Текст книги "Верлибр (СИ)"
Автор книги: Николай Васильев
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Васильев Николай
Верлибр (2016)
1986. ОТКРЫТИЕ ЗООПАРКА В ТЮМЕНИ
Помню тот день отлично,
когда сестра повезла меня на открытие
зоопарка.
У кольца на Червишевском тракте
мы сели на 15-й автобус
и доехали до кинотеатра "Космос",
а оттуда пошли пешком до улицы Севастопольской.
Приближался юбилей города – 400 лет,
и сестра купила мне памятный значок с гербом,
который я приколол на футболку.
Потом она купила мне сахарную вату,
и мы пошли смотреть на животных.
Мы смотрели на животных:
на льва, на волков, на верблюдов и страусов,
на енотовидную собаку.
Перед клеткой с медведем
стоял какой-то волосатый очкарик.
Он сказал вслух, ни к кому не обращаясь:
"Вот и мы так сидим все в клетках".
Никто не успел ответить, как медведь,
вяло озиравший посетителей, вдруг
чихнул.
Очкарик не растерялся и сказал:
"Значит, правду я говорю".
Вокруг засмеялись.
О чихающем медведе даже написали в газете "Тюменский комсомолец",
но не сразу, а через пару лет.
Ведь в 86-м году перестройка только начиналась.
Открытие зоопарка – юбилей города –
легендарный чихающий медведь – перестройка –
скольких важных событий я был свидетель,
а ведь тогда я ещё в школу не ходил!
АМЕРИКАНСКАЯ НАРОДНАЯ ПЕСНЯ
(перевод)
Есть три направления.
Первое направление – север.
Второе направление – юг.
Третье направление – восток.
Но есть четвёртое направление, есть четвёртое направление.
Четвёртое направление – запад.
Да, запад!
Есть три типа капитанов.
Первый тип – самый речистый.
Второй тип – самый сильный.
Третий тип – самый умный.
Но есть четвёртый тип, есть четвёртый тип.
Четвёртый тип – уже побывавший на тропе.
Да, уже побывавший на тропе!
Есть три опасных животных.
Первое животное – гризли.
Второе животное – волк.
Третье животное – гремучая змея.
Но есть четвёртое животное, есть четвёртое животное.
Четвёртое животное – индеец-дикарь.
Да, индеец-дикарь!
Есть три препятствия в пути.
Первое препятствие – реки.
Второе препятствие – пустыни.
Третье препятствие – горы.
Но есть четвёртое препятствие, есть четвёртое препятствие.
Четвёртое препятствие – твоя трусость.
Да, твоя трусость!
Есть три способа не сбиться с пути.
Первый способ – идти по солнцу.
Второй способ – идти по звёздам.
Третий способ – идти по карте.
Но есть четвёртый способ, есть четвёртый способ.
Четвёртый способ – идти по твоим костям.
Да, идти по твоим костям! –
И костям таких же болванов, как ты!
ДЕРЕВО
Вот так растёт это дерево,
пробиваясь сквозь почву.
Вот так стоит это дерево,
раздвигая ветками воздух.
Вот так даёт приют это дерево
насекомым, птицам, грибам, цветам.
Вот так дышит листьями это дерево
и корнями пьёт воду.
Вот так рубят это дерево,
и оно падает.
Вот так домом людей становится это дерево –
рядом уложенных брёвен.
Вот так столом становится это дерево,
за которым сижу я.
Вот так топорищем становится это дерево,
чтобы рубить новое дерево.
Вот так горит это дерево
в костре или в печи.
Пепел уходит в почву
и становится почвой.
Дым уходит в воздух
и становится воздухом.
И больше нет дерева.
Но ведь было же дерево.
Как символ того-сего.
Как просто дерево.
Деревянное дерево.
ДРЕВНЯЯ РУСЬ
Древняя Русь!
Имена варварских племён, расположенные на карте, словно в кроссворде.
И кочевничья степь, авары, хазары, печенеги, половцы.
И путь из варяг, от викингов, от скандинавов, норманнов, фьорды, драккары, варяги-враги и варяги-друзья.
И Рюрик с братьями, таинственный конунг, призванный в Новгород.
И вещий Олег, захвативший Киев, матерью городов его прозвавший, на череп коня наступивший.
И Игорь Старый, разорванный надвое, вымогатель.
И Ольга, Брунгильда, Кримхильда, валькирия, кровь и огонь.
И Святослав, рыцарь, барс, вояка, сказавший: "Иду на вы".
