Текст книги "Звериной тропой"

Автор книги: Николай Инодин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Старик дошёл до самой большой постройки, стоящей в центре селения, и забрался внутрь. Копьё с собой забрал, у входа не оставил. «Интересно, остальные что, вымерли все? Спустимся сейчас, а там зараза. Иммунитета у меня по определению нет, свалюсь моментально, и не факт, что выживу. Маха с голодухи схарчит дедушку, потом и сама лапы протянет, она у меня тюленей ловить не умеет, однозначно».

А в тундре и на побережье обустраиваться – не в лесу, тут к ёлке не прислонишься, орешков у бурундучка до весны не займёшь. «А, гори оно огнём, может их злой демон утащил, а я сомненьями мучаюсь. Надо хоть в одну хибарку заглянуть». Поправив навьюченное барахло, Роман пошёл следом за аборигеном. Тропинка под ногами вполне утоптана, совсем недавно по ней люди ходили. Машка, по привычке идущая справа и чуть приотстав, вдруг замерла, направив уши в сторону от тропы, потом прыгнула, что-то прижала лапой к земле и поднялась, держа в пасти добытого ею грызуна, пёстренько окрашенного и бесхвостого. «Приятного аппетита» – мысленно пожелал Роман, и грызун исчез в Махиной утробе.

Не мудрствуя, Роман подошел к ближайшей постройке, она же дальняя от моря. Жилище оказалось достаточно большим, и на удивление капитальным, с учётом материалов, из которых было сделано. К основе из жердей в два слоя ремнями привязаны шкуры. Снаружи большие и толстые, явно содранные с каких– то морских животных, внутри – шерстью внутрь, пушистые, меньшего размера, может быть, оленьи. Верхний слой шкур понизу привален камнями, сверху его прижимают ремни из той же кожи, с камнями – грузилами на каждом конце. Похоже, ветры здесь бывают могучие. Через оставленную откинутой покрышку Роман заглянул внутрь.

«Похоже, всё-таки перемёрли. Одежда на стенах, большой котёл над очагом, до того закопчённый, что даже непонятно, из чего сделан. А снаружи у стены нарты на козлах висят. Трупы что, в меховом ящике у дальней от входа стены? Вроде, не воняет мертвечиной-то».

Роман осторожно заглянул внутрь – нет, не лежат тела бывших хозяев, пусто внутри. Обошёл ближайшие постройки – везде то же самое: котлы, одежда, обувь, шкуры, кое– какая утварь. Трупов нет. А ящиков, обтянутых мехом, не по одному в разных постройках.

Шишагов решил занять то жилище, которое первым осмотрел, оно дальше других стояло от хижины, в которой скрылся старик, и было самым маленьким в селении. Его, верно, и протопить легче. Позади постройки «Как её называть-то? Будем считать, что тут Чукотка, значит, будет ярангой. Вроде чукчи в ярангах жили». В общем, позади яранги, недалеко, обнаружилась яма, вроде погреба, но совершенно пустая. То, что её прикрывала конструкция из тех же жердей и шкур, которую прижимали камнями, тоже говорило о назначении ямы. Вот только стенки не сверкали льдом, а были просто песчаные, с большим количеством камней.

– Вот девушка – сказал Роман принюхивающейся к исходящим из ямы запахам Машке – А я думал, тут везде вечная мерзлота. Ошибался, получается.

Пока Роман внутри яранги осматривался, принесённые с собой вещи да припасы пристраивал – мешочки с солью, курагой, сушёной ягодой и сушёным мясом, Машка вокруг лазила, вслушивалась, внюхивалась в новое место. Ну, и метила, конечно, как без этого? Раз она здесь, это её территория, чужих прошу не замать. Поймала и съела ещё одного зверька, но ей для прокорма таких полсотни нужно. Ежедневно. Как ни крути, а нужно топать на охоту, иначе в этих краях не проживёшь.

