Текст книги "Только вперёд !"

Автор книги: Николай Григорьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Григорьев Николай Федорович
Только вперёд !

ГРИГОРЬЕВ НИКОЛАЙ ФЕДОРОВИЧ

Только вперёд!

РАССКАЗ

Держу в руках старинную грамоту. Она непривычная – яркая, с картинками. Скачут по ней кавалеристы, преследуя врага. На головах у них буденовки, рубахи с застежками-клапанами вместо пуговиц. Эта форма появилась в Красной Армии в гражданскую войну, и ее давно уже не носят.

На грамоте подпись: "Командир 2-го корпуса Котовский".

А выдана кому?

Читаю в заголовке:

"Военнослужащему Отдельного эскадрона связи 2-го Кавалерийского имени Совнаркома УССР корпуса ХРАЛОВУ ЯКОВУ".

Далекие времена...

С тех пор рядовой боец-радист стал инженером, работает в Ленинграде. Вот он сидит рядом со мной. Любим мы, убеленные сединами, но все еще бойцы Красной Армии, вспоминать былое. Былые походы, товарищей своих, командиров...

Но больше всего любит Яков Хралов вспоминать о Григории Ивановиче Котовском – прославленном полководце гражданской войны; ведь это у него, у легендарного Котовского, служил Яков Хралов радистом и участвовал в его знаменитом тысячеверстном рейде. И даже присловье Григория Ивановича Яков Хралов на всю жизнь запомнил. "Только вперед, – говорил комкор, – только вперед!"

– Расскажи, Яша, как ты получил эту грамоту из рук самого Котовского?

Задумался Яков Николаевич, а потом улыбнулся и говорит:

– Про грамоту потом. Ты сначала про одну историю послушай.

Случилось это в самый разгар гражданской войны. А дело было так.

Огромная армия Деникина, потерпев неудачу в походе на Москву, отступала. Наши войска преследовали деникинцев, но от вражеских контратак несли большие потери. Белые казачьи и офицерские полки дрались отчаянно.

Тогда вызвался ударить по врагу Котовский.

Отточили кавалеристы сабли. Накормили досыта коней. И к ночи незаметно укрылись в лесу. А лес был большой, и на рассвете с разных его концов ринулись эскадроны в атаку.

Деникинцы растерялись. Нацеливаются то на один эскадрон, то на другой, выискивая, где же тут главные силы, чтобы уничтожить их огнем артиллерии и пулеметов.

Но Котовский не дал белогвардейцам долго раздумывать. Во главе своих конников врубился во вражеские ряды и пошел гулять у них по тылам, громя штабы, резервы войск, обозы.

Радист на войне знает много. И бывает, что через наушники радист узнает о силах и намерениях врага скорее, чем пеший или конный разведчик.

Яков Хралов услышал через наушники вражеские позывные, потом приказ самого Деникина – и испугался: навстречу эскадронам Котовского двинуты бронепоезда...

– Сколько их? – спросил Котовский прискакавшего к нему радиста.

– Много. Десять насчитал...

Котовский снял фуражку и озабоченно стал поглаживать голову ладонью. Голова у него гладкая, как шар. Григорий Иванович не носил волос, любил голову брить.

Вздохнул, размышляя:

– Десять, говоришь? Это значит, против каждого нашего эскадрона по бронепоезду... Многовато... А главное – броню саблями не порубишь...

Поблагодарил Котовский радиста за службу и отпустил. А сам наклонился над картой.

Спустя немного времени Яков Хралов прискакал в штаб с новыми сведениями: спешил сказать, что бронепоезда уже близко. Глядит, а из хаты, где только что был штаб Котовского, выходит белогвардейский генерал. Брюки с красными лампасами, на погонах царские вензеля...

Опешил радист: порубили белые штаб!

Вслед за генералом из хаты выскочил адъютант – белый офицеришко. Тут же к порогу хаты подвели вороного коня под чепраком, расшитым золотом. Генерал вскочил в седло, и вороной пошел крупной рысью. Пришпорил своего коня и адъютант...

– Яшка! – вдруг окликнули Хралова. – Ты чего затаился?

Радист вздрогнул от неожиданности. Глядит – а в дверях знакомый штабист: курит да посмеивается.