И Солнце Владимир, братоубийца, многожёнец, пьяница, идолопоклонник, креститель Владимир, прельщённый красой, сделавший выбор не правильный, так православный.
И Царьград, греки, болгары, Константин и Мефодий, повесть, откуда есть пошла Русская земля, берестяные грамоты – открытие века.
И Ярослав Мудрый, тесть европейских королей, всеевропейский тесть.
И междоусобные войны, раздробленность, уделы, коварство, предательство.
И странное слово о странном походе мелкого князя, Гзак и Кончак, плач над Путивлем.
И ты, Даниил Заточник, самоучка, холоп, гордец, шекспировский шут, первый интеллигент, лишний человек, горе от ума, от ума одно горе.
И татары, монголы, татаро-монголы, ордынское иго, Калка, Батый, Рязань, Козельск, Евпатий Коловрат, новгородские грязи, ярлык для Александра Невского и для всех потомков его.
И возвышение Москвы, унижение Твери, Дмитрий Донской, Боброк-Волынский с засадным полком.
И храмы, иконы, фрески, Андрей Рублёв.
И Иван Третий, стояние на Угре и походы на Югру.
И Иван Четвёртый – упырь, Дракула, Носферату, опричнина, Курбский, Скуратов, Годунов.
И ты, Ермак Тимофеевич, разбойник, конкистадор, прорубивший окно в Сибирь.
И старый Илья из села Карачарова, из города Мурома, добрый Добрыня, весёлый Алёша, Святогор и Микула.
И Иван-дурак, Василиса Премудрая, Баба-яга, река Смородина, тридесятое царство, живая вода, молодильные яблоки.
Князья, бояре, монахи, купцы, книжники, зодчие, иконописцы, богатыри, земледельцы, – святые мученики, святые герои, святые тираны.
Древняя Русь!
Такая знакомая, такая далёкая, словно дымом окутанная – каравай ли выпекают, баню ли топят, лес ли горит или деревня.
Древняя Русь!
Не история, а предыстория, легенды, мифы, сказки, предания, которые нам растолковал Игорь Данилевский.
Древняя Русь!
Мы изучаем её в школе, как американские школьники – средневековую Англию.
Как прошлое другой страны.
НАСТОЯЩЕЕ
Кто расскажет о настоящем?
Отзовитесь!
Кто рассмотрит настоящее, кто его расслышит?
У кого не замылен глаз, не залеплено ухо?
Кто расскажет о настоящем?
О настоящем во всей его полноте.
Кто сумеет посмотреть вперёд и оглянуться вокруг?
Кто владеет этим телескопом, или микроскопом, или спектроскопом,
чтобы не упустить все подробности?
Кто создаст эту песню –
эту симфонию –
этот роман –
этот портрет?
Портрет без прикрас, без очернения,
написанный с нежностью и презрением, с любовью и яростью.
Портрет, в котором настоящее узнает себя и не узнает,
потому что само настоящее не может знать о себе всё,
как женщина или мужчина не могут знать о себе всё.
Кто же расскажет о настоящем?
Отзовитесь!
КЛАССИКИ
Как маленький мальчик вхожу в комнату, где собрались взрослые.
Я не мешаю, тихо сажусь в углу, смотрю и слушаю.
Каждый из них похож на себя, только на себя, но отчасти и на других.
Что они говорят! Как они говорят!
Как увлекательно они говорят, и какие сложнейшие темы, и какой слог!
Не всегда среди них царит единогласие.
У них тоже бывают ссоры, и споры, и злые насмешки,
как случается между близкими людьми.
А то вдруг кто-то – в одиночку или в компании – врывается и кричит:
"Пошли вон! Вы всем надоели!"
Но они продолжают свой разговор, мудро не замечая крикуна.
Чуть попозже крикун тоже к ним присоединяется,
вступает в разговор, сначала смущённо, потом как равный.
Да, это разговор равных, спор равных, ссоры равных.
Поэтому я не встреваю, не спорю,
не присоединяюсь к насмешкам, даже самым остроумным.
Это их дело, дело равных, а моё дело – смотреть и слушать.
Хотя и у меня есть, что сказать.
И у меня есть мнение, но я его не высказываю.
Мне бы только самому для себя суметь его сформулировать.
Часто мне кажется, что они поворачиваются в мою сторону
и обращаются прямо ко мне, как будто ведут разговор со мной.
Но это иллюзия.
Я для них не существую.
Бесконечен этот разговор, через тысячи лет и тысячи километров.