Начать решил с побережья, вдруг там что полезное окажется. Спустились по тропинке к морю, а там ещё козлы из жердей стоят, довольно много – не то рыбу сушили, не то подвешивали чего. Хотя те, на которых нарты подвешены, намного меньше размером. Наверно, лодки хранились, если они, как нарты, ремешками связаны, логично повыше поднять, чтобы мыши или собаки не изгрызли. «Интересно, шерсть собачья в поселке часто попадается, клочьями, а самих собак нет, с людьми ушли? И лодок на берегу нет, ни одной. Люди уплыли куда-то на промысел, и собак с собой увели? Тогда почему дед так убивается? Котлы в ярангах, между прочим медные, или бронзовые, а у старика копьё с кремнёвым наконечником, как это понимать? Ребусы сплошные, куда ни посмотри. Ладно, проехали. Нам бы с голоду не загнуться, и дуба зимой не врезать, а там разберёмся, или дедушка подобреет, выучит русский и всё расскажет».

В отлив на берегу обсохло несколько брёвен плавника. Дрова, похоже, сюда морским путём попадают. Роман не поленился, несколько лесин из тех, что подъёмные, вытащил выше линии прилива. Ещё на берегу попадались бурые ленты водорослей. Попробовал – не ананас, конечно, но жевать можно. Пока с плавником возился, Машка за камнем съела кого-то, похоже, рыбу нашла, но небольшую, быстро управилась. Роман из пращи подбил чайку, тоже питомице подкрепление. Больше на берегу ничего интересного не нашлось. Наверно, конкуренты постарались, несколько раз видели небольших зверьков, похожих на серенькую лисичку. Учуяв Машку, они, задрав хвост, со всех ног убегали в скалы.

Через пару километров путь преградила отвесная скала, мысом далеко выдающаяся в море. Пришлось от берега уходить.

***

Уходя с площадки, Каменный Медведь позвоночником чуял пришлецов. Ждал, когда бросятся, силу свою в копьё собирал. Зря, ненормальные келе на шамана набрасываться не стали. Похоже, сами не поняли, куда попали. Когда старик в свою ярангу залез, начали по сторонам озираться, по стойбищу ходить. Тот, что на человека похож, зачем-то в пустые яранги лазил. Второй, зубастый, леммингов ловить принялся, прыгал за ними, как настоящая рысь. Хорошо келе притворяются, ребёнка могли и провести, уж очень первый на мягкотелого похож. Только с цветом ошибся, когда обличье принимал. Старого шамана не провести, он сразу видит: кожа неправильная, волосы не чёрные, не серые, цвета старой травы. Таких ни у стариков, ни у молодых не бывает. Глаза, опять же, и у людей, и у слаборуких коричневые, а у келе серые, будто пресный лёд. Может, злые духи цвета не различают? У того, что зверем притворился, тоже цвет неправильный.

Шаман, отогнув край покрышки, следил за пришлецами, пока они по стойбищу ходили. Может, уберутся назад, туда, откуда припёрлись. Однако ему совсем неправильные келе попались. Судя по всему, они решили жить с шаманом, и для жизни выбрали ярангу Лунного Песца. Учуяли, что там ученик шамана жил.

Когда злые духи к морю пошли, с морскими келе говорить, не иначе, старик к яранге Лунного песца пошёл. На кольях келе кожаных мешочков навешал, из некоторых пахнет вкусно. На всякий случай шаман пробовать не стал, проглотишь кусок пищи злого духа, ослабнешь и сам ему в пищу пойдёшь. В двух мешках Каменный Медведь горький порошок нашёл, который на приморских скалах бывает. Келе что, ест эту гадость?

Шаман хотел поджечь осквернённую ярангу, пока келе по берегу ходят, но передумал. Злые духи пока ничего плохого не делали, когда ещё случай выпадет их норов изучить, слабые места поискать. Решил посмотреть маленько, потом делать.

Когда солнце летний круг по небу прошло, келе вернулись. Не с пустыми руками пришли, тот, что на двух ногах, снежного барана принёс. Сильна нечистая сила. Издалека нёс, бараны к стойбищу близко не подходят. Тушу разделал, как человек, шкуру с барана снял. Требуху отдал лохматому, надо же, как собаку кормит.

Шаман следил за духами не скрываясь. Он тут хозяин земли, делает что хочет.