– Слезай с коня, иди чай пить.

– Ах ты изменник, – прошептал Хралов, – ну я же тебе...

И он, не выпуская из рук карабина, заглянул в хату. Что такое, никаких белогвардейцев! Знакомые все лица – штаб Котовского за работой. Он и карабин опустил.

А тот, что окликнул Хралова, подает ему кружку морковного чая и опять посмеивается.

– Котовский родом из Бессарабии, это ты знаешь?

– Каждый знает.

– И я оттуда же, – сказал штабной. – Мы земляки. А теперь слушай.

И узнал радист, что Котовский с малых лет стал заступаться за бедняков. Возненавидел богатых. А когда подрос да возмужал, решил установить в родной Бессарабии справедливые порядки. Подобрал надежных товарищей – и ударили они по помещичьим имениям. Отобранное у помещиков добро раздавали крестьянам-беднякам.

Было это еще в царское время. Полицейские стражники кинулись ловить Котовского. Конечно, народ прятал своего заступника. Но когда Гриша попадался – не было ему пощады: избивали, сажали в тюрьму, даже к виселице приговорили... Но он из тюрьмы убегал – смолоду был богатырь да ловок.

– Вот тогда, – сказал штабист, – Котовский и научился всяким превращениям: то царским чиновником загримируется и оденется, то помещиком, то стражником, то калекой-нищим...

– Обожди-ка! – Штабист вскочил, прислушиваясь.

Вскочил и Хралов.

Снаружи донесся стук копыт, ржание лошадей – и вот на пороге Котовский. Один рыжий ус у него в руке, снимает с губы другой. Морщась, отодрал от лица бороду. Отлепил парик.

Сбросил с себя китель с царскими погонами, взял мыло, полотенце и, ни слова не говоря, пошел во двор умываться.

Все обступили "адъютанта".

– Ну как там? Ну что?..

– Путь свободен! – объявил парень, снимая офицерскую форму. И, торопясь, пока не вернулся в хату Котовский, рассказал, как Григорий Иванович обманул белогвардейцев.

Галопом примчался он к бронепоездам и потребовал к себе командиров.

– Господа офицеры, ко мне!

Те видят – генерал, да еще царской свиты по форме, сбежались в тревоге.

Строго оглядел генерал всех, а на одного даже прикрикнул:

– Капитан, что это вы дрожите как заяц? Извольте отдать мне честь по уставу.

Потом выругал всех за оплошность:

– Почему не спрашиваете у меня документа? Безобразие! Так и перед большевистским шпионом рты разинете!

И тут же сам предъявил документ.

В нем сказано: выполнять все распоряжения генерала такого-то. Подписано: "Верховный главнокомандующий Деникин". И печать с орлом.

Потом сказал:

– Наша доблестная освободительная армия бежит от большевиков. Позор! И еще раз позор! Но бог милостив, у нас есть друзья за границей. Англичане двигают сюда танки. От одного вида этих чудовищ банда Котовского разбежится! К сожалению, – добавил генерал, – нам с вами, господа, не придется увидеть этого разгрома. Англичане объявили операцию секретной, без свидетелей. Не будем, господа, обижаться. Без иностранцев нам не освободить несчастную Россию от большевиков!

И генерал приказал бронепоездам убраться прочь.

* * *

Конечно, деникинцы вскоре обнаружили обман. Спохватились – да было уже поздно. Эскадроны Котовского без помехи перешли железную дорогу, где недавно еще стеной стояли бронепоезда, и, сверкая саблями, помчались дальше на юг.

Вихрем налетали на вражеские заслоны, прорубались – и вновь горячили коней. Крупных стычек избегали.

У Котовского был свой замысел, и он требовал от ребят:

– Только вперед! Товарищи, не до отдыха.

В стане врага – переполох. Деникин бросал против Котовского пехоту, казаков, артиллерию – но грозная красная конница все опрокидывала...

Наконец – Одесса... Вот куда стремился Котовский!

Увидели бойцы Черное море, сняли шапки и поклонились его величавому простору. Умылись, зачерпнули воды во фляги.

Однако мешкать было нельзя.

Снова штаб-трубач сыграл поход. Котовский повернул эскадроны навстречу бежавшим деникинцам и ударил им в лоб...

