденые они или, допустим, ему их мама с Урала прислала. Сертификата я, сам понимаешь, ни с кого не требую. Но консервы привозили – не отрицаю. Я готовить не люблю, а консервы – большое подспорье.

– Рассказывай подробно! – распорядился Гуров. – Иначе разговор про консервы придется в другое место перенести.

– Зачем в другое? Мне и это нравится, – спокойно сказал Карп. – А подробно… Дай бог памяти… Значит, так, приехали они, когда стемнело. Может, в восемь, может, в половине девятого. Сели отдыхать. А машина у них сразу уехала. Я еще удивился, потому что, кроме их двоих, вроде никого не было. Они сначала помалкивали, а когда на грудь приняли, по секрету сказали, что сдали машину вроде как напрокат. Ну, мне-то это без разницы.

– Напрокат?! Кому?

– Вот уж не спрашивал, – развел руками Карп. – Только потом, припоминаю, уже поздно ночью сюда офицер заходил…

– Офицер?! Как выглядел? – вскричал Гуров.

– Обычно выглядел, в погонах, – ответил Карп. – Да я не присматривался. Он Володю-сержанта вызвал в сени, поговорили они с минуту и разошлись. Только офицер незнакомый. Я из части многих видал, а этот незнакомый – то ли лейтенант, то ли капитан, не припомню сейчас. Да вы лучше у него самого спросите, – вдруг добавил он, прислушиваясь.

Оперативники насторожились – с улицы явственно послышался шум тяжелого автомобильного мотора, а вскоре прямо под окнами загрохотало, зазвенело, заскрипели тормоза, и почти сразу же грохнули дверцы.

Через несколько секунд загрохотало уже в сенях и в комнату без стука ввалились двое расхристанных вояк – без головных уборов, воротнички расстегнуты, ремни болтаются ниже пупка. Не обращая внимания на посторонних, один из них, здоровенный, красномордый детина, прямо с порога рявкнул:

– Давай, Карпуха, не тяни кота за яйца – наливай! У нас времени мало, конкретно на полчаса вырвались. Давай-давай, по-военному!

Карп с торжествующим видом обернулся к Гурову – мол, что я вам говорил – и тут же сладким голосом сказал солдату:

– Ты, милок, не торопись, потому что до тебя тут люди пришли. Нам еще с ними разобраться надобно.

Сержант Головко – а это был, несомненно, он – смерил Гурова и Крячко мрачным, недружелюбным взглядом и вновь обратился к хозяину:

– Ты мне пургу не гони! Сказано, на пять минут мы! Люди и подождать могут, а у нас служба.

Гуров ответил сержанту спокойно, но с неприкрытой иронией:

– Насчет службы душа болит, сынок? Похвально! Только правильно ли будет накачиваться самогоном, когда являешься дежурным по КПП части? Тут ты, на мой взгляд, большую ошибку делаешь, сержант Головко!

Красное лицо деда исказилось. Он посмотрел на Гурова почти с ужасом, хотел что-то сказать, но из горла вырвался только какой-то беспомощный хрип. Его приятель, долговязый прыщавый блондин с ефрейторскими лычками, попятился назад и стал на ощупь искать ручку двери.

– Не спешите, сынки, – сказал Крячко. – Поскольку пьянка все равно отменяется, мы с вами сумеем выкроить пяток минут на беседу. Поговорить нам с вами надобно.

Сержант Головко еще несколько секунд стоял точно громом пораженный, а потом вдруг, зычно обложив всех матом, метнулся к двери.

– Валим, Диман! – заорал он. – Заводи мотор!

– Стоять! – заорал Крячко и прыгнул сзади на сержанта.

Вместе они повалились на пол. Грохот стоял страшный. Вырываясь, сержант брыкался, как дикий конь, и сыпал отборными ругательствами. Крячко, однако, впился в него мертвой хваткой и не выпускал. Ефрейтор, сбитый с ног, вывалился в открывшуюся дверь, но тотчас вскочил на ноги и, ошалев от испуга, схватил стоявшую в сенях лопату. Гуров бросился к нему, но солдат, не раздумывая, огрел этой лопатой Крячко и тут же бросился к выходу.

– Вован, ноги! – дико заорал он.

Крячко отвалился в сторону, зажав руками голову. Сержант выбрался из-под него и выбежал вон из дома. Гуров бросился за ним, выскочил на крыльцо, но тут пущенная сильной рукой лопата больно ударила его черенком по лицу. Гуров отпрянул и схватился рукой за дверной косяк, чтобы не упасть.