***

Что-что, а бараньи туши разбирать Роман может с закрытыми глазами, на ощупь. Наловчился изрядно. Тем более что железным ножом пластать – не каменным рубилом орудовать, шкура легко снимается. Потом по суставчикам, по фасциям, глядишь, тушка на запчасти и разобралась. А что не разобралось, то Маша оприходует. Вон, лежит, красотуля, любимую свою требуху поглощает. Морда в крови, но довольна, как первоклашка на утреннике. О, абориген на улицу вылез, наблюдает. Внимательно смотрит, и вроде с удивлением даже. Что он, барана никогда не видел? Интересно, чем он питается? Дедуган вообще крепкий ещё, и копьецо в руке сидит, будто выросло там, но черт его знает. Надо делиться, иначе не по-соседски получается.

Роман подхватил баранью ногу, заднюю, и пошёл к старику. Подошёл, улыбнулся, и протянул подарок двумя руками. На лице старика, обтянутом коричневой кожей, ни один мускул не дрогнул, но Роман готов был поставить свой походный котелок против речной гальки – дед не просто удивился, он офигел. Зрачки его метались с Роминого лица на мясо и обратно, спина выпрямилась, будто он лом проглотил. Наконец что-то решил для себя, пробормотал что-то вроде:

– Меркичкин ва исса киргирдон, келе. Плюнул Роману под ноги, развернулся и снова в свою халабуду залез.

– Была бы честь предложена – пожал плечами Шишагов, и вернулся к «своей» яранге. Ему ещё брёвна с берега таскать, тоже занятие, «здравствуй, грыжа» называется. Больше дров здесь взять негде.

***

Спать в меховом ящике оказалось весьма комфортно, можно даже голышом. Если, конечно, при подъёме спросонья головой в каменную фигню, подвешенную в центре этого разросшегося спального мешка, не попадёшь. Роман попал. Вчера так вымотался, что не обратил на каменную плошку никакого внимания, разделся в темноте, и спать лёг. А утром как нашёл, вернее, ещё как нашёл, звёзды из глаз посыпались. Хотел сгоряча выкинуть её на улицу, потом решил что зачем-то старые хозяева старались, резали камень, может, полезная в хозяйстве вещь? И оставил. В холодной части яранги такой же висел. На стенках остались следы животного жира, на дне – пучок какой-то обгоревшей растительности. «Вот ты какой, жирник» – удивился Роман – «Я тебя как-то иначе себе представлял»

Утро утром, а порядок нарушать не стоит. И самое удобное место для утренних занятий в окрестностях – та самая площадка, на которой они с Машкой оказались по прибытию. Маша, девочка – умничка, уже ждала Романа у входа в ярангу и довольно мурлыкнула(вполсилы, примерно на сотню кошачьих сил), когда он наконец вылез. Чистенькая, аккуратненькая – будто не изгваздалась вчера в кровище по самые уши, и на леммингов не охотилась. День начали стандартно, медитация, тренировка, шутливая борьба. Маня давно перестала пугаться перехода Романа в боевой режим, но бороться с ним в таком состоянии отказывается. Старик за всей этой вознёй наблюдает, но издалека, близко не подходит. Да и пусть смотрит, за погляд денег не берут.

" Ну что ж, продолжим осмотр местных достопримечательностей» – обмывшись в ледяной водице текущего со скал ручейка и слегка перекусив, Роман был полон сил и жажды деятельности. «Сегодня в другую сторону пойдём. Может, в той стороне что полезное обнаружить удастся?»

Баранина, аккуратно залитая рассолом в двух больших котлах, стоит в холодной части яранги. Приятно вспомнить, как абориген наблюдал за процессом чистки этих посудин! Котлы были не чищены с момента изготовления, изнутри их покрывали многовековые отложения жиров животного происхождения и остатков пищи, снаружи – слой копоти. Кусок старой шкуры, вода, песок и терпение, несколько часов ударной работы, и котлы заблестели. Непонятно, старый перец больше был удивлён их видом, или неразумной тратой сил и времени на бесполезное с его точки зрения дело? Но против перетаскивания посудин из соседних яранг не возражал.