Шесть тысяч белых офицеров и белоказаков подняли руки, сдаваясь. Сдались и бронепоезда – счетом четырнадцать.

А сколько на полях сражений было брошено врагом пушек, пулеметов, повозок с награбленным у населения добром – того и не счесть.

А ведь силы-то Котовского были совсем небольшие: когда семьсот, а когда и шестьсот сабель во всех эскадронах – только и всего...

Задумался связист о боевом своем прошлом... Не сразу и услышал меня, когда я напомнил:

– Про грамоту не рассказал. Расскажи про грамоту.

Он улыбнулся:

– Грамоту я получил, когда Красная Армия уже победила на всех фронтах. Из рук в руки от Григория Ивановича. На прощание.

* * *

Окончилась гражданская война, а страна разорена: ни одежды, ни обуви, ни хлеба досыта; ни топлива, чтобы пустить остановившиеся заводы; ни машин, чтобы вспахать и засеять поля... А молодежь, самые крепкие и сильные ребята, – в армии. Но враг разбит, и пора было героям войны клинок и винтовку сменить на токарный станок, на кузнечный молот, на плуг, на рычаг в будке паровоза.

Страна переходила на мирный труд.

Котовский, как и многие другие военачальники, распрощался со своими соратниками. Многие из них, расставаясь с любимым командиром, плакали.

И захотелось Григорию Ивановичу каждого своего бойца проводить как сына. Надумал Котовский одарить всех памятной грамотой. Пригласил художников, сказал, какой он хочет на грамоте рисунок.

Так и нарисовали. Скачут боевые кавалеристы в буденовках, преследуя врага,– скачут только вперед.

Памятную грамоту получил каждый демобилизованный. На торжественном собрании кавалеристов.

– А дальше, – спрашиваю, – что было?

– Дальше проводы. Прощальный завтрак по-походному. Григорий Иванович присаживался то к одному, то к другому бойцу, угощался вместе с нами.

Кончился завтрак. Вперед вышел штаб-трубач. Блеснула медью труба, и ветерок шевельнул нарядные на ней кисти. Трубач сыграл сбор.

Демобилизованные кинулись седлать лошадей.

Прискакал верхом Котовский. В бой он выходил только на белом коне, этот же боевой конь был под ним и сейчас.

Котовский привстал на стременах и скомандовал – зычно и протяжно, как принято в кавалерии:

– По ко-о-о-ня-я-ям!..

Демобилизованные мигом – все, как один, – вскочили в седла.

Заиграл оркестр, вынесли боевые знамена, и всадники, построившись в колонну, двинулись вслед за своим командиром корпуса. Умолк оркестр. После кавалеристы лихо спели "Яблочко". А как голоса умолкли, слышен был только дробный перестук копыт на дороге. Так и чередовались в пути – оркестр, песни да перестук копыт.

Но вот и вокзал. На площади перед вокзалом демобилизованные спешились.

Держа лошадей в поводу, построились в шеренгу.

Напротив, лицом к ним, тоже в шеренгу встали новенькие.

Раздались слова команды – и каждый демобилизованный передал коня начинающему службу молодому бойцу.

Еще команда – теперь демобилизованные сняли с себя карабины и передали молодым.

По последней команде новички получили от уходивших товарищей сабли и шпоры.

Потом был митинг. Котовский на митинге сказал:

– Не забывайте, товарищи демобилизованные, своих эскадронов. Пишите нам. И знайте: мы идем охранять границы наших трудовых республик... А если враг навяжет нам новые битвы, знай, боец: мы снова будем вместе на конях!.. И – только вперед!

Да здравствует Красная Армия!

Да здравствует непобедимый Второй кавалерийский корпус!

...Трудно описать последние минуты расставания бойцов гражданской войны с любимым командиром... Сам Котовский несколько раз прикладывал платок к глазам.

А над площадью катилось и перекатывалось неумолчное "ура".

Станционный сторож ударил в колокол. Пора было садиться в вагоны.

И в тот же миг из карабинов прогремел троекратный залп. Команду к салюту подал сам Котовский.

Поезд удалялся и удалялся от станции, но бойцы, прильнув к окнам, долго еще видели Григория Ивановича с поднятой в прощальном приветствии рукой.