Когда он пришел в себя, самовольщики уже садились в машину. Услышав рычание мотора, Гуров выхватил свой пистолет и побежал на улицу.

– Ах, поганцы! Что вытворяют! – бормотал он себе под нос. – Деды, понимаешь! Управы, что ли, на вас не найдется?..

Добежав до калитки, он выстрелил в воздух. Тяжелый крытый грузовик, сверкая фарами, сорвался с места и покатил куда-то вдоль по вымершей деревенской улице.

К удивлению Гурова, за его спиной вдруг прозвучал бодрый голос Крячко:

– Надо было все-таки дать им сначала выпить! – с сожалением сказал он. – Бегай теперь за ними, за трезвыми!

Гуров оглянулся. Крячко прижимал к черепу носовой платок, из-под которого текла кровь.

– Пустяки! – сказал он Гурову. – Контузили маленько. Прыгаем в машину, а то упустим!

Они побежали к водонапорной башне, залезли в «Пежо» и помчались вслед за грузовиком. Путь у того лежал только в одном направлении – на шоссе. Никуда больше он деться не мог. А на шоссе все преимущества были у Гурова с Крячко – если, конечно, служивые не решат пуститься во все тяжкие.

– Злой пошел солдат! – посетовал Крячко, когда они следом за военной машиной выскочили на шоссе. – Чуть что – и ну лопатой махать! Куда командование смотрит?

– Командование смотрит, как бы у них наружу чего не просочилось, – сказал Гуров. – Честь мундира блюдет. Только сколько веревочке ни виться… У тебя с башкой-то все в порядке?

– До свадьбы заживет. Лопата вскользь прошла, слава богу, а то бы каюк!

Грузовик летел по темной дороге на пределе своей мощности, содрогаясь и подпрыгивая на выбоинах. Даже издали на него было страшно смотреть – казалось, он вот-вот рассыплется.

– А ты говоришь – выпить, – заметил Гуров. – Если бы они выпили, то давно бы уже убились…

И едва он это произнес, как грузовик вдруг неожиданно вильнул в сторону, снес дорожный указатель и, точно зверь, сиганул через придорожную канаву. Однако уже в полете он накренился набок, а рухнув на землю, оказался вообще вверх колесами. Сминая каркас, на который был натянут брезент, грузовик протаранил низкорослые кусты вдоль обочины и затормозил на вспаханной полосе. Наступила тишина.

Оперативники подъехали к месту аварии, выскочили из машины и побежали вниз. Только теперь Гуров заметил, что дождь продолжается, к тому же усиливаясь с каждой минутой. Скорее всего, перепуганный, нервничающий водитель не справился с управлением на мокром асфальте. Трудно было назвать это везением, но до какой-то степени это решило проблему.

– Лишь бы не было трупов! – пробормотал Гуров. – В этом случае точно рапорт писать придется. Военное ведомство нам этого не простит.

Когда они подбежали к грузовику, стало ясно, что опасения напрасны. Оба старослужащих были живы. Матерясь и охая от боли, они выбирались из сплющенной кабины. Сержант Головко выбрался наружу, прополз пару метров по траве, попытался встать на ноги, но вскрикнул и опять упал. Гуров присел возле него и внушительно сказал:

– Ну что, дедушка, влип ты, а?

Сержант повернул к нему искаженное от злобы и боли лицо и выкрикнул:

– Пошел ты, мент поганый! – и прибавил еще кое-что покрепче.

– Даже поганых ментов нельзя лопатой по голове, – назидательно заметил Гуров. – За это срок дают. А еще за самовольное оставление части, за кражу консервов, за сотрудничество с преступным сообществом…

Головко приподнялся на руках и с открытым ртом уставился на Гурова.

– Чего? – проговорил он с угрозой в голосе. – Чего ты гонишь, мент? Каких еще преступных?

– Похоже, ты армейское имущество напрокат бандитам сдал, сержант, – сказал Гуров. – А они его использовали в преступных целях. Так что ты – соучастник особо опасного преступления, сержант, поздравляю. И это перед самым дембелем! Про то, что твой дружок чуть голову полковнику МВД лопатой не проломил, я уже не говорю. Ну что, колоться будем или по полной программе за все ответим?

– А это… – по-детски шмыгнув носом, пробормотал Головко. – Если что, про лопату забудете? Сдуру он, испугался…

– Да, он у тебя невеликого ума человек, – согласился Гуров. – Но в принципе мы люди не обидчивые, если вы нас порадуете, кое-что мы можем и забыть.

– Годится, – сказал Головко. – Будем колоться.