И снова Роман прыгает с камня на камень, топчет гальку, обходит валуны и скалы. Ветер в здешних местах бывает сильным или очень сильным, если бывает ещё какой-то, наверное, это ураган. Машка кормится на ходу – когда вожак птицу камнем из пращи подобьёт, когда рыбка найдётся. И бурые лисообразные зверьки слишком увлеклись объеданием того, что осталось от туши дохлого тюленя. Сами виноваты, могли бы и убежать. А так – Маша получила ещё пару килограммов из суточного рациона. Обычно пять – шесть килограммов мяса или рыбы хватало её растущему организму на день. Роман не дал слопать добычу, спрятал в ранец. Маха, наевшись, уляжется спать, а им ещё топать и топать. Что радует, так это обилие плавника на берегу. Не завалы, конечно, но пара брёвен на километр побережья это минимум. Если горба не жалеть, дровами на зиму запастись вполне возможно.

***

Если не хочется выходить из яранги, камлать можно и дома, даже не вылезая из мехового полога. У хорошего шамана кроме большого, уличного, всегда есть малый бубен, а пламя откроет дорогу в мир духов не хуже, чем пляска на верхушке холма. Под пальцами задрожал моржовый пузырь, натянутый на обруч, дрогнул в ответ воздух в яранге, отозвался младшему брату большой бубен, висящий на стене, отозвались связки амулетов из моржового клыка и оленьего рога. Пламя над жирником дрогнуло, и снова вытянулось в один лепесток. Что-то изменилось в мире с приходом странных келе, и вряд ли к добру, слыхано ли, чтобы злые духи приносили людям что-то хорошее?

Пламя жирника отражается в гладкой пластине мягкого белого металла. Нелюди тёплых земель дарят их своим бабам, чтобы те разглядывали в них свои лица. Хо! У бабы хватает дел и без разглядывания лица! Идущие за ответом – вот кому нужна блестящая поверхность. Раньше смотрели в плошку с водой, но вода правдива, лишь пока спокойна. Дрогнет посуда, пойдет по воде рябь, и не узнаешь, куда завели дух идущего колеблющиеся отражения. С пластиной надёжнее. Живой огонь жирника и призрачное пламя отражения, они связывают миры, прокладывают путь. Нужно, нужно идти, слишком много вопросов накопилось у Каменного Медведя.

Человек появляется на свет, разрывая преграду между мирами, много раз ощущал это шаман, часто стоял он на страже, отгоняя злых духов, пытающихся ворваться следом за младенцем. Когда приходит время, человек уходит к верхним людям, вновь пересекая границу. В этом случае злые келе вьются вокруг умирающего, в надежде занять его место. От того и уносят тело погибшего человека в скалы – песцы и вороны по кускам разнесут тело в разные стороны, не откроется злому духу путь в стойбище. Мир полон духов. Невидимые простому глазу, они насылают пургу и приносят летние дожди, губят собак, оленей, насылают мор на людей и приводят под удар копья моржа, растят ягоды и грибы – многое, непонятное обычному человеку творят они. За то и уважают в Народе шаманов, что видят или слышат они многих духов, умеют усмирить злых и упросить о помощи добрых. Разные по силе шаманы имеют различные способности.

Каменный Медведь хоть и самый сильный из живущих, никогда не мог видеть келе глазами, зато услышал, когда духи собирались трясти землю, и увёл народ от скалы, накрывшей старое стойбище задолго до того, как келе подгрызли её корни. Он слышит духов подземного огня в недрах дымящей горы, может за день почуять шторм, идущий с моря. Умеет призывать к берегу моржей и не дать разбежаться стаду оленей. Но никогда не призывал к себе келе из другого мира, зачем нести грязь туда, где её и так хватает?

Воздух в яранге дрожит всё сильнее, шаману нужен ответ, для чего пришли в мир странные духи. Они пришли в неверное время, каждый ребёнок знает, келе сильны полярной ночью, в стужу, когда пурга закрывает мир воющей мглой. Келе не выносят солнечного света, а эти появились перед Каменным Медведем в разгар лета, когда Солнце вовсе не спускает глаз с северных земель. И тот из них, что ходит как человек, каждый день подставляет кожу под солнечные лучи. Может, они не духи? Мир при их появлении дрогнул, как при рождении младенца, но разве может живое существо родиться без матери? И человек, и птичье яйцо, и рыбья икра зарождаются внутри живого существа женского пола. Новорождённый слаб, мал и требует заботы, а не таскает на спине снежных баранов.