Я так же тихо встаю и выхожу на время.
Вот другая, соседняя комната, но здесь не говорят.
Здесь общаются с помощью нот, мелодий, музыки.
Как жаль, что в музыке я ничего не понимаю!
ЗИМА. НОЯБРЬ-ДЕКАБРЬ
Как хорошо зимой, в такое время, в такую погоду
возвращаться из места, которое нужно тебе, в место, где нужен ты.
Как хорошо именно зимой, именно в такое время, именно в такую погоду, –
вот в такую погоду, в такой мороз, за минус 20, под минут 30, –
вот в такое время, в такой вечер, когда темно,
когда вечер не отличается от ночи, когда утро не отличается от вечера, –
вот в такое время, когда светятся окна, когда всегда светятся окна,
и всегда горят фонари,
и луна сквозь дымку или на ясном небе следует, как говорится, за тобой, –
вот в такое время, когда скоро новый год, новогодние праздники, –
возвращаться из места, которое нужно тебе, в место, где нужен ты.
Или наоборот.
Только бы найти то место, которое нужно тебе, и то место, где нужен ты.
ВОТ – ЧЕЛОВЕК
Человек вырастит в пробирке мясо из одной коровьей клетки
и накормит им человека, который ел мясо только по праздникам
и при этом приносил в жертву
тех беззащитных тварей, что жили рядом с ним.
Человек изучит живую жизнь до последнего гена
и подарит долголетие человеку, деды которого не доживали до 40 лет.
Человек расчленит материю на субатомные частицы,
вывернет наизнанку внутренности звёзд и чёрных дыр
и расскажет о тайне происхождения вселенной
человеку, который слушал древние мифы о сверхъестественных существах,
создавших человека из кучки пыли.
Человек научит человека, как править самим собой
и не отдаваться под власть лицемеров и людоедов,
бессменных императоров, самоизбранных самозванцев.
Вот – человек, которому я завидую.
А больше я никому не завидую.
Вот – человек, в которого я верю.
А больше я ни во что не верю.
ЧЕЛОВЕК ДВАДЦАТЫХ ГОДОВ
Человек двадцатых годов,
из семьи купца или священника
или выходец из местечка,
поверивший в то, что старый мир можно разрушить,
чтобы построить новый мир, –
новое общество,
новое искусство,
новую науку,
нового человека,
новый Космос, –
видит: что-то идёт не так.
Новый мир подозрительно напоминает
старый, старинный, древний.
Неуютно среди пирамид.
... ... ...
Через десятилетия возвращаются товарищи,
как из загробного царства,
куда они попали за то, что были
детьми купцов или священников.
Греют, греют свои руки –
отогреть никак не могут.
ТЮМЕНСКИЕ КУПЦЫ (I)
Тюмень – город будущего...
Н. М. Чукмалдин, 1899
В четвёртом микрорайоне поставили памятник купцу.
На торжественном открытии выступали разные люди:
начальство, потомки купца, краеведы.
Они говорили о пользе, которую купец принёс своему городу.
Стояли жители четвёртого микрорайона,
в котором купец никогда не был и не мог быть,
поскольку микрорайон появился лет через восемьдесят
после его смерти.
Поставили памятник рядом с улицей большевика Пермякова.
Можно представить, что стало бы с купцом, доживи он
до большевика Пермякова,
до большевика Хохрякова,
до большевика Немцова.
Но ведь мы уважаем нашу историю,
все периоды нашей истории,
и мы ни от чего не отказываемся.
Мы уважаем нашу историю
и всё хорошее, что в ней было.
Мы уважаем купцов, которые строили будущее
с помощью благотворительности и просвещения.
– И торговли?
– И торговли.
И благотворительности, и просвещения.
Мы уважаем большевиков, которые строили будущее
с помощью расстрелов и концлагерей.
– И ликбеза?
– И ликбеза.
И расстрелов, и концлагерей.
Мы уважаем нашу историю.
ТЮМЕНСКИЕ КУПЦЫ (II)
Андрей Иванович Текутьев,
купец 1-й гильдии и городской голова,
который давал деньги на училища и больницу,
на театр и библиотеку,
теперь сидит в кресле,
опираясь на левый локоть,
брюхо стянуто мундиром, –
купец 1-й гильдии и городской голова,
забронзовевший и позеленевший.
Андрей Иванович Текутьев
теперь сидит в кресле,
спиной к Текутьевскому кладбищу,
которое было названо так по случайности,
но в каком-то смысле и справедливо,
поскольку функционировало в те годы,
когда процветали дела
купца 1-й гильдии и городского головы.