Пляшут в такт языки пламени в двух мирах, нет ответа на вопрос, мучающий старого шамана. Злые духи не умеют охотиться, хотя всегда готовы стащить добычу у зазевавшегося добытчика. Кто слышал о келе, который делится добычей с человеком? Не понять, кто живёт с тобой в соседней яранге – какой позор для шамана! Но не это главное для Каменного Медведя. Кто пришёл, он постарается разглядеть сам. Ему важно знать зачем? Перед взглядом камлающего Медведя расступаются языки пламени, и в глубине блестящей поверхности проступает ответ, который посылают ему предки. Высокие скулы, внимательные умные глаза под белыми бровями, короткий нос, седые усы и белые пряди бороды. Духи предков показали шаману его собственное лицо.

Затих бубен, повис на стене. В мешок из замши улеглось серебряное зеркало. Вырезанный из моржового клыка колпачок на костяной ручке, накрыв, погасил пламя жирника. Хлопнула, выпуская хозяина, покрышка яранги. Каменный Медведь медленно спустился на морской берег и долго глядел на разбивающиеся о гальку волны. Подошёл к воде, поднял длинную бурую ленту морской капусты и с удовольствием начал её жевать. Келе пришли к нему, предки указали прямо. Шаман посмотрел на выход из залива. Пока он понял только одно. С тех пор, как эта парочка появилась перед ним, он перестал так горевать по уплывшим на юг соплеменникам. Ему было некогда.

***

«Как я последнее время легко привыкаю к новому месту жительства. Любой угол, где довелось переночевать, воспринимается как дом. Даже лодка, на которой мы с Маней по реке шли. И так же легко ухожу. О той же лодке только теперь и вспомнил».

Роман с Машкой после суточного отсутствия возвращаются в селение со стороны гор. Оказывается, с той стороны мыса расположено большое моржовое лежбище. Громадные звери, выстлавшие бурыми тушами широкий пляж, толкались, ревели, дрались, пробирались к воде и обратно. Здесь мяса могло хватить тысяче Машек на тысячу лет. Всё упирается в два вопроса. Как доставить и как сохранить. Убивать огромного зверя, для того чтобы взять килограммов пятьдесят мяса и разок покормить до отвала свою зверушку однозначно не стоило. Никакого транспорта, способного доставить тонну – полторы груза вокруг длинного скалистого мыса не было, и не предвиделось. С пляжа пришлось уходить, карабкаясь по склонам – моржи забили пляж полностью, от линии прибоя до скал, не оставив места, на которое можно было бы поставить ногу.

Натаскавшись по кручам, Роман собирался уже возвращаться, но с седловины очередного перевала разглядел в горах небольшой просвет. Долинка, по дну которой протекала неширокая порожистая речка, оказалась небольшой, но поверхность воды там и тут рассекали спинки идущих на нерест лососей. Машка, которая рыбу любит не меньше мяса, в три прыжка вылетела на перекат, и через минуту, радостно урча, уже отгрызала голову первой рыбине. Слегка подкрепившись, рыся стала ловить рыбу уже из любви к искусству, и пока Роман не пресёк это избиение, вытащила на берег дюжину рыб, каждая из которых была не меньше десяти килограммов весом. Слегка обидевшись на то, что ей не разрешают весело проводить время, Маха отправилась доедать рыбину, пойманную первой. А Шишагов стал думать, как сохранить её добычу. Выход нашёлся недалеко – в глубокой лощине на северном склоне ближайшего высокого холма после нескольких ударов топором грунт заискрился кристаллами льда. Вырубать в мерзлоте яму подходящих размеров пришлось долго, время от времени подкрепляясь сырой рыбой, и растущим на южном склоне холма щавелем. Неожиданно, помогать стала Машка. Во время очередного передыха она залезла в вырытую яму, и из-под её мощных лап полетел выкопанный грунт. С такой помощью нора в мёрзлом грунте была выкопана чуть быстрее, и больших размеров, чем планировалось. В получившийся морозильник вошла вся пойманная Машей рыба, ей даже разрешили изловить ещё несколько штук. Выход Роман забил кусками мерзлого грунта, для надёжности привалив сверху большими камнями. И вот теперь, после всех приключений, неся на горбу пару рыбьих тушек, Шишагов спускался к своему новому месту жительства. На склоне уже можно было разглядеть пятна яранг.

***

Первая жена Каменного Медведя умерла родами, оставив ему двух мальчишек – близнецов. Сильно любил её, до сих пор вспоминает звонкий смех, толстые чёрные косы, достававшие до колен. Когда Красная Лиса танцевала танец весенней чайки, даже старики начинали щёлкать пальцами. Вторую жену, бездетную, заломал медведь когда она собирала морошку в тундре. Больше жён шаман брать не стал. Сыновья выросли, женились, всю работу в яранге делали невестки. Прошлой зимой один из сыновей пропал на нерпичьей охоте, в стойбище вернулись три собаки из десяти, волоча за собой обрывки алыков. Одна из них потом издохла от ран. Видно, голодный хозяин льдов напал на упряжку. Пройти по следам не удалось – сильный шторм разломал припай и оторвал его от берега. Невестка собрала детей и вернулась в род своего отца. Второй сын уплыл на юг вместе с родичами.

– Мои дети растут, отец – сказал он – Где я найду сыновьям жён, за кого отдам замуж дочерей? Прости, отец, но мы уйдём с остальными людьми.

Каменный Медведь смотрел на него, и кивал. Шевелились губы сына, но изо рта выходили слова его жён. Обида толкнула отца в сердце, старик молча собрался, взял копьё и ушел в скалы. Когда вернулся, говорить в стойбище было уже не с кем.

«Теперь сиди, старый дурак, делай бабью работу». Каменный молоток в его руках раз за разом ударяет по куску моржового мяса. Моржатина – добрая еда, тому, кто набил ею живот, долго не захочется есть. Вода в котелке закипела, и шаман бросил в неё мясо. Подумав, покрошил на дощечке пригоршню вяленых оленьих кишок, бросил туда же, помешал, чтобы варево не прилипло к стенкам.

«Глупый келе отчистил котлы от следов старой хорошей еды. Как можно так верить своей удаче, чтобы отчистить старую? Захочет ли новая еда лезть в голый котёл? Они пошли в сторону моржового лежбища. Может, в этот раз принесут с собой моржа?»

Представив, как злые духи тащат через горы огромную тушу, старик заулыбался. Хо! Не надорвались бы бедные келе! «Хорошо бы, они ушли насовсем. Мешают только».

Варево в котелке снова закипело, старик старательно размешал костяной лопаточкой пену, подождал немного и снял котелок с огня. Перелил бульон в чашку, мясо выложил на дощечку, а в вареные кишки добавил квашеной оленьей крови. Много правильной еды, и человек работает с охотой, ходит быстро, а живёт долго. Сначала шаман принялся за моржовое мясо – хватал край куска зубами, взмахом ножа отсекал жёсткую плоть у самых губ, и проглатывал, практически не жуя. Съев мясо, заел его кишками с кровью, и запил добрую еду бульоном.

После еды люди ложатся спать, потому что когда работает живот, ноги должны отдыхать. Каменный Медведь поел хорошо, но не слишком обильно, поэтому вышел к морю, сел на камень и стал смотреть на выход из залива – не мелькнёт ли на волне полная людей байдара. Потом поймал себя на том, что нет-нет, да и посмотрит направо – не возвращаются ли к стойбищу странные духи. Разозлился на себя, взял топорик и пошёл срубать сучья с плавника – запас дров следует обновить, не всё можно на жирнике готовить, а запас нерпичьего жира до морозов не обновить. Три раза принёс по большой охапке сучьев, а келе всё нет. Куда пропали? Может, заблудились, пути не знают ведь…

Старик ударил себя ладонью по лбу. Глупая стала голова, какое ему дело до пришлых келе, пусть уходят, куда хотят, и не лезут больше к человеку!

Чтобы не думать о духах, в отлив Каменный Медведь взял мешок, и пошёл к дальней отмели собирать съедобные ракушки. Выбирал самые крупные, набрал полмешка. Пока возвращался, набрал ещё и морской капусты. Поднимаясь к стойбищу, совсем не смотрел в сторону яранги Лунного Песца. Пусть не думают келе, что они ему зачем-то нужны. Только самих келе в стойбище не было. Бросив мешок с ракушками на болтающиеся на вешалах нарты, шаман пошёл к яранге пришлецов. Свежих следов на траве не было.