Андрей Иванович Текутьев
сидит спиной к кладбищу,
лицом к центральной улице,
на Текутьевском бульваре,
который, в общем, тоже кладбище,
и сколько под собянинской брусчаткой костей –
никто не знает.
Андрей Иванович Текутьев
сидит спиной к кладбищу,
лицом к центральной улице,
в окружении стилизованных фонарей и скамеек,
хмуро глядя на автомобили,
на проходящие парочки, не обращающие на него внимания.
Андрей Иванович Текутьев
сидит спиной к кладбищу,
как хранитель кладбища,
как правитель кладбища,
как глава не города, а загробного царства,
и хмуро смотрит на проходящих живых.
Андрей Иванович Текутьев
сидит, как Плутон на троне,
как глава загробного царства –
мёртвого мира,
ушедшего мира, –
который исчез сто лет назад.
Какое удачное место
выбрано для памятника
Андрею Ивановичу Текутьеву,
купцу, меценату, сумасброду,
который под конец жизни замаливал грехи
старостой Спасской церкви,
а теперь сидит в кресле,
как Плутон на троне,
и из своего мира мёртвых
хмуро смотрит на мир живых.
ОНО ЗАГОВОРИЛО
Историки уже давно
придумали это понятие –
безмолвствующее большинство.
Меньшинство правило миром,
торговало и воевало,
совершало важные открытия
и говорило об этом
в хрониках и летописях,
указах и законах,
мемуарах и дневниках,
договорах о купле-продаже.
Большинство не умело писать,
большинство не умело читать,
и в мировой истории
не слышно голоса большинства.
Большинство молчало,
выражая себя только в песнях и сказках,
которые, впрочем, тоже записывало меньшинство.
Как историки радовались, когда находили
ругательные надписи на стенах Помпеи
или записки на новгородской бересте.
"Большинство заговорило!" –
восхищались историки.
Это касается прошлого –
античности, средневековья,
даже двадцатого века.
Но в наше новейшее время,
наиновейшее время,
большинство вышло в Сеть
и заговорило.
Историки не знают,
что думал земледелец из нильской долины
о Великих пирамидах и реформах Эхнатона,
что думал земледелец из Аттики
о греко-персидских войнах и философии Аристотеля,
что думал земледелец из Кента
о крестовых походах и творчестве Шекспира,
что думал раб о хозяине.
Но сейчас появилась возможность
узнать, что думает обыватель
о современных пирамидах
и современных крестовых походах.
Слушайте, слушайте,
не затыкайте уши,
не отводите взгляда,
не делайте кислых лиц.
Оно действительно заговорило.
НЕМНОГО ПОХОТИ И НЕМНОГО СКУКИ
Философ сказал о поэзии:
"Немного похоти и немного скуки".
Это лучшее определение поэзии
из всех, что я знаю.
Как же невыносимо
читать антологии мировой поэзии
тома избранного и тома полных собраний сочинений.
Убеждаешься, что философ
был совершенно прав:
90 % поэзии –
немного похоти и немного скуки.
Сплошное нытьё о том,
какая Она была,
а сейчас совсем не такая,
и больше я жить не хочу, –
причём в большинстве случаев
Она – выдуманная.
Просто требования были таковы –
писать про Ону,
а если подходящей поблизости нету,
то сойдёт и выдуманная.
И другое нытьё о том,
как ужасен и несправедлив,
как тосклив этот мир,
целиком, весь мир,
и никому я здесь не нужен
(и тут снова вставить про Ону).
Старики и молодые,
женщины и мужчины,
нищие и богатые,
при дворе и в опале –
все дуют в одну дудку.
Поэтому я решил,
я сам себе дал обещание
в этих моих верлибрах
не жаловаться, не плакать,
не ныть.
Вы здесь найдёте
неумеренные восторги,
удивление, недоумение,
ненависть и злость.
Но если вам покажется,
что где-то я ною,
то это нытьё не моё.
Это из вашей головы.
НОВОГОДНЕЕ ДЕРЕВО
Ёлка, дерево новогоднее!
Здравствуй, ёлка! Как у тебя дела?
Откуда ты к нам явилась?
Я не стану, как модно в узких кругах,
возмущаться твоему раннему возвращению.
Ты знаешь, я всегда тебе рад.
Мне нравятся твои гирлянды,
твои стеклянные шары,
пятиконечная звезда.
Проходи, ёлка, в наш город.
Чувствуй себя, как дома.