«Ушли – таки»? Почему-то эта мысль не вызвала радости в сердце. Каменный Медведь заглянул в ярангу. Котлы с мясом стоят, мешки висят на стенке. Киснет баранья шкура, сложенная мездрой внутрь. Нет, не собирались они уходить.

«Потеряли дорогу? Люди обычно в пургу блудят, летом дорога всегда видна. Они чужие здесь, однако, могли заплутать. Даже гость из дальнего стойбища иногда теряет следы в чужих скалах. Келе, что принял облик странного зверя, может ли чуять дорогу, как собака? Ы-ых, откуда знаю?»

Старый шаман поднялся на место собраний, снова посмотрел вдоль побережья. Никого. И вдруг заметил две точки, ползущие к стойбищу со стороны перевала. «Что с ними станет, они же духи»– обругал себя Каменный медведь и пошёл к своей яранге. Нужно было ещё покрошить и залить тюленьим жиром морскую капусту и поставить вариться ракушки, нарезать и залить жиром водоросли.

***

«А дедушка нас пасёт всё плотнее. Вчера опять в ярангу лазил, все секретки посносил. Но ничего не берёт, только смотрит. Странный дед, за кого он нас с Махой принял? Не боится, но и близко не подходит. Наверно, заразы опасается. Смотрит издалека, но внимательно. Главное, изводить себя почти перестал, и нас с Марусей заодно. Привык наверно. И рыбу взял».

Так, силовая часть тренировки закончена, теперь растяжечку, черти её дери. «В первом классе свободно мог ногу коленом за голову заложить, а теперь всё скрипит, хрустит и не гнётся. Терпеть надо, и глубже, глубже… Абориген совсем близко подошёл, чуть не в затылок дышит… А я не вижу, и того, что Маха на него уставилась, в упор не замечаю, занят очень… Ещё ниже…»

Пара морщинистых, но сильных рук плавным движением помогла достать головой до земли, потом ещё раз, и ещё.

– Кэн торо бу, нынкай, кэн торо бу.

«Понять бы ещё, что это значит…. Фигня, продолжаем наклоняться…»

***

Выходишь из яранги, а у входа на шесте висит крупная рыбина. Вкусная, лосось гораздо вкуснее наваги. «Вот упрямые келе! Хотя очень похожи на живых существ. Если бы сам не видел, как они из-за границы мира пришли, принял бы за мягкотелого неизвестной породы и его домашнее животное. Запасы делают, к зиме готовятся, простые духи этим не занимаются, как волки они, налетели, сожрали, нагадили и понеслись дальше. Видно в том, другом мире, духи не похожи на наших. Опять же, тот что на человека похож, Землю слышит не хуже сильного шамана, но не камлает, а сидит ровно, и даже почти не дышит. Может быть, потому что второй ему всегда помогает?» Пока голова мысли перебирала, руки дело делали – сняли рыбу с шеста, распороли брюхо, вылили икру в деревянное корытце, мясо, плотное, красное, начали с хребта срезать. Вкусно. Особенно с черемшой. «Я взял у келе еду. Может, через эту рыбу они попытаются влезть в моё тело и похитить душу? Кому нужна моя старая душа! А рыба вкусная, может, самому на реку сходить?»

На следующий день оставшиеся в стойбище жители поднялись в одно время. И Каменный Медведь снова, опираясь на верное копьё, смотрел, как пришлые бегают, прыгают и вертятся. Потом двуногий келе начал что-то знакомое делать, только неправильно маленько. Он растягивал ноги! Зачем это ему? У келе нет плоти, видимость одна, а этот сел на свой тощий зад, ноги раздвинул, и к земле наклоняется, руки вытягивая то вверх, то вперёд. «Ы-ы, Каменный Медведь, ты не старый шаман, ты старый слепой дурак. Худые глаза стали, не видят того, что увидел бы и червяк, от рождения не имеющий глаз. Думал, в чужом мире другие духи, а то, что люди в другом мире тоже другие, не смекнул глупой своей головой. Стыдно, однако, сильно стыдно!»

И снова руки учителя, вырастившего много сильных воинов и охотников, оказались умнее его головы, легли на лопатки чужого, остановили ненужные рывки, заставили позвоночник идти плавной волной.

– Не спеши, мальчик, не торопись – сами вырвались изо рта привычные слова.